true, it probably is.
     Филимон сделал вид, что оскорблен.
     - Сделам так, - примирительно сказал я, - : я создам рабочую  группу из
двух  человек,  которые  будут  заниматься  фторуглеродами. Подключу  к  ним
биохимиков  и гистологов. Посмотрим, что из  этого получится. Чтобы вам было
совсем комфортно, забудем вашу байку про Америку.

     Мы  сидели  с  Филимоном, двумя  его приятелями - темными  лошадками из
Кутаиси,  похожими  на  чикагских  ганстеров,  которых  он   представил  как
прокуроров,  с  Даррел  и   частью  лабораторной  публики,  за  великолепным
грузинским  столом  в  Кахетии,  под  тутовым деревом во  дворе  дома  моего
аспиранта  Ираклия, по  кличке  Склифасовский. Его  отец командовал  отделом
технического  контроля, определяющим качество  готовой продукции  на местном
винзаводе, и  потому  ни  в  чем  себе  не отказывал.  Образ  жизни  винного
командира  распространялся и  на  сына, и  я  периодически  пользовался этой
волшебной вседозволенностью...
     Через двор протекал, шурша  галькой, ручей  с ледяной голубой водой. По
пыльному двору - я никогда не  мог понять, почему во всех грузинских дворах,
самых богатых или,  наоборот,  самых образованных людей,  такая  невероятная
неухоженность  и грязь - разгуливали  крупные  белые куры и синие с  красным
индюки,  один из которых уже полеживал  в желтом ореховом  соусе в  глубокой
тарелке тонкого фарфора с вензелями. С дерева на  стол падали зрелые тутовые
ягоды, похожие на глаза гигантских стрекоз, а шашлыки жарили и подносили...
     Чтобы получить  легальный  доступ к бесплатной  кахетинской кормушке  с
прекрасным вином и ручьем посередине, Филя прямо на старте запросил к себе в
команду Склифосовского.
     -  Надеюсь,  вы  не  станете возражать, Профессорский,  чтобы Ираклюшка
подключился к этой теме? -  замурлыкал Филюн. - Его кандидатская диссертация
будет готова через год, - подлил он масла в огонь.
     Я  с  удивлением  заметил,  как  в сонных глазах  Склифосовского что-то
блеснуло, и не стал противиться.
     -  Окей!  С-склифосовский  -  ваш...  Позже  решим,  чем   он  займется
конкретно, -  сказал  я  печально. - Не стану возражать против  перфузионной
консервации органов.  Зураб  ему  поможет. Можете  считать,  что  пропуск  в
Кахетию с лейблом "Вход всюду" уже п-приколот к  вашему пиджаку... Пойдемте,
п-познакомлю с родителями Склифасовского.
     Когда стемнело, мы с Лабораторной публикой пересели к ручью, а  выше по
течению расположились  Склифасовский  с  отцом и  Филимоном.  Они ставили на
блюдца с  горящими  свечами рюмки чачи и бутерброды с икрой и пускали вплавь
по течению, а моя команда вылавливала,  наслаждаясь  прохладной  кахетинской
ночью,  сменившей  дневную жару,  и необычным ритуалом  выпивки. Общительный
Филимон  несколько  раз  принимался  брататься со  Склифосовским-старшим  и,
видно, не без пользы: периодически они отходили в сторонку и шептались.

     Высокий,  с густыми волнистыми волосами, всегда в расстегнутом  халате,
Филипп стремительно  шагал  по  длинному лабораторному коридору,  где  любил
прохаживаться Гиви.
     -  Похоже, ваше лицо искажено  радостью очередного  научного  открытия,
Филимон, - сказал я.
     Филипп стремительно приблизился и, обняв за плечи, потянул в кабинет.
     - Нам нужна глобаловка,  Профессорский! - Бросил он привычное, и я стал
опять жалеть, что ляпнул когда-то это, ставшее ненавистным мне слово.
     - До глобаловки  пока далеко... Надо постараться  избежать  технических
проблем... Наши  посадки в экспериментах с "кумысом"  в  значительном  числе
случаев  связаны  с   низким   качеством  фторуглеродной  эмульсии...   Есть
анестезиологические и хирургические ошибки, но их немного, не возражайте, не
много, не более семи процентов, хотя в эксперименте их могло бы быть больше,
- в который раз твердил я Филиппу. - Почему  бы  вам не ставить эти  опыты в
Москве?
