и
первый заместитель министра обороны  СССР маршал С.  Л. Соколов - коренастый
крепкий  старик  со  спокойными отеческими  манерами,  басовитым  голосом  и
твердой рукой бывшего танкиста. В свои семьдесят с лишком лет он много курит
(длинные американские сигареты "More") и способен изрядно выпить.
     Маршал  летит на вертолете  в  местечко  Руха  в Панджшире, чтобы лично
обозреть сложившуюся  там обстановку. Выясняется, что  обозревать нечего. На
полях стоит  уже созревшая, но нескошенная пшеница,  в  пшенице  - советские
танки. Танки  и бронетранспортеры  повсюду.  От  глинобитных  домов  кое-где
поднимается  дым.  Прямо к  темно-голубому  безмятежному небу. Но разрушений
немного, большинство домов целехоньки. Нет жителей, ни одной афганской души.
Вымерший город, не разрушенный, не разбитый, а вымерший.
     Осматривать  в  Рухе  нечего, а ходить по  ней  опасно  - мины.  Маршал
собирает  совещание в  двухэтажном просторном доме, где разместился штаб. На
стенах кумачовые лозунги на русском и дари,  незапоминающиеся плакаты. А вот
три  афганца,  присланных  в  освобожденную  Руху  восстанавливать  народную
власть.   Это   оргядро  -   изобретение  советников.   Замысел  здравый   -
предполагалось, что население будет приветствовать освободителей, проклинать
бандитское  иго, а  оргядру надлежит только направлять стихийный энтузиазм в
конструктивное русло.
     Замысел идеологически  выдержанный  - оргядро  состоит из  проверенных,
направленных  из  Кабула революционеров. Есть  в этом  замысле, однако, один
дефект.  Афганцы не  доверяют чужакам.  Никаким указом заставить их поверить
человеку  со   стороны   невозможно.  В   Панджшире  дело  осложнялось  (или
упрощалось?)   тем,   что   население  дружно  покинуло   родные   места   и
организовывать было  просто  некого.  Когда  же  вернулось население (а  это
произошло в 1987-1988 годах), не  оказалось организаторов.  У наших  военных
было достаточно оснований утверждать,  что военные  успехи не  подкрепляются
политической  работой  среди  населения. О характере  военных  успехов  речь
впереди.
     Оргядро  Рухи  сидело  на  совещании  подавленное и  неприметное  среди
десятков румяных,  рослых  и бравых генералов и  нескольких не менее  бравых
полковников. Сказать на совещании по существу нечего -  противник  уклонился
от  столкновений,  и  речь идет о размещении  афганских гарнизонов  и постов
безопасности.
     Какой  удивительный порядок  царил на картах, по  которым докладывались
планы  охраны  и обороны  Панджшира!  Зеленые, синие,  красные треугольники,
квадраты,  пунктирные  и  сплошные  разноцветные  линии,  четкие  надписи  -
радовалось  сердце  и казалось, что обязательно все  будет  хорошо, не может
проиграть  войну  армия, которая  действует по  таким  замечательным картам.
Видимо,  такие же  мысли приходят и другим  участникам совещания:  возникает
атмосфера победного митинга.
     Но что-то  беспокоит  маршала,  он  слушает невнимательно,  поглощенный
какой-то своей заботой.
     - Где противник? Ищите противника, он может  укрываться где-то рядом, в
ущельях.
     -  Так  точно,  товарищ Маршал  Советского Союза. У нас посты,  дозоры,
вертолеты.
     И  т. д. и т.  п. Человеку,  не  вполне  посвященному  в военные тайны,
разговор непонятен. Ведь  было  же  доложено,  что из трех тысяч  мятежников
уничтожено  не менее  тысячи семисот  человек,  а остальные ушли, захватив с
собой убитых  и их оружие.  Стоп,  стоп!  Как же оставшиеся  в живых  тысяча
триста  человек  могли унести  такое количество убитых, да еще  и  оружие? И
могут ли они  после таких потерь  представлять угрозу нашим силам?!  Наивные
вопросы  штатского человека, с  доверием  относящегося  к  победным  сводкам
военного командования. Не могли оставшиеся  в  живых мятежники  унести такое
число   убитых,   поскольку   убитых   практически    не   было.   Ахмад-шах
заблаговременно  получил  информацию  о  готовящемся  наступлении  от  своих
агентов в Министерстве  обороны  Афганистана,  вывел из-под удара не  только
боевые подразделения, но и  всех панджширских жителей. Били наша артиллерия,
наша  авиация,  наши  танки  по  пустым  склонам  гор,  брошенным  кишлакам,
безлюдным   дорогам,   взламывали   оборону    несуществующего   противника.
