осуете вы за меня или нет.

***

   Отдиктовавшись (в смысле  -  передав  репортажи)  и  разместившись  в
провинциальной гостинице,  кремлевский  пул  вообще  уже  превращался  в
какую-то труппу странствующих комедиантов. Каждый в обязательном порядке
исполнял, на радость провинциальной  публике,  свое  фирменное  коленце.
Например,  Александр  Будберг  из  Московского  комсомольца   немедленно
осведомлялся у портье, есть ли в гостинице стриптиз. А если нет - то где
тут ближайший. И сразу же отправлялся туда по окончанию работы.  Так  за
время   предвыборной   кампании   кремлевский   обозреватель   тщательно
проинспектировал  все  ведущие  стрип-бары  регионов,   которые   почтил
вниманием  его  президент.  А  поскольку  Будберг  -  один  из  немногих
журналистов  ельцинского  призыва  кремлевского  пула,  чьи  поездки   с
президентом  продолжаются  и  поныне,  то   теперь   эти   его   полевые
исследования приобрели уже практически планетарные масштабы.
   У журналистки Трегубовой был другой коронный номер: она каждый раз  с
доверчивостью ребенка пыталась получить в уездных городках ту же  еду  и
напитки, к которым привыкла дома.
   - Простите, у вас есть чай Earl Grey? -  вежливо  осведомлялась  я  в
гостиничном буфете. И получив заведомо отрицательный ответ переходила  к
следующему обязательному пункту программы. - А свежий апельсиновый сок у
вас есть?
   - Есть. Двадцать рублей, - отвечала буфетчица. Я  приятно  изумлялась
низкой цене и на всякий случай переспрашивала:
   - Простите, вы уверены,  что  он  -  свежий?  Буфетчица  презрительно
цедила через губу:
   - Несвежего мы не держим, девушка...
   И через минуту мне приносили - конечно же, не свежий сок, в смысле  -
не свежевыжатый, а сок в пакете. Может быть,  он  тоже  бы  относительно
свежим. В смысле - этого года.
   Но от такого крушения надежд я приходила в абсолютное отчаяние:
   - Я вас умоляю: у вас же есть апельсины  -  пожалуйста,  выжмите  мне
стакан сока! Я не спала уже две ночи, а мне сейчас репортаж надо писать!
   Но, к моему прискорбию, оказалось, что  в  большинстве  городов  моей
необъятной Родины ни за какие деньги невозможно купить тех мелочей,  без
которых, как ни смешно, я уже не представляю своей жизни.
   В конце концов, чтобы не впадать каждый раз в депрессию хотя бы из-за
быта,  я  стала  возить  с  собой  из  Москвы  душеспасительный  чай   с
бергамотом.  А  в  гостиничном  буфете  я  заранее  закупала  с   вечера
килограмма два апельсинов,  чтобы  потом,  утром,  не  пугая  аборигенов
прожорливостью,  заперевшись  у  себя  в  номере,  поглотить  их  вместо
завтрака, сымитировав таким образом  необходимый  мне  каждый  день  для
экстренной реанимации свежий оранжевый сок.
   Ленка Дикун развлекала провинциальную публику по-своему:  времени  на
еду во время путинских визитов у нас обычно было в обрез,  поэтому,  как
только мы заходили поужинать в местную  забегаловку,  она  сразу  строго
предупреждала официанток:
   - Так, девушки: вы должны обслужить нас в течении  пятнадцати  минут.
Нас ждет президент.

***

   Несмотря на однообразие предвыборных поездок Путина, в каждой из  них
с нами все-таки случались происшествия, благодаря  которым  теперь  этот
город и запомнился мне  на  всю  жизнь.  Но  именно  этого-то  писать  в
репортажах было  и  нельзя.  Поэтому  не  могу  упустить  случая,  чтобы
рассказать несколько этих случаев здесь. И заодно, кстати, проститься со
своей предвыборной Земфирой.
   Итак...