     -  Вы  отлично  знаете,  почему,  -  раздражаясь  парировал Филимон.  -
Тамошние волки приберут все к рукам, как только будет получен Результат...
     - ...и выкинут вас из кресла руководителя Программы, включив в с-списки
на получение премии своих людей, - закончил я.

     Предупрежденный о  визите  ученым секретарем  института, я с удивлением
разглядывал странное трио в моем кабинете: маленький грузин средних лет весь
в наколках, даже на веках,  едва  видимый из-под большой  драповой  фуражки,
странно присел на корточках посреди кабинета,  словно  собрался снести яйцо;
два  других  - с  отчетливо  русскими  лицами,  про  которые  Даррел говорит
"мутные", уверенно расположились в глубоких кожаных креслах, высоко выставив
колени. Эти двое были в  черных  костюмах и  белых нейлоновых  рубашках  без
галстуков.
     - Секретный  базар, батоно Бориа, - сказал  почти без акцента грузин на
корточках и долгим взглядом уставился на дверь. - Эти пацаны, - он кивнул на
сидящих в креслах мужчин, - из Ростова... - и помолчав добавил: - на Дону, а
другой - из Москвы.
     - Выкладывайте, джентльмены, что привело вас сюда.
     -  Вы  занимаетесь  консервацией  сердца,  Борис  Дмитрич?  -  легко  и
непринужденно произнесла белая нейлоновая рубаха.
     Я не стал отвечать.
     - У вас хорошие результаты, как у американцев, - тянула  рубашка, ерзая
в кресле.
     - Не кроши батон, Егор! - сказала вторая рубаха. - Дело говори!
     И Егор  профессионально  и быстро  сформулировал  цель визита: создание
подпольной   лаборатории   по    консервации    жизненно   важных   органов,
предназначенной  удлинить сроки их экстракорпорального хранения до пределов,
позволяющих безопасные междугородные и межгосударственные авиаперевозки.
     - Похоже, вас устроил бы срок - я открыто  улыбнулся при слове "срок" -
в трое суток  с гарантированным восстановлением функции  трансплантата после
пересадки. Сегодня это невозможно, джентльмены... Ни за народные  гроши, как
в песне поется, ни на халяву, как говорят у вас.
     - Не спеши отказываться, доктор! - Вмешался Неегор. - Знал бы ты, какие
бабки тут гуляют... Ростов не хуже  Тбилиси... Через полгода решишь проблему
и свободен, а счас позволь лабораторию подыбать.
     - Мой отказ продиктован не  сложностью научной  проблемы, -  я не знал,
как их называть: "джентльмены" не годилось.  -  С-смущает уголовный характер
м-моих б-будущих действий...
     -  Не  по  кайфу шуршишь!  - Перебила  меня ближняя нейлоная  рубаха  и
встала. - Мы были в московских институтах. Ты нам нужен. Бабки подгоним - не
устоишь. Машину-забугрянку купишь, хату, девок любых поиметь сможешь. А счас
поехали обедать. В ресторане на Фуникулере стол накрыт.
     -  Н-недавно   меня  с-склоняло...  к-корешило,   на  вашем  языке,   к
сотрудничеству  КГБ. Организация, не в  пример вашей, могучая и серьезная, и
совсем  не  уголовная.  Вы  уже поняли, что  я отказался,  хотя прессинг был
посильнее...  Вы  можете  себе представить  Вечного  Жида  в  погонах? А  на
партийной работе или с пистолетом подмышкой? Это - не  для  меня, мужики,  -
понуро ответил я, с трудом подавляя отчаянное желание согласиться, махнув на
все рукой.
     "Стал  бы   заниматься  чистой  наукой  за   большие  деньги.   Похоже,
перфузионные и бесперфузионные методы консервации исчерпали себя. Усложнение
процедуры хранения органов не ведет к ее удлинению, - размышлял я, удивляясь
упорству драповой  кепки в попытке снести  яйцо  посреди моего  кабинета.  -
Решение проблемы где-то рядом... Оно  уже почти поселилось  во мне и свербит
изнутри  постоянно,  требуя   действий.  Понадобится  год-полтора  серьезной
работы... Взял бы с собой парочку персон из лабораторной публики..."
     Визитеры молчали и  удивленно глядели на меня, а потом  Неегор негромко
произнес:
     - Ладно, доктор,  собирайся, машина ждет. Стол  накрыт в  ресторане  на
горе, - и положил мне руку на плечо. - В кабаке договорим.
