ательное отношение  к Калугину со
стороны руководства ПГУ?
     - Мы не знали, когда и на чем он остановится, не начнет ли, даже задним
числом, случайно  выдавать наши источники, раскрывать агентуру.  Но он этого
не сделал.
     - Кстати, как-то Олег Данилович рассказывал о существовании в КГБ некой
тайной лаборатории  No 14,  которую курировал Чебриков  и которая занималась
изготовлением орудий  убийств, в  том  числе того  зонтика и начинки-яда,  с
помощью которых  был убит в  Лондоне болгарский  диссидент Марков. Вы знаете
что-нибудь об этой лаборатории?
     -  Не  знаю. В  рамках ПГУ  такой  лаборатории  нет.  Дело Маркова  мне
известно  только  по  сообщениям западной печати  и  по  рассказам Калугина.
Расследования по этому поводу я не проводил.
     - Почему?
     - Не хочу знать больше того, что мне нужно знать для работы.
     -  Может  быть,  вам  известно  что-нибудь   о  местонахождении   Эриха
Хонеккера?   По   непроверенным   данным,   он   пытался   покончить   жизнь
самоубийством. Знаете ли вы об этом?
     - Я тоже об этом слышал. Когда принималось решение о его вывозе в СССР,
с нами не советовались, а если бы посоветовались, то мы бы порекомендовали в
это  дело  не  впутываться,  а  искать  законные  пути,  сообразовавшись   с
обстановкой. Я сделал так, чтобы разведку ПГУ  в это дело не ввязывали, хотя
нашего  товарища по  указанию  Крючкова  иногда  и  привлекали  к  работе  с
Хонеккером в качестве переводчика.
     -  Правда ли, что  несколько лет назад американцы вкопали на территорию
разведцентра  начиненный   шпионской   техникой   пенек,   который  исправно
информировал их обо всем, что происходило в ПГУ?
     - Нет, этот пенек обнаружили под Москвой, то ли на территории  военного
аэродрома, то ли еще где, а может, и не  под Москвой вовсе... Я уже точно не
помню. Знаю лишь, что никогда ничего подобного у нас не было.
     - Гарри  Табачник  в  своей  книге "Последние хозяева  Кремля"  пишет о
существовании в рамках  ПГУ  подразделения "Т", занимающегося подготовкой  и
осуществлением за границей убийств лиц, неугодных СССР.  Есть ли в ПГУ нечто
подобное?
     - Разведка  не  занимается убийствами,  и  людей  для  этого  у  нас не
готовят.  У  нас  действительно  есть  специальное подразделение  на  случай
чрезвычайных   ситуаций  за  рубежом:  войны,  захвата  заложников,  захвата
посольств, транспортных средств.
     - Леонид Владимирович, мне рассказывали, что во  время путча вы раздали
сотрудникам ПГУ  текст Закона о чрезвычайном положении, дав им таким образом
возможность разобраться в сущности ГКЧП. Это так?
     - Трудно  было разобраться поначалу, что к чему... Я  не юрист, коллеги
мои тоже, поэтому и  попросил  отыскать  текст закона и изучить его. Видимо,
потом  он был размножен и стал ходить по рукам. Не  помню, просил ли я текст
размножать и раздавать, помню только, что просил его отыскать и изучить.
     - Не могли бы вы тогда, по крайней мере, прояснить ситуацию с вверенным
вам диверсионным  спецподразделением, которое,  по нашим сведениям,  Крючков
приказал направить к Белому дому России?
     - Крючков приказал не ввести его в действие, а направить с подмосковной
базы   в  Клуб  имени  Дзержинского   на   Лубянку.   Когда  командир  этого
подразделения доложил  мне, что  их могут  привести в действие против Белого
дома, я приказал ему никаких распоряжений, приказов без согласования со мной
не   выполнять,  а  вечером  20-го   категорически  запретил  ему  выполнять
какие-либо приказы, связанные с наступлением на Белый дом, а  если ему такой
приказ отдадут, чтобы немедленно ставил меня в известность.
     - Леонид Владимирович, поговаривают,  что вы  подали в  отставку  сами,
зная о том, что отставка неизбежна и уже готовится.
