заметно упрощаются. Однажды установленное
устройство может работать очень долго.
     Американская разведка искала бреши  в нашей защите. Особенно заманчивые
перспективы  замаячили перед нашими коллегами в связи с переездом советского
посольства из Карачи во временную  столицу Пакистана Равалпинди в 1965 году.
Не  могу  без улыбки вспомнить,  как  во  время  дружеской  встречи  молодых
дипломатов в  Равалпинди, устроенной англичанином  Н. Баррингтоном (мне  еще
придется встретиться с  ним в Тегеране), американский и английский коллеги с
невинным видом задавали вопросы об арендованном под посольство здании: велик
ли кабинет  посла, выходит ли он на  солнечную  сторону, не мешает  ли шум с
Пешавар-роуд и т. п. Со столь же невинным видом я говорил им неправду.
     Надо ли поминать,  что на  усилия  американских и  английских коллег мы
отвечали  полной взаимностью.  Здание  американского  посольства  в  Карачи,
построенное знаменитым Нимейером, привлекало внимательные взоры резидентуры.
Мы подходили  к нему то с  той, то с другой стороны, никогда не отказывались
от заветной цели, а известно - вода точит и камень.
     Американское   посольство   перебралось   в   Исламабад.   Наша  работа
продолжилась и там.

     Каким же представлялся нам и чем был Пакистан на самом деле в те годы?
     Эта  страна  принадлежала к двум  военно-политическим пактам -  СЕНТО и
СЕАТО,  созданным  под эгидой  США  в разгар холодной  войны. Направленность
пактов  против Советского Союза не  вызывала ни у кого ни малейших сомнений.
Американцы чувствовали  себя в Пакистане полными  хозяевами  - они вооружали
пакистанскую армию, оказывали стране экономическую помощь, контролировали ее
спецслужбы. В  мае 1960 года с военной базы Бадабера под Пешаваром стартовал
сбитый над Советским  Союзом разведывательный  самолет У-2, пилотируемый  Г.
Пауэрсом.
     Осложняла ситуацию и постоянная конфронтация Пакистана с дружественными
Советскому Союзу Афганистаном и Индией.
     Однако именно в этот период президент Пакистана Айюб-хан, вдохновляемый
Зульфикаром  Али  Бхутто, сделал  ряд  шагов к сближению с Советским Союзом.
Было  подписано соглашение  о  проведении  советскими  специалистами поисков
нефти  и  газа в  Пакистане,  состоялся  визит Айюб-хана в СССР,  наладились
регулярные обмены делегациями.
     Задачи  резидентуры заключались в  том, чтобы следить за  деятельностью
американцев, англичан и их союзников в Пакистане  (эта деятельность априорно
и обоснованно  рассматривалась  как  враждебная Советскому Союзу),  получать
информацию о СЕНТО и СЕАТО, не упускать из виду отношения Пакистана с Индией
и Афганистаном  и, разумеется,  уделять  самое серьезное внимание китайцам и
пакистано-китайским  отношениям.  (Именно  в  то  время  в  штат   советских
посольств   во  многих  странах   были  введены  должности   специально  для
экспертов-китаистов. Естественно, то же было сделано и в резидентурах.)
     Задачи,  как видим,  чрезвычайно ответственные, и для их решения  нужны
соответствующие  источники. Приобретение источников -  главная  цель каждого
оперативного работника и резидентуры в целом.