Высаживались  десантные  группы, окружавшие  себя морем  огня  и  свинца,  а
противника уже  не было. И шла темная молва из армии, что мы понесли крупные
потери, сбросив десант на  отвесные скалистые склоны, в непроходимое ущелье.
В то  время как статистика наших боевых  и небоевых  потерь  имела  столь же
малое отношение к действительности, как и цифры  потерь противника. Случайно
выяснилась методика подсчета убитых на той стороне. Как же  их считают, если
противник уносит трупы?  Очень,  оказывается,  просто.  Берется общая  сумма
израсходованных в бою боеприпасов и делится  на установленный раз и навсегда
коэффициент. Именно таким  образом подсчитывалось,  что  ежегодно с  1982 по
1986 год противник терял тридцать тысяч человек из общей группировки в сорок
пять тысяч человек.
     Маршал, разумеется, хорошо знал цену коэффициентам, цифрам потерь, цену
Золотым Звездам за  Панджширскую операцию, поэтому и был задумчив. Возможно,
беспокоило его и другое. Соратник Ахмад-шаха - некий инженер Исхак похвастал
в конце  1988 года в саудийском  городе  Таифе, что  сведения  о  подготовке
операции  были получены  не от афганских, а  от советских источников. Маршал
Соколов  не  мог   не  знать   о  тесных   конспиративных   контактах  своих
офицеров-разведчиков  с  Ахмад-шахом.  Контакты  осуществлялись  по указанию
военного  командования, хотя и втайне от Москвы и советских представителей в
Кабуле.  Отношения с  Ахмад-шахом  установились  тесные, чтобы не сказать  -
задушевные,  и  при этих  обстоятельствах  его осведомленность  должна  была
наводить на размышления. Тем более что  афганское  командование извещалось о
предстоящих операциях в последний момент и не допускалось к их планированию.
     Тот же  Исхак назвал и цифру  потерь  Ахмад-шаха - пятнадцать  человек.
Соврал, наверное, бандит, уколоть хотел побольнее.
     Война есть война. В правильности этой поговорки мы  еще раз убедились в
Рухе.  Маршалу   было   доложено,  что   наша  авиация  только  что  нанесла
бомбоштурмовой  удар (БШУ)  по  расположению войск противника,  потерь  нет.
Затем  кто-то  проговорился, что  авиация здесь  же,  в Панджшире,  сбросила
современные  эффективные (повышенного  могущества)  бомбы  не с  той высоты.
Бомбы не разорвались,  и  специальные  поисковые группы отряжены  для  того,
чтобы  их уничтожить.  Есть  еще  одна поговорка:  война все спишет,  твердо
усвоенная любым военнослужащим,  от рядового до маршала, и выручающая  их  в
затруднительных ситуациях. Война все спишет,  война уравняет мужество бойцов
и некомпетентность  командиров, солдатскую  безропотную стойкость и  штабное
политиканство,  находчивость  пехотинца  и неповоротливость  военачальников,
война  прикроет  продажу  оружия  противнику  и  тайные  сговоры  за  спиной
союзника.
     Совещание в  Рухе  завершилось на победной ноте.  Пройдет  три года,  и
окрепший  Ахмад-шах  возвратится  в Панджшир  уже не  с  тремя, а  с десятью
тысячами бойцов,  неведомо куда исчезнет задолго до этого срока  оргядро,  и
вновь   нависнет  враждебная  сила   над  Кабулом  и  единственной  дорогой,
связывающей столицу Афганистана с Советским Союзом.
     А сейчас  дело  сделали, совещание провели, летим над изумрудно-зеленой
долиной,  над  голубой речкой в Кабул, домой, в королевский  дворец маршала,
где ожидает всех участников заслуженный обед.
