осенило во время бега:
     -  Компас! Конечно, Компас.  Больше  некому... Его имя не  приходило  в
голову, потому что он в Москве. - БД остановился, пораженный открытием.
     Позавтракав  после  душа,  он остановил машину, не  доехав  до  работы,
набрал Компасов номер и с гулко бъющим в ребра сердцем принялся ждать.
     - Ко-о-омпас! - заорал он в трубку, но тут же взял себя в руки и сказал
ровным голосом: - Здравствуйте, К-компас. Это БД. А  что, Этери в-вернулась?
Компас?!
     - Не знаю, - выдавил тот из себя и стал дышать в трубку. БД не торопил.
- По-прежнему морочите мне голову? - сказала трубка голосом Компаса. - Зачем
вы  звонитеблядь?!  -  Он  начал   заметно  возбуждаться.  -  Прикидываетесь
джентльменом?!
     - Н-нет, не п-прикидываюсь... П-просто п-порядочный человек, в  отличие
от п-подлеца, не испытывает удовольствия, делая иногда г-гадости...
     -  Ваши идиотские шутки  мне  давно осточертели!  Чем вы ее привязали к
себе?! Думаете, не знаю?! - БД отодвинул трубку от уха, но крик разъяренного
Компаса беспрепятственно бушевал в пространстве автомобиля. - Вы приучили ее
к   наркотикам,  развратили,  использовали  и  выбросили  за  ненадобностью!
Заткнитесь! Не перебивайте, потому что  вы мне звоните. Вы, а не я вам. - Он
вдруг замолчал, будто удивился этому открытию.
     - Компас! Вы з-здесь? - переспросил обеспокоенный БД
     - Пусть она вернется пожалуйста  без нее мне больше не жить я должен ее
видеть  постоянно  иначе  умру  или  убью вас.  -  Компас говорил  негромкой
скороговоркой, без точек, а потом тихо заплакал в трубку.
     БД подождал, пока он успокоится:
     -  Откуда  у  вас  эти  с-сведения, Компас? Про наркотики. Лабораторная
п-публика? Не м-может  быть... Слышите?  Вы з-знаете это... - БД  понял, что
тоже кричит.
     - Мне рассказала Этери...
     БД показалось, что кто-то несильно ткнул его ножом в спину...
     "Сука! -  подумал БД, глядя, как стеклоочистители вяло  сдвигают снег с
лобового  стекла,  и  тут  же  увидел  на  заднем сиденье  юное  существо  в
застиранном бледно-зеленом  хирургическом  халате, одетом  на голое тело,  с
пронзительно зелеными глазами, позвякивающее железками в карманах и преданно
глядящее  на  него. -  Сука!"  - БД  крутанул  головой, чтоб  избавиться  от
существа, и заговорил опять:
     - З-зачем она вам,  Компас? Она вас с-сломает... Сломает! У нее  с-сила
духа Железного Дровосека. К т-тому же ее  нет в  Риге. П-поймите, н-наконец.
Н-нет! А если бы б-была, я бы... - но в трубке уже звучали короткие гудки: -
Соль  диез, - механически отметил  он тональность  сигналов  и нажал  кнопку
отбоя.
     - Ступай обратно к  Компасу,  Этери. Нечего тебе ошиваться здесь. Из-за
тебя на меня устроили охоту все, кому не лень...
     - Охотятся из-за вас, не из-за меня. Слишком многое знаете и умеете.
     -  Стоп, стоп!  Пересядь на  переднее сиденье.  Что это значит, чертова
девка?
     Хлопнула задняя дверца. БД нагнулся и открыл  переднюю... Возле  машины
не было ни души, лишь дворник, в застиранной оранжевой безрукавке, натянутой
на толстую куртку, сметал снег с тротуара.

