то, что она проявляется весьма комично, не может служить утешением. Стоило
мне, сидя у себя за столом, поднять голову, как  я  видел  огромные  глаза
мистера Визи, смотревшие на меня сквозь сильные стекла очков. Естественно,
меня не могло не задевать то, что я стал для него чем-то вроде наваждения,
предметом его неутомимых преследований. Когда я  описывал  его  Джорджу  и
остальным, перед ними представал образ  франтоватого  господина  в  очках,
который помешался на продвижении по службе и изо всех сил  старается  быть
на виду; но в канцелярии, где я проводил столько бесплодных часов,  мистер
Визи становился  живым  существом,  которое  ненавидело  меня,  ненавидело
каждый мой шаг и каждое мое слово.
   Всю  эту  зиму,  сидя  в  канцелярии   и   глядя   вниз,   на   мрачную
Баулинг-Грин-стрит, я злился на себя  за  то,  что  медлю  принять  помощь
Джорджа. Дорогой ценой расплачивался я за свое  самолюбие.  Вскоре  я  уже
готов был смирить свою гордость, извиниться перед Джорджем и  попросить  у
него совета. К такому решению я пришел в самом начале  1924  года,  месяца
через два после первой неудачной попытки Джорджа  помочь  мне.  Но  я  был
избавлен от тяжелой необходимости идти на попятный. К тому времени  Джордж
"разобрался в своей ошибке" и решил,  что  должен  вмешаться:  хватит  мне
дурака валять и попусту тратить время. Однажды вечером он сам заговорил об
этом. Сухим, официальным тоном, к которому он обычно  прибегал,  когда  не
хотел показать своего участия или волнения, он сказал:
   - Предлагаю пойти ко мне. Я хочу  высказать  некоторые  соображения  по
поводу твоего будущего. У меня нет уверенности, что я поступаю  правильно,
отстраняясь от вмешательства в твою жизнь. Словом, у меня  есть  кое-какие
предложения.
   На этот раз я с готовностью последовал за ним.
   О своих "предложениях" он не обмолвился ни словом, пока мы не дошли  до
его квартиры и не устроились в креслах возле камина. Человек порывистый  и
горячий, он порою удивлял всех своим  педантизмом  и  церемонностью,  ведя
себя так, будто выполняет тонкое дипломатическое поручение.  В  тот  вечер
ему удалось  упросить  свою  квартирную  хозяйку  приготовить  нам  чай  -
упросить, потому что эта сварливая  женщина  обычно  ничего  для  него  не
делала. Обстановка его  комнаты  напоминала  жилище  мастерового;  Джорджу
принадлежали здесь только  трубки,  коробка  с  табаком,  несколько  книг,
документы, принесенные из конторы, и две-три пачки писчей бумаги.
   Когда мы напились чаю, Джордж решил, что наступил подходящий момент для
разговора.
   - Итак, - начал он твердо, хотя и не без смущения, - мы будем  исходить
из того, что у тебя, есть наследство. Думаю, что  если  бы  за  это  время
положение вещей существенно изменилось, ты поставил бы меня в известность.
   Прошло немало времени, прежде чем  завещание  тети  Зеи  было  признано
законным,  и  я  не  раз  вынужден  был  вспоминать   о   том,   с   какою
проницательностью предвидела мама злобные козни дяди Вилла. Как бы  то  ни
было, но за несколько недель до того я все же  получил  причитавшиеся  мне
триста фунтов.
   - Конечно, я поставил бы тебя в известность, - заверил я.  -  Деньги  у
меня в целости и сохранности.
   - Если не  ошибаюсь,  триста  фунтов?  -  спросил  Джордж  без  всякой,
впрочем, необходимости, так как память у него была превосходная.
   - За вычетом того, что я должен тебе, - ответил я.
   - Ну, это можно не считать, -  заявил  Джордж  впервые  за  этот  вечер
задушевным, веселым тоном. К деньгам он относился легко, любил сорить  ими
и, как человек отзывчивый, щедро делился с друзьями тем, что имел. Получив
в конце месяца жалованье, он  неизменно  осведомлялся,  не  нужно  ли  мне
взаймы фунт или два. - Ни в коем случае! - продолжал  он.  -  Итак,  будем
исходить из того, что у тебя есть триста фунтов. И ты должен потратить  их
на то, чтобы  приобрести  какую-то  профессию.  Только  это  по-настоящему
важно, все остальное ерунда.
   - А я и не собираюсь возражать, - улыбнулся я.