     - Не знаю. Может,  готовилась, а может, и нет. Во всяком случае, я  был
поставлен  в  такую  ситуацию,  в  которой,  я  считаю,  сделал  единственно
правильный  выбор. Со мной  обошлись недопустимо грубо, даже  оскорбительно.
Так с начальником  разведки поступать нельзя.  Но это не главное.  Главное -
это то, что, как я  вижу, восстанавливаются  старые, почти забытые  порядки,
когда руководящие должности  в разведке назначают не по деловым качествам, а
по протекции.
     - Наверное, в карьере разведчика Шебаршина это был самый горький день?
     - У меня бывали и более горькие дни, бывали очень горькие неудачи.
     Совершенно  искренне  признаюсь:  в  другой  жизни  себя  не мыслил, не
представлял, какая она  - отставка. Сомневаюсь, что будет легко создать себе
ту нагрузку,  к  которой привык. Мне всегда читалось, писалось и  работалось
легче в цейтноте. Праздников и выходных терпеть не мог. А теперь вся жизнь -
сплошные выходные.
     - Никто из  высокопоставленных  сотрудников КГБ, с которыми я говорил о
вашей отставке, так и не смог сказать мне, когда же Президент подписал  указ
о  вашей отставке, а  Бакатин приказал  откомандировать  вас в  распоряжение
управления кадров. Как же все-таки происходила сама отставка?
     -  Мне сказали о  ней по телефону.  Бакатин, видимо, не нашел  времени,
чтобы позвонить  и  объявить  о своем решении.  Кто-то  из его  секретариата
сказал, что есть указ об отставке.
     -  В  последнее время  приходится  довольно  часто  слышать  объяснение
ошибок, допущенных Президентом  СССР:  ближайшее  окружение  держало  его  в
"информационном колпаке".
     - По этому поводу совершенно ничего не могу сказать. Вся информация шла
из  Первого  главного  управления  председателю, он подписывал телеграммы  и
отправлял дальше, адресатам.  Возможности  узнать, доложено  Президенту  или
нет, у меня не было.
     - Как вы относитесь к идее выведения ПГУ из состава КГБ и реорганизации
его в Комитет по разведке?
     - Это абсолютно правильная идея. Но тут существует следующая опасность.
В  промежутке между принятием  решения и  его  осуществлением временные люди
пытаются определять способы реорганизации разведки, ее кадровую политику.
     Я  всегда  исходил из того, что  разведка - это  живой, хрупкий и очень
деликатный организм, не терпящий рывков.
     Прежде всего это то, что мы называем добывающий или агентурный аппарат,
то  есть сотрудничающие  с  нами  иностранцы.  Потом оперативные  работники,
находящиеся  за рубежом под различными прикрытиями. Технические средства. И,
наконец, центральный аппарат. Все эти компоненты взаимосвязаны.
     - Одна из первых "реформ", предпринятых новым руководством КГБ, - вывод
из  подчинения   комитета  Управления  правительственной  связи  и  Восьмого
управления, занимающегося шифровкой  и дешифровкой. Не кажется  ли вам,  что
таким образом  остальные  подразделения  комитета  останутся  без  надежных,
проверенных  каналов  связи?  И  не   проще  ли  было  создать  параллельные
структуры: чтобы одной мог пользоваться Президент, а другой - комитет?
     - По-моему,  это как раз  пример моментально принятого решения, которое
сейчас приходится переосмысливать.
     -  Как,  по-вашему,  суверенные  республики,  например  Украина,  будут
осуществлять  разведку?  На  базе  расформированного  ПГУ  или  своих первых
управлений?
     - На  базе  своих первых управлений. Что касается Украины, то я знаю, у
них   есть   возможности   для   работы   за   рубежом,   и   мы   прекрасно
взаимодействовали.
     -  Некоторые лидеры республик призывают обнародовать  архивы КГБ, имена
агентов. Считаете ли вы это оправданным в какой-либо форме?
     -  Это предел падения для  разведчика, для офицера госбезопасности. Эти
люди работали на государство, то есть на нас с вами. И  разглашать их  имена
только потому, что изменились обстоятельства, - это низость.
     - Известно ли вам что-нибудь о золоте КПСС?
     - Первое главное управление ни в каких финансовых делах КПСС участия не
принимало.
     -  Бюджет ЦРУ составляет тридцать миллиардов долларов. Бюджет же ПГУ не
публиковался, но известно, что он гораздо меньше. Так ли это?
