ждут выхода, звучит увертюра.
     А жизнь на острове идет своим чередом. Мы видим ее глазами иностранного
туриста,  располагающего  изрядным  запасом  твердой валюты. Валюты  у  нас,
правда,  нет, но  гостеприимные  хозяева  позаботились  о  том, чтобы  мы не
испытывали в  ней  нужды. Нет  у нас  в карманах и кубинских песо  за полной
ненадобностью.  Магазины   в   столице   практически  ликвидированы.  Товары
распределяются. Сувенирные товары, даже открытки продаются только на валюту.
     Нас  кормят  обильно и вкусно,  мы живем в великолепной вилле у  самого
синего   моря,  в  окно  приветливо  машет  разлапистыми  длинными  листьями
кокосовая пальма. Возят нас на протокольных черных  "татрах".  Других черных
машин на Кубе, похоже, нет. Едут по дорогам американские огромные "шевроле",
"доджи"  и  "понтиаки"  производства  пятидесятых  годов,  наши  "Москвичи",
"Жигули" и изредка "Волги". Машин сравнительно мало, если не считать стоянок
в центре, у основных правительственных учреждений.
     На  черных  "татрах"  нашу делегацию  везут  в  "Тропикану" - кабаре на
открытом  воздухе.  Это историческая  (с  1939  года)  достопримечательность
кубинской столицы.  На  стол ставятся бутылки  рома,  кока-колы, ведерко  со
льдом, и в одиннадцатом часу  вечера начинается шоу. (Цена входного билета -
без рома - сорок долларов.) Представление прекрасно. Его могли бы изобразить
Мопассан, Тулуз-Лотрек, а  из  русских  -  Куприн.  Радость  молодой  жизни,
яркость, движение. Десятки стройных  и изящных  мулаток, в минимальных  даже
для  тропиков  костюмах, - путешественника,  прибывшего из сумрачной  зимней
Москвы,  зрелище  слегка  ошеломляет. Затем,  в  зависимости  от  возраста и
количества выпитого рома, он начинает думать либо с грустью о том, что жизнь
прошла,  либо  с  тихой радостью о  том, что все еще, возможно, впереди. Это
продолжается часа три, затем перерыв и танцы для посетителей, а дальше - шоу
до  четырех часов  утра.  Мы  уходим в  перерыв.  Подобное же  представление
смотрим и в Варадеро - туристическом раю километрах в полутораста от Гаваны.
Все то же, но мулаток поменьше, а пляшут  они еще живее. Публика в восторге,
мы не скрываем своего удовольствия, и хозяевам это нравится.
     Варадеро  с  его многокилометровым чистейшим  пляжем, теплым неглубоким
морем - действительно рай на земле. Власти планируют окончательно превратить
его в резервацию для иностранных туристов, закрыв туда доступ кубинцам. Этот
уголок сытого и бездельного  мира не должен стать источником  разрушительной
буржуазной заразы.
     В Варадеро трудно думать о войне.
     Неделя на острове пролетела как один долгий, интересный день.
     Шестнадцать часов полета, восемь часов разницы во времени - и  мы снова
в Москве - сырой, холодной, взбудораженной своими неурядицами.

     Нашим    товарищам    -    сотрудникам   разведслужб    бывших    стран
социалистического   содружества   приходится   тяжело.   Прокатилась   волна
самоубийств  в  Чехословакии.  Люди  не  выдерживают   атмосферы  морального
террора, создаваемой вокруг них.  Власти новой Германии устраивают  судебные
процессы  над бывшими  разведчиками  ГДР,  обвиняя их в  шпионаже  в  пользу
иностранной  державы,  то   есть  ГДР,  ставшей   частью  единого  немецкого
государства.  В  мстительности  демократии  не  уступают  деспотиям,  только
расправа длится медленнее.



БУДНИ И ПРАЗДНИКИ

     Когда-то в не столь отдаленные времена  в центральном аппарате  ПГУ,  в
его  руководящих эшелонах,  складывались  дружеские  компании,  нечто  вроде
небольших закрытых клубов. В компании входили люди,  связанные, как правило,
прошлой работой. Отношения  между  ними характеризовались полным отсутствием
формальности, с легкостью решались здесь и деловые, и личные  вопросы. Такие
компании  одно время  получил" в  ПГУ название мафии,  в чем  проявлялась не
столько  реальная оценка их влияния и методов деятельности, сколько присущее
нашим офицерам острословие. Существовали "дальневосточная", "скандинавская",
"американская" мафии. Их состав менялся, но какая-то скрытая от постороннего
глаза сила сказывалась прежде всего на решении кадровых вопросов.
