я  на  чувство
к-комфорта,  какой-то п-победной  и радостной, как  н-наркотик, уверенности,
ощущения  с-собственного м-могущества  в операционной  ... что-то гнало меня
дальше... в  б-большую  хирургию, в  сердечную т-трансплангтологию,  и  этот
п-призыв был  настолько  с-силен,  что  я не стал  п-противиться...  Защитив
д-докторскую д-диссертацию, я с ужасом п-понял, что все мои усилия оказались
н-напрасны: к-клинические п-пересадки сердца все еще были под  з-запретом...
Это был  очень с-сильный и к-коварный удар, п-потому что был ударом изнутри,
к-как всегда н-нанесенным любимой с-страной...  Удар, принесший п-постоянную
изнуряющую б-боль, о к-которой никому не расскажешь, п-потому что к-крови не
видно... М-может, я слишком п-привередлив?
     -  Тогда Кузьма  Константиныч  вам  сказал:  "ЗаткниебалоРыжий! У  тебя
прекрасная Лаборатория. Тебя  знают  и охотно публикуют...  Ты вхож  в узкий
круг... Это и есть твоя  жизнь... Чего тебе еще? Какие  нахуйпредназначенья?
Твои постоянныевыебыванияпро смысл жизни до добра не доведут!"
     - Что я ответил?
     - Вы сказали: "Разве  ты,  Кузя, сам никогда  не задумывался  над этими
вопросами?"
     - Конечно, задумывался...
     - Ты получил ответы?
     -  А кто мне их должен давать, как, кстати,  и  тебе?  Кто? А задавал я
нормальные человеческие вопросы, определяющие мою жизнь и влияющие на нее...
     -  М-может  быть,  мое п-предназначение в  том,  чтобы  з-задавать  эти
вопросы о смысле жизни? Н-нет... Это б-бы б-было слишком  п-просто, - сказал
БД, глядя, как тело Этери вдруг начало перемещаться от его ног к голове...
     -  Или,  может  быть,  проделав  сложный  и  долгий  путь  от  джаза  к
эксперименту,  вы еще не  нашли своего предназначенья и  оно  поджидает  вас
где-то, постукивая от нетерпения ногой об пол? - закончила за него Этери. Он
увидел у своего лица подвздошные впадины ее живота с чуть трепещущей кожей и
узкой полоской волос на лобке...
     -   Honey!   М-мое   с-стратегическое   м-место  не   может   н-надежно
функционировать,  если  заперта  дверь  г-гормональной к-кладовой...  Я  уже
говорил: кто-то унес к-ключи...
     Этери  перетекла  на край  постели  и  прижала  подбородок  к  согнутым
коленям.
     - Эти слова недостойны джентльмена... Прежде вы могли функционировать и
с  неработающей   кладовой...  Вам  надо,  чтобы  вместо  нескольких  минут,
отведенных для любви, я стала выкладывать  то, чего сама не  знаю... Чего не
знает никто.
     - Д-даже  Г-господь? Зачем мы тогда п-путешествовали в  т-те миры, где,
мне казалось, есть телефон, чтоб д-дозвониться к Богу?
     Там не отвечают на вопросы, там показывают...
     Что?! Что?
     То,  что  вы  хотите  увидеть  или  узнать,  даже если  сами  этого  не
осознаете... Может  быть, вы правы и эти вопросы следует задавать Господу...
или самому себе...

     Поезд мягко стучал. БД прислушался: колеса тихонько выстукивали "Air on
the G string" Баха в аранжировке Жака Лусье...
     - Вы теперь не Казанова, БД, - сказала она.
     - Я  никогда и не б-был им, Honey. Я могу х-хорошо з-заниматься любовью
только с любимой женщиной или если меня разбирает л-любопытство...
     - Любопытство?
     -  Если мне  вдруг до с-смерти надо  знать,  как  эта женщина п-поведет
себя...
     - И часто вас разбирало любопытство?
     - Раза т-три... или четыре?
     - Но вы до сих пор помните об этом...
     Он глубоко втянул  ноздрями запах  юной кожи и,  чтобы сильнее и острее
почувствовать  его,  приподнял  стройные  бедра,  и  погрузил  лицо  прямо в
благоухающий  сад, влажный после  дождя...  Он  пребывал в овраге яблоневого
сада,  склоны которого  были  выстланы  светлой нездешней травой,  влажной и
душистой, с преобладающим запахом неспелых яблок...
