Здесь не ученый совет. Публика может не понять. Вы
не сформулировали задачу! - Наседал Горелик.
     - У Кэрола есть мудрые  с-слова, - сказал я без прежнего энтузиазма: --
"Что вы помните лучше  всего? - спросила Алиса, набравшись храбрости. -  То,
что  случится  через  две  недели, -  небрежно  ответила  Королева,  вынимая
пластырь и заклеивая им палец". Это качество - помнить, что произойдет через
две   недели  -  необходимо   экспериментатору   не   меньше,   чем  хорошая
хирургическая  школа  и  знание  патофизиологии  кровообращения, -- сказал я
после  паузы. -  Потому  что  иначе  экспериментатор уподобляется  человеку,
который выпустив стрелу в воздух, рисует мишень там, где она упала.
     Ресторан одобрительно загудел.
     - Д-давайте выпьем за диссертанта, -  произнес я, поднимая стакан. - За
его близких... Я имею в виду его семью, а не лабораторных животных. За всех,
кто помогал ему в работе, за  институт,  который не мешал и позволил сделать
лабораторию такой, какой она есть...

     Я выслушал нестройные крики одобрения, пригубил теплый спирт, до смерти
напугав желудок, и повернулся к соседке.  Я видел,  как ей нравится здесь, и
знал,  что  она нестерпимой любовью  любит Грузию и грузин,  и не  мешал  ей
наслаждаться.
     -  Мы посмотрели у  себя  в лаборатории  содержание  фосфорорганических
соединений и  структуру митохондрий в миокарде тех  сердец, что  ты присылал
после газовой консервации,  - сказала Инка,  с удовольствием наблюдая, как я
пялюсь на соски ее грудок,  торчащие сквозь ткань блузки. - Похоже, кислород
просто сжигает гликоген...
     -  Н-неужто все  ходишь без  лифчиков?  -  удивился  я,  -  Или  теперь
придумали лифы с дырками для сосков?
     Я представил, как кто-то из моих аспирантов занимается  с  ней любовью,
понимая, что сам отрядил их на это... и сказал вслух:
     - Чтоб  с-сохранить  миокардиальный  гликоген,  мы  понизили содержание
кислорода в  газовой с-смеси  до  уровня атмосферного воздуха... и  добавили
углексилый газ в избытке.
     Странные вещи творились в мире: Инка, прекрасный патофизиолог,  знающий
все,   что  происходит  с  консервируемыми  органами,  предназначенными  для
трансплантации,  гляделась  тридцатилетней  девкой  в  свои   сорок  пять...
Учитель,  положивший  много  лет  на проблемы  консервации,  тоже  смотрелся
странно  молодо,  несмотря  на  возраст и  неимоверный  вес...  А  я?  Пусть
какой-нибудь сукин сын точно скажет, сколько мне лет!
     Странная,  тревожащая мысль  о  влиянии  на возраст  хирурга  процессов
консервации изолированных органов, где все усилия сосредоточены на удлинении
сроков хранения, т.е. на преодолении фактора времени, периодически не давала
мне  покоя. Я  даже  написал  статью  об этом,  поместив  туда  удивительные
наблюдения  о запоминании  переживающим органом  управляющих  воздействий  и
восприятии мысленных команд, документально подтвердив возможность "обучения"
будущего трансплантата...
     В  тексте той статьи была одна  дурная фраза,  на которую я  не обратил
тогда внимания: "Политика  управления в живом, включая процессы консервации,
с  точки  зрения изложенных здесь событий, предполагает  использование..." и
т.д.  Редакционный рецензент  не преминул воспользоваться моей оплошностью и
выдал "перл", долго вызывавший улыбки: "Политика управления, в том числе и в
живом,  определяется  не  мистическими  способностями хирурга,  как полагает
автор,  но  решениями  партии  и  правительства...".  То   были   прекрасные
времена...
     - Я знаю чем будут заниматься падчерица в  вашей Лаборатории,  - громко
проговорил за спиной профессор-физик и положил мне руку на плечо.
     - Она будет помогать вам снимать вывески!
     - Х-хорошо, - вяло согласился я, понимая, что отказать уже не  смогу. -
Только ей придется начинать с мытья хирургических  инструментов, а там будет
видно. Как ее зовут?
     - Этери.
     - Что это значит п-по-грузински?
     - Эфир,- ответил отчим-папа.
     - Г-годится, - улыбнулся я.