     За  дружеским столом  (это был непременный  атрибут каждой компании), в
непринужденной  и  подогретой алкоголем атмосфере выносились  суждения о том
или  ином  человеке -  будь  то  рядовой  сотрудник или  руководитель любого
уровня. Сложившееся в узком кругу мнение редко бывало необоснованным, однако
оно носило отпечаток групповых интересов, не всегда совпадавших с интересами
службы.  Высокое  начальство  периодически  предпринимало  попытки  нарушить
корпоративные наклонности разведки, влить в нее свежую кровь. На руководящие
посты  в  ПГУ  назначались   выходцы  из  партийного   аппарата.  Участь  их
оказывалась  различной.  Некоторые из  них  в  силу полной  профессиональной
беспомощности  оказывались в деловой  и  моральной изоляции  и по  истечении
некоторого   времени   бесследно  исчезали.   Другие   приспосабливались   к
обстоятельствам,   примыкали  к  какому-то  кружку,  подпадали  под  влияние
ветеранов.  Их терпели,  приглашали  в  компании, постепенно они становились
своими  людьми, но  отсутствие личного оперативного опыта  не  позволяло  ни
одному   из   них   приобрести   неформальный   авторитет,   соответствующий
официальному статусу. Пришельцев со стороны в  ПГУ, равно  как и в МИДе,  не
жаловали.
     Как вспоминают старшие коллеги, В. А. Крючков, назначенный на должность
первого заместителя  начальника разведки, сразу  этой  специфики  не уловил.
Сделали  естественную  ошибку и  профессионалы руководители,  применившие  к
Крючкову  обычную  тактику   -  неформальные  договоренности,  массированное
давление  с разных,  казалось  бы никак  не  связанных  между собой, сторон,
навязывание готовых, не подлежащих критике и обсуждению, решений.
     Крючков  выдержал  нажим. Его  перспектива была определена заранее, и в
1975  году  он  был назначен начальником разведки. К  тому  времени  он  уже
разобрался  в существовании в ПГУ неформальных структур, распознал  механизм
их формирования и  функционирования и приступил к  систематической  борьбе с
ними.
     Примечателен  эпизод, рассказанный  мне одним из  его участников. В. А.
Крючков  был приглашен  своим  заместителем,  начальником научно-технической
разведки,  на ужин по случаю  пятидесятилетия  хозяина.  Когда гости изрядно
выпили,  завязался  разговор  на  служебные  темы.  Был  затронут  вопрос  о
пришельцах  в  разведку со  стороны. Эту  практику все,  кроме,  разумеется,
Крючкова, осудили и недвусмысленно  дали  понять новому начальнику разведки,
что непрофессионалам, включая и его самого, в этой деликатной работе  делать
нечего. Говорят, что активное участие в разговоре принимал и молодой генерал
О. Д.  Калугин,  которого  судьба  вновь  драматически  столкнула  с  В.  А.
Крючковым в 1990 году.
     Гонения,   развернутые   В.   А.   Крючковым  против  О.  Д.  Калугина,
выступившего с открытой критикой КГБ, приняли беспрецедентный, несовместимый
с  новой  общественной  атмосферой  характер.  Столкнулись  два непримиримых
старинных врага. Калугин  клеймил КГБ и лично  Крючкова, выступал в печати и
на митингах. Крючков действовал закулисно, чужими руками. Руководство ПГУ не
питало симпатий к Калугину. Бунт  генерала разведки,  даже отставного, плохо
сказывается  на  дисциплине.  Его  публичные  выступления  вызывали  нервную
реакцию у наших источников,  опасавшихся за свою судьбу и за будущее службы,
с которой  они  связали  жизнь. (В перерыве между  заседаниями XXVIII съезда
КПСС главный редактор  "Московских новостей" Е. В. Яковлев выразил  мне свое
возмущение решением о  лишении О. Д. Калугина воинского  звания и наград.  Я
изложил  ему эти соображения. Он их, естественно,  не разделил.) Мы, однако,
предвидели издержки открытой  конфронтации с  отступником и пытались убедить
Крючкова, что благоразумнее не привлекать внимание публики к  Калугину, надо
позволить ему выговориться.