     Он  пил эти запахи и  вкус,  и  не  мог  напиться, все больше увязая  в
светлых травах оврага... И  почувствовал,  как не  выдержав  напора, рухнула
дверь эндокринной кладовой, сорванная  с  петель, и гормоны  хлынули мощно в
кровеносные   сосуды,  вызывая  нарастающий  гул  окрест,  заставляя  сердце
выскакивать  из груди, наливая пенис забытой  силой и напрягая его до звона,
такого  сильного, что  в ответ  загудело,  завибрировало  тело девушки.  Она
привычно  опустила  веки и  уткнула  лицо  в  плечо,  чтобы спрятать гримасу
сексуального наслаждения...

     - Еще!  -  сказала  она через  несколько минут после  того, как  сперма
стекла на живот БД, сразу став холодной... -  Еще, БД! Еще! Ближе к старости
вы стали делать это лучше..
     -  Мне к-казалось... т-тебе  не по д-душе эти  монотонные с-сексуальные
движения... Что до меня... - они п-просто утомляют...
     - А я думала всегда, что вы чрезмерно дорожите собственной спермой и не
любите расставаться с ней, считая, что она такая же ценность, как вы сами...
     БД внимательно посмотрел на девушку:
     - П-по части ф-формулировок, Honey, ты стала с-совсем взрослой.
     - Я  ушла из Лаборатории и как-то незаметно стала взрослеть... Менялись
мужчины-грузины   вокруг   меня,  любвеобильные  и   щедрые,  менялась   моя
физиология, психология поведения. Но словарный запас остался вашим... Нельзя
оставаться независимой от  человека, если  думаешь, действуешь и  живешь его
словарем...
     Два  серых  озера-глаза  внимательно  вглядывались  в  БД,  все  глубже
проникая  в  него...  Тонкие  позванивающие руки-ручьи  ласкали его тело все
настойчией   и  требовательней,   а   бесконечно  длинные  ноги-реки   вдруг
переплелись вокруг  его шеи, и он опять очутился  в омытом дождями яблоневом
саду с глубоким оврагом, и терпким запахом молодых яблок...
     Желание  было таким  сильным,  что,  казалось, гормоны стекают прямо на
пол... Еще  мгновение и  сперма брызнет из  уретры, как  у  Гиви, и пролетев
несколько  метров  шумно шлепнется  в вагонное  окно...  Он с трудом подавил
эякуляцию... и остался с Этери в саду.
     Они бродили среди деревьев, взявшись за руки, как много лет назад -- по
склонам гор летнего Бакуриани,  забыв о друзьях, прождавших их  целый день в
ресторанчике  на горной дороге... Они  так  сильно обгорели под высокогорным
солнцем, что лица и  тела  покрылись ожогами, а на распуших  губах выступил,
похожий на цветную капусту болезненный герпес, мешавший целоваться...
     И тогда Этери, повернулась спиной,  наклонилась, обхватив руками тонкий
ствол молодой сосны  и требовательно посмотрела  на  него,  дерзко  выставив
попку... Вокруг сразу  мощно  загудело,  будто  поблизости  стали  звонить в
большой  колокол,  и,  не  поглядев  по  сторонам,  он  приблизился  к  ней,
раздергивая на ходу молнию на  джинсах... Подрагивающий от  напряжения пенис
тупо  тыкался в  хорошо знакомые стринги-трусики в  горошек, узкой  полоской
застрявшие в промежности под короткой юбкой странной ткани...
     Повозившись  с  полоской  штанишек,  Этери  нетерпеливо  сдвинула ее  в
сторону  и, нащупав фаллос БД, замерла на мгновение,  словно убеждаясь в его
прочности,  и, поводив окрест, стала медленно вводить в  себя.  Он рванулся,
чтобы  поскорее достичь пределов,  но  рука-ручей властно придержала  его...
Казалось, что путь в десяток сантиметров он преодолевал необыкновенно долго,
словно шел пешком по Военно-грузинской дороге, мучительно сдерживая себя,  а
когда достиг цели,  почувствовал, как  погружается в водоворот,  неотвратимо
засасывающий его...

     -  Кто сказал,  что Моцарт  стал Моцартом  потому,  что работал  больше
Сальери? -  думал БД, выбираясь из глубин  Этери...  -  Он не знал,  что  он
Моцарт и многоходовые фортепианные сонаты, похожие на блюзы, выстроенные им,
симфонии  и концерты,  охотно растаскиваемые современными  композиторами  на
свежие  музыкальные  идеи,  и  божественные  оперы,  легко  и  непринужденно
стекавшие с пальцев,  едва касавшихся клавиш, лишь воспроизводили звучащую в
нем музыку...  Гений не может часами  потеть  над  каждым тактом или фразой,
изнурительно выстраивая очередной музыкальный  отрывок, как почти  постоянно
выстраивает он сам, мучительно перебирая в мозгу модели консервации сердца в
надежде  набрести  на  единственную,  обещающую  неограниченное  по  времени
хранение... -  И тут же увидел  незнакомую  операционную  и странный  модуль
неизвестного металла  с вращающимися насосами и мерцающими цифрами дисплеев,
басовито вздыхавший подле старенького клавесина.
