оветские
вмешиваются во внутренние дела его страны.
     Это опасная  зона.  Кармаль начинает выходить за рамки приличий. Именно
он и его единомышленники сделали все  для  того,  чтобы  Советский  Союз мог
вмешаться  в  их  дела.  Крючков  жестко  отвечает,  что  определенные права
советской стороне дает то, что советские люди гибнут в Афганистане, выполняя
интернациональный долг.
     Начинается перепалка.
     - Вы должны сохранить себя ради афганской революции!
     - Оставьте в  покое афганскую  революцию! - в гневе кричит Кармаль.- Вы
говорите, что в  Афганистане  гибнут советские  люди? Уходите, выводите свои
войска! Пусть афганцы сами защищают свою революцию!
     Крючков  настойчив:  инициатива  отставки  Кармаля  исходит из  Кабула,
Москва  лишь  помогает  афганскому  руководству,  Кармаль  должен  следовать
договоренности,  не осложнять и без того непростое положение, сохранить себя
ради  афганской  революции  и  афгано-советской  дружбы. Московский посланец
делает вид, что упоминания о советских войсках не было.
     Кармаль гнет  свое: ситуация совсем  не та, как ее  толковали в Москве,
ему  необходимо время, чтобы  все обдумать еще раз,  а Крючкову стоило бы не
задерживаться здесь, в  Кабуле, а возвратиться в Москву и там посоветоваться
с авторитетными людьми. Будет нужда, Крючков может вновь прилететь в Кабул.
     Стороны измучены,  все  аргументы  выложены  по нескольку  раз.  Полный
тупик. Ласково улыбаясь, Крючков просит разрешения побывать у Кармаля завтра
в надежде  на то, что утро  вечера  мудренее.  Уставший  переводчик  кое-как
растолковывает смысл поговорки  уставшему лидеру. Лидер с безразличным видом
соглашается.
     Во второй половине дня к  Кармалю направляется внушительная  депутация:
министры обороны,  внутренних  дел и государственной безопасности.  Они  без
околичностей говорят Кармалю, что он должен уйти. Кармаль  ведет себя с ними
демонстративно  грубо, но это уже демонстрация отчаяния. Ни народ, ни партия
в защиту своего лидера не поднялись.
     Кармаль  сдается. Пленум  ЦК НДПА  принимает  его отставку. Генеральным
секретарем партии избран Наджибулла.
     На следующий год, после многих унижений в  обид, Б. Кармаль  оказался в
политической  ссылке.  В Москве, которую  последний  раз  он  видел,  будучи
руководителем афганского  народа, государства  и правящей  партии.  Ему дали
большую меблированную  квартиру  в новом доме, на Миусской площади,  большую
старую дачу в Серебряном Бору, где когда-то доживал свои годы в изгнании Ван
Минь.   Регулярно  поступало  пособие  от   советского  Красного   Креста  и
нерегулярно  - пенсия от ЦК НДПА. Была  охрана КГБ, медицинское обслуживание
4-го  управления Минздрава СССР, автомобиль из  цековского  гаража и  еда из
цековского распределителя.
     Кармаля  не запугали,  не подкупили и  не  закормили, хотя он несколько
растолстел.  Он  не  скрывал  своей  неприязни -  от  ядовитой  насмешки  до
брызгающей слюной инвективы - к Наджибу и своим бывшим соратникам, предрекал
им ужасную судьбу, оплакивал участь своего народа и - рвался в Афганистан. В
советских вождях он  разочаровался  глубоко и  бесповоротно,  не  верил им и
ничего  не ждал от  них. Высказывался в  их  адрес  тем не менее  осторожно,
предпочитая  вообще  обходить  эту тему. Думается, он со смешанным  чувством
боли и затаенного  злорадства следил за тем,  как  они погружаются  в пучину
смуты, раздоров и разрухи, как гибнет великое государство, которое поставило
было его, Кармаля, и его партию на службу своим интересам.
     Кармаль вырвался в Афганистан летом 1991 года, когда в Москве  уже мало
кого беспокоили афганские дела.
