а. Короткая поездка в Прагу вместе с  новым представителем
КГБ при Федеральном министерстве внутренних  дел ЧССР Б. Н. Воскобойниковым.
Мы  знакомимся  с   чехословацкими  коллегами,  обсуждаем  состояние  нашего
взаимодействия  с  недавно назначенным  начальником  чехословацкой  разведки
Водражкой.    Настроение     у    коллег     пасмурное.     Неопределенность
внутриполитической ситуации,  нарастающее оппозиционное движение и  неловкие
попытки  руководства КПЧ не  допустить  повторения пражской весны 1968  года
деморализуют  разведку.  Чехословакия  испытывает  экономические  трудности,
ассигнования   на   разведывательную   деятельность   урезаются,   предстоит
сокращение личного состава МВД. Коллеги весьма приветливы и дружелюбны, но у
меня   складывается  впечатление,  что  они  утратили  интерес  к  работе  и
настороженно прислушиваются к биению сердца собственной страны.
     Интерес к  ситуации в Советском Союзе у всех весьма велик. Мы настроены
оптимистически и пытаемся передать свое настроение коллегам - Советский Союз
пройдет  сложный  период  и выйдет  из  него  обновленным,  демократическим,
экономически  сильным.  Содружество социалистических государств не исчерпало
свой  позитивный потенциал  и должно сплотиться на  новой  основе. Соратники
воспринимали   наши   разъяснения  внимательно,   но   без   энтузиазма.  Их
политический опыт был богаче нашего.
     Не вызывали у друзей отклика и наши ссылки  на сохраняющуюся  опасность
со стороны США и Запада. Во всяком случае, вопрос  о взаимодействии в работе
по "главному противнику" не возникал.
     Мне  показалось,  Водражка с  облегчением  воспринял  завершение  наших
переговоров. Заверил в неизменной готовности  оказывать всемерное содействие
Б.  Н.  Воскобойникову  и  любезно  ознакомил нас  с  городом.  Сбылась  моя
старинная мечта  - мы побывали  в  трактире  "У  чаши",  где  проводил время
незабвенный бравый солдат Швейк.  Полюбовались на засиженный  мухами портрет
государя императора, выпили по кружке пива.  Бравый солдат частенько  утешал
меня в трудные минуты, в  нашей семье  любили  цитировать его изречения, и я
мысленно  поклонился  Я.  Гашеку,  написавшему одну  из самых близких  моему
сердцу книг.
     За  два  дня пребывания  в  Праге удалось  встретиться с послом СССР  в
Чехословакии  В.  П.  Ломакиным.  Беседа  была  неудачной. Бывший  секретарь
Приморского крайкома  КПСС  не мог объективно  оценить  перспективу развития
событий   в   ЧССР,   ориентировался  на   "твердых  марксистов-ленинцев"  в
руководстве КПЧ и не одобрял чужих мнений.
     Наше  взаимодействие с чехословаками - более формальное, чем реальное -
продолжалось до  1991  года  и  было прервано  по  инициативе  чехословацкой
стороны.  Процесс  распада  Варшавского  Договора  во  всех его  проявлениях
развивался неумолимо.

     22 июня 1989  года я  стоял на  перевале  Шипка в  Болгарии, у подножия
памятника русским воинам, сложившим здесь головы сто с лишним лет назад. Это
святое место для  каждого  русского  и каждого  болгарина,  память  о  нашем
кровном родстве, о нашей общей истории. Они почти забыты в многонациональном
Советском  Союзе -  Скобелев,  Гурко, Драгомиров,  Столетов, Щеголев  и др.-
более двухсот тысяч погибших русских солдат и офицеров. Они были участниками
того же  великого  дела,  которому служим мы  - делу  величия  и  укрепления
России. Европейская  дипломатия на Берлинском конгрессе не позволила  России
воспользоваться плодами подвига ее бойцов.