     Думаю,  что именно  глубочайшая личная  неприязнь к  Калугину  побудила
Крючкова  идти  напролом.  Тот  же  мотив,  видимо,  побуждал   и   Калугина
ввязываться в прямую  конфронтацию с  председателем КГБ.  Вся история, таким
образом, уходила корнями во вторую половину семидесятых годов.
     Крючкову удалось тогда покончить с  группами влияния. Руководители  ПГУ
перестали  общаться друг с другом и подчиненными в неофициальной обстановке,
застолья  прекратились.   Между  коллегами  установились  корректные,   сухо
дружелюбные  отношения.  Это  отвечало  интересам  работы.  Надо было только
поддерживать  сложившийся порядок и  пресекать  попытки  возродить  подобные
группы,   продвигать   людей  не  по  достоинству,  а   по  признаку  личной
преданности.

     У начальника разведки одинокая жизнь. Очень узок круг людей, с которыми
он  может  откровенно поделиться  своими  заботами  и сомнениями по существу
всего  происходящего в разведке, вокруг разведки, в стране,  в  мире. Работа
приучает к  осторожности,  осмотрительности в словах и поступках.  Начальник
ПГУ должен быть  авторитетом для  людей необычных -  хорошо  образованных, с
опытом оперативной  или аналитической  работы,  обладающих  профессиональной
проницательностью,  мгновенно  распознающих  любую   фальшь.  Он   не  может
позволить  себе  ложного шага  даже  в кругу ближайших  товарищей по работе,
кстати, особенно в их кругу.
     Редкие гости - родственники или друзья из МИДа, выходы в консерваторию,
два часа тенниса воскресным утром.  Раз в месяц удавалось выезжать в город и
ходить   по  букинистическим   магазинам.   Вот,   пожалуй,  и  все.  Работа
захватывала, жизнь становилась ее частью.
     Удачная  карьера,  как  уголовное  преступление, наказывается  лишением
свободы.
     А как же книги - верные спутники на протяжении последних пятидесяти лет
жизни? Без них существовать невозможно. Демократизация открыла дорогу потоку
запрещенной, либо не одобрявшейся и не  издававшейся в Союзе литературы.  Б.
Можаев,  А. Солженицын, А. Приставкин,  Ю.  Домбровский,  Б.  Ямпольский, А.
Зиновьев,  В.  Войнович  -   целая  плеяда  известных  и  неизвестных  имен,
художников и мыслителей, засияла перед читателем.
     Фейерверком  вспыхнула  публицистика,  на  нас  обрушился град горьких,
остроумных,  негодующих слов,  непривычных  и  смелых  мыслей, звонких фраз.
Впечатление  от этого  града  несколько портило ощущение  вторичности. Часто
казалось, что многое из дерзкого и нового уже где-то встречалось  - то ли  у
предреволюционных   российских  публицистов,   то   ли  у  проницательных  и
талантливых  представителей  первой  и  второй  волны  эмиграции,  то  ли  в
"Фигаро",  то   ли  в   "Тайме"  или  "Шпигеле".  Возможно,   сходство  было
непреднамеренным, схожие ситуации рождают у схожих людей одинаковые мысли.
     И конечно,  всегда останутся по-настоящему интересными великие историки
русской земли - Н. Карамзин,  С. Соловьев и В.  Ключевский,  переизданные  в
последние годы.
     Литературы   было  достаточно.  Читать  приходилось  урывками,  быстро,
поздними вечерами. Боюсь, как бы не оставил меня вкус к чтению теперь, когда
все  двадцать  четыре  часа  в  сутки в моем  распоряжении. (Но  так  ли это
страшно? Надо просто присоединиться к большинству. Оно живет в мире "451° по
Фаренгейту" Брэдбери, где есть телевидение, но нет книг.)

     20  декабря 1990  года  внешняя  разведка  отмечала свое  70-летие.  20
декабря   по  традиции  каждый  год  отмечается  торжественным  собранием  в
Центральном клубе ведомства как день  рождения ВЧК - КГБ. ВЧК была создана в
1917 году, разведка - на три года моложе.
     Подготовка  и  проведение  всех  торжеств поручаются  Первому  главному
управлению, с докладом на собрании должен выступать начальник ПГУ.