     - Если бюджет ПГУ будет опубликован, многим будет казаться невероятным,
что эта служба могла обходиться так дешево и делать так много.

                       И. КАДУЛИН

     Кстати

     "ПГУ  всегда отличал высокий профессионализм, преобладающее большинство
людей  там  честные,  настоящие  профессионалы",  -  заявил  новый начальник
советской разведки - Евгений Примаков.
     Касаясь  судьбы  своего  предшественника  -  Леонида  Шебаршина,  новый
начальник разведки сказал, что высоко ценит его и относится к нему с большим
уважением.   По  словам  Евгения   Примакова,  нужно  без   спешки  во  всем
разобраться.



РАЗВЕДЧИК, ВЕРНУВШИЙСЯ В ХОЛОД

     ("Известия", 1991, 11 окт., No 243)

     Роман М. Карре "Шпион, пришедший с холода" называют лучшим политическим
детективом XX  века.  Главное  действующее  лицо  романа  становится жертвой
сложнейшей интриги, закрученной  в недрах разведки.  Нашему  собеседнику  Л.
Шебаршину, возглавлявшему секретное ведомство, конечно, не довелось пережить
трагедию, подобную персонажу английского писателя, но в  обстоятельствах его
падения с  высот государственной службы до сих пор  много неясного.  С этого
вопроса и началось интервью.
     -  Вы  уже  высказывались о причинах вашего  ухода  с  поста начальника
разведки, говорили: без вашего согласия вам назначили первого заместителя. С
другой  стороны, газеты  пишут, что, занимая пост  заместителя  председателя
КГБ,  вы не  могли не  знать о готовящемся перевороте. Может быть, подлинная
причина отставки в том, что вы слишком тесно связаны с Крючковым?
     - Мне уже приходилось вносить ясность в этот вопрос. Я ничего не знал о
готовящемся  перевороте.   В  выступлениях  председателя   КГБ   перед   его
сотрудниками, в разговорах Крючков постоянно подчеркивал свою приверженность
законам, наставлял нас, что мы должны строго следовать духу и букве законов.
Мы считали,  что это  и  есть истинная позиция Крючкова. Я  не  знаю, отчего
кому-то трудно поверить, что разведка не была вовлечена в переворот.
     Почему Крючков посвятил некоторых  своих  заместителей в этот замысел и
не  посвятил начальника разведки - об  этом  можно  только  догадываться.  Я
думаю, по каким-то признакам я не внушал ему  доверия. У меня возникали, а в
последнее время довольно часто, расхождения с нашим  бывшим председателем по
оценке  ситуации  в  Советском  Союзе,  по оценке  роли  и перспектив  КПСС.
Наверное,  все  это  Крючков  учитывал.  Мне  кажется,  что  некоторые   мои
выступления  на совещаниях  руководства  КГБ не  соответствовали  концепциям
Крючкова.  Возможно,  этим объясняется то,  что я  не  был осведомлен.  Надо
спросить самого Крючкова.
     -  После  вашей  отставки  новым  руководителем  разведки  назначен  не
профессионал,  а политик. Объявлено  также о намерении вывести  разведку  из
состава КГБ. Ваше мнение об этой реформе?
     -  В принципе это решение абсолютно  верное. Разведке нечего  делать  в
составе КГБ. Ведь вся его деятельность, вплоть до последнего времени, носила
достаточно ясно выраженный репрессивный характер. Я  думаю, что репрессивные
функции  разведке совершенно  несвойственны. Это  должна быть информационная
организация, которая следит за ситуацией вокруг страны.
     Что  касается назначения непрофессионала,  то  я, пожалуй,  был  первым
начальником разведки,  который прошел  весь  путь от оперработника  до этого
поста. В  этом  есть и плюсы, и минусы. Если  мне гораздо  легче представить
оперативного  работника  в  поле,  то, видимо,  политическому деятелю  проще
осознать, что именно нужно потребителю информации.
     - Но  ведь  не  первый  раз непрофессионал становится  во  главе  вашей
службы. Чебриков не был профессионалом, Крючков тоже. И никогда до Крючкова,
пожалуй, у вас не было столько провалов и перебежчиков.
     -  Прежде всего,  изменники  были всегда, начиная  с  двадцатых  годов.