     - Вы зря т-тратите время, - грустно сказал я, снимая руку.
     - Посмотрим! - Незлобливо подвел итог встречи Неегор... Мы не ГБ... Нам
не отказывают из-за соображений морального порядка. Увидимся...

     Вскоре стал  ясно, что использование "кумыса", как искусственной крови,
в экспериментах на животных не дает ответа на вопрос: можно  ли применять ее
у  человека?  Филимон   нервничал,  наши   отношения  стали  портиться.   Он
сосредоточился  на  клинических  исследованиях в Московских  институтах.  На
конференциях по фторуглеродам Филипп  начал  публиковать програмные доклады,
иллюстрированные  результатами  исследований, выполненных в  Лаборатории. На
источники он не ссылался.. Лабораторная  публика заволновалась: некоторые из
аспирантов теряли права на  публикуемые  Филиппом материалы - и требовала от
меня ответных действий.
     На последней  конференции  в Пущино  доброжелатели  подсунули под дверь
моего   гостиничного   номера   предварительный   список   претендентов   на
Государственную  премию по  фторуглеродам.  Меня в  списке  не  было.  Утром
следующего дня я уехал в Москву и почти перестал встречаться с Филиппом...

     О "кумысе" и Филиппе в те времена писали много. Журнал "Огонек" почти в
каждом номере выделял  несколько страниц  для  очерков  о  "голубой  крови".
Однако вряд ли  кто-то,  кроме Филимона и  меня, знал все  в  этой  истории.
Поэтому публикации  носили характер science fictions с элементами тогдашнего
отечественного детектива.
     После  неудачных попыток  использования искусственной  крови у  раненых
солдат в Афганистане, этим вопросом стали больше интересоваться в  ГБ, чем в
научных  кругах. Прессинг  ЧК  был  сильным: меня несколько  раз вызывали  в
Москву для бесед со вполне интеллигентными людьми, способными понять если не
суть проблемы, то, по меньшей мере,  ее прикладное значение.  Несколько  раз
эти  люди приезжали в лабораторию и  задавали вопросы,  нередко ставившие  в
тупик.
     Меня попросили  написать  об отношениях с  Филиппом. Молодой  человек в
военной форме, с погонами  полковника, дал несколько листов  пронумерованной
бумаги,  ручку  и  терпеливо  стал  ждать.  В  голову  не  приходило  ничего
серьезного.  Парень-чекист,  я  тогда  еще  очень  удивился  его  молодости,
странным образом действовал на нервы.
     -  Мы  с ним  как-то  сидели  поздно  вечером  после  долгой грузинской
вечеринки  в  доме  одного  моего  аспиранта  и   говорили  о   перспективах
отечественной науки,  - начал я. - Наша прекрасная  страна, сказал  я  тогда
Филиппу,  не  дает  работать тем,  кто может создавать что-то  действительно
серьезное  и нужное людям.  Мне  кажется,  у нас  просто разучились отличать
хороших людей от плохих, поэтому государство постепенно умирает.
     Полковник  вытаращил  глаза, но ЧК  была  уже  не  страшной.  Я пытался
растолковать ему не  столько про Филиппа, сколько  про то, что происходит со
страной, в которой мы все живем, потому что полагал: от этих людей в будущем
миропорядке будет зависеть многое.
     -  В тот  раз  Филипп  с-слушал  меня  вполуха,  -  начал увлекаться  я
воспоминаниями, - и вдруг совершенно  не к месту заявил:  "Я начал совершать
ошибки, БД! Ошибку за  ошибкой. Вы  говорили, вам в таких  случаях  помогает
Этери.  Пусть  она  поможет мне...".  Ваши  ошибки,  Филюн,  сказал  я  ему,
результат ваших собственных  неуемных  желаний,  и  чем больше  вам  удается
заполучить, тем  больше  хочется.  Этери  не  поможет.  Она не реагирует  на
просьбы подобного рода. Это все равно, что просить что-то нужное и  важное у
дятла или утренней лужи, замерзающей под окном...
     - Кто такая Этери? - Оживившись, спросил полковник.
     - You  see  she's my girl-friend from an another  planet, - ответил  я,
чтобы не развивать эту тему.
     Полковник сурово посмотрел на меня:
     -  Постарайтесь  сосредоточиться и  напишите о  ваших  производственных
отношениях с Белозерцевым,  -  он встал, сделав несколько шагов по  комнате,
видимо, собираясь выйти.