Глава 2. Бродяга

     БД, высокий шестидесятилетний Водолей в дорогих металлических очках  от
"Trussardi", с  мягкими  тайгоновыми заушниками, удивительно прямой  спиной,
множеством  темных  мелких  веснушек  на  вызывающе  интеллигентном  лице  с
нееврейским коротким  носом,  с  давно немытыми  рыжими,  теперь опять почти
седыми,  волосами,  с  потухшими  зелеными  глазами,  изредка  загоравшимися
глубоким   кошачьим   светом,   и  неожиданной   пластикой  крупного   тела,
перемещавшегося с юношеской легкостью, если к тому понуждали обстоятельства,
проехал порт с  толпой товарных ваганов, похожих отсюда на стадо задремавших
рыжих  коров, и дремучей зарослью допотопных кранов, напоминавших выгоревший
лес, бесшумно раскачивающийся под ветром.
     Здесь  все  оставалось  таким,   как  десять  лет  назад:  обветшавшим,
неухоженным и,  на первый взгляд, никому ненужным, хотя  битва за запущенный
порт  с   остовами   ржавеющих   кораблей   на  берегу   и   полуразрушенной
инфраструктурой     развернулась     нешуточная:    нераскрытые    убийства,
душераздирающие  крики местных  властей про свои неустанные заботы о жителях
страны,  публикации местных газет,  выливающие  на  неугодных  безумную и от
этого похожую на правду ложь...
     Все решения,  как всегда идиотские с точки зрения  здравого  смысла, но
выгодные  этому   чертовому  узкому  кругу   high  society,   высокомерному,
беспомощному  и  безграмотному, в который он хотел  проникнуть, но так и  не
смог, принимались  за  неспешными переговорами в дорогих  загородных  домах,
выстроенных на гонорары от таких же ущербных проектов.

     Заныла  больная  простата.  Он  знал,  что  если не  остановится  и  не
помочится прямо сейчас, теплые струйки мочи потекут на сиденье автомобиля.
     - Ну и пусть! - Привычно подумал он. - Пусть текут.
     Ему  было   наплевать  на  прохожих.  Однако  стоять  посреди  улицы  с
раздернутой  молнией  на  штанах  и держать в руках,  с  трудом найденный  в
складках  одежды,  огрызок былого  величия, мучительно долго ожидая,  когда,
наконец, из  него закапает  моча, он стыдился.  Ему было  лень останавливать
машину, но еще больше не хотелось вылезать из нее, и он поехал дальше. Через
пару минут он  почувствовал  ягодицами, как потекла моча. Не отрывая взгляда
от дороги он сунул под себя руку: было не очень мокро.
     - Пока доеду, высохнет, - решил он, оглянувшись  на заднее сиденье, где
привычно лежала, завернутая в газеты, картина: натянутый на подрамник холст,
покрытый масляными красками такого глубокого  и  чистого цвета, что казалось
они  светят сквозь бумагу, и достал окурок сигары, который предусмотрительно
сунул в карман.
     -  Почему они стали  выращивать грибы? -  Подумал он  про бывших  своих
сотрудников,  которые  после   пожара  в  Лаборатории   принялись  бесцельно
разводить шампиньоны, странно упорствуя, несмотря на отсутствие результатов
     -  Сублимируют...  А та девка на сочинском базаре  с белыми  грибами...
Маринуй, соли - закуска страшной силы, как говорил Герман...

