о  и  говорила  что  о  юмашевском
пейджере.  Профессиональный  самопиарщик  Глеб  Павловский   по   полной
программе  использовал  ситуацию  для  раскрутки  собственной   персоны.
Вечером он заявился в эфир  НТВ  и  стал  героем  дня.  Евгений  Киселев
зачитал в студии эпизод из моей статьи  про  валин  пейджер  и  попросил
Павловского прокомментировать. А тот, разумеется, ни секунды не заботясь
о сохранении лица Юмашева, все про пейджер  подтвердил,  да  еще  и,  по
сути, провозгласил, что это как раз он, по сговору с бывшим  кремлевским
главой администрации, выиграл выборы с  помощью  публикации  своих  exit
pools.
   На совещании в Кремле из-за валиных откровений, разумеется, тоже  был
скандал. Юмашеву вставили по первое число за то, что он ради бахвальства
раскрыл причастность администрации президента если не к  черным,  то  уж
точно не к белым избирательным технологиям Павловского.
   Формально интернет-сайт, на котором глава Фонда эффективной  политики
провернул всю операцию, не являлся СМИ, и поэтому не  подпадал  напрямую
под закон о выборах, запрещавший в день выборов  публикацию  результатов
опросов (как одну из  самых  эффективных  форм  агитации).  Кроме  того,
хотела бы я в тот момент взглянуть на  Примакова,  подающего  в  суд  на
Павловского или Юмашева за этот черный пиар. Проигравшие  попрятались  в
норки и только и мечтали о том, как бы им поскорее замолить грехи  перед
новым режимом, чтобы потеплее пристроиться в будущем. Однако это был тот
краткий момент новейшей политической истории, когда  Кремль  еще  слегка
стеснялся собственной наглости. Поэтому Валентина Борисовича, как мне  с
хохотом рассказывали кремлевские обитатели,  коллеги,  не  сговариваясь,
замучили однотипным вопросом: Слушай, а ну  х...  ты  вообще  там  своим
пейджером начал размахивать?!

***

   Меня больше занимал другой вопрос. Откуда Валя в  8  часов  утра  уже
знал о том,  что  написано  в  моей  статье?  Разгадка  нашлась  быстро.
Собственно, достаточно было вспомнить наш  разговор  с  Валей:  когда  я
напомнила ему, что прямо предупредила о намерении написать репортаж,  он
своим обычным плачущим голосом возразил:
   - Да нет, я только вчера вечером узнал, что ты репортаж пишешь...
   Вчера вечером узнать о содержании моего  репортажа  Валя  Юмашев  мог
только из  единственного  источника.  И  элементарная  разгадка  персоны
лазутчика меня отнюдь не радовала. Потому что человеком  этим  оказалась
наша бывшая коллега, незадолго до этого сменившая  профессию  журналиста
на  должность  кремлевской  чиновницы  -   Наталья   Тимакова   (сегодня
занимающая пост главы пресс-службы президента). Накануне, когда я писала
репортаж, Наташка зашла к нам в Коммерсантъ попить  чайку  и  поздравить
всех с  Новым  годом.  Она  по  старой  памяти  попросила  разрешения  у
тогдашней  начальницы  отдела  политики   Вероники   Куцылло   войти   в
редакционную компьютерную систему, чтобы прочитать мою статью.  Вероника
разрешила - при условии, что Наташка прочтет репортаж именно как  бывшая
коллега, а не как кремлевский шпион.
   Моментально пробежав текст, Тимакова заявила мне:
   - Статья, конечно, отличная. Но  ты  же  понимаешь,  что  этот  текст
нельзя публиковать! У Вали же будут из-за этого большие неприятности!
   - А ты не считаешь, Наташ, что это валины  проблемы?  Он  -  взрослый
мальчик и сам должен понимать, что говорит. Я же все-таки работаю  не  в
его пиар-службе, а в газете.
   Но Наташка не унималась:
   - Ну мы тогда завтра Стальевичу на совещании устроим  выволочку!  Ему
мало не покажется! Будет знать, как журналистов в Кремль приглашать!
   Я на всякий случай поинтересовалась:
   - Кто это мы устроим?
   - Ну... я и Валя... - не моргнув глазом,  с  уверенной  хлестаковской
интонацией ответила Тимакова и попыталась перейти к угрозам. -  Учти,  я
тебе по-дружески говорю: мы тебя в Кремль больше не пустим!
   - Знаешь, Наташка, не вы меня  туда  пускали,  не  вам  меня  туда  и
прекращать  пускать.  Ты  бы  на  моем   месте,   если   бы   оставалась
журналисткой, поступила бы точно  так  же,  разве  нет?  -  закончила  я
разговор.
   Тимакова ушла в бешенстве, но, впрочем, перед уходом,  по  требованию
своей бывшей начальницы Вероники Куцылло, все же поклялась нам,  что  до
выхода публикации не разгласит ее содержания кремлевским сотрудникам.
   - Не переживай, Ленка! - постаралась меня успокоить Ника Куцылло, как
только  новая  кремлевская  чиновница  удалилась.  -  Знаешь,  по-моему,
Тимакова просто ревнует  к  нашим  журналистским  успехам.  Она-то  ведь
теперь дорвалась до Кремля, информации у нее много, а писать она про это
больше не может - представляешь, как ей обидно? По-моему, в  ней  просто
до сих пор борется журналистка и чиновница...
   На следующее утро, после того как Валя проговорился мне, что он узнал
содержание текста накануне вечером, нам стало ясно,  кто  же  победил  в
этой схватке внутри бедной Наташки.
   Я старалась воспринимать эту историю  с  Тимаковой  просто  как  факт
чужой биографии. Но при этом никак  не  могла  отделаться  от  гнетущего
впечатления,  что  на  моих  глазах   произошла   мутация   талантливого
журналиста в обычного чиновника, с традиционным для  чиновников  набором
моральных качеств. Просто как в фильме  ужасов  про  вампиров,  типичный
голивудский сюжет: девушку уже укусил вампир, но какое-то  время  внешне
она все еще  напоминает  человека,  и  поэтому  друзьям  все  еще  жалко
вколачивать в нее осиновый кол. Жалко - но только до тех пор, пока у нее
внезапно не отрастают клыки и она не пытается вас пожрать. В общем, John
Carpenter, Vampires, Kremlin-production.