     Мы  начинаем работу задолго до юбилея:  добиваемся учреждения знака "За
службу  в  разведке", договариваемся  о  чеканке  памятных медалей,  готовим
списки гостей. Это чрезвычайно  ответственная и деликатная задача, поскольку
нельзя обойти ни одно ведомство, ни одну  организацию, с которыми у нас есть
деловые  контакты,  надо  не  забыть  Верховные  Советы,  Моссовет,  ученых,
журналистов и, разумеется,  ЦК и горком КПСС.  Список выглядит внушительно и
политически  пестро.  Здесь  есть  некий  символ  -  разведка  не  партийное
учреждение, это общенациональный институт.
     По  издавна  заведенной  традиции,   юбиляра,   будь  то  человек   или
учреждение, начинают  поздравлять  с  утра. Для того чтобы облегчить  участь
поздравляющих и  не  заставлять их  ехать в далекое Ясенево, я размещаюсь  в
резервном  кабинете  начальника ПГУ на седьмом  этаже старого  здания КГБ на
Лубянке.  Кабинет просторный, обставлен мебелью,  бывшей в  моде  задолго до
войны,  -  карельская  береза, строгие  прямые линии, столы  покрыты зеленым
сукном.  На глобусе  границы довоенного  мира  - Прибалтийские  государства,
Восточная  Пруссия,  неразделенная Индия,  французская  Африка,  бельгийская
Африка.  На  письменном  столе  в специальной  подставочке  карманные  часы,
сделанные  в  Швейцарии  в  какие-то  доисторические для  нас  времена.  Вся
обстановка,  говорят, стояла в  кабинете В. М. Молотова  в ту пору, когда он
был  главой  Комитета информации.  Это  начало  пятидесятых  годов.  Кабинет
неудобен, доносится шум с улицы, летом в нем душно, зимой холодно, но  здесь
работали  мои  предшественники  -  В.  А.  Крючков,  Ф.  К.  Мортин,  А.  М.
Сахаровский, А. М. Панюшкин, П.  В. Фитин.  Порог  этого  кабинета я впервые
переступил в 1962 году, с душевным трепетом докладывая что-то  Сахаровскому.
Расставаться  с этими стенами  мне жаль, и я  долго отбиваюсь от предложений
перебраться  в  новое   здание  комитета,  поближе   к   председателю,   его
заместителям, залу заседаний коллегии. Лишь  необходимость разместить  вновь
создаваемый  КГБ России  вытолкнула в середине  1991 года  начальника  ПГУ с
насиженного места, и исторический кабинет занял глава  российского ведомства
В. В. Иваненко.
     20  декабря  1990   года   посетители   шли  потоком  -   от   Главного
разведывательного управления Генштаба, Министерства внутренних дел, от  всех
главных управлений и управлений КГБ, ветеранских организаций. На столе росла
гора  красивых приветственных  адресов, дежурные  не  успевали  приносить  и
уносить чашки с чаем и кофе. (Совсем недавно, лет семь -  десять тому назад,
это  был  бы  коньяк,  но  с 1985 года  порядки  ужесточились.)  Я  поддался
атмосфере  праздника, всеобщего дружелюбия и товарищества  и в  то  же время
нервничал,  текст доклада лежал на столе, я его  правил  уже  добрый десяток
раз, и тем не менее, казалось, что надо бы поработать над ним еще и еще.
     Скоро начало торжественного заседания,  как вдруг  по телефону сообщают
об  отставке  Э. А. Шеварднадзе с поста министра иностранных  дел  СССР. Это
ошеломляющая весть. Ясно, что наши тщательно спланированные торжества уходят
на второй план, умы государственных мужей заняты  не тем.  Воистину во  всех
человеческих делах присутствует случайность,  "фактор  кирпича,  падающего с
крыши".
     Праздничное настроение уходит. Однако приглашенные  собираются в клубе.
Я   с   облегчением  вижу  нескольких   знакомых   министров,   журналистов,
председателя Моссовета Г. X. Попова. Пришли и руководящие сотрудники МИДа во
главе с  первым  заместителем  министра  А. Г.  Ковалевым. Обычно  спокойный
Анатолий Гаврилович  явно взволнован, кажется,  отставки Шеварднадзе  он  не
ждал. Сейчас ему страстно  хочется  быть где-то в другом месте, подальше  от
шумного  сборища.  Однако А.  Г.  Ковалев настоящий дипломат.  Он  уклончиво
отвечает  на вопросы, стоически  выдерживает все  торжественное заседание  и
зачитывает приветственный адрес МИДа.