Иркутск: Я захотела любви, ты же не захотела

   Во время встречи с местной интеллигенцией кандидат в президенты Путин
во всеуслышание провозгласил, что секс - это одна из форм извращения.
   Дело было так: отвечая на вопрос иркутского интеллигента об отношении
к государственной цензуре на телевидении, Путин  объявил,  что  общество
должно само отвергать все, что связано  с  сексом,  насилием  и  прочими
извращениями.
   Вечером, когда я села писать  репортаж,  в  моем  гостиничном  номере
раздался звонок. Звонила  моя  коллега  Таня  Малкина  из  газеты  Время
Новостей:
   - Слушай, Ленка, знаешь, ты  эти  слова  Путина  про  секс  лучше  не
цитируй. Ато он каким-то идиотом будет выглядеть.
   - А почему тебя так волнует, как он выглядит? Мы что с тобой,  теперь
разве в пресс-службе президента работаем? - посмеялась я.
   - Ну, понимаешь,  Володя  Рахманин  (тогдашний  глава  президентского
протокола. - Е. Т.) просил об этом не писать... - замялась Танька.
   - Меня он ни о чем таком  не  просил,  -  отрезала  я.  Через  минуту
телефон зазвонил снова. Это был Рахманин:
   - Лена, вы извините,  что  беспокою,  просто  Таня  Малкина  мне  тут
подсказала, что лучше бы  предупредить  всех  журналистов,  чтоб  вы  не
цитировали слова Владимира Владимировича... ну там о  сексе...  А  то  -
нехорошо получается. Вы понимаете, он не то имел в виду...

Волгоград: Больно не будет, обещаю...

   В волгоградском военном госпитале, который стоял  в  плане  посещений
Путина,  журналистам  раздали  белые  халаты  и  выставили  на   заранее
заготовленные точки. Я в этом бутафорском  облачении  случайно  зашла  в
палату ампутантов, которых недавно привезли из Чечни. Несмотря  на  ужас
увиденного, я поняла, что просто выйти оттуда и закрыть за  собой  дверь
было бы малодушием.  Тем  более  что  молоденькие  ребята,  которые  там
лежали, уже с какой-то надеждой смотрели на меня:  гость.  Я  интуитивно
почувствовала, что им сейчас больше всего надо, чтобы я улыбнулась и  не
побоялась с ними разговаривать, смотреть на них. И  я  подошла  и  стала
знакомиться со всеми. И улыбаться. И изо всех сил не замечать оторванных
конечностей и изуродованных лиц. И опять улыбаться.
   Девятнадцатилетний Алексей из Нижнего Новгорода рассказал  мне,  что,
после того как его призвали в армию, он успел повоевать  в  Чечне  всего
три месяца: ему взрывом оторвало кисть руки и чуть было не выбило глаз.
   - Я мечтал стать шофером-дальнобойщиком. Как  мой  отец,  -  вздохнул
Алексей. - Хотел ездить по стране, смотреть новые города. А теперь вот -
видите, придется придумывать что-то другое...
   - А девушка у тебя в Нижнем есть?
   - Да, я ей уже всю правду написал про то, что со мной произошло.  Она
пишет: наплевать на все. Хочет быть вместе...
   Тут дверь в палату распахнулась,  и  вошел  Путин.  Чтобы  не  мешать
делегации, я осторожно присела на край кровати Алексея и благодаря этому
услышала  чудовищный  разговор  Верхового  главнокомандующего   с   этим
мальчиком, искалеченным на войне, которую он, Путин,  развязал.  Сначала
генералиссимус ходил по палате, жал всем руки и вручал часы и переносной
телевизор. А когда дошла очередь до Алексея, которому часы надевать было
не  на  что,  а  телевизор  смотреть  -  почти  нечем,  Путин   спокойно
поинтересовался у него:
   - Глаз видит?
   - Да.
   - А то, что шрам такой на лице, - это ничего. Сейчас хирурги все  так
умеют делать, что ничего потом заметно не будет!  -  бодро  сообщил  ему
Путин.
   После этого кандидат в президенты постарался  побыстрей  ретироваться
из палаты ампутантов - уж больно невыгодная для  телекамер  предвыборная
картинка там получалась.
   Когда  он  стал  прощаться,  пробираясь  к  двери,  Алексей  даже  не
произнес, а еле слышно выдохнул:
   - Даже не верится... Путин... Живой...
   Все это время, пока я сидела рядом с Алексеем, мне  казалось,  что  я
изо всех сил стараюсь не расплакаться. Но в ту секунду я обнаружила, что
на самом-то деле у меня уже давно по лицу сплошным потоком текут  слезы.
Больше всего  мне  хотелось  встать  и  дать  Путину  пощечину:  за  его
бесстрастное выражение лица в тот момент, за менторский тон, которым он,
не воевавший, позволил себе  говорить  с  этим  мальчиком,  раненным  на
войне, которая так понадобилась Путину для победоносных выборов. А еще -
за путинскую пропаганду по всем телеканалам, которая успела так загадить
людям мозги, что этот парень, едва оставшийся  в  живых,  радуется,  что
увидел живого Путина.