   Меня охватило радостное возбуждение, я был как на иголках.
   - Прекрасно, - сказал Джордж. - Я уверен, что тебе уже  давали  советы,
тем не менее, если ты, конечно, не возражаешь, я тоже хочу высказать  свои
соображения.
   - Если б я получил какие-то советы, я бы уже давно  что-то  предпринял!
Ты и представить себе не можешь, что для меня значило знакомство с  тобой,
- порывисто воскликнул я,  дав  волю  своим  чувствам  и  в  то  же  время
подсознательно желая сказать Джорджу нечто приятное.
   - Ну уж, не знаю, - буркнул Джордж и поспешно продолжал: -  Думаю,  что
ничего  другого,  кроме  того,  что  я  собираюсь  тебе   предложить,   не
изобретешь. Во-первых, тебе необходимо приобрести профессию. Во-вторых, по
твоим словам, у тебя  нет  никаких  стоящих  связей.  В-третьих,  у  меня,
естественно, тоже нет влиятельных знакомых. За одним  весьма  существенным
исключением, и этим исключением является Мартино! А  это  значит,  что  ты
можешь приобрести мою профессию и попасть в нашу контору. В-четвертых,  из
тебя, несомненно, выйдет неплохой стряпчий  -  гораздо  лучше  большинства
этих пустозвонов и снобов, которые только позорят  профессию,  являющуюся,
по-моему, вполне благопристойной. Смею тебя заверить, что,  судя  по  моим
наблюдениям, ты умеешь работать и экзамены сдашь без труда, если, конечно,
будешь следовать испытанному мною правилу и работать,  раз  уж  так  надо.
Если каждый вечер, прежде чем пойти выпить, ты  сначала  поработаешь  часа
три, тебе не страшны  будут  никакие  экзамены.  В-пятых,  трехсот  фунтов
вполне достаточно, чтобы заплатить за обучение,  если  Мартино  не  сможет
принять  тебя  бесплатно.  Я  не  очень  осведомлен  относительно   других
профессий, но  думаю,  что  при  изучении  любой  иной  ты  столкнешься  с
серьезными финансовыми трудностями. В-шестых, Мартино, пожалуй, согласится
взять тебя на практику в нашу контору, что было бы весьма удобно для  всех
заинтересованных лиц. - Джордж  с  блаженным  видом  откинулся  на  спинку
кресла. - Боюсь, что у тебя нет иного выхода,  -  сказал  он,  чрезвычайно
довольный собой. - Все говорит за то, что придется тебе проходить практику
в доброй старой фирме "Иден и Мартино". Советую на  прощанье  дать  твоему
зловредному Визи здоровенного пинка и  своевременно  договориться  о  том,
чтобы уже с весны приступить к ученью. Вот что я предлагаю. - Он вызывающе
посмотрел на меня. -  Хотелось  бы  знать,  что  ты  можешь  против  этого
возразить.
   - А сколько на это потребуется времени? И денег?
   Джордж ответил с точностью автомата. Никто так не знал  всяких  правил,
как он.
   - Если возникнут трудности с деньгами, считай меня  своим  банкиром,  -
сказал Джордж. - Не думаю, чтобы тебе понадобилось больше ста фунтов сверх
твоих трехсот. Так или иначе,  но  деньги  придется  изыскать.  Сумма  это
незначительная, и она никоим образом не должна повлиять на твое решение.
   Я попытался что-то сказать, но Джордж не дал мне рта раскрыть.
   - Считаю вопрос решенным! - рявкнул он.
   Но я так не считал. Я был тронут и  взволнован,  сердце  у  меня  гулко
колотилось - меня всегда глубоко трогало всякое проявление доброты.  Очень
трудно остаться равнодушным, когда чужой человек приходит тебе на  помощь.
А кроме того, мне понравился и план Джорджа. Все-таки  это  был  выход  из
положения, притом по сравнению с бессмысленным, подневольным прозябанием в
отделе просвещения довольно неплохой. Лестные слова  Джорджа  преисполняли
меня уверенности в своих силах: я уже не сомневался  что  из  меня  выйдет
толковый  стряпчий.  "Все  лучше,  чем  ничего"  -  сказала  бы  мама,  и,
растроганный дружеским участием Джорджа,  уже  горя  нетерпением  поскорее
сделать решительный шаг, я на минуту представил себе, как обрадовалась  бы
она, если бы я принял предложение  Джорджа,  стал  стряпчим,  поселился  в
каком-нибудь провинциальном городке и, начав недурно зарабатывать,  достиг
блеске и славы маминого дяди Вигмора, у которого она гостила девочкой.