     У  нас  с  ним  не  было производственных  отношений. Мы были друзьями,
занимались хирургической н-наукой, - продолжал выдрыгиваться я.
     Офицер резко повернулся, лицо его начало наливаться кровью.
     "Будь это год-два тому назад, мне не сдобровать, - подумал я. - Год-два
назад  я стоял бы перед ним на цыпочках и выкладывал все, что знаю. Дудки! -
напомнил я себе. - Четыре года назад  эта служба потратила на меня несколько
месяцев, чтобы получить  согласие  на сотрудничество,  после  моего  резкого
выступления на одной из конференций, но не смогла."
     - Я искренне страдаю, т-товарищи! -  сказал  я тогда, - потому что  мне
стоит больших  усилий,  отказывая вам,  постоянно твердить одно  и  то же на
различные версии ваших предложений, но мне бы было в сто раз хуже, если бы я
согласился и стал стучать на коллег.
     - Не на  коллег! -  Говорили мне каждый  раз в  разных кабинетах разные
люди. - Вам уже объясняли, чего от вас хотят!
     - Мои  личностные качества и уровень  патриотизма не сделали  бы  чести
самому  последнему сукиному сыну, -  отбивался я. - Меня  интересует  только
кардиохирургия,  весьма  умеренная в-выпивка  и женщины,  которых  у меня, к
счастью, немного и которых я сильно люблю.
     - Ваши моральные качества нас не интересуют, - заявил мне один из  них.
- Нас интересуют профессиональные...
     - Я  рассеян, как девяностолетний дед, - расхохотался я. - Тыщу  раз  я
намыливал щеки  перед бритьем зубной пастой, сотни раз приезжал не туда, где
меня ждали.  Каждый раз  я  оставляю в г-гостинице  что-то  из самых любимых
своих вещей...
     - Нас интересует  совершенно другая наблюдательность и другая память, о
которых  вы  прекрасно  знаете, но  почему-то не хотите  говорить...  У  вас
никогда  не  было  телефонной книжки, потому  что  все номера вы  держите  в
голове.  Вы запоминаете  дословно  не только отдельные  страницы  текста, но
целые статьи. У вас невероятная способность замечать мелочи и не отбрасывать
случайные следствия  эксперимента. Вы их просто обожаете и коллекционируете,
а потом выстраиваете из них очень интересные заключения.
     - Товарищ капитан! - я понизил в  должности назойливого  чекиста, чтобы
хоть как-то  досадить  ему,  и тот, поняв  это, не обиделся и ждал,  что еще
выкину я.  - Похоже, меня закладывает кто-то из  своих... Не считайте, что я
проявляю чрезмерный оптимизм в отношении собственной карьеры: ваши к-коллеги
несколько раз сообщали, какие неприятности меня ждут в случае отказа. Уверяю
вас, они кажутся мне  более предпочтительными, чем блага, которые сулит ваше
учреждение...
     -  Не  будем  ставить точку,  - сказал  он. - Мы еще пригласим вас  для
беседы. У нас обычно не бывает отказов.
     - Я всегда гордился своей н-непохожестью на других...
     -  Вам не  надо постоянно задираться, - дружелюбно сказал тот чекист. -
Подпишите, пожалуйста, этот документ о неразглашении...
     Я взял ручку,  повертел ее  в  руках, пересчитал листы бумаги на столе,
поглядел в окно и внезапно начал писать, даже не задумываясь над текстом:
     "Мой хороший приятель, Филлип Белозерский, руководитель Государственной
программы  "Искусственная  кровь",  вместе с  которым  мы  проводили  первые
пилотные эксперименты по этой  проблеме  сначала в лаборатории в  Тбилиси, а
потом в Институте биофизики в Пущино под Москвой,  вдруг странно  покончил с
собой, повесившись на  веранде только что купленного  дома в деревне.  Когда
мне позвонили из Москвы и сообщили об этом,  я подумал: "сейчас от жалости к
Филимону или просто от ужаса перед случившимся я умру сам..."

     Через месяц или два меня  опять  позвали для беседы настойчивые люди из
ЧК.
     -  Не кажется  ли вам, - спросил  меня человек  средних лет,  худой,  с
большим  еврейским  носом  и короткими  волосами  на  голове,  напоминавшими
бассейновую шапочку, - я тогда еще подумал, как им удается заполучить к себе
таких...