     Задолго до этого, в  начале 1989 года, генерал  армии В. И. Варенников,
искусно, практически без  потерь  осуществивший  вывод  советских  войск  из
Афганистана,  так говорил о бывшем  афганском лидере: "Кармаль не заслуживал
доверия ни со стороны своих  соратников, ни со стороны народа, ни со стороны
наших   советников.   Был   он  демагогом  высшего  класса   и   искуснейшим
фракционером..." ("Огонек", 1989, No 12).
     Не   могу   согласиться   с  Валентином   Ивановичем.  Это   еще   одна
несправедливость  в отношении  Кармаля,  много  натерпевшегося  от  "старших
братьев". Советские товарищи всех уровней лепили афганского лидера по своему
образу  и подобию.  Его вина и  беда лишь  в  том,  что  он был доверчивым и
добросовестным учеником бесталанных, жестоких и малограмотных учителей.

     Президент Афганистана Наджибулла сумел организовать отпор оппозиции, не
опираясь  на советские  войска, он умен и  дальновиден,  и  был  предсказуем
только  тогда,   когда  полностью  зависел   от  советской   поддержки.  Эта
зависимость уходит в прошлое. Наджибулле придется тяжело. Дело не в том, что
он  пришел  к власти  с  помощью  Советского  Союза  и  представляется неким
символом  советского   влияния.   Наджибулла   сильнее   каждого   из  своих
политических  соперников  в  отдельности, он контролирует Кабул, Джелалабад,
Кандагар, Герат, Мазар-и-Шариф.  Власть в Афганистане не переходит из рук  в
руки мирным путем. Борьба будет продолжаться...



ВВЕРХ ПО ЛЕСТНИЦЕ, ВЕДУЩЕЙ ...ВНИЗ

     В  апреле 1987  года я был назначен на должность заместителя начальника
Первого главного управления, которую занимал ушедший на пенсию генерал-майор
Я. П. Медяник.
     В  круг моих обязанностей входило руководство работой службы  в странах
Ближнего  и  Среднего  Востока  и Африке. Забот  прибавилось, потребовался и
оперативный, и  аналитический  опыт. Замначальника ПГУ полностью отвечает за
состояние работы в своем  регионе. Он  должен постоянно следить за развитием
событий  в  горячих точках (весь регион состоял из этих  точек), знать  всех
ведущих  работников в Центре и на местах,  контролировать работу с  наиболее
интересными источниками, особенно из числа граждан США, и т. п. К этому надо
добавить   поддержание   контактов  с   гражданскими  внешнеполитическими  и
экономическими  ведомствами,  участие  в качестве эксперта  в  разного  рода
комиссиях и личную оперативную работу.

     О моей профессиональной этике

     Я всегда исходил из принципа, что каждый руководящий сотрудник разведки
должен  лично  заниматься  живой оперативной работой  в самом  прямом смысле
этого слова.  Он  должен  встречаться с  источниками как на территории своей
страны, так  и за рубежом, получать  информацию политического и оперативного
характера, работать со связями. Телефоны и бумаги привязывают руководителя к
письменному столу, документ становится не результатом оперативного усилия, а
его   суррогатом.  Бумаги  подавляют,   они  живут  самостоятельной  жизнью,
порождают  другие  бумаги, за  ними исчезают  человеческие лица, то  нервное
напряжение, ценой которого приобретаются источники, поддерживается  связь  с
ними,  добывается   информация.   Руководитель  время  от   времени   обязан
погружаться  в  живое  оперативное  дело,  иначе  он  рискует  выродиться  в
канцеляриста,  администратора  общего  профиля,  которыми  забит  необъятный
управленческий  механизм государства. Заместители начальника разведки - люди
в  службе  чрезвычайно  авторитетные.  Они  арбитры в спорах,  которые могут
возникать  и  нередко  возникают между  подразделениями, их мнение  является
окончательным  в  сложных оперативных ситуациях  и  кадровых  вопросах.  Это
особенно ответственное  и тонкое дело - контакт  с оперативными работниками,
живое участие в их  судьбе, поддержка в трудную минуту.  Любые  усилия здесь
окупятся   сторицей.  Доброжелательное   внимание   со  стороны   начальника
стимулирует  работника, помогает разрешить какие-то  его сомнения,  уточнить
жизненные ориентиры,  поддержать веру в  необходимость нашего специфического
дела.