     Тесновато за столом, сервировка  скромная,  походная, еда обильная,  но
еще обильнее выпивка - добротное шотландское виски и русская водка. Во главе
стола  маршал Соколов, сбоку герой  апрельской революции, выходец  из бедной
крестьянской семьи,  министр обороны ДРА Абдул Кадыр - лицом темен, суетлив,
то  и дело вскакивает, щелкает  каблуками.  Его  отношения с маршалом  ясны:
бойкий старательный  ученик -  и  снисходительный учитель. Вскоре выяснится,
что  личный шофер Кадыра сотрудничает  с Ахмад-шахом, а много позже придется
задуматься о роли и самого министра. Будучи уже в отставке, строго-строго по
секрету он  признался  своему другу,  что  всегда был  последователем  главы
Исламского общества Афганистана Б. Раббани. Но все это - потом. Пока же идет
товарищеская  трапеза,  суетится   министр,  немногословно  говорит  маршал,
произнося суровые и звонкие тосты за здоровье руководящих  лиц и  за победу.
Разливает  спиртное  генерал-полковник  Ш.  (погиб  в  авиакатастрофе), льет
солидно  - по полстакана. Маршал поглядывает и  одобрительно  кивает. Кадыра
распирает хмель, чувство доброго товарищества, его тосты звучат взволнованно
- он, того и гляди, либо запоет, либо зарыдает. Но время военное, гости душу
перед компанией раскрывать не собираются - обед заканчивается быстро.
     Панджшир. Самая крупная, самая громкая операция  афганской  войны.  Она
превратила главаря банды Ахмад-шаха в деятеля общегосударственного масштаба,
принесла ему международную известность, открыла поток  денег и оружия из США
и Европы.
     "Масуд" значит "счастливый". Ахмад-шах таджик, и не исключено,  что его
же собратья  по исламскому движению  - пуштуны отрежут ему  голову. Пуштунов
Ахмад-шах  не любит  и пытается объединить под  своим началом  все  северные
народности.

     В  один из февральских дней  1982  года  на  военном  аэродроме  Кабула
приземлился   ничем  не   примечательный  пассажирский   самолет  Аэрофлота,
прибывший  специальным рейсом  из Москвы. Аэродром полностью контролировался
советскими военными, афганская сторона в известность о грузах или пассажирах
не  ставилась,  так  что  прибытие  самолета  не привлекло ничьего внимания.
Осведомители оппозиции могли только зафиксировать его посадку.
     Небольшая  группа  встречающих быстро разместила прибывших по  машинам.
Впереди автомобиль с опознавательными знаками афганской дорожной полиции, но
с советским экипажем, несколько машин с советской же вооруженной охраной - и
кавалькада   понеслась  по   заснеженным  кабульским  улицам  в  направлении
Дар-аль-Амана  к посольству  СССР. У  самых посольских  ворот  машины  резко
повернули  влево  и,  проехав несколько  сотен  метров,  остановились  около
двухэтажного особняка. Особняк арендовался представительством КГБ в Кабуле и
предназначался для проведения  конфиденциальных встреч с высокопоставленными
контактами  и  размещения   важных   гостей  из  Москвы.  В  уютном,  хорошо
обставленном  и  чисто  убранном доме,  укрытом от  посторонних глаз  глухим
забором, на  два дня  поселился  прибывший  в Кабул  член Политбюро ЦК КПСС,
председатель КГБ СССР Ю. В. Андропов.
     Все,  что делала  советская сторона в Афганистане,  окутывалось завесой
секретности. Визит  Андропова был сверхсекретным, о  нем  знал  только самый
узкий круг советского руководства.
     Андропов   провел  интенсивные   беседы  с  некоторыми   руководителями
советских  учреждений в Кабуле,  с  Б. Кармалем и Наджибуллой.  В результате
была сформулирована стратегическая задача  советско-афганской  стороны  -  в
1982  году покончить в  основном с банддвижением на территории  Афганистана.
Упор при  этом делался  на военную  силу. Видимо, многие  советские  военные
специалисты, оперативные работники КГБ,  непосредственно  соприкасавшиеся  с
противником, уже  в  то время сомневались в  реальности  этой задачи. Скорее
всего,  сознавали  неосуществимость этого замысла и афганские лидеры, однако
их интересам  отвечало  дальнейшее  расширение участия Советских Вооруженных
Сил в афганской междоусобице, ибо на свою армию они уже не рассчитывали.