     Мой новый начальник, Сергей Иванович,  с которым  я  познакомился, лишь
прибыв  к  месту  службы,  показался  мне человеком  необыкновенным. На  его
рабочем столе, например, постоянно лежала Библия, которую время от времени в
подходящих  случаях он  цитировал.  Томик Ленина  в  ту пору  украшал многие
начальственные   столы,   было   модно   "посоветоваться   с  Лениным",   но
"посоветоваться с Библией"? Это  было непривычно и странно. Резидент не брал
в  рот  спиртного.  Это  тоже  не  укладывалось   в  привычные  рамки,  даже
противоречило  традиции.  Говорил  Сергей   Иванович  несколько  старомодным
языком,  очень  грамотными, складными  и выразительными фразами, никогда  не
опускался до ругани. Начальник отдела в Центре В. И. Старцев, другие коллеги
не стеснялись  высказывать свое  отношение  к жизни, начальству и особенно к
подчиненным с помощью всем известных русских выражений.
     Манера  Сергея Ивановича казалась  гораздо  более  привлекательной.  Но
главное  бьшо, конечно, не в этом. Резидент доброжелательно и  с бесконечным
терпением выслушивал работника, вникал  во все детали, помогал разбираться в
сложных ситуациях и учил не отчаиваться от неудач. "Будет день,  будет пища"
- одно из его любимых изречений.
     Сергей Иванович  редко и неохотно рассказывал о своем прошлом,  избегал
вообще  ссылаться  на   свой  личный  опыт.  Эта  черта  мне   импонировала.
Самовлюбленными  и недалекими представляются  люди,  все  меряющие  на  свой
личный аршин, к месту и не к месту рассказывающие случаи из своей биографии,
как некий эталон для оценки  любой ситуации и образец для подражания. Порок,
к сожалению, в нашей среде распространенный. Да и не только в нашей.
     Кто-то  однажды проговорился,  что  резидент  в  свое  время работал  в
следственной области. Это могло многое объяснить.  Служба Сергея Ивановича в
КГБ  закончилась таинственным образом.  Резидентура была на  хорошем  счету,
регулярно  поступала   информация  по   приоритетным  проблемам,   серьезных
замечаний  по общему положению  дел у Центра  не было.  По завершении  срока
командировки Сергей  Иванович возвратился  в  Москву, где  был  назначен  на
должность, не соответствующую ни его  заслугам, ни  положению. Рассказывают,
что  однажды он  зашел в кабинет  начальника  отдела и  пробыл там несколько
часов,  причем раскаты возбужденных голосов  доносились сквозь двойные двери
до приемной. В  тот  же день Сергей Иванович подал в отставку.  Он пробыл на
пенсии  почти двадцать лет, изредка,  по  торжественным дням  приглашался  в
отдел, но никогда не проявлял желания вернуться на службу.