     Мы в гостях  у близких друзей, у болгар. Ситуация в их стране несколько
стабильнее, чем в  остальной Восточной Европе, оппозиция малочисленна, и все
ее  активисты  известны  органам  безопасности  наперечет.  Однако   грозные
признаки нарастают и  здесь. Экономика топчется  на  месте. Т. Живков правит
жесткой  рукой, он  диктатор  в полном смысле этого слова. Кто-то  из друзей
рассказал,  что  Живков  с  тревогой  взирает  на  политические  процессы  в
Советском  Союзе,  не одобряет  их.  "Мы  брали власть вооруженной силой,  -
говорит  Живков в своем окружении, -  и, если понадобится, вооруженной силой
будем ее отстаивать". Болгарию лихорадит кампания по "восстановлению имен" -
насильственная  болгаризация  турецкого меньшинства.  Наши  коллеги  в  этой
кампании  непосредственно  не  участвуют,   излагают  не  очень  убедительно
официальную  позицию.  Их  отношение  к  происходящему  в некоторой  степени
двойственное. Как болгары, они  видят неотвратимую  угрозу  своей  стране  в
быстром росте турецкой части населения - при таких темпах лет через тридцать
турки из меньшинства превратятся в большинство  и болгары могут возвратиться
к исторической исходной точке - мусульманскому господству. Опасения у коллег
вызывают методы властей, реакция мирового сообщества,  возможные последствия
кампании. Судя по их высказываниям, кампания готовилась келейно, в окружении
Живкова, и основывалась на весьма приблизительных расчетах.
     Эта картина нам  знакома, она с удручающим постоянством повторяется и у
нас,  и  в  братских  странах.  Руководство  утратило  способность   заранее
просчитывать  последствия  своих  действий,  оно  слишком  уверено  в  своем
всесилии,   интеллектуальном  превосходстве.  Собственные   предрассудки   и
заблуждения оно  считает государственной  мудростью.  Нам  понятны  сомнения
болгарских товарищей, поскольку таким же образом у нас  была начата и сейчас
еще катится по стране антиалкогольная кампания -  благие цели,  умозрительно
составленная  схема  их  достижения, олимпийское  безразличие  к  психологии
народа,   экономической   ситуации  в   стране.   Болгары  тоже   улавливают
определенное сходство между такими, казалось бы, разноплановыми  кампаниями,
и оно их не радует.
     Наша  делегация  встречается  с министром  внутренних дел  Г.  Таневым,
заведующим сектором в  административном отделе  ЦК БКП Палиным. У  Палина ко
мне вопрос - работал ли я  раньше в аппарате ЦК КПСС? Узнав, что я с молодых
ногтей работаю  в разведке,  Палин  не может скрыть своего удивления. Миф  о
том,  что в  СССР человек может  достичь заметного положения,  только пройдя
через партийное горнило, видимо, глубоко  укоренился у болгарских товарищей.
(Так ли уж заблуждался Палин, подумалось мне.)
     Главный объект  работы  болгарских друзей  -  это Турция  и южный фланг
НАТО.  Наше  взаимодействие  на  этом  направлении  плодотворно,  и  деловое
обсуждение, по существу, этим ограничивается.
     Болгары более, чем чехи,  восприимчивы к тезису об американской  угрозе
системе  социализма. Президент Рейган,  выступая  в конгрессе США 9 февраля,
говорит  о  том,  что  американцы сделали  мир во  всем мире  более прочным,
опираясь  на   силу.  Бывший  президент  Никсон  примерно  в  то  же   время
предупреждает,  что  Восточная  Европа  превратилась в  бочонок  с  порохом,
который  может в  любое время взорваться.  Предупреждая об опасности взрыва,
Никсон  призывает  использовать  современные средства  массовой  информации,
чтобы  разорвать тиски  восточноевропейских режимов и оказывать материальную
поддержку тем,  кто  выступает против  этих режимов (Форин аффэйрс. 1989, No
1). Нажим Запада усиливается по мере ослабления Советского Союза. Срок жизни
восточноевропейских режимов уже отмерен.

     В  декабре того же года я  побывал  в Польше, где уже  произошла  смена
власти  и  правительство   возглавил  Т.  Мазовецкий.  Польские  коллеги  не
утрачивают оптимизма и выражают твердую уверенность, что  ни одна власть без
них не обойдется. Думаю, что они правы.
     Контакты  ПГУ с  разведслужбами восточноевропейских стран продолжаются.
Ушла в прошлое атмосфера полной открытости, отношения стали несколько суше и
корректнее.  Потребуется  время,  чтобы  реальные  государственные  интересы
подтолкнули нас друг к другу.

     В феврале вместе с заместителем начальника ПГУ  Н. С. Леоновым летим на
Кубу:  Николай  Сергеевич  великолепно  знает  Латинскую  Америку,  свободно
говорит по-испански, знаком со многими выдающимися деятелями этого  региона.