   Я расчувствовался, размяк. В воздухе плавал дым от  трубки  Джорджа,  и
голова у меня слегка кружилась. Я смотрел сквозь этот дым на лицо Джорджа,
на камин, на диплом в рамке, висевший над этажеркой с безделушками, и  они
представали передо мной окруженные сияющим ореолом. Впервые  -  как  будто
зрение мое вдруг обострилось - я прочел текст диплома и,  не  удержавшись,
расхохотался. Джордж удивленно посмотрел  на  меня,  затем,  проследив  за
направлением моего пальца, вгляделся в текст и в свою очередь расхохотался
так, что слезы выступили у него на глазах: диплом,  очевидно,  принадлежал
мужу  квартирной  хозяйки  и  был  выдан  одной  из  организаций,  которые
возглавляла тетя Милли, как свидетельство  в  том,  что  оный  господин  в
течение десяти лет воздерживался от употребления спиртных напитков.
   Однако  меня  не  оставляли  сомнения.  Я  ведь  был  осмотрительнее  и
дальновиднее Джорджа, а кроме того, гораздо честолюбивее и азартнее его. И
где-то в глубине сознания у меня уже рождалась мысль: "Если делать прыжок,
то почему бы не прыгнуть дальше?" Я давно понял,  что  в  житейских  делах
Джордж не силен. Судьба поставила его на определенное место, и он уже не в
состоянии был с него сойти, ибо не обладал инстинктом, который мог бы  ему
что-то подсказать. Я никогда не забуду вечер нашего знакомства,  когда  мы
бродили с Джорджем по городу и разговаривали. Внезапно мы остановились  на
темной улице под ярко освещенными окнами клуба, и Джордж принялся  осыпать
ругательствами его  посетителей.  Почему-то  всегда  так  получалось,  что
теплые и уютные местечки в жизни доставались не ему, а другим!
   Я с удовольствием принял приглашение Джорджа пойти с  ним  в  ближайшую
пятницу на вечер к Мартино.
   - Надо же приступать к осуществлению нашего плана, а я считаю, что мы в
принципе договорились обо всем, - с довольным видом заметил он.
   Но я не исключал и других перспектив. Уже в тот вечер, еще не остыв  от
приятного возбуждения, я между прочим задал Джорджу несколько  вопросов  о
том, чем отличается стряпчий от адвоката. "У меня,  конечно,  и  в  мыслях
нет, что я  смогу  когда-нибудь  стать  адвокатом",  -  заметил  я.  Стать
стряпчим - дело возможное, а о том, чтобы стать адвокатом, и речи быть  не
может. Просто мне хотелось бы знать,  смог  ли  бы  я  сдать  экзамены  на
адвоката. Джордж счел вопрос пустым и зряшным, но  тем  не  менее  сказал,
что, поработав годика три или четыре, я бы, конечно, сдал их.
   Возможно,  Джордж  не  очень  силен  был  в   житейских   делах,   зато
юриспруденцию знал хорошо и на экзаменах по этому предмету  получил  самые
высокие оценки. Иные решения складываются у нас в голове  так,  что  мы  и
сами этого не сознаем, притом решения, пожалуй, наиболее для  нас  важные.
Вот так и мое решение, возможно, сложилось уже в тот  вечер,  хотя  сам  я
этого еще не подозревал.



15. ОБ ОДНОМ НАМЕРЕНИИ И ОДНОМ ИМЕНИ

   Итак, передо мной стояла задача завоевать симпатию Идена и  Мартино.  В
каком бы направлении я ни двинулся, их помощь понадобится мне. Действовать
поэтому следовало так, чтобы не оступиться. И я  очень  волновался,  когда
Джордж впервые привел меня сначала в дом Мартино, а затем в кабинет Идена,
однако волнение это пошло мне на пользу, обострило мое внимание  и  ум.  В
противоположность Джорджу,  терявшемуся  на  приемах,  я  чувствовал  себя
совсем неплохо.
   Мартино отнесся ко мне с любезной снисходительностью - и только.  В  то
время он уже потерял интерес к своей профессии, о чем мы, правда,  еще  не
подозревали. Мартино сказал, что будет рад видеть меня  в  своем  доме  по
пятницам, на званых вечерах. Его дом был первым светским салоном,  куда  я
ступил, и не имея никакого понятия о других, я не понимал,  насколько  все
здесь эксцентрично. Мне понравился комфорт буржуазного особняка. Однако  я
не смог пробудить в Мартино интереса к себе: он отделался  полуобещаниями,
да и то, пожалуй, только ради Джорджа, к которому был очень расположен.