     Под  руководством Сергея Ивановича  я  практически  осваивал  то,  чему
учился в 101-й.
     Прежде  всего  необходим широкий  круг  контактов  среди иностранных  и
местных  граждан.  Это,  естественно,  привлекает внимание контрразведки, но
выбор прост -  или ты активно  работаешь по связям, рискуя навлечь  на  себя
неудовольствие местных  властей,  или  ты отсиживаешься, проводишь  время  в
кабинете, в  кругу своих приятелей,  рискуя навлечь  гнев Центра. Мне меньше
нравилось  второе. Хотелось сделать что-то  важное,  быть  не  хуже  других,
оправдать  свое здешнее существование.  Мучила совесть,  если  день или  два
подряд проходили без хотя бы малого продвижения вперед.
     Цель всех усилий - ГП, "главный противник", как в  течение  десятилетий
на  нашем языке именовались  Соединенные Штаты. Содержание термина ГП иногда
расширялось,  но ядром  его всегда  были США.  ГП на территории  Пакистана -
посольство США и резидентура ЦРУ,  американская военная миссия, ЮСИС. Прямые
выходы на их сотрудников несложны. Американские разведчики сами стремились к
установлению связей с советскими гражданами, и нередко  возникала  ситуация,
когда  регулярно  встречались двое коллег  - один из КГБ, другой из  ЦРУ - и
упорно   выискивали  уязвимые  места  друг  друга.  Это  занятие  не  всегда
диктовалось интересами службы, скорее  наоборот. Наш сотрудник отчитывался о
разработке  американского  разведчика,   сотрудник   ЦРУ  докладывал  своему
начальству о  разработке  разведчика советского. Это  записывалось  в  актив
обоим их начальниками. Ныне эта игра непопулярна - не стоит тратить  время и
раскрываться в тех случаях, где шанс на успех ничтожен.
     Справедливости ради надо отметить, что во все времена наши американские
коллеги  действовали более  открыто, напористо  и, как нам  казалось, просто
нагло. Вербовочное предложение в лоб, говоря нашим языком, у нас готовилось,
как  правило,  долго  и  тщательно,  собирались  все  крупицы  информации  о
перспективном  объекте,  после  чего  создавалась  ситуация, когда  на  него
выходил наш  работник.  Американская методика в принципе точно  такая же, но
многие сотрудники ЦРУ ее предельно упрощали.  Надо выбрать любого советского
дипломата, подозреваемого  или установленного  разведчика,  выйти  на  него,
обрисовать  бесперспективность экономической и политической ситуации  на его
Родине  и предложить  деньги за сотрудничество. В описываемое мною время  за
такое  предложение  американец  мог  получить  встречное предложение  и даже
пощечину.  Был  случай,  когда  в ответ  на  предложение  о  сотрудничестве,
сделанное во время дружеской беседы в баре, наш товарищ  вместе с  остатками
пива  послал  в  физиономию  коллеге и  пивную  кружку.  Подобные  инциденты
получали  широкую  огласку  в  обеих  службах  и подсказывали  необходимость
соблюдать определенный декорум даже в столь острых ситуациях.
     Прямые  контакты с  американскими разведчиками  были  малоперспективны.
Столь  же малую надежду  на удачу сулили и связи  с  "чистыми" американскими
дипломатами, военными и т. п. Всевидящее  око КГБ было  легендой.  Знаю, что
око ФБР и ЦРУ столь же неусыпно и бдительно следило за своими гражданами.
     Надо  было искать  обходные  пути  к интересующим нас объектам, и ценой
неустанных   усилий  они  находились.   Надо   искать  нужного   человека  в
неофициальной американской колонии, среди  бизнесменов, иностранцев, имеющих
дело  с   американцами,  местных  граждан   -  посредников  в  спекулятивных
контрабандных   сделках,   которыми   не  гнушались   технические   и   даже
дипломатические сотрудники  американских  учреждений. Кто ищет,  тот  всегда
найдет. Кое-что было найдено в Карачи, а затем в Исламабаде.
     Несколько слов о пакистанской  контрразведке. Мы  имели представление о
ее возможностях. Главным противником Пакистана была и, к сожалению, остается
Индия. Лучшие силы  пакистанских спецслужб  всегда направлялись на работу по
индийцам.  Не упускали из виду и нас. Мы  это хорошо знали. Допустить, чтобы
контрразведка вышла на  твою связь, а тем  более на действующего  источника,
нельзя. Это означает, что  нельзя пользоваться  телефонами, установленными у
советских  граждан.  Нельзя попадаться вместе с интересующим  тебя лицом  на
глаза  посторонним. Нельзя  встречаться  с  ним у  себя на квартире.  Нельзя
выходить  на  встречу  без проверки: нет  ли  наружного наблюдения? Остается
темное время  суток, отдаленные малолюдные  места,  выезды за город. Кое-что
остается.
     Контрразведка   опирается   не   только   на   подвижное    наблюдение,
прослушивание  телефонов  и  технику  подслушивания.  Ее  главное средство -
агентура из числа прислуги  (прислуга здесь есть обязательно в каждом доме),
обслуживающего персонала и окружения советских  учреждений.  Очень полезны и
журналисты, к которым тянутся, как к живому источнику информации, разведчики
и дипломаты.  Слабость  подвижного наружного наблюдения  (это  дорогостоящее
средство)  компенсируется  системой стационарных постов, маскируемых  обычно
под  табачные  киоски, мелких торговцев  овощами,  орехами, и  густой  сетью
осведомителей  из  числа  ночных  сторожей.  Ночной  сторож   -  непременная
принадлежность мало-мальски приличных домов в этой части света.