Иваново: Вот незадача - попала сама под раздачу

   Когда Путин осматривал ткацкий цех,  один  из  западных  журналистов,
аккредитованных в Кремле, воспользовался  случаем  и,  когда  мимо  него
проходил президент, попытался задать ему вполне невинный вопрос.
   Однако  когда  Путин  отошел,  на  журналиста  накинулся  разъяренный
кремлевский пресс-секретарь Громов и принялся орать на весь цех:
   -  Как  вы  посмели!  Вы  что,  правила  не  знаете?!   У   нас   тут
несанкционированных вопросов  не  задают!  Еще  раз  так  сделаете  -  и
вылетите отсюда! Мы с вами не будем работать!
   Надо пояснить, что несанкционированными вопросами в кремлевском  пуле
с момента  прихода  Путина  к  власти  стали  называться  абсолютно  все
вопросы, которые не были заранее одобрены или даже составлены и  розданы
журналистам самим президентским пресс-секретарем.
   Громов смотрел на иностранного лазутчика как удав на кролика,  и  тот
уже явно морально приготовился к тому, что это - его последняя поездка с
российским президентом.
   Но тут Громов случайно обернулся и увидел, что у него за спиной  стою
я и все вижу и слышу. Во  мгновение  ока  он  сообразил,  что  меня  как
опасного свидетеля  этой  некрасивой  сцены  нужно  срочно  хоть  чем-то
нейтрализовать.
   Лицо Громова моментально приняло фальшиво умильное  выражение,  и  он
заискивающе обратился ко мне:
   - Леночка, а ты не хочешь задать вопрос Владимиру Владимировичу? Вашу
газету  не  интересует,  случайно,   когда   на   телевидении   появятся
предвыборные ролики Путина?
   Как  назло,  это  действительно  интересовало   мою   газету,   и   я
согласилась. И, таким образом, на себе испытала весь механизм  появления
заказных вопросов во время так называемых пресс-конференций Путина.
   Собрав брифинг прямо в  цеху,  Громов  пустил  туда  всех  приехавших
газетчиков и телекамеры, но из всей толпы начал выхватывать только  тех,
чьи вопросы были им же самим заготовлены. В том числе -  и  меня.  Ответ
Путина тоже оказался  явной  домашней  заготовкой:  он  заявил,  что  не
намерен наравне со всякими прочими кандидатами в президенты  участвовать
в дискуссии на тему: что лучше - Сникерсы или Тампаксы.
   Однако вступив на  скользкую  тему  женских  тампонов,  Путин  сильно
рисковал. Потому что дело происходило как раз накануне  Женского  дня  8
марта. И я, конечно же, не удержалась оттого,  чтобы  слегка  просветить
Владимира Владимировича со страниц  газеты  Коммерсантъ  насчет  женщин.
Например, что, если он случайно не в курсе, то для каждой  постсоветской
женщины Тампакс - это главное (если не единственное) ощутимое достижение
демократии. И что если любую россиянку поставить перед  выбором  Тампакс
или президент, то она не задумываясь проголосует за первое.
   Потом я еще долго пожинала лавры славы  среди  западных  журналисток,
которые, как известно, слегка больны  на  голову  феминизмом  и  поэтому
приняли мою статью за гимн женской эмансипации.

Воронеж: Не взлетим, так поплаваем!