Большой прием у Воланда.

   Смешно сказать, но в  декабре  1999  года  я  оказалась  чуть  ли  не
единственным человеком во всей политической Москве, который не знал  про
так называемый Дом приемов Логоваза на Новокузнецкой улице в Москве.  То
есть, про Дом приемов Березовского.
   Поэтому, когда меня туда пригласили, я вообще не поняла, куда иду.
   Мое локальное невежество было тем большей природной аномалией, что  к
тому времени я вот уже  полгода  как  работала  в  газете  Березовского,
Коммерсанте. Видимо, руководство газеты  настолько  щадило  мои  чувства
независимого журналиста, что раньше в моем  присутствии  об  этом  месте
старались даже и не говорить.
   Леонид Милославский, тогдашний гендиректор  Коммерсанта,  как-то  раз
шутливо прошелся на эту тему:
   - Ну, не хочешь ты работать с ними в одной команде фиг с тобой! Никто
тебя силком не тащит Мне и так нравится, как ты работаешь...
   Именно поэтому, когда после  победоносных  для  Кремля  парламентских
выборов Милославский  решил,  что  мне  все-таки  пора  познакомиться  с
Березовским, он зашел издалека.
   Позвонив мне на мобильный после сдачи номера, Леня осторожно спросил:
   - Ленка, а что ты делаешь сегодня вечером?
   Я честно отчиталась, что собираюсь навестить родителей.
   - Слушай, я тут иду в клуб... Там Борис Абрамыч  устраивает  какой-то
прием по случаю выборов... Там все твои кремлевские приятели  будут.  Ты
не хочешь  сходить  со  мной?  Я  просто  подумал,  что  тебе  наверняка
интересно будет.
   Я категорически не поняла, куда меня зовут. Ну какой-то  там  клуб...
Мало, что ли, в  Москве  клубов?  Ну,  наверное,  Березовский  арендовал
какой-то клуб на сегодняшний вечер. Ну и плевать мне на него - пообщаюсь
там с ньюсмей-керами и уйду.
   И я, как полный дебил,  начала  выяснять  у  Милославс-кого  адрес  и
название этого клуба. Оба вопроса ввели Леонида Михайловича в  состояние
полнейшего ступора.
   - Ну, это там - на Новокузнецкой... Честно говоря, я  даже  и  номера
дома-то не знаю...Ну ты скажи таксисту: Клуб на  Новокузнецкой  -  и  он
найдет...
   Мне такой адрес не понравился. Мы договорились, что я пока  съезжу  к
своим родителям, а Ленька поедет в клуб без меня, и уже оттуда  позвонит
мне, переспросив точный номер дома у швейцара.
   Всего через пару часов, когда я уже поняла, что это за место, до меня
стало  доходить,  каким  глубоким  идиотизмом   должны   были   казаться
Милославскому мои вопросы. Впрочем, он держался молодцом  и  не  подавал
вида. Даже когда я начала трезвонить ему уже из такси с Новокузнецкой  с
жалобами на то, что из-за трамвайных путей тут невозможно  развернуться,
чтобы проверить номер дома...