     Из тетради воспоминаний

     Поздний  вечер.  Почти  ночь. Из тех душных, непроглядных  южных ночей,
когда кажется, что вязнешь,  тонешь  в этой  черной  душистой массе, которую
хочется мять, рвать  на части, резать ножом - такая она плотная, густая, эта
тьма. Я еду на дальнюю городскую окраину на встречу с Ахмедом.
     ...Летом 1965 года резидент  поручил  мне  "принять  на связь"  Ахмеда.
Ахмед   занимает  маленькую  техническую   должность   в  одном  из  здешних
департаментов.  Нам  он  интересен  тем,  что  имеет  доступ  к  документам,
проливающим свет  на истинные отношения  Пакистана и США  в военной области.
Работа с Ахмедом ведется  по  всем  правилам  строжайшей конспирации. Личные
беседы  крайне  редки. Главный способ  контакта  с источником  -  МП.  МП  -
моментальная передача. Суть этого способа связи состоит в том, что разведчик
вступает  с  партнером  в  мимолетное  соприкосновение, достаточное, однако,
чтобы  обменяться пакетами  или  какими-то другими  предметами. В пакетах  -
документы,  деньги,  изредка  краткие инструкции,  исполненные непременно  в
тайнописи...
     Мелькает освещенное фарами  дорожное полотно. Больше ни огонька вокруг,
как ни  всматривайся,  ни напрягай глаза. Выехал я  заблаговременно, маршрут
отработан заранее, машина идет хорошо. Как будто все чисто, и можно выходить
к месту  контакта. На душе спокойно. Относительное, конечно, спокойствие. То
спокойствие,  которое  посещает  разведчика,  когда все идет  по  плану, все
продумано, верно организовано. Смотрю на часы.  Светящиеся цифры показывают,
что до  назначенного  времени  осталось несколько минут.  Вот они-то  мне  и
нужны,  чтобы проверить  обстановку  на  месте,  выражаясь  профессиональным
языком,  а если  попросту,  то чтобы окончательно убедиться: все в  порядке.
Проезжаю  мимо назначенного  места  два  километра,  разворачиваюсь.  Дорога
узкая. Колеса попадают  в песок и начинают буксовать. Машина  вздрагивает  и
остается на  месте, а мой друг уже приближается по узкой тропинке туда,  где
мы должны встретиться. Что делать? Выскакиваю из машины и бегу что есть духу
в  полной  темноте. Ноги сами угадывают дорогу. Пот  заливает  глаза. Душно,
очень душно... Конечно, я опаздываю, но - какое счастье! - Ахмед еще  здесь.
Мы обмениваемся материалами. Ахмед не спеша уходит по той же узкой тропинке,
я  по шоссе возвращаюсь к машине. Машина легко,  с первой попытки выбирается
из песка.
     Ночь уже  не кажется  такой  черной,  а духота такой тягучей. Откуда-то
появился  чуть  слышный  ветерок,  и  запахи,  любимые  пряные  запахи  Азии
напоминают о том, что жизнь не так уж и плоха...

     Фурия  войны и  насилия  никогда  не  покидала края,  где  довелось мне
провести долгие и, пожалуй, лучшие годы своей жизни.
     В 1947 году была  разделена Индия, и мир не содрогнулся от  неимоверных
страданий,  которые  выпали  на долю народов обеих новых стран, лишь потому,
что  нервы  человечества основательно  притупились  во  время второй мировой
войны,   а   печальные  события  разворачивались   за  пределами  тогдашнего
"цивилизованного  мира".  Десятки  тысяч  убитых с  той  и  другой  стороны,
миллионы  беженцев,  на   долгие   десятилетия  посеянные  семена  взаимного
подозрения и ненависти - вот что стало результатом раздела Индии.
     Короткая  война  1965  года застала  нас  в Пакистане.  Она не нарушила
мирного течения жизни  в Карачи, хотя  и взбудоражила общественное мнение. В
городе  изловили  немалое  число индийских  "шпионов",  которые  оказывались
впоследствии честными обывателями, случайно навлекшими  на  себя подозрение.
Приходилось видеть, как базарная толпа вдруг  бросалась в ту сторону, откуда
раздавался крик: "Джасус!" - и через несколько секунд торжествующие патриоты
волокли в  полицию очередного шпиона-джасуса.  На улицы были выпущены стайки
школьников, которые останавливали машины  и замазывали черной  краской фары.
На несколько дней  в городе было введено затемнение, и  раза два объявлялась
воздушная тревога.  Индийские  самолеты в  небе  не появлялись, но  зенитные
орудия открывали стрельбу, видимо, для поддержания боевого духа населения.
     Это было первое мое после 1945  года соприкосновение хотя с чужой, но -
войной. Гибли  десятки, в худшем случае сотни людей, устраивались  воздушные
налеты и воздушные тревоги.  Мы  искренне  переживали все это,  гонялись  за
крупицами  информации,  волнуясь,  предсказывали  развитие  событий,  горячо
спорили, писали многословные депеши и отвечали на  экстренные  запросы. Все,
что  мы  с  таким  усердием  делали,  было  нужно  Отечеству,  чьи  интересы
простирались  до  берегов  Аравийского  моря.  Мы  с  какой-то  неосознанной
снисходительностью  наблюдали  чужую  нестабильность,  конфликты  интересов,
чужие слабости. Отечество  стояло за  нашей спиной  -  могучее, неколебимое,
грозное для противника и великодушное к друзьям, первое  в мире  государство
рабочих и крестьян. Конечно, и в нашей среде немало говорилось об ошибках, о
недостатках нашего  общества, нашей  экономики, но была твердая уверенность,
что мы  идем в  правильном направлении.  Эта  уверенность передавалась нашим
явным  и  тайным  единомышленникам.  Мы гордились  Отечеством, верили в  его
светлое будущее и трудились на его благо.