   Побывав  вместе  с  Путиным  на  Воронежском   авиационно-стоительном
предприятии со звучным грузинским именем ВАСО, я, совершенно  неожиданно
для себя, поняла, что есть только один-единственный способ реформировать
нашу страну. Могу поделиться  рецептом  с  правительством.  Записывайте:
ВЗОРВАТЬ ВСЕ СОВЕТСКИЕ ЗАВОДЫ. А деньги, которые сейчас тратятся  на  их
содержание,   заплатить   бывшим   рабочим   для   переквалификации    и
трудоустройства на новые, эффективные рабочие места.
   Сейчас  объясню,  почему  это  откровение  снизошло  на  меня  именно
благодаря грузину Васо. Дело в том, что только проехав вместе с  Путиным
по стране, я воочию увидела, что же такое - наша  экономика.  Вернее,  -
наш бюджет.  Вот  кто-нибудь  понимает,  куда  тратятся  наши  бюджетные
деньги? Нет? А вот я теперь - да.
   На заводе ВАСО, пока  Путин,  как  всегда,  опаздывал,  я  гуляла  по
огромному пустынному ангару и залезала на одинокие  самолетики,  которые
там выставлены. И на одном лайнере,  -  который  мне  показался  обычным
задрипанным  рейсовым  самолетом  советского  образца,  -   я   случайно
встретила механика, который назвался Дмитрием и  принялся  изливать  мне
душу.
   - У нас уже пять лет нет ни  одного  заказа.  Последний  раз  Ельцин,
когда здесь был, обещал нам дать госзаказ  на  постройку  президентского
самолета. А потом он его не выкупил, и у  нас  даже  денег  не  хватило,
чтобы его достроить. Так и стоит... Никому наши самолеты уже  не  нужны,
никто их у нас не купит - я  вам  как  механик  говорю:  они  не  только
морально, но и технически устарели...
   - А что же вы здесь тогда вообще делаете,  раз  пять  лет  ни  одного
заказа не было?
   - Ну... Как что... Подкрутить, подвертить где чего... Проверить... Да
я почти и не работаю здесь - так вот - сегодня позвонили,  вызвали...  Я
подрабатываю все время. Потому что зарплату  я  здесь  вообще  нищенскую
получаю - две тысячи рублей с небольшим... А на стороне я баксов  триста
спокойно в месяц делаю...
   - А директор ваш сколько, интересно, здесь получает?
   - Ха! За него не беспокойтесь! Знаете, какая у него дача!  Вам  и  не
снилось!
   Я была просто потрясена: этот механик сам признается,  что  абсолютно
ничего  на  заводе  не  делает,  но  тем  не  менее  получает  зарплату.
Нищенскую, но зарплату. Более того - он признается, что и весь его завод
ничего не производит уже 5 лет! А сколько еще  заводов-убийц  за  каждым
закоулком нашей  необъятной  родины  с  ножом  притаилось  и  за  родным
караваем охотятся? Так весь бюджет и сжирают. И когда  депутаты  в  Думе
кричат о необходимости дотаций для поддержки отечественного производства
и требуют дать новые госзаказы заводам, то они должны честно признаться,
что хотят оплатить из кармана  налогоплательщиков  ровно  те  никому  не
нужные устаревшие самолеты, о которых говорил мой искренний  воронежский
приятель Дмитрий.
   В таком случае, дорогой Васо, нэ дешевле ли будет стране скинуться на
несколько сотен килограммов тротила, чтобы ликвидировать  эту  бездонную
прорву навсегда и начать заново создавать  в  России  реальное,  нужное,
эффективное производство? Ну, Васо, - будь мужчиной! -  беседовала  я  с
виртуальным воронежским грузином, разгуливая  по  цехам.  Однако  Путин,
явившийся на завод как  раз  в  тот  момент,  когда  я  уже  почти  было
уговорила Васо самоликвидироваться, спутал мне  все  карты.  Он  тут  же
пообещал авиационщикам выкупить у них президентский самолет и дать новые
госзаказы.
   - Вот глава Аэрофлота об этом позаботится! -  заявил  Путин  и  ткнул
пальцем в стоявшего поодаль ельцинского зятя  Валерия  Окулова,  который
был явно не рад такому соцобязательству, но покорно закивал.
   Тут в окружавшей Путина свите  у  меня  неожиданно  появился  идейный
сообщник:
   - Да на помойку эти самолеты нужно, чтоб не мучиться...  -  пробурчал
какой-то представительный мужчина себе под нос.
   - Ой, простите, а вы - кто? - радостно переспросила я.
   - А я - хозяин Трансаэро, Плешаков моя фамилия... Мы  вот,  например,
давно в лизинг  несколько  боингов  взяли  -  там  и  начинка  отличного
качества,  и  салоны  современные.  А  по  деньгам  -  гораздо  выгоднее
получается, чем аэрофлотовские тушки и илы возить. Они же  уже  морально
устарели лет на  двадцать!  Вам,  случайно,  не  приходилось  летать  на
трансаэровских боингах?
   Я сказала, что приходилось, и  откровенно  призналась,  какая  именно
деталь в его самолетах привела меня в наиболее буйный восторг:
   - Туалеты! Ну откройте секрет: ну вот как вам удается  добиваться  от
ваших унитазов, чтобы они ревели как звери  и  всасывали  воду  с  такой
офигительной скоростью?!
   Тут в разговор вступила  Елена  Дикун  и  в  красках  поведала  главе
Трансаэро, как, когда мы вместе летели на боинге его  компании  (обычным
рейсовым самолетом, в Европу, на какой-то саммит, к дедушке Ельцину),  я
щедро делилась с коллегами своим открытием: открывала  настежь  дверь  в
туалет, заходила туда, спускала воду  и  требовала  от  всех  послушать,
какой суперский звук!
   С Плешаковым просто истерика случилась от хохота. На  нас  уже  стали
оборачиваться и  шикать  путинские  чиновники,  чтобы  мы  не  заглушали
президента. А отсмеявшись, хозяин Трансаэро честно мне признался:
   - Вы не поверите: со мной в первый раз, когда я эти  туалеты  увидел,
то же самое, что с вами, случилось!  Я  игрался  с  этими  туалетами  ну
просто как ребенок! Звук действительно  потрясающий!  Это  называется  -
пневмотуалеты. Знаете, точно такие же делают на подводных лодках!