     Обиженные  в  службе  встречаются нередко.  Людям  вообще трудно дается
правильная самооценка, и мы в этом отношении не  исключение. Сколько раз мне
приходилось   убеждать  своих  и  старых,   и  молодых  коллег,  что  мнение
окружающих, их оценка  твоей  деятельности -  это  единственное  зеркало,  в
котором  можно  увидеть  самого  себя;  что  следует  искать  причины  своих
трудностей не  в обстоятельствах и не  в других людях, а в  первую очередь в
самом себе. Возможно, кого-то  подобные беседы-проповеди утомляли, но многим
людям удалось помочь добрым участием в их судьбе.
     Как и в  каждой  большой  организации,  встречаются в  ПГУ неисправимые
завистники и жалобщики.  Они пытаются компенсировать свои интеллектуальные и
моральные  дефекты  поисками  таких  же  недостатков  в  окружающих.  Кляуза
становится для них смыслом  жизни.  Так  (к счастью, очень редко) появляются
анонимные доносы.  Эти люди вызывают  у меня и  у всех  моих  коллег чувство
отвращения, это  не потенциальные, а уже созревшие предатели. За время  моей
работы в руководстве разведкой пришлось  иметь дело с двумя такими людьми. С
одним,  неким Эдуардом Ч., была  долгая беседа. Он врал, краснел, запинался,
вновь врал и - подал рапорт об увольнении.
     У заместителя  начальника разведки есть и  привилегии. К его услугам  в
любое время дня и  ночи автомашина, оборудованная засекреченной связью. Если
у  него  нет своей дачи, он  может жить в  маленьком  поселке, расположенном
поблизости от основного здания  ПГУ. В трехкомнатном домике с верандой  мы с
женой и  жили последние  годы, изредка навещая  свою городскую квартиру, где
грустят без хозяина сотни и сотни книг.
     На  этой  работе  дни  сливаются  воедино, они  похожи,  как  близнецы.
Короткая прогулка от  дома  до работы, позволяющая продумать грядущий день и
мимоходом  полюбоваться подмосковным  лесом.  В восемь часов  утра я в своем
кабинете.  Один  час  на чтение поступивших  за ночь  телеграмм, документов,
газет. Наметить неотложные дела на день и в тишине подумать, с какого бока к
той или иной проблеме подступиться. С утра думается хорошо. В девять часов -
первый  телефонный  звонок, затем бесконечные  посетители, бумаги, вызовы  к
начальству. Полчаса  на  обед.  Если удается, захожу на  пятнадцать минут  к
старым  коллегам  в  информационную  службу  на  чашку  чая  и  быстролетную
шахматную  партию.  Это традиция.  В  маленькой  комнате  отдыха  начальника
информаторов  собираются азартные игроки  и не  менее азартные зрители.  Для
зрителей правило: "Подсказывать можно, а хватать  фигуры нельзя". Нарушители
штрафуются.  После  этой  передышки  вновь  работа, как правило,  до  девяти
вечера.  Иногда -  намного  дольше.  Место  зама давало  возможность  видеть
достоинства   и  недостатки   отдельных   резидентур  и   подразделений,  их
руководителей. Постепенно вырисовывалось и  другое  - в работе моего региона
слишком  заметна  сила  инерции.  Время активной,  наступательной  политики,
которая  формировалась   в   других  международных  и  внутренних  условиях,
заканчивалось. Борьба за влияние, конфронтация с Западом уходила  в прошлое.
Мир  менялся.  Мы  отставали  от  этих  изменений,  занимались  по   инерции
некоторыми  проблемами, которые  уже  утратили  свою актуальность для  нашей
страны. Это надо было, не теряя времени, выправлять. Разведывательную службу
нельзя кардинально реформировать одним махом. Этот организм не терпит резкой
встряски. Процесс, начатый при мне, продолжается и сейчас.
     С  тревогой  отмечал  я  и  другое.  Подготовленность  нашего  среднего
сотрудника к работе за  рубежом не улучшается. В институте имени Андропова -
высшем учебном заведении  разведки - слушателям давали сумму знаний, но мало
учили  думать.  Работали по старинке, занимали недопустимо много времени так
называемыми   общественными  науками.  По   существу   же   -   механическим
перемалыванием набивших оскомину курсов марксизма-ленинизма.