     В  конце  1965  года  советское  посольство  приступило к  постепенному
переезду  на  север,  во  временную столицу  Пакистана Равалпинди,  рядом  с
которой  уже  начал  возводиться Исламабад. Мне  уже  приходилось  бывать  в
Равалпинди во время первой командировки, пожить в прелестном горном местечке
Марри, где  посольство снимало  небольшой коттедж. Эти места мне нравились -
зеленые  горы  со снеговыми вершинами,  сухой  воздух, более  приятный,  чем
знойная духота Карачи, деревья, похожие на наши московские тополя, в горах -
гигантские гималайские сосны.
     Мы были  первой  советской семьей, поселившейся в Равалпинди, в доме на
окраине,  в районе  парка Айюба  на  Лахорской дороге.  Временное посольство
размещалось в противоположном конце города, на Пешаварской дороге.
     За  нашим домом  начиналась пустынная равнина,  пересеченная  оврагами,
далее  ярусами  поднимались  горы.  Стояла  первобытная  тишина,  которую  в
послезакатное время нарушал только вой шакалов, подходивших  к самым воротам
дома.
     Зимними вечерами мы топили камин  смолистыми  поленьями. Дрова приносил
сторож,  уроженец  здешних  мест,  Кала-хан.  Он и его  жена  стали  лучшими
друзьями  нашей маленькой Тани. Девочка быстро освоила их язык, ела их еду и
даже,   как  мы  однажды  убедились,  научилась  ритуальным   телодвижениям,
совершаемым  во  время  намаза.  Кала-хан  был  настолько  честным,  добрым,
совестливым  человеком,  что,  когда  настало  время  покидать  Равал-пинди,
расставаться с ним было тяжело.

     Из записных книжек

     Равалпинди,   провинциальный  маленький   городок,   зимними   вечерами
погружается в спячку. С наступлением сумерек пустеют улицы,  жители прячутся
от  холода  (температура в декабре -  январе падает до минус  3-4 градусов),
редко  проедет машина или  запоздалый извозчик, и  вновь воцаряется  тишина.
Вечера зимой  совершенно безветренны, приятно  пахнет кизячным или смолистым
древесным дымком через приоткрытое окно машины.
     В Исламабад от  посольства  можно добраться по Пешавар-роуд, мне больше
нравится ехать  через центр  города,  по Марри-роуд,  в сторону гор, а затем
свернуть с широкого  шоссе  на старую дорогу. Дорога  вьется  меж  невысоких
холмов.  Для этого  небольшого  отклонения от прямого  маршрута есть  веская
причина. Именно  здесь,  на полукилометровом отрезке старой дороги, сухой  и
холодный воздух всегда пропитан горьким ароматом полыни.
     Запахи  Азии,  от  самых  пленительных  - цветущих  роз  и олеандров до
ошеломляюще тяжелого - невыносимого смрада поселков беженцев в  Карачи,  где
на солнце  сушатся креветки, гниют рыбные потроха и отлив обнажает зловонный
прибрежный  ил,-  запахи  остаются в памяти  навсегда,  они  ассоциируются с
определенными местами жительства,  отрезками  времени, служебными  и личными
отношениями, характерами и  ситуациями. Вечерний прохладный, отдающий дымком
воздух -  это зима в Лахоре  и  Равалпинди;  парфюмерный аромат  вьющихся по
стенам  мелких  белых  цветов  -  дипломатические  виллы  в  Карачи; розы  -
Айюб-парк в Равалпинди; смолистые орешки чильгоза на железных противнях, под
которыми медленно тлеет древесный уголь,- Элфинстон-стрит в Карачи; цветущие
олеандры - сад у  реки Раваль  и посольский  парк в Тегеране;  свежий  запах
камыша, тины, костра - озерцо Джхарджхар под Дели; чадящее конопляное масло,
перец,  корица  - любой уголок  любого  азиатского города, где  готовится  в
харчевнях еда.  Но горький аромат п(r)лынного поля у подножия  исла