***

   Надо сказать, что никакого желания общаться собственно с  Березовским
у меня не было. В отношении этого человека я испытывала в тот  момент  -
как бы помягче выразиться  -  давнюю  и  стойкую  неприязнь.  Не  только
потому, что видела  в  нем  одного  из  главных  виновников  большинства
последних катаклизмов в  государстве,  но  и  из-за  чисто  эстетических
противоречий: мне представлялся безвкусицей  тот  допотопно-византийский
стиль кулуарный политики, моду на  который  Березовский  привил  ведущим
участникам политического процесса.
   Симпатий к главному акционеру Коммерсанта Березовскому не  добавил  и
инцидент, произошедший со мной буквально накануне  в  редакции.  Дело  в
том, что коллеги решили к Новому году подарить мне подарок  с  цензурным
намеком - достали  где-то  старый  сборник  карикатур  Андрея  Бильжо  и
сделали специально для меня закладку  на  странице  с  такой  картинкой:
мужик печатает на машинке Петрович - козел! Петрович  -  козел!.  А  его
приятель замечает ему на это: Слушай, боюсь, Петрович это  в  печать  не
пропустит...
   - Это - карикатура специально для тебя, со смыслом, чтобы ты  сделала
выводы, - по-доброму объяснила мне начальница отдела  политики  Вероника
Куцылло под одобрительный хохот большинства моих коллег. - Потому что  я
думаю, что если до выборов наш Петрович многое еще пропускал  в  печать,
то после них он уж этого точно пропускать не будет!
   От этого неловкого  намека  мне  стало  грустно.  Потому  что  помимо
искренней заботы моей близкой подруги Ники Куцылло о  том,  чтобы  я  не
оказалась на улице  из-за  своего  критического  отношения  к  Путину  и
Березовскому, от подарочка веяло какой-то безнадегой.
   Как ни странно, большинство сотрудников Коммерсанта были в тот момент
на  сто  процентов  убеждены,  что  теперь,  после  удачной   реализации
политических проектов Березовского на парламентских выборах с Единством,
БАБ совсем обнаглеет и введет жесткую пропутинскую цензуру в своих  СМИ,
чтобы на президентских выборах уж точно не было никакой осечки.
   В общем, коллектив  Коммерсанта  уже  приготовился  к  идеологической
перестройке. А я приготовилась к увольнению. Из-за Березовского.

***

   Поэтому не удивительно, что когда я, переступив через порог пафосного
особняка на Новокузнецкой и наивно спросив у швейцара:  Скажите,  а  как
называется этот клуб? - услышала в ответ: Дом  приемов  Логоваза,  -  то
чуть не плюнула в сердцах на этот самый порог.  Но  отступать  было  уже
некуда.
   Помимо  популярных  кремлевских   персонажей,   которые   уже   давно
фигурировали в моих статьях с титулом  члены  группировки  Березовского,
вокруг меня с озабоченными лицами шныряли  безвестные  малые  и  средние
паркетные шаркуны, зависящие от Березовского кто  в  финансовом,  кто  в
аппаратном смысле и ожидающие от него великия милости.
   Даже малозначительные кремлевские чиновники  вроде  Джахан  Поллыевой
явились туда в этот  день  засвидетельствовать  свое  почтение  главному
режиссеру кремлевской победы Березовскому.
   В толпе обожателей то и дело мелькали лица журналистов  и  пиарщиков,
которых молва уверенно причисляла в тот момент к пропагандистской  свите
Березовского: Михаил Ле-онтьев с телеканала  ОРТ,  Ксения  Пономарева  и
другие.
   На предусмотрительном  отдалении  от  общей  толпы  напряженно  решал
вопросы с  Виктором  Черномырдиным  замглавы  кремлевской  администрации
Владислав Сурков. Я почувствовала себя в логове вурдалаков  На  какую-то
долю секунды мною  даже  овладел  детский  страх,  что  вот  сейчас  они
распознают во мне чужака, просто почуют по запаху, накинутся всей  стаей
и сожрут.
   Но еще гаже мне стало, когда один из вурдалаков по ошибке принял меня
за свою.
   - А-а! Ты тоже здесь! Рад тебя видеть! - подскочил ко мне с братскими
поцелуями Миша Леонтьев. - Слушай, ты  случайно  не  видишь,  где  Борис
Абрамович? А то я в  этой  толпе  что-то  совсем  потерял  его  из  поля
зрения...
   Словом, переживания какой-нибудь там Татьяны  на  лесном  шабаше  или
Маргариты на балу у Воланда просто блекли в сравнении с моими ощущениями
на приеме у Березовского.