   Совсем иначе получилось все  с  Иденом.  Уже  до  знакомства  с  ним  я
понимал, что мне предстоит серьезное  испытание:  ведь  Иден  был  старшим
компаньоном в фирме. Я догадывался, что мне придется преодолевать какие-то
препятствия. И не успел я пробыть и  трех  минут  в  кабинете  Идена,  как
почувствовал - нервы у меня были до крайности напряжены, и  я  не  мог  не
почувствовать, - что преодолевать мне придется не  просто  препятствия,  а
сильнейшую антипатию Идена к Джорджу.
   В кабинете было тепло  и  уютно;  в  старомодном  камине  горел  огонь,
освещавший кожаные кресла и ряды толстых томов,  выстроившихся  на  полках
вдоль стен. Откинувшись  на  спинку  кресла,  Иден  курил  трубку.  Джордж
неловко представил  меня  и  продолжал  стоять,  не  зная,  уйти  ему  или
остаться. Я тоже стоял. Наконец Иден собрался что-то сказать, но именно  в
эту минуту  Джордж  счел  необходимым  заявить,  что  не  согласен  с  его
указаниями о том, как надо вести какое-то новое дело.
   Иден был плотный, лысый, лицом напоминал лягушку, но, несмотря на  свое
уродство, производил впечатление человека приятного и располагал  к  себе.
Держался он любезно, но от его любезности не осталось и  следа,  когда  он
повернулся к Джорджу. Между ними произошла короткая  перепалка,  во  время
которой оба силились быть вежливыми. Иден слушал Джорджа,  едва  сдерживая
раздражение, а тот упорно настаивал на своем мнении  и  на  своих  правах.
Наконец Иден сказал:
   - Ладно, ладно, Пассант, сейчас не время спорить  на  эту  тему.  Может
быть, вы разрешите мне побыть наедине с этим молодым человеком.
   - Как вам будет угодно, мистер  Иден,  -  ответил  Джордж,  отступая  к
двери.
   Обычно Иден готов был спорить с Джорджем до тех пор, пока  окончательно
не  переубедит  его.  Это  был  степенный,  уравновешенный  и  добродушный
человек, очень скромный во всем, что не касалось его суждений.  Он  и  сам
нередко умилялся собственной скромности и терпимости. Он высоко ценил ум и
деловые качества Джорджа - этот человек вполне устраивал его: сам Иден  не
отличался чрезмерным трудолюбием и, убедившись в  высокой  квалификации  и
поистине  неисчерпаемой  энергии  Джорджа,  преспокойно  взвалил  на  него
основную тяжесть дел фирмы. Но все остальное в Джордже  вызывало  у  Идена
острую неприязнь. Его бесила  "неотесанность"  Джорджа,  свойственная  ему
сухая официальность, страсть к спорам и непокладистость.  В  глубине  души
Иден терпеть его не мог. Еще прежде, чем Иден обратился ко мне, после того
как Джордж наконец оставил нас  вдвоем,  я  понял,  что  его  антипатия  к
Джорджу распространяется и на меня.  Ему  казалось,  что  и  я  такой  же.
Значит, необходимо было рассеять это предубеждение и понравиться ему.
   - Итак, молодой человек, чем могу быть вам полезен? -  спросил  Иден  с
вежливой, но несколько натянутой улыбкой.
   Я ответил, что мне прежде всего нужен совет умного  человека.  В  таком
духе я и продолжал разговор.
   Дерзость и  приступы  болезненного  самолюбия,  нападавшие  на  меня  в
разговорах с Джорджем, были не в  моем  характере,  -  вернее,  не  в  том
сложившемся с течением времени характере, благодаря которому я  без  труда
ладил с самыми разными людьми. Многому научился я и за те месяцы,  которые
протекли между моим знакомством с Джорджем и встречей с Иденом. В  общении
с людьми я выказывал больше  такта,  чем  Джордж,  который  на  всю  жизнь
остался таким, каким большинство из нас бывает в восемнадцать лет. Я верил
в себя гораздо больше, чем Джордж, и был убежден,  что  при  желании  могу
произвести благоприятное впечатление и на Идена  и  на  кого  угодно;  эта
убежденность и помогала мне без ложного стыда добиваться расположения тех,
с кем мне доводилось знакомиться.