     К   сожалению,  ни  Андропов,   ни   его  коллеги   по  Политбюро,   ни
многочисленные  специалисты  по   Афганистану  были   не  в  состоянии  дать
объективную   оценку  ситуации  в  этой   стране.   Термины  "банддвижение",
"бандформирование", "бандглаварь", прочно вошедшие в оперативно-политический
лексикон наших органов госбезопасности в послевоенные  годы,  возвратились к
жизни в  Афганистане.  Как нередко случается, пропагандистские ярлыки мешают
осознавать  действительность,  ограничивают  анализ  привычными  и  удобными
рамками. В начале  1982 года  лишь очень немногие мужественные люди на нашей
стороне  осмеливались утверждать, что  наша армия и  кабульское  руководство
ведут  войну  не  против  бандитов,  а  против   афганцев-мусульман,  против
значительной  части  афганского  народа. Западные  утверждения  такого  рода
отметались   как   измышления   враждебной   пропаганды,   чем   они,   ради
справедливости  надо сказать, и  были на  самом  деле.  Запад столь же плохо
представлял себе афганское общество, как и Москва.
     Предположим, что Андропов своим незаурядным умом мог  распознать, что в
Афганистане  мы столкнулись не с широкомасштабным бандитизмом, а  с народным
сопротивлением, что афганское  общество вдохновляется  не  идеями апрельской
революции  и  развитого  социализма,  а исламом, традиционными ценностями  и
обычаями своей  страны, непостижимыми  для людей из  другого мира. Подобному
прозрению  не было  места  в советской политике  1982  года. Оно означало бы
признание провала всего грандиозного афганского предприятия.
     Линия  на  ликвидацию  банддвижения была жестко  обусловлена не столько
афганскими, сколько советскими реалиями. Она явилась стратегической ошибкой,
исправлять которую начали лишь в 1986 году.
     ...Андропов  покидал  Кабул во  время жестокой  снежной  бури.  Тяжелые
военные  снегоочистители  не  успевали  сгонять  снег  со  взлетной  полосы,
видимость  приближалась к нулевой, ни  один летчик не рискнул бы взлетать  в
горах в такую погоду.  Но председателя КГБ  уже  ничто  не  могло удержать в
Кабуле.  Он  выполнил  здесь  свою миссию, в  Москве ждали неотложные  дела.
Андропов  был   человеком  решительным  и  нетерпеливым,  летчики  -  людьми
мужественными,  дисциплинированными  и   умелыми.  По  приказу  председателя
самолет взлетел и взял курс на Москву.
     Для  Юрия  Владимировича  короткий  визит  в  Кабул  имел неожиданные и
неприятные  последствия.  Редкому  посетителю  афганской  столицы  удавалось
покинуть ее хотя бы  без желудочного  заболевания. Андропову не повезло - он
заболел оспой. Видимо, врачи не сразу поняли, с каким заболеванием они имеют
дело. По  рассказам,  состояние  больного  быстро  становилось  безнадежным.
Каким-то  чудом жизнь  Андропова  была спасена,  но  предстояло ему  прожить
меньше двух лет.

     Август  1988  года.  Джелалабад  -  бывшая  зимняя   резиденция  бывших
афганских королей - оставлен нашими войсками в середине мая, и 2-й армейский
корпус  афганских  вооруженных  сил  держит  оборону  без  прямой  поддержки
советских войск.
     Эта  ситуация  была  заранее  объявлена  нашими  военными   немыслимой.
Предполагалось,  что  по  мере  отхода  нашего  "ограниченного  контингента"
(словечко придумали славное,  будто существуют еще на свете и неограниченные
контингенты)  афганская оборона  будет рушиться, местные  власти побегут  за
нашими танками или опередят их,  а вакуум заполнится противником. Учитывался
при  этом  высокий исламский дух  моджахедов, их лучшая (!) вооруженность и,
конечно,  пагубное  влияние  внутрипартийной  борьбы   в  Вооруженных  силах
Афганистана. Нашими военными было доподлинно установлено, что нельзя создать
ни  одного  боеспособного  подразделения,   поскольку   халькисты  ненавидят
парчамистов, а парчамистское  руководство не допускает выдвижения способных,
проверенных в  бою  военачальников  из числа халькистов. (Если взглянуть  на
дело  объективно,  мы  постоянно  подливали  масла в огонь партийной  розни.
Военные  с сочувствием внимали жалобам  халькистов, а их среди офицеров было
большинство,  в поисках  этого  сочувствия  и в  оправдание  бездеятельности
афганцы   преувеличивали   свои   горести.)   Стали   путать    перспективой
халькистско-парчамистской розни там и тогда, где  и когда не останется наших
войск.