Кремлевская пресс-хата.

   Если кто не знает - слово пресс-хата  на  зоне  означает  специальную
систему моральных  и  физических  издевательств,  с  помощью  которых  в
человеке пытаются сломать волю, отпрессовать. Так вот лично для  меня  в
2000 году, после  прихода  Путина  к  власти,  кремлевская  пресс-служба
превратилась в настоящую пресс-хату.
   Когда за мой очередной репортаж пресс-секретарь Путина Алексей Громов
опять  отстранил  меня  от  поездок,  я  уже  скорее  даже  обрадовалась
возможности отоспаться после предвыборной  кампании,  чем  расстроилась.
Если бы не одно но: Громов объявил мне, что лишил  меня  аккредитации  с
согласия главного редактора Коммерсанта Андрея Васильева.
   Я бросилась к Васильеву выяснять, в чем дело. Объяснение,  которое  я
от Андрея услышала, просто лишило меня дара речи:
   - Извини, подруга: я тебя обменял. Просто Громов  лишил  аккредитации
нашего фотокорреспондента за какую-то там фотку - он там Путина, что ли,
уродом сфотографировал... Понимаешь, нам же все-таки важно, чтобы у  нас
в кремлевском пуле был свой фотокорреспондент... Вот я и  договорился  с
Громовым, что я обменяю тебя на нашего фотографа. Но  это  -  только  на
одну поездку, ты не волнуйся! Я просто хочу понять, в  чем  проблема:  в
тебе лично или там вообще уже у них в Кремле пошло говно по трубам...
   Я ответила, что тогда немедленно пишу заявление об уходе из газеты:
   - Ради чего тогда я каждый  день  выдерживаю  прессинг  этих  уродов?
Чтобы потом, в самый неожиданный момент родная газета  исподтишка  сдала
меня?! Спасибо вам большое за коллегиальную поддержку! Только  отдавайте
себе отчет: если вы сейчас хотя бы один раз позволите  Кремлю  себя  так
прогнуть, то потом они уже будут знать, что с  нашей  газетой  можно  на
таком языке разговаривать!
   В следующую президентскую поездку главный редактор опять аккредитовал
меня.  А  нашего  фотокорреспондента  потом  все  равно   опять   лишили
аккредитации: на этот раз  Громов  совал  мне  под  нос  обложку  нашего
еженедельника Власть и орал,  что  мы  не  имеем  права  фотографировать
президентских охранников...

***

   Нам все казалось,  что,  как  только  пройдут  президентские  выборы,
кремлевская паранойя кончится. Путин перестанет бояться продуть  выборы,
и надобность в жесткой цензуре у него отпадет, - рассуждали журналисты.
   Но  не  тут-то  было.  В  первых  же  послевыборных  поездках  Путина
репрессии к журналистам еще больше ужесточились.
   Мало того - сразу же после победы Путина на президентских выборах его
пресс-секретарь уже  совершенно  гласно,  ничего  больше  не  стесняясь,
объявил журналистам о введении в Кремле цензуры.
   В середине апреля, перед первой зарубежной вылазкой  Путина  (еще  до
инаугурации он совершил блиц-визит  в  Минск,  Лондон  и  Киев)  Алексей
Громов внезапно созвал весь  кремлевский  пул  на  собственный  закрытый
брифинг.
   - Будут объявлены новые правила работы пула, - отрапортовал сотрудник
пресс-службы, обзванивавший  всех  нас  по  телефону.  -  Громов  просил
передать, что явка обязательна для всех!
   Предвыборных издевательств мне хватило  по  горло,  и  я,  сказавшись
больной,  прогуляла  урок.  Однако  заботливые  коллеги,  разумеется,  в
деталях записали содер