Его эрудиция беспредельна,  манера изложения  ярка и интеллигентна. За время
полета от Москвы до Гаваны я прохожу краткий курс латиноамериканской истории
и политики.
     Визит на Кубу планировался давно, и откладывать его никоим образом было
нельзя.  Советско-кубинские  отношения,   столь  тесные  и  безоблачные   на
протяжении десятилетий, начинают омрачаться. Держава слабеет,  все очевиднее
становятся признаки грядущего распада, и  былые друзья превращаются в обузу.
В  советской  печати звучат  антикубинские нотки,  советские политики едут в
Майами,  где встречаются  с  кубинскими  эмигрантами, нарастают  трудности в
экономических отношениях.
     Наша задача - подтвердить коллегам свою неизменную заинтересованность в
сотрудничестве  двух разведок, изложить свой  взгляд на ситуацию в Советском
Союзе  и в  мире, обсудить совместные действия  по ряду  направлений.  В ПГУ
ценят  кубинских  товарищей - конфронтация  маленькой  страны  с  чудовищной
военной,  экономической, политической,  разведывательной махиной Соединенных
Штатов выковала  особую породу людей с  психологией Давида,  противостоящего
Голиафу. Этим людям  можно говорить  только  правду  -  без  недомолвок, без
душеспасительных    сентенций     и    "исторического    оптимизма",    этой
палочки-выручалочки в безнадежных ситуациях. Мы настраиваемся на откровенный
разговор.
     ...Горы  провинции  Пинар-дель-Рио  перенесены  в  действительность  из
старинного приключенческого  романа.  Русскому  глазу, привыкшему  к  мягким
линиям  и негромким  краскам родимых  пейзажей,  невозможно воспринять иначе
покрытые густыми зарослями отвесные склоны, скалы, ярчайшей голубизны  небо,
тянущиеся по дну неглубоких долин цепочки пальм. Кажется, остановись, вдохни
полной  грудью мягкий,  пахнущий смолой и медом  воздух, закрой на мгновение
глаза, а когда  откроешь, увидишь треуголку капитана Флинта и бронзовые лица
его матросов, волокущих  по склону сундук  с награбленным  золотом. В  горах
много пещер, и когда-то пираты действительно прятали в них свои сокровища.
     Так  добра, спокойна  и красива долина Виналес, что  невольно  мелькает
мысль: как неплохо было бы провести здесь  остаток  своих  дней,  неспешно и
многословно  писать воспоминания,  столь же  неспешно  перечитывать  две-три
вечные книги, никуда не стремиться и ничего не ждать.
     К  сожалению, приехали мы сюда из Гаваны  не для того, чтобы любоваться
пейзажами и думать о бренности бытия.
     Куба готовится к народной  войне,  к  отражению американской  агрессии.
Куба до  предела напрягает силы.  Кубой руководит железная воля легендарного
Фиделя.  Ему чужды человеческие  слабости. "Социализм или  смерть", - сказал
Фидель. "Социализм  или  смерть!"  -  откликнулись  эхом  митинги, собрания,
лозунги на ободранных стенах гаванских домов. "Социализм или смерть!", "Будь
что будет, но мы построим социализм!"
     В зеленом отвесном  склоне зияет черная, недавно пробитая дыра, ведущая
в  огромную  естественную  пещеру. В пещере  работают несколько  землеройных
машин, выравнивают ее стены. Неподалеку пробитый в горе тоннель длиной около
двухсот метров, за ним еще один тоннель. Строительство не завершено, поэтому
военное  имущество сюда пока не  завозится.  Хозяева объясняют  превосходные
тактические качества позиции - нанести прицельный авиационный удар по входам
в пещеры и тоннели враг не сможет: очень крутые склоны. Если же он осмелится
послать  сюда  вертолеты,  то их  встретит ракетный  и пулеметный  огонь  из
тщательно замаскированных укрытий на вершинах гор.
     Проехав   через   тоннели  и  миновав   маленький  шахтерский  городок,
взбираемся на склоны  горы.  Там выбиты штольни, в которых хранятся торпеды.
Лежат в норах тупорылые, одетые в серые чехлы из прорезиненной ткани морские
чудовища с надписями на русском языке. Часть торпед вывезена поближе к морю.
Ситуация вокруг  острова  накаляется, и  кубинцы не исключают, что США могут
нанести внезапный удар.