     В.  А.  Крючков зачитывает  обращение  Президента  М.  С.  Горбачева  к
разведчикам  по  поводу  юбилея. Слово  предоставляется  начальнику  Первого
главного управления. (Доклад привожу в сокращении.)
     "Время, в которое мы отмечаем  70-летие советской разведки,  сравнимо с
периодом  первых  лет становления нашего государства, защищать  безопасность
которого нам выпала честь. Тогда только что родившаяся республика, во  главе
которой стоял великий Ленин, отбивала атаки врагов, отстаивала свое право на
существование. Тогда решалась судьба новой, советской, России. Сегодня перед
страной и каждым  ее гражданином  вновь  встает задача небывалого масштаба -
сохранить  единство нашего  Отечества,  сбросить то, что  сковывает движение
вперед,  обновить  общество,  возродить притягательную силу социалистической
идеи. Вновь решается судьба нашего государства и народа...
     ...Из  материалов  того   периода  видно,  какие  замыслы  вынашивались
империалистическими  державами и  закордонными  белоэмигрантскими центрами в
отношении Советской  Республики. Заговоры, террор,  саботаж - именно  такими
методами  наши  противники пытались  достичь  своих  целей.  Им  были  чужды
соображения гуманности,  и не могут не  вызывать  протеста попытки оправдать
тайную войну против Советской России, обелить  ее врагов,  возложить вину за
бедствия, которые эта война причинила нашему народу, на большевиков, бросить
тень на  имя Ленина.  В  тяжелейшей  обстановке разворачивалась деятельность
разведки. И тем значительнее выглядят ее первые операции. Среди классических
акций  -  организация  нелегального  перехода в  СССР и арест  в  1924  году
руководителя  так  называемого  Всероссийского  комитета  "Союза  защитников
родины  и  свободы" террориста Савинкова и  его ближайших сообщников. В 1925
году осуществлены  вывод на  территорию СССР  и арест английского разведчика
Сиднея  Рейли,  компрометация   бывшего  начальника  врангелевской  разведки
генерала   Орлова.   В   Приморье  была  ликвидирована  крупная   подпольная
организация белогвардейцев, а на западных рубежах осуществлялась  ликвидация
агентуры и бандитских формирований Петлюры и Скоропадского.
     В  феврале  1925  года правительство  Великобритании  разработало  план
создания системы союзов, направленной на изоляцию СССР. Не было недостатка в
угрозах  интервенции, была установлена экономическая блокада, осуществлялись
провокации на границах, против советских представительств за рубежом. В этих
условиях  требовалось  новое  осмысление  приоритетов  разведки.  Они   были
определены на специальном заседании Политбюро  ЦК ВКП(б) в январе 1930 года:
сосредоточить силы на вскрытии агрессивных  планов Германии, Японии, Англии,
Франции и граничащих с СССР стран.
     Однако тридцатые годы для разведки - это не только время успехов. Как и
весь  народ, как и все чекисты,  разведчики в  полной мере испытали  на себе
сталинский    террор    и    репрессии.   По   сфабрикованным    делам    за
"контрреволюционные  преступления"  в  1934-1939 годах  была  репрессирована
двадцать одна  тысяча восемьсот восемьдесят  сотрудников, среди них - кадры,
прошедшие школу подполья, революции и гражданской войны. Аресты и  расстрелы
сотрудников  нанесли разведке урон, равнозначный ее  фактической ликвидации.
Многие  звенья   закордонного  аппарата  были  расформированы,   достигнутые
результаты,  по существу, сведены на нет. В конце тридцатых годов был  почти
полностью уничтожен центральный аппарат разведки, были  расстреляны Артузов,
Богданов,  Давтян,  Пузицкий, Трилиссер. Арестованы и расстреляны  резиденты
Аксельрод, Базаров, Бортновский, Глинский, Ильк, Малли.
     Однако и в этих сложнейших условиях перед лицом  надвигающейся на  СССР
фашистской  угрозы  разведчики честно  выполняли  свой  долг.  За  несколько
месяцев  до нападения Германии  на СССР  были добыты  материалы,  из которых
вытекало, что Германия совершит нападение на СССР не позднее лета 1941 года.
17 июня  1941 года Сталину  и Молотову было направлено донесен