     За последнее время он  располнел,  потому  что забросил  спорт: в таком
босяцком виде никто не пустил  бы его в бассейн,  а с теннисной ракеткой  на
корте он гляделся бы, как человек с ружьем у дверей овощного ларька.
     Босс оставил за  ним право  бесплатно столоваться в  своих  ресторанах,
однако в залы  его уже  не  пускали,  а кормили  в  подсобных помещениях.  В
последнее время ему закрыли  доступ даже в подсобки и еду выносили  вместе с
бутылкой, заполненной алкоголем, слитым из недопитых стаканов.
     Эта  смесь виски, водки, коньяков и дорогих вин  действовала на него не
хуже наркотиков,  которыми  он  изредка  пробавлялся  теперь.  Его  нынешние
друзья,  такие  же,  как  он  сам,  полу-бродяги,  полу-нищие,  появлявшиеся
неизвестно  откуда,  вроде  как  из ничего, несмотря на весь свой  цинизм  и
бесшабашность, держали его за человека  с другой планеты и осторожно  пили с
ним  крепкое спиртное, не подозревая, кто он... А он, несмотря на страдания,
болезни  последних месяцев и нищету, вел  себя так,  будто  только вышел  из
операционной, где ассистенты заканчивают операцию по пересадке сердца.
     БД поначалу смущало качество  их выпивки,  в которую они добавляли все,
что было  под рукой:  от  таблеток  без названия до  сомнительных настоек из
ландыша и валерианы,  перца, чеснока,  лимонных  корок и  компаудных  клеев,
полностью выключавших  его  сознание спустя 15-20 минут после старта. Однако
вскоре он к этому привык и испытывал от их  выпивки больше удовольствия, чем
от коллекционного виски. Нынешние приятели, даже сильно подвыпив, никогда не
задирали его,  и он имел прекрасную возможность наблюдать их  жизнь изнутри,
пока, наконец,  не почувствовал,  что стал одним из них и больше не жалел об
этом.   Давно   немолодые,   немытые   и  больные   мужчины   были   странно
гиперсексуальны и, если на всех не  хватало таких  же старых и пьяных девок,
не брезговали заниматься  любовью друг с другом. Здесь  не было  запретов, и
ему это нравилось...
     - Только п-потеряв все, - объяснял он своим новым коллегам по выпивке и
сексу, - обретаешь истинную с-свободу д-делать, ч-что хочется.
     Единственное, что мешало - запахи, но он быстро  приноровился, перестав
мыться и  иногда делая в штаны. Теперь все  чаще он думал о том, что странно
непохожий  на привычных  бродяг бродяга и  есть он настоящий,  а тот забытый
профессор-кардиохирург, блестяще образованный,  остроумный и  хорошо одетый,
просто фантом его ночных кошмаров последнего времени.

     -  БД!  -  Атаковал его  настырный  бродяга  в светлом  костюме, бывший
слесарь  разорившегося  ВЭФа,  который любил  представляться  преподавателем
латвийского Университета. - Почему вы не хотите сойтись с коллективом?
     -  Ч-человек  всегда б-будет  н-нуждаться  в одиночестве. Т-только надо
н-научиться входить т-туда без стука...
     -  Вы  умный,  БД, а как  жить, знаете? -  настырничал слесарь, надолго
приложился к бутылке, а потом с надеждой посмотрел на него.
     - "Надо б-быть п-прохожими",  говорил Христос. Он был гений... А ж-жить
н-надо д-день за днем, уклоняясь от н-невзгод.
     - БД! - человек  протягивал ему бутылку. -  Наши мужики  уважают  вас и
хотят, чтобы и вы отвечали взаимностью, и были доступнее.
     - Они х-хотят, - перебил БД, - ч-чтобы я п-предоставлял с-свою п-прямую
кишку для их с-сексуальных забав, к-когда п-под рукой нет д-девок...
     - Я  хочу  п-понять, что  п-происходит с-сегодня не с  н-нашими  общими
друзьями  п-по  ч-чердакам,  и к-как нам  жить дальше, а что  п-происходит с
воспитанными людьми, к-которые есть т-теин в ч-чаю? - уже спокойно продолжал
БД,  поднося  горлышко  бутылки  к  губам.  -  Мне  не  важно,  как  б-будут
ранжированы те интеллигенты, кто скурвился и, забыв про свои предназначенье,
роль и х-хорошее воспитание,  как женщины, побежали за б-богатыми  русскими,
л-латышами, американцами,  сильно с-согнувшись  в п-попытке лизнуть  ч-чужое
колено, вместо того, ч-чтобы привычно идти на Соловки или уезжать из страны,
как было всегда, как ездил Тургенев...  Мне мучительно не х-хватает з-знания
того,  что с-случилось с горсткой не скурвленных, таких как  я,  в России  и
вокруг нее: в Латвии, Грузии...  Не г-говорю о тех, к-кто с-сумел удержаться
в  прежнем звании или  должности, хотя должности для  таких, как я, не очень
много значили. Этого я до сих пор не с-сумел объяснить Д-дарел и сыновьям...