***

   Как раз  в  таком  состоянии  меня  нашел  Милославский.  Увидев  мое
потерянное лицо, Ленька решил, что сейчас он меня ободрит:
   - Ну чего ты смутилась, Ленка? Пойдем, я тебя с  Борисом  Абрамовичем
познакомлю.
   - Ой, не надо, я тебя умоляю! У меня и так полное  ощущение,  что  ты
меня сюда привел помазать кровью христианских младенцев! -  смеясь  чуть
ли не сквозь слезы, взмолилась я.
   Но  Леня,  настойчиво  обняв  меня  за   плечи,   уже   влек   сквозь
концентрические  круги  поклонников  Березовского,  сужавшиеся  по  мере
приближения к некоему виртуальному, невидимому  пока  для  меня  центру.
Шагах в десяти от самого центрального сгустка я кожей почувствовала, как
из этой точки по толпе волнами расходится физическое напряжение. Вернее,
- даже не просто напряжение, а вожделение. Каждый жаждал припасть к руке
хозяина дома и напряженно ждал своей очереди.
   Милославский бесцеремонно протащил меня к Березовскому  сквозь  толпу
страждущих,  чуть  ли  не  локтями  распихивая   остальных   соискателей
внимания.
   Но из- за подобострастно прильнувших к Березовскому фигур  я  до
самой последней секунды не замечала его самого.  Поэтому  вышел  конфуз:
уже буквально в одном шаге от виновника торжества я  вдруг  в  последний
раз попыталась вырваться из заботливых объятий Леньки  и  дезертировать,
придумав хорошее оправдание.
   - Слушай, Лень, честное слово, зря ты стараешься - меня  бессмысленно
с Березовским знакомить я уже с ним раз пять  знакомилась,  но  БАБ  все
равно каждый раз, к счастью, тут же забывает, кто  я  такая1  -  громко,
стараясь перекричать гул окружающих, возопила я.
   И тут же поймала  на  себе  внимательный,  слегка  удивленный  взгляд
Березовского.
   Милославский поспешно выступил вперед и представил меня:
   - Борис Абрамович, разрешите вам представить - это  Елена  Трегубова,
ведущий политический обозреватель газеты Коммерсантъ.
   Березовский с неожиданным для меня озорным смешком  в  глазах  слегка
поклонился мне, щелкнул каблуками и шутливо отрекомендовался:
   - Березовский. Борис Абрамович. Очень приятно  с  вами  познакомится,
Леночка!
   Лицо олигарха расплылось в широчайшей сияющей улыбке, и  он  галантно
поцеловал мне руку.
   Надо признаться, я была несколько обескуражена таким теплым  приемом.
Если Березовский читал хоть одну из моих статей о нем, то его  искренняя
радость по поводу знакомства со мной может объясняться только одним:  он
опять, слава Богу, забыл, кто я такая,  -  заключила  я  и  успокоилась.
Милославский остался обсуждать с Березовским  какие-то  дела,  а  я  под
шумок улизнула.