     Сердце  продолжало  несильно  болеть.  Потирая левую  половину  грудной
клетки, БД двинул машину в сторону офиса, неспешно перебирая варианты:
     -  Вряд  ли это Компас. Страх быть  узнанным  пересилит  жажду реванша,
какой  бы сильной  она  ни  была,  и  бывший  лучший, самый  целкий  стрелок
арендован кем-то другим... или другими...
     - Похоже, от скромности я точно не умру, если  всерьез полагаю,  что за
мной  охотятся  целые  коллективы,  -  продолжал размышлять  БД, подъезжая к
Рижскому порту,  где располагались офисы Компании. - Значит не  Компас... Но
кто?   Даррел,  Этери?   Почему   нет...   Глубокая  мысль...  Эти  девки  в
запальчивости  могут многое...  Или  пугают?  Хороши  шутки,  джентльмены...
Значит,   это   ростовские   топ-менеджеры,   что  интересуются   проблемами
трансплантологии посильнее, чем  российская  Академия медицинских наук... Но
зачем им меня убивать? Пальба из пистолета - не их бизнес...
     Оставалась   нелабораторная   грузинская  публика,  и  ее   список  был
достаточно велик: новый директор института хирургии,  люто ненавидевший  БД,
гамсахурдиевские  придурки,  дремучие родственники заживо сгоревшего Пола, а
может, кто-то из тех смутных полуреальных персонажей, не простивших ему Баха
в качестве автора популярной песенки о Тбилиси...
     - Я  хочу знать,  кому  нужна моя смерть, черт возьми, даже  если убить
человека так  же просто и безопасно, как спустить воду в туалете собственной
квартиры. Кто платит гонорар стрелку за неумелую работу  и кто присвоил себе
право  решать:  жить мне  и  наслаждаться  бегом  по утреннему  парку,  или,
ткнувшись носом в усеянный красно-желтыми листьями асфальт, лежать, коченея,
в загустевшей на холоде луже крови.

     Однажды  вечером  в  подъезде  собственного дома  он столкнулся с тремя
бродяжками, пьяными и  плохо  пахнувшими.  Они  поджидали  его на лестничной
клетке, стоя перед  дверью  лифта.  БД  успел заметить  сквозь металлическую
сетку  пустые  бутылки  водки  на  подоконнике,  пластмассовые   коробки  от
плавленных сырков "Dzintars" и несколько бутылок местного пива "Aldaris".
     - Что вам угодно, мальчики? -  спросил он,  приготовившись  к отражению
атаки. Ему было не страшно, хотя в руке одного тускло и мягко, как посуда из
свинца,  которой  он  с  гостями  Компании  недавно  восхищался  в  подвалах
Рундальского  замка  -  скромного  творения раннего Растрелли, - поблескивал
большой кухонный нож с волнистыми зазубринами вдоль лезвия.
     "Если  нож  хорош,  ручка  должна  крепится  к  лезвию  с  помощью трех
заклепок," - вспомнил он, но ручка была зажата в потной чужой ладони...
     -  П-покажите  ручку  ножа, мальчики,- бесстрашно  обратился к  ним БД,
выходя из лифта, и заметил, что поверг их в уныние, которое сменилось ужасом
и смятением... Они в страхе пялились на него, пятясь и невнятно матерясь. Их
остановила  стена,  по которой  они  начали медленно  сползать,  вытирая  ее
спинами и прикрывая ладонями глаза, пока не присели на корточки
     - Что  с-случилось, джентльмены? - удивленно  спросил  он. -  Что-то не
т-так? П-похоже, я вас с-сильно напугал...
     Джентльмены застенчиво  встали, распрямляя затекшие колени, и, не глядя
на БД, гуськом стали спускаться по лестнице...
     - Эй! - крикнул он вслед.-  Захотите  побеседовать, приходите... но без
поножовщины! - и услышал в ответ затихающий топот ног.

Глава 7. Учитель: рижские визиты

     На  Учителя  обрушился  звездопад  наград  и  почестей.  Его  пригласил
стареющий  президент  самой   свободной   страны  и,  неловко  потыркавшись,
прикрепил  к необъятной груди, где уже было тесно от  наград, самый почетный
орден.  Через некоторое  время  новый  президент,  молодой,  и спортивный, и
строгий, быстро и ловко  пристегнул на Учителев  кафтан от дорогого портного
еще более почетный орден. И к Учителю  пришла слава,  и стала состоянием его
души, и его имя стало цениться дороже его работы...
     Ящик  надрывался,  показывая  в  новостных  программах  и  в  перерывах
Учителя:  в  Кремле,  в  операционной,  на  юбилейном  торжестве,  во  время
многочисленных  интервью, где он по привычке  бубнил  банальности,  стараясь
избегать  матершины.  БД  понял, глядя в бесцветные Учителевы глаза, которые
тот старательно  прятал  от  камер,  что дорога  в светлое будущее оказалась
кольцевой, и, уверенный в том, что навсегда похоронил хирургическое прошлое,
послал  Великому короткую  записку  с поздравлениями и приглашением посетить
Ригу  вместе  с орденом - только что врученным  Пресвятым  Апостолом Андреем
Первозванным. Так БД приступил  к реализации очередного  проекта, в  котором
главная роль отводилась Учителю, давно и нежно любившему Ригу. Последний раз
он  отдыхал  здесь  вместе с  женой,  строгим  анестезиологом,  с неожиданно
короткой стрижкой,  энергичной,  громкоголосой, всегда  хорошо  одетой.  Она
продолжала  относиться  к Великому  покровительственно-нежно,  покрикивая  и
называя по  фамилии,  как в  молодости, когда  оба  были  нищими студентами.
Надежда  так  привыкла  к Учителеву  незлобливому  мату,  что,  перестань он
однажды, она бы сильно забеспокоилась и стала бы таскать его по врачам.
     Они  остановились  в  известном   всей  стране,  подбившей  в  то  лето
южно-корейский  пассажирский  самолет,   Юрмальском  санатории  для  больших
начальников, а я с Даррел и мальчиками  жили поблизости, на Осиной даче. Той
весной меня  наградили  орденом  Трудового Красного  Знамени. "...За вклад в
развитие  советской   хирургической  науки..."  -  было  написано  на  листе
веленевой бумаги  с водяными знаками, приглашавшей пожаловать в  Кремль. Мне
этот орден был по барабану, а Ося задумчиво разглядывал синюю муаровую ленту
и тяжелый темно-серебряный круг с вишневым знаменем.
     - Не может быть! - удивленно бормотал  он, взвешивая орден  в руке. Его
Знак Почета по сравнению с моим орденом гляделся спортивным значком...