     Мужик, который понял, как жить, сказал:
     - Давайте выпьем, БД, за  вас, человека слишком умного,  чтобы понимать
простые вещи!
     "Этот  хазер  из  университета меня доконает," -  подумал  БД и, сделав
глоток  из  протянутой бутылки,  оглянулся.  Они  сидели  на железнодорожной
насыпи,  где-то  между  Ригой  и  Юрмалой.  Жиденькая  рощища  молодых  осин
шелестела  красно-желтыми  осенними листьями  над  головой,  отгоняя  запахи
вокзалов, нагретых рельсов, шпал и удивительно стойкий запах вареной курицы,
густо реявший над полотном железной дороги.  The  Real Indian Summer во всей
красе: теплое, солнечное, немного печальное, с паутиной и тревожными гудками
электричек,  грустными  рядами  продавцов  грибов  на рынках,  предожиданием
несбыточного и увяданием в природе...
     "Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора - Весь день стоит
как бы хрустальный, и лучезарны вечера...".
     -  К-кто из команды  ваших  коллег-беспризорников определяет места  для
встреч  и в-выпивок?  Всех  этих vanity  fairs?  - спросил  БД  настойчивого
мужика.  -  К-каким образом  обеспечивается безопасность  и  почему  полиция
всегда  с-старается  обойти  нас  стороной  даже,  когда поведение некоторых
становится вызывающим?
     - Знаете! -  Снова  пустился он в  воспоминания.  - М-много лет назад я
задавался  п-подобным  вопросом, правда  по  другому  поводу.  М-меня так же
с-сильно интересовало, кто в нашем бывшем доблестном и могучем КГБ определял
места встреч своих офицеров с хорошо воспитанными людьми?
     - С такими, как вы?
     -  Они руководствовались т-теми же п-принципами, что  и  кто-то в вашей
к-команде:   комфорт,  разумеется,   с  точки   зрения   ГБ,   безопасность,
привлекательный  вид  из  окна  и что-то  еще непередаваемое, но удивительно
п-похожее... П-пожалуй, н-непредсказуемость выбранного м-места.
     - Места для встреч обычно выбирает Пал Палыч, - ответил бывший служащий
на ВЭФе. - Вон тот худой мужик с большим носом.
     БД  посмотрел  и увидел  пожилого  интеллигентного  человека с  большим
грузинским  или еврейским  носом,  густым  курчавым ежиком  седых  волос,  в
длинных шортах со  множеством карманов, кривыми волосатыми ногами  и плотной
светлой рубахе с темными пуговицами.
     "Господи! - подумал БД. - Это же тот из ЧК, что приезжал из-за "кумыса"
и морочил мне  голову в кабинете директора тбилисской  филармонии,  удивляя,
кроме  прочего,  умением  выбирать места  для встреч...  Где-то еще,  совсем
недавно, я встречался с ним..."
     - Н-нет! - Бормотал БД. - Не м-может б-быть! - Но  ноги уже несли его к
мужику в  толстых  шортах, лежащему  под  деревом  неподалеку  от остальных.
Что-то в этом старом еврее-грузине уже давно привлекало  его, но он старался
избегать знакомств. Ему был интересен только один человек - он сам.
     БД чуть не налетел на него и, остановившись, начал молча  разглядывать.
Тот сел и, улыбнувшись, спросил:
     -  Что-нибудь  случилось?  Вы похожи  на  человека,  который выиграл  в
лоторею велосипед.
     - Мы с вами  встречались в прежней жизни, не правда? Встречались? Может
быть, велосипедные гонки "Tour de France"?
     Мужчина с большим носом смотрел на БД, молчал и улыбался.
     Нет, простите. Я, к-кажется, ошибся.

     -  Так  вот,  старина! -  Сказал  БД  слесарю-преподавателю.  -  Хорошо
воспитанные люди...
     - Такие, как вы? - Спросил тот просыпаясь.
     -  В бедности трудно  с-сохранить х-хорошие  манеры, - начал нервничать
БД.
     - Но вы не ответили! - настаивал университетский придурок.
     - Я  терпеть не могу  отвечать  ответом на  в-вопрос. Я  начинаю с-себя
чувствовать, как на допросе в ЧК.
     Мужик обиделся и демонстративно отвернулся.
     - Х-хорошо воспитанные люди, такие как я, с х-хорошим вкусом, способные
оценить не пробуя, - произнес  БД и посмотрел  на университетского придурка,
лицо которого в этот  момент выражало удовлетворение  человека, исполнившего
свой долг, -  не скурвливаются  под  воздействием обстоятельств, даже  самых
с-страшных. Х-хотя, если честно... то,  что произошло с х-хорошими  людьми в
бывшей лучшей, самой худшей и  любимой стране, еще  не  есть самое страшное,
потому  что та малая  не скурвленная горстка хороших людей в  самой России и
вокруг  нее, не утратившая чести, достоинства и благородства, традиционно не
захотела п-принимать  участия в том, что происходило: ни мозгами, ни делами,
ни просто п-присутствием  своим, которое многое значит...  Всегда,  д-думали
хорошие люди,  найдутся полуинтеллигенты без с-среднего образования, которые
поучаствуют  в  этом  бизнесе, п-потому что  нет такого гнусного  и мерзкого
политического    т-течения,    к-которое     не     нашло     бы     с-своих
интеллигентов-холопов,   большая   часть  из   которых  сразу  п-принимается
прославлять власть и  ее действия, а другая, м-меньшая, н-начинает обличать,
но так бездарно и неумело, что лучше бы она этого не  делала никогда... А мы
будем наблюдать за событиями и, когда все  закончится,  решим,  как  оценить
случившееся, - вещал БД, периодически прикладывая горлышко бутылки к губам.
     -  Так или примерно так, - продолжал он, поглядывая на университетского
безработного, который спал, положив голову на его зимний башмак желтой  кожи
с  рваными  шнурками,  надетый  на  босу  ногу,  - рассуждали  хорошие люди,
п-привычно рассчитывающие, что власти будут заигрывать  с ними или с-сгонять
в лагеря, как это традиционно происходило на Руси...