***

   Убегать с приема сразу же после знакомства с хозяином  дома  было  бы
каким-то малодушием. Но ошиваться там дальше среди его свиты становилось
уже не страшно, а как-то скучно. Редеющая  публика,  уже  добившаяся  от
Березовского секундной аудиенции или просто мимолетного знака  внимания,
уныло подъедала остатки угощения со столов. А я  тщетно  вглядывалась  в
окружающих, надеясь отыскать хоть одного приятеля.
   И вот, когда я увидела, наконец, входящего в зал Александра Волошина,
со мной произошла  странная  метаморфоза:  я  бросилась  к  нему  как  к
родному. После всех  моих  приключений  этого  вечера  и  на  фоне  всех
остальных  гостей  глава   кремлевской   администрации   показался   мне
прямо-таки старым добрым дружищей.
   Как ни странно, он, как существо непубличное, похоже, тоже чувствовал
себя неловко на этом многолюдном приеме, не очень знал, как держаться, и
тоже с радостью уцепился за меня как за спасительную соломинку. Мы  ушли
с ним в отдельную  комнату,  удобно  устроились  на  диванчике  и  стали
болтать.
   - Ты там, говорят, у себя в газете  хулиганство  опять  какое-то  про
Кремль написала? - спросил меня Волошин с весьма довольной улыбкой и без
малейшей тени упрека.
   - Ой, Александр Стальевич, единственное, за что я переживала, это что
вас ругать будут за это. Вы все-таки так любезно меня у себя в Кремле  в
ночь выборов приютили...
   - Ты что, с ума сошла: кто это меня ругать может?  Ты  как  себе  это
представляешь? Я же все-таки глава администрации или где?! - с  шутливым
негодованием в голосе заявил он.
   - Ну Юмашев там грозился вам выволочку на совещании устроить...
   - А кто такой Юмашев? Сотрудник администрации? - хихикнул Волошин.
   Но еще больше он веселился,  когда  я  ему  рассказала,  что  Юмашев,
оказывается, считал меня боевой подругой Волошина. И  что  якобы  именно
из-за этого Валя в ночь выборов говорил при мне вещи, которые не стал бы
говорить в присутствии журналистки.
   На правах боевой подруги я стала трепаться с Волошиным не о политике,
а о жизни. Он рассказывал о своем маленьком  сыне,  о  том,  как  тяжело
сохранять семейную жизнь при сумасшедшей кремлевской жизни. А  я  ему  в
ответ детально обрисовала всю гамму  своих  ощущений  от  визита  в  дом
приемов Березовского и вообще  от  необходимости  ежедневно  общаться  с
кремлевскими уродами. И глава мутантской  администрации,  кажется,  меня
прекрасно понял.

***

   Время от времени наш треп прерывал какой-нибудь  визитер,  начинавший
расшаркиваться перед Волошиным  и  что-нибудь  выпрашивать.  И  хотя  мы
сидели в уединенном маленьком помещении, отделенном от  места  основного
празднества длиной  анфиладой  комнат,  визитеры  вырастали  перед  нами
внезапно, откуда ни возьмись, прямо на  паркете  перед  диванчиком.  Они
появлялись точно как гости на балу  у  Воланда:  из  камина  то  и  дело
выскакивал истлевший скелет, ударялся оземь и превращался в какую-нибудь
важную персону.
   - Александр Стальевич, позвольте  вам  представится:  я  -  настоящий
руководитель Логоваза...
   - Александр Стальевич, разрешите с вами познакомиться, я  гендиректор
С..., у меня к вам маленький вопросец...
   В  какой- то  момент  Александр  Стальевич  изобрел  отличнейший
способ избавляться от навязчивых  просителей:  он  начинал  выразительно
коситься на меня и давал понять, что у него тут  не  просто  свидание  с
девушкой, а  важный  разговор.  Посетитель,  краснея  и  извиняясь,  что
помешал, начинал по-рачьи пятиться к  двери  на  полусогнутых  ногах,  с
согбенной в поклоне  спиной,  с  повернутым  к  нам  лицом,  на  котором
подобострастная улыбка сохранялась до последней секунды, пока  вместе  с
владельцем не исчезала в дверном проеме.
   Каждый раз я  начинала  хохотать  от  этого  представления  и  честно
спрашивала Волошина:
   - Александр Стальевич, может, вам все-таки нужно по работе пообщаться
с этим человеком? Давайте я вас оставлю?
   - Да ничего мне не нужно! Сиди ты, ради Бога! - упрашивал Волошин.  -
Если б ты знала, как я от них от всех устал! Имею я право отдохнуть хоть
немножко?
   Впрочем,  вскоре  мне  тоже  пришлось   воспользоваться   волошинским
ноу-хау, -  когда  нас  каким-то  чудом  разыскал  Милославский  и  стал
уговаривать, чтобы я пошла объясниться с Сурковым:
   - Лен, там Сурок при  всех  про  тебя  гадости  говорит  из-за  твоей
последней статьи. Я думаю,  что  тебе  лучше  пойти  и  выяснить  с  ним
отношения...
   Мне так не хотелось опять нырять в ту же самую атмосферу  приема,  из
которой я только что  выплыла  на  тихий  бережок  с  Волошиным,  что  я
сказала:
   - Ладно, я скоро к вам  приду.  Только  вот  нам  тут  с  Александром
Стальевичем нужно закончить важный разговор.