     В  то августовской утро  я сидел в  номере Великого, любуясь с  балкона
юрмальским  пляжем:  ярко-желтыми  песчаными  дюнами  с  редкими  соснами  и
неподвижной синей водой, отороченной кромкой зеленых водорослей, и краем уха
слушал привычное Учителево матерное бормотанье.
     - Творог и сметана здесь  простозаебись! - излагал  он, натягивая штаны
пугающей ширины.
     - Ты,  Шереметьев,  и  ел-то  этот  творог всего раз, с похмелья...  Не
думаю, что помнишь его вкус, - заметила Надежда.
     Но Учитель гнул свое:
     - На завтрак лососина и икра... Правда все красноеебенамать, но вкусно,
а  водкахуеваяздесь,  - и задернул молнию на штанах -  такую  длинную,  что,
казалось, рука с держалкой никогда не остановится.
     Осина "Волга", поджидавшая нас у санаторного подъезда, жалобно пискнув,
глубоко присела, подмятая Учителем и уже не смогла распрямиться. Вышколенный
шофер испуганно посмотрел на меня и ничего не сказал, но его беспокойство не
укрылось от Учителя:
     - Слышь, милок! Ты не бзди. Я в Москве на такой же езжу... Держит...
     Мы  ехали  завтракать в только  что  выстроенную  гостиницу  "Ridsene",
успевшую   прославиться   хорошей    кухней,   интерьерами   и   постоянными
ланч-визитами партийных бонз.