     Он сделал паузу, чтобы поискать еду  и, не найдя, отхлебнул из бутылки.
Он  заметил,  что,  кроме  уснувшего на  башмаке университетского  придурка,
пьяное бормотание слушает  еще  несколько человек, окруживших его кольцом, в
том числе тот смутный носатый мужик из ЧК, не пожелавший колоться.
     -- И  здесь, д-джентельмены, - БД вдруг понял,  чего ему так сильно  не
хватало  все  это  время:  аудитории,  наслаждающейся его  выступлениями,  -
с-случилось   непредвиденное...   В-власть  Российская  п-просто   перестала
обращать внимание  на хороших людей. Ей,  власти,  б-было не до того  и  она
положила  на  них, - проснувшийся вэфовец  напрягся  в  ожидании знакомой  с
детства  фразы,  но БД не  был  традиционалистом и не стал  формулировать. -
П-положила на  них свои немытые,  взопревшие  г-гениталии, не  понимая,  что
именно эти х-хорошие люди больше  всего  нужны ей сегодня... С-сейчас... и в
России, а не в Л-латвии или Америке, Грузии или Франции... п-потому  что и в
них  тоже  ее  сила и спасение... Т-такого еще  не бывало, и  хорошие  люди,
которые всегда немного евреи, растерялись...
     Он уселся поудобнее и вытащил из-под спины острый камушек.
     --  Они   н-не  знали,  как  себя  вести,  поскольку   п-продаваться  и
скурвливаться  их не  понуждали, в тюрьмы  не  гнали, а  просто предоставили
самим  себе. Это  б-было настолько  непривычно,  и  страшно,  и унизительно,
потому  что ты  сразу  из  вечно  занятого и всем  нужного,  расписанного по
минутам, превращался в ничто,  в обузу, что интеллигенция всерьез испугалась
и стала делиться, как мухи-дрозофилы, из-за которых, к-кстати, хорошим людям
в  свое время тоже  с-сильно  досталось,  на  группы, о  которых  я  уже вам
говорил: на скурвленных, почти не скурвленных и  на все еще хороших людей...
Эта  последняя  категория  теперь  просто  вымирает  из-за   н-нищеты,  моет
междугородные  автобусы,   как   мой  п-приятель  профессор-нейрофизиолог  в
Ленинграде, или превращается в б-бродяг, как я, джентельмены, ваш коллега по
бездорожью,  вымощенному  редким  асфальтом  с  каплями  спермы от  оргазма,
приключившегося при чтении таких прекрасных слов, как  демократия,  свобода,
равные права... И все  это случилось  только потому,  что хорошие люди из-за
этого жуткого социального  землетрясения, сопровождавшегося  наводнениями  и
извержениями  вулканов,  забыли  п-прекрасные  слова  Тургенева,  о  которых
остальные  просто никогда не знали: "Х-хороший человек тот, о котором думать
нечего, а  которого надобно  слушаться  или ненавидеть"... Он  сказал  это и
уехал в Баден-Баден...

     Плотное  кольцо  коллег-бродяг, одетых  в модные заношенные одежды, уже
давно молча окружало БД, напряженно стараясь понять пьяный монолог.
     - А  то, что гонят  отовсюду, как  п-последнюю  с-собаку ненужную, лишь
достигнешь чего путного или наладишь что: в  хирургии,  бизнесе, собс