     -  Не  кажется  ли  вам,  -   повторил  мой   собеседник,  -  что  идея
использования фторуглеродов, как сырья для производства искусственной крови,
изначально была тупиковой  и что именно  из-за этой своей бесперспективности
она была подсунута покойному Белозерскому во время одной из его командировок
в США? Или,  может быть,  он знал об  этом,  но играл  с американцами в одни
ворота? - продолжал сидящий напротив меня мужик.
     "Х-хорошо излагает, с-собака!  -  подумал  я  и  впервые  посмотрел  по
сторонам. Мы сидели в довольно приличном кабинете на  втором этаже круглого,
похожего на большую пивную кружку, здания Тбилисской филармонии."
     -- У этой идеи была хорошая перспектива,  - осторожно начал я, понимая,
что  все  записывается.   -  Не  собираюсь   читать  вам  здесь  лекцию   по
фторуглеродам:   люди   из   вашего   учреждения   достаточно  подготовлены.
Прекращение  публикаций  по этой теме  в Америке, -  продолжал  я,  -  может
с-свидетельствовать  не только о  том, что  тамошние  исследователи утратили
интерес к проблеме. Они могли ее просто засекретить...
     Человек,  сидящий  напротив, задвигался в кресле  и  что-то  черкнул на
листе бумаги перед собой.
     -  По этой  проблеме сегодня много  публикуют японцы, которые  добились
-серьезных успехов, - добавил я без всякого энтузиазма.
     -  Что вам известно  про работы американцев  по созданию искусственного
гемоглобина? - спросил чекист-интеллигент, выжидательно глядя на меня.
     - Слишком дорогое удовольствие для нашей страны. К тому же  перспективы
этих работ сегодня весьма туманны...
     - Хорошо! - Констатировал он. - Вернемся к искусственной крови.
     -  Не могу п-представить, - начал  я  после  недолгих колебаний, - чтоб
американцы могли втюхать Филиппу заведомо тупиковую проблему. Во-первых, the
game is not worth the candle: подбирать литературу, возить по лабораториям и
демонстрировать  эксперименты,  когда тебя  об  этом  никто  не  просит,  не
принято.   Во-вторых,   если  ему  действительно  впарили   бесперспективное
направление,   через  неделю   собственных   исследований   это   становится
очевидным...  Филипп, несмотря  на  все бзики  был джентльменом:  честным  и
благородным... и хорошо образованным.
     Мужик напротив внимательно слушал, не делая заметок.
     - Неудачи с "к-кумысом" в Афганистане, - продолжал я.
     Чекист недоуменно уставился на меня.
     - П-простите, кумысом  в  лаборатории называют фторуглеродную эмульсию.
Так вот, неудачи с искусственной кровью в Афганистане - это неудачи, которые
не могли не произойти, потому что большинству, занятому этой  проблемой, как
и самому  Филиппу, нужен  был результат. Не просто результат,  но результат,
который  в соответствии с  правилами игры, позволил  бы этой проблеме громко
заявить  о  себе, обеспечив  исследователям  Государственные премии, высокие
должности, звания,  финансирование  начатых работ  и  прочие  блага, которые
сыпятся в таких случаях на головы...
     Мы помолчали.
     -  Стремясь   во  чтобы-то   ни   стало  поскорей  получить  результат,
большинство  не  стало терпеливо  ждать, покуда  эксперимент  подтвердит или
опровергнет целесообразность выбранных  н-направлений  и качество  "кумыса".
Все рвались в клинику...
     -  Как вы  думаете, что будет  с этой  проблемой? -спросил  он  уже без
всякого интереса.
     -  Ничего не  будет.  Не стало  лидера. Сам  ли  он это сделал или  его
вынуд-дили...
     Мой  собеседник  отвернулся  и  стал  долго  писать.  Я  ждал, пока  он
закончит. Пауза затягивалась, но мужик не обращал на меня внимания.
     - Спасибо! - услышал я, наконец, и сразу встал, собираясь прощаться.
     - А  вы  не хотите  взяться за эту проблему? -  вдруг  спросил он очень
буднично.
     - I can not to follow suit.
     -  Подумайте,  пожалуйста,  - сказал  чекист.  - С вами свяжутся... - И
протянул мне руку, и отвернулся...


Глава 6. Даррел

     Моя мама, впервые увидев ее, сказала:
     -  Очень породиста и  хороша собой. Даже слишком... Мне только каж