     -  Клавесин-то  точно  Амадеев,  - подумал БД и,  с уважением косясь на
старинный  инструмент, приблизился к модулю, уже  зная,  что незнакомый ящик
реализовал в себе одну из его идей...
     Он  не стал разбираться в  путанице  кабелей,  тайгоновых  магистралей,
заполненных голубоватой жидкостью,  и  датчиков,  дистальные  концы  которых
напоминали разъяренного ежа, а попытался отыскать оксигенатор и сразу увидел
большой   прозрачный  стакан  трансформированного   искусственного  легкого,
заполненый   фторуглеродом,   который    медленно   и   трудно   вспенивался
кислородом...   В  стакане,   полупогруженное   в   тяжелый   опалесцирующий
фторуглерод,  лежало  странное  мышечное образование,  розово-красное,  чуть
шероховатое  и   влажное,  с  пятью  или  семью   отростками,   напоминавшее
хирургическую  перчатку.  Отростки  заметно  пульсировали  и вся  эта  штука
червеобразно сокращалась вместе с датчиками, укрепленными на поверхности...
     Удерживая  боковым  зрением Моцартов  клавесин,  БД  жадно рассматривал
модуль, понимая, что мышечное образование  перед ним и есть та матрица-клон,
что станет выращивать органы... Только когда осуществится ее предназначение?
     "Слишком  много   вспомогательного   оборудования,  -  подумал   он.  -
Аппаратная  перфузия здесь  не нужна...  Матка-грядка, похожая  на перчатку,
должна  самоперфузироваться,  как  это  происходит  в  целостном  организме.
Значит, лишнее убирается, а циркуляция крови станет осуществляться..."
     - БД! - услышал он. Этери стояла под яблоней и улыбалась...
     "Сейчас  она  повернется  спиной, нагнется  и,  обхватив  ствол руками,
требовательно поглядит на меня..."
     Он шел к ней, ступая по зеленым похрустывающим яблокам, а когда подошел
близко остановился и опустился на колени...  Этери выпрямилась и прижалась к
яблоне  спиной...  и на  них просыпался  мягкий  дождь из  неспелых  зеленых
плодов, глухо простучавший по  головам...  Он  приспустил знакомые трусики и
прижал  лицо... Желание еще не пришло, но он готов был ждать вечность,  стоя
на коленях с вдавленным в чужую плоть лицом...
     Она начала проявлять нетерпение, требуя действий, но  он не сразу понял
это.   А  когда   понял,  то  увидел  толстую   металлическую   дверь  своей
биохимической кладовки, запертую на прочный засов...
     - Вряд ли  мне удасться отворить ее сейчас, - промелькнуло  в голове, и
он спросил:
     - К-как там наши п-пограничниками, славные ребята? Где обещанные л-люди
в ф-форме, Honey?
     Она сразу раскусила его:
     - Может быт, поменяемся местами?..  -  Но,  видя  его  нерешительность,
повела  плечами  и  выскользнула  из объятий,  распрямляя  складки  короткой
юбки...  -  Погранцы  и  таможенники  уже  были...  Сначала  русские,  потом
придурки-латыши...  Загадочно  долго   вертели  в  руках  ваш  паспорт,  как
солдатики в Шереметьево...  А со старой сукой были любезны... Кто-то  шутил,
что латыши покрываются сыпью, беря в руки русский паспорт...
     - Т-ты не должна т-так говорить о л-латышах, Honey...
     - Вы-то сами говорите о них в сто крат хуже...
     -  В-возможно,   у  меня  есть   основания.   Я   п-попал  туда   волею
обстоятельств...  Я п-претерпел  от них  д-довольно с-сильно... и, в-видимо,
мне  еще п-предстоит.  Однако  они  дали мне к-кров,  хлеб, работу,  Даррел,
наконец, и мне н-неприятно, к-когда другие г-говорят гадости о них... Пушкин
написал в одном из писем: "Терпеть не могу свою родину, но обидно, когда это
чувство разделяют иностранцы со мной...". Н-не  хочу, чтобы ты с-становилась
п-похожей, на тех придурков из к-команды Гамсахурдии, с к-которыми п-провела
слишком много времени...