     Совсем недавно, вскоре после "этапной встречи" (слово "исторический"  у
нас настолько  затерли, что даже на все способная советская печать стала его
стесняться)  глав  США  и  СССР  на  Мальте  американцы  легко,  как   муху,
прихлопнули  непокорного  панамского  диктатора Норьегу.  Как  выясняется  в
разговорах, Норьега  с помощью кубинских  братьев тоже готовился к  народной
войне  против  североамериканских империалистов,  рыл  тоннели, но,  видимо,
меньших размеров, создавал  тайные склады оружия в  горах. Все пошло прахом.
Норьега  оказался  жалким  трусом и  сдался  на милость  победителя. Кубинцы
говорят  о  нем  неохотно  и с  презрением.  "Но  война-то  замышлялась  как
народная? Как же  получилось,  что по  милости  единственного труса война не
состоялась?" - "У нас на Кубе все будет по-другому".
     Остров  изрыт тоннелями,  шахтами,  штольнями. В  подземных сооружениях
могут  укрываться  целые  дивизии  с   полным  штатным  вооружением,  боевые
самолеты, ракеты.  Вся Куба поделена на полторы тысячи военных районов,  и в
каждом  из  них  (это  в  дополнение  к  регулярным  силам)  созданы  отряды
самообороны,  которые  постоянно готовы  к войне.  В  тоннели, шахты и т. п.
вложен  труд   постоянно   работающих  двадцати   тысяч   человек,   деньги,
строительные  материалы. Всего  этого,  кажется,  хватило бы с лихвой, чтобы
дать каждому кубинцу приличное  жилье,  которого сейчас он лишен, привести в
порядок  потрепанную  красавицу  -  Гавану.  Руководители  думают  о  судьбе
революции и социализма. Будущее Кубы закапывается в землю.
     Подготовка  к  войне  ведется  тщательно,  с  вниманием  к  деталям,  с
размахом. И худшее, что могут сейчас сделать американцы, это воздержаться от
военной  провокации.  Нападение  на   остров  было  бы  триумфом  революции,
независимо от  исхода  схватки.  Эта мысль, показалось мне,  витает  в  умах
кубинских вождей, и они не уклоняются от конфронтации.
     ...Конфронтация  порождает своих  героев. С одним из них мы случайно (а
может быть, так устроили кубинские коллеги) встречаемся в знаменитой таверне
"Бодегита дель Медио" в Гаване.
     Когда-то,   в  стародавние   времена,  "Бодегита"  была  местом   сбора
артистической и писательской богемы.  Знаменитости пропивали здесь гонорары,
вели  литературные  и  политические  споры, оставляли  на стенах  автографы.
Когда-то было разрешено  расписываться на  стенах, столах,  дверях, потолках
всем  посетителям.   Стены  "Бодегиты",   увешанные   старинными  плакатами,
фотографиями,  газетными  вырезками,  мелкими  банкнотами  всех  стран мира,
изукрашены кружевом  бесчисленных  росписей  карандашом,  маслом, чернилами,
гвоздем,  вилкой.  Пабло,  Хуаниты, Родригесы  дня  сегодняшнего безжалостно
расписываются поверх автографов Пабло и Родригесов вчерашнего дня. Хемингуэй
был завсегдатаем "Бодегиты", пил здесь мохито -  разбавленный ром со льдом и
свежесорванными листочками мяты, что и подтвердил собственноручной подписью,
демонстрируемой у стойки.
     Капитан  революционного торгового  флота республики Диего Санчес мог бы
украсить своим портретом и революционный плакат, и приключенческий  роман  -
мужественное  загорелое  лицо,  короткая  с проседью  борода,  орлиный  нос,
мускулистые руки, энергичный взгляд. На днях американский сторожевик пытался
остановить  судно, которое вел капитан, для досмотра на предмет  обнаружения
наркотиков. Диего Санчес приказал своей команде вооружиться всеми подручными
средствами, то  есть баграми,  топорами  и  ломами,  и  пошел  на абордаж. С
воплем: "Они сошли с ума!" американский капитан был вынужден спешно отвалить
в  сторону. Затем  была  погоня. Используя свое превосходное  знание местных
фарватеров, Диего Санчес не дал американцу  настичь себя и, едва  не взорвав
машины,  вышел в кубинские  территориальные воды.  Янки  были  посрамлены. В
Гаване состоялся огромный митинг, и Фидель лично чествовал на нем капитана и
его героическую  команду. Кубинцы, несомненно, по-разному смотрят на жизнь и
мир, но  щелчок  по  носу американцам  доставляет каждому  из  них  истинное
удовольствие. Это торжество простой общечеловеческой справедливости.