Во-вторых,  будем реалистами: число  перебежчиков увеличилось не  по причине
негодного руководства, а из-за неустроенности,  отсутствия перспектив у  нас
дома. И  учтите еще одно обстоятельство: чем  неяснее ситуация в стране, тем
эффективнее действуют зарубежные разведки. Я  знаю на  конкретных  примерах,
что  перед  многими  западными  спецслужбами  поставлена  задача  приобрести
источники  среди  советских  людей, имеющих доступ  к секретной информации и
имеющих перспективы роста. Так что вины Крючкова в том, что изменников стало
больше, я не вижу.
     - И все же ваше ведомство переживает крутые времена. Как это отражается
на  морали  разведчиков?  Недавно предателем  стал  сотрудник  КГБ  Фоменко,
работавший в Мюнхене. Не связано ли это с ломкой, происходящей ныне?
     -  Обстоятельства этого  дела  мне  неизвестны.  Но  то,  что  перемены
оказывают неоднозначное  влияние на наших сотрудников,  совершенно очевидно.
Поскольку весь комитет в лице председателя, некоторых руководящих работников
был замешан в путче, это на людей не могло не  повлиять. Это бросило тень  и
на разведку, которая, к сожалению, отделиться от комитета к моменту путча не
сумела.
     Моральный  фактор  чрезвычайно важен.  Разведка  ведь  никогда не  была
привилегированным учреждением  в  смысле  материальных благ,  она  держалась
примерно на уровне любых других  государственных  учреждений.  У нас не было
никаких  дополнительных  оплат  в  иностранной валюте. Мы,  правда, получали
несколько  больше,  чем  сотрудники   МИДа,  в  советских  рублях  во  время
зарубежных  командировок.  Но у нас не было никаких  других льгот.  Сознание
принадлежности  к такой особой  службе,  как разведка,  - вот что было нашей
главной привилегией.
     Сейчас сотрудников КГБ упрекают за то, что они выполняли приказы своего
руководства, которые оказались не только ошибочными, но преступными. Поэтому
люди не  уверены:  за  что  их в  дальнейшем  будут  упрекать -  за  то, что
подчинятся приказу, или за то, что не подчинятся?
     - Вы говорите, что  ваши  сотрудники не имели особых  преимуществ.  Но,
во-первых, преимуществом остается сама возможность выезда за границу.
     - Это преимущество есть  у  академических  институтов, у  МИДа, МВЭС, а
теперь у частного, кооперативного сектора.
     - Но есть и другие преимущества. Когда я работал за рубежом, то нередко
слышал  от приятелей  из  советской  колонии  такие слова: "Этот здесь -  от
"соседей". У него авто иностранное, ходит  по ресторанам". Так и получалось,
что разведчики сами себя расшифровывали...
     -  Согласен, это наша  беда  во  многих точках -  то  явление,  которое
неустанно  приходилось подавлять, но ликвидировать не удалось.  Да, мы стали
слишком  заметными.  Это не результат  непонимания ситуации.  Наши работники
вынуждены  быть  более активными,  чем работники других учреждений.  В конце
концов,  многие из них выполняют  или  должны  выполнять двойную работу. Они
должны быть подвижными  и  в то же время  быть невидимыми. Мы ставили вопрос
так: если сотрудник выделяется в советском коллективе, если на него обращают
внимание коллеги, ему не место в нашей службе.
     -  В  некоторых  странах,  как  утверждают  в  газетах,  большая  часть
сотрудников посольства принадлежит  к нашим разведслужбам.  Вам не  кажется,
что  это  связано  с установкой  на  добывание информации  по валу, а  не по
качеству?
     - Я думаю, не связано. Большое количество представителей разведслужб за
рубежом  -   это  продукт  нашей  феодально-ведомственной  системы.   Каждое
ведомство старалось отгородить для себя как  можно  больший удел и расширить
его. То же происходило с КГБ. Размер удела определялся влиянием его хозяина.
А руководство  КПСС, то бишь государственное руководство, смотрело только за
тем,  чтобы  не  нарушались  правила  игры,  даже,  по-моему,  поощряло  эту
раздробленность, соперничество между ведомствами.