     Пожилой  официант-латыш  в черном костюме, несмотря  на  утреннюю жару,
нетерпеливо  переступая  ногами,  выслушал  наш  мучительно  длинный  заказ,
посвященный  закуске. Мы  долго решали  с  чего  начинать:  холодной  мясной
закуской или рыбным  ассорти на огромном блюде, украшенном ломтиками лимона,
маслинами,  белыми  шариками  сливочного  масла, контрастирующего  с  яркими
кучками  красной  и  черной  икры. В центре были  сложены  аккуратной  горой
местные рыбные ресурсы: лососина, копченый угрь, форель, миноги.
     - С-стартуем р-рыбой, Учитель! За мясо  примемся п-позже, - резюмировал
я  и посмотрел  на  вконец  задроченного  официанта.  -  Т-теперь  спиртное,
г-голубчик.  П-принесите  для  начала   б-бутылку  "Столичной"  ноль-семь  и
п-побольше льда, и не забудьте "Боржом".
     - Спыыртное подаваеэм  тоолко  послэ  двуух,  даа! -  мстительно сказал
официант и, наслаждаясь произведенным эффектом, уставился в окно.
     - Ну и сука же  ты,  мужикблядь! -  удивился Великий. -  Какого хера ты
молчал? Мы час паримся с тобой, придурком, выбирая жратву...
     -  П-послушайте,  -  осторожно  вмешался я.  -  Вы  в-видели,  кто  нас
п-привез? В-видели... Джентльмен напротив, к-который так нервничает с-сейчас
- к-кардиохирург с м-мировым именем... У него орденов Ленина б-больше, чем у
вас п-пуговиц на пиджаке... - официант провел рукой по двум рядам пуговиц на
сюртуке,  -  включая  м-манжеты   и  нижнее  белье...  Мы  гости  т-товарища
П-пельше... - Эта фамилия в Латвии, словно "сим-сим", открывала любые двери.
     - Мнэ уволнаэт! - гораздо мягче сказал официант, глядя по сторонам.
     -  Не  т-трусьте. Т-тащите алкоголь. Через  два  ч-часа  за нами заедет
п-помошник т-товарища Пельше...
     Официант мучительно переминался и не уходил.
     -  Мыблядьтеряем время с этим придурком! - начал распаляться Учитель. -
Куда ты притащил меня, Рыжий! Дай ему трешку!
     - Вот вам п-пять рублей, с-старина, и не з-заставляйте ждать.
     - Товарысчы не ообыжают, еслы я нэсу водка.в "Бооржом-бутыылках"?
     - Неси хоть  в жопе своей латышской! -  миролюбиво  подытожил  Учитель,
успокаиваясь.  Через  несколько  минут  наш  стол  у  окна  в  дальнем  углу
ресторанного зала украшало несколько невзрачных бутылок  "Боржома" с кое-как
приклеенными этикетками.
     - Воодка - бутыыылка  бэз крыышка, -  заговорщицки бормотнул официант и
заспешил. Когда через  несколько минут  он подошел к столу, пустая боржомная
бутылка без крышки стояла на отшибе.
     - Принеси еще одну, милок, - заметил Учитель, увлеченный воспоминаниями
о  прошлогоднем  симпозиуме  по консервации  органов, организованном  мною в
тихом курортном местечке на берегу моря близь Батуми. Симпозиум собрал тогда
лучшие советские мозги, занимавшиеся трансплантологией. Я специально  выбрал
отдаленный  санаторий,   чтобы  оградить   прибывшую  публику  от  соблазнов
грузинского  гостеприимства, и  просчитался.  Мои  коллеги  - два тбилисских
профессора,  проталкивающие своих аспирантов в мясорубку Учителева института
снарядили  пару  машин с  фруктами,  сырами, вином  и  чачей  и  нагрянули в
местечко под Батуми.
     Во время  шумного  вечернего  застолья  я,  к  своему ужасу,  узнал  от
приезжих, что завтра с самого утра запланирована экскурсия на  дружественный
им коньячный завод.
     -  Х-хорошо, п-поедем,  но только  во второй п-половине дня,  -  твердо
заявил я, покачиваясь у стола со стаканом "Напареули". - Или вообще н-никуда
не  поедем... С девяти до часу -  "к-круглый стол" по п-прижизненной  оценке
метаболизма консервируемых органов. Баста!
     - До двенадцати! - настаивала публика.
     - О'кей! - легко согласился я и допил чачу.

     В дегустационном зале коньячного завода нас  поджидали несколько низких
деревянных столов  с такими  низкими табуретками, что усидеть  на  них  даже
трезвому было не  под  силу... А  на столах:  бутылки с  коньяком, "Боржом",
ситро,  горячий  грузинский хлеб, ткемали,  сыры, бастурма, зелень,  фрукты,
холодное сациви, холодная отварная рыба в ореховом соусе, цыплята-табака...
     Через несколько часов энергичной дегустации мы переместились  на другую
площадку, где  поджидали  похожие столы. Отличие состояло  в  потрескивающем
неподалеку костре для шашлыка...
     Непередаваемо пьянящий, с горчинкой, аромат горящих  виноградных  веток
стелился окрест, заставляя горожан  почувствовать свою малость  в  большом и
чистом  мире  природы,  на  каждом шагу подчеркивающей  свое  субтропическое
происхождение: пальмами, растущими, как бурьян, эвкалиптами со слущивающейся
длинной  белой  кожурой  вдоль  стволов и  специфическим  запахом камфорного
масла,  мандариновыми деревьями  с толстыми маслянистыми листьями, бамбуком,
странным, как страусы  и жирафы, растущим небольшими рощицами, и удивительно
густым и очень зеленым самшитовым кустарником...