     - Не горячитесь, БД. Каждый имеет право быть придураком...
     - Даже этим п-правом надо п-пользоваться осторожно... - перебил он  ее.
- Я н-надрываю себе душу и  опустошаю гормональную к-кладовку, чтобы угодить
т-тебе,  а  любовь,  п-похоже,  уходит...  уже ушла. М-может быть, м-мне  не
с-следовало это говорить, но н-не говорить еще х-хуже...
     - Простите, БД!
     Худенькая  девочка-школьница с просветленным  лицом исчезла, и рядом  с
ним в вагонном  купе  сидела  пожилая,  плохо одетая  женщина  со спортивной
сумкой с надписью USSR.
     - Вы? - удивился он. - Тогда з-задам вопрос о будущих перспективах...
     - Знать прошлое - неприятно; знать еще и будущее - просто невыносимо, -
сказала она.
     - Н-надеюсь, вы не для т-того здесь, чтоб цитировать к-классиков...
     - Не для того, - улыбнулась женщина. - Но лучше формулировать никто  не
умел...  Только  Библия....  Вот,  например:  "Не  бойся  ничего,  что  тебе
предстоит  претерпеть.  Будь верен до смерти, и дам тебе белый камешек, и на
камешке имя новое написанное, которого никто не знает, кроме получающего".
     - Н-не п-п-понимаю... - признался БД.
     -  Ты ж, поди, не в школе, милок,  на уроке  природоведения, где училка
может растолковать про заданное даже самому непонятливому, - проговорила она
простонародной   скороговоркой  и  продолжила   с  завораживающей  актерской
выразительностью: -  Вы  сами найдете ответы... Многие вы  уже нашли, но  не
сумели сформулировать...  Если бы каждый знал свое  предназначенье, все жили
бы  в раю... или аду... К счастью, большинство не обременяет себя  подобными
задачами...  Может, уже  знают,  как знаете вы,  но считают  это не  слишком
серьезным или настолько свыклись,  что  не понимают,  что  уже  действуют  в
соответствии с предназначеньем своим...
     - П-подождите! - попытался остановить ее БД.
     -  У меня мало  времени. Вам, как и прежде,  придется  постоянно делать
выбор. Постарайтесь не  ошибаться, потому как выбор велик. А с органами  для
трансплантации управляться научитесь... и  скоро  уже... Осуществится  затея
ваша...  и не  потому, что  происхождением  хороша,  - она улыбнулась,  - но
благодаря   собственной  ценности...  И  не  очень  сожалейте,  что   бы  ни
стряслось... Этери ведь говорила вам про Вечного  Жида... А чтоб  защитить и
чтоб помнил, камушек дам спасительный с именем получающего, как в Библии.
     -... И услышишь ты голос с неба,  говорящий: напиши! - сказала женщина,
легко  поднимаясь  с тяжелой  красно-синей сумкой в руках. - И  другой ангел
выйдет  из  храма, взывая  голосом великим и скажет:  Пиши! Пиши...,  что ты
видел, и что есть, и чему должно произойти после этого...
     - П-про к-какой к-камушек  вы говорите... и  что на нем написано, и что
п-писать?
     - Про  камушек счас  прознаешь.  Вот  он на койке твоей лежит,  к стене
прислонутый, в бумагу завернутый... - Она опять перешла на скороговорку. - А
чиво писать,  милок,  ты сам  знать должон... Тому не учат... - И, помедлив,
добавила: -  Начни с  Нового Завета:  "И теперь я  сказал  вам  прежде,  чем
сбылось, чтобы когда сбудется, вы уверовали!"
     Он взял прислоненный к стене купе  плоский  предмет,  снял бумагу,  уже
зная, что увидит  под ней... Желтое небо на холсте без рамы, красная с синим
трава и кипенно-белый силуэт покосившейся  часовни с красной черепицей нефа,
выбитыми  стеклами-иллюминаторами  и крестом, и негромкая  музыка  внутри, и
пучок  белого  света   от  часовни,  осветивший  ночное  купе...  Но  что-то
изменилось на холсте... Свет, излучаемый часовней стал пронзительней и ярче,
красная  черепица нефа осыпалась, а предзакатный желтый  фон потемнел, в нем
прибавилось  красного  тона,  обещая   ветреную  погоду  назавтра..  Часовня
накренилась так сильно,  что,  казалось,  неминуемо  упадет, и  орган звучал
тоскливо  и  громче обычного...  Было что-то  еще,  что  не  давалось  БД  в
ощущениях.  Потом  он  понял:  пейзаж  стал тревожнее,  как  и музыка внутри
часовни,  в  которой звучали  тяжелые  аккорды  Largo  "Зимы" из  "The  Four
Seasons" Вивалди, заглушавшие сипение износившихся мехов...