     А Джелалабад стоит  по сию пору. И  теперь  его  стойкость  объясняется
ударами советской авиации по врагу. О халькистско-парчамистской розни как-то
забыли и афганцы, и наши.
     С  мая  по  август  на  землю  Джелалабада  не ступала  нога советского
человека,   ведь  нельзя   доверять  свою  безопасность  афганцам!  Не  надо
рисковать!
     Надо рисковать! В. А. Крючков  проявляет твердость, и вечером 9 августа
наша  группа и министр госбезопасности О. Якуби  входят в АН-26. Аэродром не
освещен. В самолете закрыты занавесками  иллюминаторы.  На каждого пассажира
надевается  парашют.  Не  очень  удобно  -  парашют давит  на  живот.  И  не
становится спокойнее. Ну, скажем,  придется воспользоваться этим  парашютом.
Во-первых, неизвестно,  сможешь  ли  дернуть за кольцо.  Положим,  дернул  и
плавно  полетел вниз,  в  ночную  темноту,  на  безлюдные горы. А  что  там?
Разумеется, сломаешь ногу  или  обе  да,  не  приведи  Бог,  попадешь в лапы
противника, поскольку руки друга в этих местах  не найдешь.  И пистолет тебе
не  поможет,  потому что  он скорее  всего  вылетит из  кобуры или в  момент
прыжка, или при посадке. Мысли дурацкие и недостойные мужчины, но они - увы!
- приходили в голову и ради объективности должны быть запечатлены в записях.
Погас свет в  чреве самолета,  пробежал с синим фонариком летчик, посмотрел,
все ли  в порядке, и полетели курсом на  восток. Главное  -  набрать высоту.
Окрестности  Кабула   чищены-перечищены,  бесчисленные  операции  проведены,
каждый квадратный метр (по докладам)  пристрелян, а ракеты откуда-то бьют  и
по городу, и по аэродрому. По самолетам в Кабуле и его окрестностях, правда,
не  стреляют. Был случай, разбился  в 1986  году  грузовой  ИЛ-76,  но,  как
обычно,  ясности нет.  Вариант героический  и устраивающий  всех - вражеская
ракета. Вариант прозаический - техническая неисправность. Еще вариант -  был
неправильно закреплен груз, на крутом  вираже  он  сместился, и  самолет  из
виража не вышел.
     Высоту  приходится  набирать круто, летчики  закладывают плотные витки,
чтобы не  попасть  в опасную зону. Многие,  но не  все самолеты  оборудованы
защитными  устройствами  -  выстреливаются  специальные  термические ракеты,
которые,  по   мысли   конструкторов,  должны   отвлечь  на   себя   снаряд,
самонаводящийся на источник  тепла. Трудно сказать, насколько эффективно это
устройство  на  практике - ни одного живого свидетеля  встретить не удалось,
хотя этим делом я интересовался.
     Натужно гудя,  самолет выходит  на заданную безопасную  высоту. На  это
потребовалось около  двадцати  минут.  Внизу  все еще  Кабул  - яркое пятно,
окруженное  непроглядной  мглой,  постепенно  оно  тускнеет  и  исчезает  за
высокими горами.
     Далеко-далеко внизу вспыхивают и исчезают полоски огня,  будто  чиркают
спичкой. Это  стреляет  артиллерия - наша  или дружественная афганская -  по
неведомым целям. Полет недолог, идем на снижение.
     Джелалабадский  аэродром тоже  не  освещен. В конце  взлетно-посадочной
полосы стоит автомашина, и, когда самолет уже заходит на посадку, включаются
фары.  Выгружаемся быстро,  АН-26 разворачивается на месте и,  ни  минуты не
мешкая, уходит  в ночное  небо.  По  курсу  его полета с  земли устремляются
несколько  красных точек - стреляют трассирующими пулями. Издалека  их полет
кажется неспешным и нестрашным. Звук выстрелов до нас не доносится.
     Время  позднее, полночь. Воздух влажный, жаркий, тяжелый, рубашка сразу
прилипает к телу. На улицах  ни души, мирно горят  немногочисленные  уличные
фонари,  освещают   закрытые  дуканы,  глухие  стены   обывательских  домов,
оставшиеся с былых времен плакаты и лозунги на красных фанерках: "Наша армия
- защитник трудового народа!" и т. п.  На следующий день об