     На обратном пути, глубокой ночью, те, кто не спал, вернулись к утренней
теме  миокардиального  метаболизма. Пьяный шофер  забыл  обратную  дорогу, и
автобус  медленно  блуждал  по невысокому горному серпантину, перемещаясь от
одной деревни к другой...
     - Если  вы,  д-джентелмены,  з-завели в неуправляемом автобусе речь  об
обменных п-процессах в м-миокарде...  эй  ...  п-пусть н-не вырывают руль  у
ш-шофера...  он  все  равно д-делает это  л-лучше...  да...  м-метаболизм...
п-попросим   п-профессора  Евсеенко  начать,   п-потому   как  она  наиболее
п-плодотворно  и  целесообразно с-совмещает в  себе...  в отличие  от нас...
наибольшое отсутстсвие алкоголя в крови,  а также  п-профессии б-биохимика и
п-партийного  с-секре...  и  п-патофизиолога   в  институте  Учителя...   не
п-пони... не  помню до с-сих  пор, где он... но п-прежде несколько с-слов...
л-лично меня...  надеюсь, и вас  д-джентльмены, интересует  с-сиюминутное...
с-состояние м-миокарда...  а не те общепринятые академические т-тесты... что
характеризуют  его   жизнедеятельность...  и  что   с-становятся  известными
с-спустя много  часов... а иногда и дней... и орган уже п-пересажен... а  мы
узнаем... что он был...н-н-нетрансплантабелен... - вещал я.
     Автобус  швыряло  на  поворотах,  но публика,  удерживаясь  в неудобных
креслах, принялась с  пьяным энтузиазмом  обсуждать предложенную тему,  а на
заднем  сиденье крепко  поддатая  группа трансплантологов  из  Вильнюса пела
литовские песни.
     Утром  автобусная  дискуссия  разгорелась с  новой  силой и  пораженный
Учитель, который  успел  прознать  про  научный ночной  базар,  был  приятно
удивлен.
     - Ну выдаетеблядьмужики! - сказал он. - То,  что  Рыжий  с-свихнулся на
своих  электродах,  я могу  понять,  но как  он  сумел  возбудить всех  вас?
Конечно,  получать  в  режиме  мониторинга  данные  о метаболизме  во  время
операции важно,  но совать в мышцу  человеческого  сердца датчики профессора
Коневского   -   опасная  затея,   требующая   специального   разрешения   и
подготовки...  -  Он  помолчал,  перемещая  по  столу  президиума бутылки  с
минеральной водой, а потом неожиданно закончил:
     -  Сделай доклад на  Проблемной комиссии  в Академии по этим  датчикам,
Рыжий... Лады?

     -   ...Принеси  еще  одну,  милок!  -  повторил  Великий,  обращаясь  к
официанту, пялившему глаза на пустую боржомную бутылку.
     -  Вмээсте рыба-ассорты, - безнадежно сопротивлялся  официант, сдаваясь
перед неудержимым напором ненавистных русских.
     -  Неси,  мудила! - Учитель  повысил голос,  вспоминая все, что делал и
делает  Старший   Брат  для  благополучия  Латвии,   маленькой   республики,
сопоставимой  по  населению  с  Теплым  Станом   на  юго-западе  Москвы  или
Тропаревым - на севере...
     Вместе с  большим блюдом, заставленным  рыбой, официант принес еще  две
бутылки Столичной, и мы мирно наслаждались холявной выпивкой и едой... Когда
очередь  дошла до жареного мяса, мы были сильно навеселе, но разгорячившийся
официант  принес  еще две бутылки  "Столичной".  На этот  раз  водка  была в
оригинальной упаковке. Я удивленно посмотрел на официанта, покрутив  пальцем
у виска;
     - You must be mad, old-timer!
     -  Дареному  коню уши  не чистят, Рыжий! - мимоходом заметил Учитель. А
официант на приличном английском среагировал на мою реплику:
     - You succeed in overcoming the alcohol prohibitive dead-line!.
     Я посмотрел по сторонам, с трудом различая за столами строгие партийные
фигуры в черном, не глядящие в нашу сторону  и игнорирующие громкий Учителев
мат.
     - The local bigwigs  are  fattening near  at hand, Teacher,  - невнятно
пробормотал я, с трудом удерживая в поле зрения могучую фигуру напротив.
     Я не помнил  ни  вкуса жареного мяса, ни мороженого,  ни  чашки густого
черного кофе с  "Рижским  бальзамом". Моя слабеющая память сохранила строгую
Надежду, буцкающую нашу водку.
     - Чтобы тебе с Шереметьевым меньше досталось, - пояснила она, пьянея на
глазах. - Вам еще надо встать и хорошо пройти через весь кабак к выходу...
     -  Мадам!  -  пытался  сопротивляться Учитель, водя  длинным пальцем  с
ухоженным  ногтем.   -  Работа  облагораживает,   безделье  делает  человека
счастливым. Отнимаешь у  народа с таким трудом завоеванное право ... - он не
договорил.
     Глядя на Учителевы пальцы я увидел каким-то странным, возобновляющимся,
всепроникающим зрением, какую мощную нездешнюю силу приобрели его руки.
     "Он  должен теперь оперировать, как Бог, - подумал я. - Без осложнений,
нагноений,  кровотечений,  без недостаточности  анастомозов... Учитель  стал
Хирургом."
     Учитель догадался, почему я смотрю на него.