     ...Фидель принимает нас поздно, в одиннадцать часов вечера, и медленно,
размышляя вслух, ни о чем не спрашивая, говорит до двух часов ночи.
     В  кабинете холодно,  работает мощный кондиционер.  На вожде  революции
зеленая куртка, зеленое кепи,  его  борода  совсем поседела. Он движется  не
торопясь, возвышаясь над  окружающими на полголовы, тяжело садится за  стол,
низко склоняет голову, смотрит из-под козырька кепи немигающим, устремленным
куда-то далеко, сквозь  собеседников,  взглядом.  Я не уверен, что  он видит
нас. Более  тридцати лет  этот человек несет единоличную ответственность  за
каждое решение,  большое и  малое, за судьбу  Кубы.  Он  взвалил на себя эту
ответственность сам, он формировал общество по своему замыслу.
     Вождю кубинской революции тяжело.  Он этого не скрывает. В прошлом году
расстреляли одного  из  его  соратников Очоа  за  причастность к контрабанде
наркотиков, осудили на двадцать лет тюремного заключения министра внутренних
дел  Абрантеса по тому же обвинению. Эти люди когда-то были революционерами,
но встали на преступный  путь и понесли суровое наказание. Фиделю мучительно
вспоминать об  этом, предательство боевых друзей, людей, которым  он  верил,
гнетет  его.  Но это  не самое  главное,  что  тяжким грузом давит на  плечи
Фиделя.   "Как   же  могло   случиться,  что  социалистическое   содружество
рассыпалось  так быстро, в  течение  нескольких  месяцев?" Кубинец прекрасно
знает ответ на свой вопрос,  но  щадит нас, представителей Советского Союза.
Ему и нам ясно, что никто уже не может рассчитывать на нашу реальную помощь,
пока мы не наведем порядок в своем  собственном доме. "Не важно, каким будет
Советский Союз. Не важно, будет ли он коммунистическим или нет. Важно, чтобы
он  выжил  и оставался  единым,  сильным  государством. Иначе  Кубе  и  всем
независимым  странам  третьего   мира   просто  не  выжить.  В   мире  будут
господствовать американцы".
     В  голосе  вождя  звучит  отрешенность.  Он говорит  о  планах  подъема
экономики ("...строительство  в бедственном положении.  Строить мы учились у
вас..."),  о  героических  бригадах  ("...они  работают  по  четырнадцать  -
шестнадцать часов  в сутки на строительстве..."), однако его мысли заняты не
тем. "Как  же получилось, что Хонеккера обвиняют в государственной измене, в
корыстных  преступлениях? Он честный человек.  Я  никогда  не поверю, что он
что-то присваивал.  У немцев  были  деньги, не учтенные в  партийной  кассе.
Такие  деньги  есть   и   у   нас.  Они  используются  для  оказания  помощи
революционным организациям, освободительным  движениям.  Почему же  обвиняют
Хонеккера?"
     Фидель категорически против  каких-либо послаблений и уступок, он знает
американцев, уверен, что любая уступка приведет к новым и новым требованиям.
"Куба  будет стоять  на  своем  и бороться. Народ  с  нами.  Народ  навсегда
останется с нами. На этом или на том свете..."
     Вождь  размышляет вслух. Ему шестьдесят четыре  года, он  думает о том,
какое будущее ждет Кубу.
     Кольцо сжимается,  давление  на Кубу  нарастает. Впереди  еще выборы  в
Никарагуа,  до  них  остается  десять  дней.   Там  будет  решаться   судьба
единственных союзников Кубы в Западном полушарии -  сандинистов. (На выборах
25 февраля сандинисты потерпели поражение.) Фидель размышляет. Выбора у него
нет.
     Кубинцы сами совершили  свою революцию, ни у кого не спрашивая совета и
ни на кого  не  опираясь. Затем они стали учиться у своих союзников.  Теперь
Фидель и его соратники извлекают горькие уроки из опыта союзников. Не поздно
ли? Назревает еще одна историческая трагедия - декорации расставлены, актеры