     -  Мы  говорили  до  сих  пор  о  ваших кадровых  сотрудниках.  Но есть
зарубежная  агентура.  Из нашей истории  известно:  когда происходили крутые
повороты  в  государстве,  сменялись   руководители  госбезопасности,  люди,
которые  по идейным соображениям помогали Советскому  Союзу, уходили от нас.
Вы не опасаетесь, что сейчас произойдет что-то подобное?
     - Опасаюсь.  Это страшная угроза для разведки. Когда наши помощники  за
рубежом  или  люди, которые связали  с  нами свою  судьбу, видят,  что  сама
организация  оказалась  под ударом, что ее лихорадит, что  происходит частая
смена   личного  состава,  особенно  руководителей,  то,  естественно,   они
испытывают тревогу.
     - Как  пишут на Западе,  еще недавно наша разведка, исходя из интересов
"борьбы с  империализмом",  поддерживала контакты  с разведками диктаторских
режимов,  например, с иракской. Она, как и другие наши  ведомства, подпирала
такие режимы. Сейчас эта практика продолжается?
     - Контакты с  зарубежными  спецслужбами  носят  чисто  профессиональный
характер. Зарубежные коллеги  содействуют нам  в решении наших вопросов,  мы
содействуем им.
     -  Но  вам  не кажется,  что контакты  с разведками  одиозных  режимов,
например,  иракского или ливийского, которые причастны к терроризму, бросают
на нас тень?
     - Но ведь Ирак,  например, никогда не переставал быть нашим  партнером.
Мы  не рвали с  ним  отношений,  пытались  найти  мирный  выход из кризиса в
Персидском  заливе. Я бы  не стал рассматривать  это как поддержку режима. У
нас нормальные  отношения между государствами  и между  спецслужбами.  Мы не
вмешиваемся в дела друг друга. А если логично продолжить не высказанную вами
мысль, то надо насаждать демократию в других государствах. Надо свергнуть С.
Хусейна, свергнуть Каддафи, то  есть вломиться  в чужой дом?  Стоит  ли  это
делать?
     -  Проблемы  третьего  мира  вам, очевидно,  особенно близки.  Вы  ведь
индолог по образованию, работали в нескольких государствах Азии. Но в газете
"Московские  новости"  против вас  выдвинуты  довольно  серьезные обвинения.
Сказано, в частности, что, работая в  Иране, вы неправильно общались с вашим
сотрудником  Кузичкиным,  и  в  результате  этого  после  его  бегства  была
разгромлена наша агентура, а затем партия "Туде" (коммунистическая).
     - Это  сущая ерунда,  позаимствованная  из  книги предателя  Кузичкина.
Кузичкин  связался  с английской разведкой  задолго  до того, как сбежал  из
Ирана. Партия "Туде" была обречена. Кузичкин не мог ничего  ни прибавить, ни
убавить к ее судьбе. Правда, у него действительно была  некоторая информация
об этой партии.
     Что  касается этой публикации в  целом,  то она  основана на  беседе  с
анонимом. Почему он боится выступить под своей собственной фамилией, ясно. С
этим человеком у  меня относительно недавно был разговор, после которого  он
решил уйти  из  ПГУ.  Анонимные  обвинения  со  стороны человека,  который в
последние годы занимался сбором компромата  на своих сослуживцев, - вещь, на
мой взгляд,  недопустимая. Я удивлен, что солидная газета прибегла к услугам
анонима.
     -  В третьем мире ваша  служба противодействовала влиянию США с помощью
пропаганды.   Пример  -  история  с  массовым  убийством  или  самоубийством
американских сектантов в  Гайане.  Преступление приписали  ЦРУ.  В  условиях
новых отношений с США отказались ли мы от такой практики?
     -  Гайана,  время  события,  кажется, 78-й год... Тогда была совершенно
иная атмосфера.  Я не знаю, как будет действовать ведомство. Но я бы не стал
отказываться  от  специфических  методов  оказания   влияния  на  зарубежное
общественное  мнение   в   интересах  нашей  страны.   Главное,   чтобы  эта
деятельность не носила какого-то злокозненного характера, причиняющего ущерб
другим государствам. Но спокойное, незаметное  воздействие на того или иного
партнера - по-моему, дело допустимое.
     У Соединенных  Штатов  тоже ведь  есть  такая  служба. И они занимаются
пропагандой,  куда  вкрапливают  элементы дезинформации. Возьмите, например,
радиостан