Глава 4. Party with PB Ltd.

     БД покупал смокинг. Вместе с Лиз они долго выбирали, но что-то все было
не так...
     - What about to invite His Excellence for this matter? - спросил БД.
     - You're crazy! -  взвилась Лиз. - To invite  the Ambassador into a bed
as a third side will be more decently!
     - I'm not going to object...
     Смокинг все-таки  купили, и  БД с Лиз понесли его в люди. Несколько раз
они  были  на  вечеринках.  Лиз,  как  когда-то  БД,  брала уроки  танцев  в
молодости...  Когда  они  показывали буги,  рок-н-ролл  или  джейв,  публика
прекращала танцы и с удовольствием наблюдала за движениями необычной пожилой
пары,    передвигавшейся     с     энергией    и     мастерством     молодых
танцоров-профессионалов.
     Потом   смокинг  отнесли  в  Национальную  Оперу.  Ансамбль-generic  из
Ирландии, славившийся  нетрадиционными  постановками  народных  танцев давал
VIP-концерт.  Билеты  были дорогими.  Ансамбль  не  стоил  таких  денег,  но
старательно отрабатывал их, шумно потея в  чечетке под фонограмму. Мобильные
телефоны позванивали в  разных  концах  зала,  и зрители  подолгу  обсуждали
что-то с далекими абонентами...
     Он  никогда не потащился  бы сюда, но  твердость Лиз, решившей показать
его посольской публике  в  смокинге, преодолела  его  отвращение  к местному
бомонду  и фольклерным танцам. БД сидел в ложе, стараясь не опрокинуть ногой
бутылку  с  ирландским виски, которую купил в антракте, когда понял,  что их
надули и вместо оркестра надрываются мощные звучалки CD-плейера.

     Смокинг пролежал в  шкафу несколько месяцев, прежде чем БД одел его еще
раз на прием в одно из посольств стран юго-восточной Азии.
     - I am indeed happy  for this opportunity to add my voice to the chorus
of congratulations, -  сказал БД, пожимая сухую и цепкую, как куриная лапка,
руку  посла.  -  I  congratulate  you warmly  on this  happy  and  memorable
occasion.
     БД  успел  сильно  подвыпить и  переговорить  с  кучей знакомых,  когда
наконец, услышал  подле себя глубокий голос Лиз,  такой  странный в худой  и
хрупкой женщине:
     - Hi, Boris!
     - Hi, Lisa!
     - How do you do,  Mr. Konevsky! - сказал Лизов муж, протягивая руку. БД
всегда  смущался,  встречаясь  с  ним. Ему  казалось,  тот знает who's  this
back-door  man и только хорошее воспитание не позволяет устроить  скандал. А
Лиз была красивее всех. Ей нравилось на виду у  всех держать подле себя двух
любимых своих мужчин, досаждая посольской публике.
     "Вот она:  ярая  сторонница  гаремной  системы,"  -  думал  БД, любуясь
подружкой,  которая  не могла  решить  с кем  из них провести  ночь  и долго
колебалась, прощаясь с БД:
     - I want you the both to take me....

     Вместе с Даррел  и мальчиками БД  жил  теперь в центре  Риги, в большом
желто-коричневом доме в шесть этажей, с кариатидами над входом  и балконами,
с мансардой,  которую занимали  нестарые  художницы  лесбиянки,  с  широкими
лестничными маршами, выложенными рельефными изразцами, не потерявшими блеска
за  сто  лет,  и  прекрасными  массивными  дубовыми  перилами  и  дверями...
Четырехкомнатная  квартира с высокими потолками и большой ванной комнатой  с
венецианским окном чем-то тревожно напомнила их тбилисскую квартиру.
     Неподалеку  -  старинное  кладбище,  превращенное  в  обширный  парк со
столетними  кленами,  фантастически быстро растущими  здесь, с  асфальтовыми
дорожками, редкими склепами  и  памятниками:  черными  гранитными  глыбами с
торчащими вверх  толстыми  католическими  крестами и надписями  на немецком.
Каждое утро  БД бегал по  дорожкам  парка, вспоминая Ремарка, шурша большими
желто-красными кленовыми листьями,  которые  позже засыпал неглубокий м