   Подозрительность Идена несколько ослабла, и он стал необычайно любезен.
Он не имел обыкновения судить о людях второпях и держался со  мной  крайне
добросердечно, довольный собственной беспристрастностью: хорошо  уже,  что
хоть приятель Пассанта - в отличие от самого Пассанта -  может  произвести
столь  выгодное  впечатление.  Иден  стремился  быть  справедливым,  а   с
Пассантом это было так трудно! В этом-то  и  заключался  один  из  главных
грехов последнего.
   В  противоположность  Мартино,  Иден  не  торопился  с  обещаниями.  Он
снисходительно заявил, что какую бы профессию я для себя  ни  избрал,  мне
прежде всего следует научиться здраво мыслить. В одной из местных газет он
читал  какую-то  мою  речь  и  обратил  внимание  на  резкость   некоторых
выражений. Произнеси ее Джордж - и его репутация в глазах  Идена  была  бы
навеки погублена. Но ко мне он отнесся иначе.  С  первого  же  взгляда  он
понял, что может поучать меня, чего Джордж никогда бы не допустил.
   - Ну да ладно! - сказал он добродушно.  -  Молодежь  непременно  должна
делать глупости! Лишь бы она не переходила границ!
   Представление о том, как должен вести себя человек респектабельный,  не
позволяло Идену делать поспешные выводы или давать необдуманные  обещания.
Не доверяя порыву души или первым впечатлениям,  он  предпочитал  выждать,
собрать  отзывы  и  как  следует  поразмыслить  над  своим  первоначальным
суждением. Во всяком случае, я узнал, что он расспрашивал обо мне Дэрби  и
нашего директора, а также директора школы, которую я  кончил.  Прошло  две
недели, если не больше, прежде чем он прислал  мне  на  работу  записку  с
просьбой зайти к нему, когда я смогу.
   Но и когда я зашел к нему, Иден выложил мне все не  сразу.  Он  плотнее
уселся  в  кресле  и  откинулся  на  спинку,  довольный  тем,  что  провел
необходимое расследование и ни в чем не отступил от процедуры, без которой
невозможно составить зрелое суждение. Ему приятно было, что я  сижу  перед
ним как на иголках, ожидая его решения.
   - Я не люблю делать поспешные выводы, Элиот, - сказал наконец он.  -  Я
не настолько умен, чтобы быстро решать.  Но  я  всесторонне  обдумал  ваше
положение и теперь знаю, что вам ответить. - Он неторопливо набил трубку и
наконец приступил к сути вопроса. - Ну что ж, молодой человек, я  не  вижу
причин, которые мешали бы вам избрать для-себя нашу профессию.
   И,  в  противоположность  Мартино,  он-сделал  мне  вполне   конкретное
предложение. Если я хочу  пройти  практику  в  его  конторе,  он  согласен
принять меня на обычных условиях, то есть за двести  пятьдесят  гиней.  Он
сказал сущую правду:  столько  он  брал  с  любого  ученика,  проходившего
практику у него в конторе. Иден добавил, что не  станет  делать  для  меня
никаких скидок, несмотря на то, что я ему понравился и что я так беден.
   - Если стать на этот путь, молодой человек, бог знает,  до  чего  можно
дойти! Платите, как все, и будем добрыми друзьями! - заключил  он  и,  как
человек,  уверенный  в   своей   правоте,   улыбнулся   широкой   улыбкой,
приподнявшей уголки его рта.
   Но он знал, что после того, как я заплачу за учение, мне  почти  не  на
что будет жить, и сказал, что станет платить мне по тридцать  шиллингов  в
неделю, пока я буду работать у него. При  этом  он  сдержанно  предупредил
меня, чтобы я не рассчитывал на место в  его  конторе,  "если  все  сойдет
благополучно" и я получу звание стряпчего. Насколько ему известно,  Джордж
Пассант не собирается уходить, а второй помощник-юрист фирме не нужен.
   Я поблагодарил Идена с чувством торжества и облегчения, но сказал,  что
должен подумать. Иден одобрительно кивнул. Он не сомневался, что  я  приму
предложение. Тогда я добавил, что,  возможно,  изберу  другой  путь.  Иден
снова кивнул. Он по-прежнему не сомневался в моем согласии.
   Да и сомневался ли в этом я сам тогда, в кабинете Идена? Или  потом,  в
канцелярии, дожидаясь под пристальным  взглядом  огромных,  страдальческих
глаз мистера Визи, когда наконец наступит половина шестого и  можно  будет
уйти