     1 октября 1988  года В. А. Крючков был назначен председателем  Комитета
госбезопасности  СССР.  Разведка осталась без  начальника. Несколько месяцев
умы  сотрудников  занимал  вопрос,  кто  же  будет  преемником  Крючкова. Не
осталось ни одного  неразобранного варианта. Первый  заместитель  начальника
ПГУ В. А. Кирпиченко - опытный,  зрелый работник,  но уже несколько староват
для  этой  должности.  Ему  исполнилось  66  лет.  Возможно,  другой  первый
заместитель - В. Ф. Грушко. Ему нет шестидесяти. Перебирались все мыслимые и
немыслимые комбинации, возникали слухи о возможности назначения  человека со
стороны.  Крючков молчал,  работа шла  своим чередом  под  надзором временно
исполнявшего обязанности начальника ПГУ Кирпиченко.
     К концу января слухи  начали приобретать более четкую направленность, и
я  с ужасом почувствовал,  что тяжкий  жребий  может  выпасть на  мою  долю.
Посоветовался   с  женой,   решил,  что,  если  Крючков  сделает  мне  такое
предложение,  я откажусь. Слишком  велика ответственность, да и  нет желания
менять  ставшую  привычной,  освоенную  работу  на  неизведанное,  близкое к
высоким  сферам  место.  К   этим  сферам  с  давних  пор  у  меня  возникло
определенное предубеждение, отнюдь не  по идеологическим, а скорее  по чисто
человеческим  мотивам.  Мне  не  нравилась  атмосфера  всесилия,  всезнания,
загадочности,  окружавшая   представителей   верхов,   которых   приходилось
наблюдать на  разного рода совещаниях. Я подозревал, что за самоуверенностью
часто скрывается пустота. Крючков чувствовал себя в компании таких людей как
рыба в воде, он был одним из них.
     Дело обернулось неожиданным образом. Крючков позвонил вечером 23 января
1989 года и приказал мне явиться в приемную Генерального секретаря ЦК КПСС к
девяти часам утра следующего дня. Долгие разъяснения в привычки председателя
не входили, у меня же  не  было  привычки  требовать  разъяснений. Приказано
явиться, значит, надо явиться. Там все станет ясным, хотя, разумеется, я уже
догадывался, о  чем  пойдет  речь.  Куда-то  исчезла  моя недавняя решимость
отказаться от  назначения.  Боюсь, что  проявилось  тщеславие.  Сработала  и
старая служивая мудрость - ничего не просить и ни от чего не отказываться.
     В  девять ноль-ноль я был  на месте, появился  Крючков,  зашли вместе в
приемную. В кремлевских коридорах физически  ощущаешь  атмосферу власти -  я
там был во второй  раз.  Прошел  В. И. Болдин - неприметный человек с острым
взглядом.  Крючков на  несколько  минут  отлучился  с  ним,  вернулся,  и мы
проследовали  в  кабинет  М. С.  Горбачева.  Генеральный секретарь  был сух,
строг, поздоровался со мной без малейшего  видимого интереса и дал  короткое
наставление.   Суть  его   -  Советский  Союз   идет   к   очень   серьезным
договоренностям  в  области  разоружения.  Важно  не  допустить,  чтобы  нас
поставили в невыгодное положение. Это главная задача разведки. Примерно так.
Поблагодарил за доверие, вышел.
     В тот же день было принято постановление Политбюро ЦК КПСС о назначении
меня заместителем председателя - начальником Первого главного управления КГБ
СССР.
     В  кабинете  начальника  ПГУ  за  последние годы я  бывал  бесчисленное
множество раз - с информационными докладами,  с документами, на  совещаниях.
Теперь я в нем хозяин. Что  делать мне с восемью телефонами?  С кем они меня
соединяют?  По  какому может  позвонить  Генеральный  секретарь?  Вот первые
довольно глупые вопросы, которые возникли передо мной в новом кабинете.
     Начал  обживаться,  привыкать к  высокому положению.  Пришлось нелегко.
Необозримый круг  проблем,  многие из  них  для  меня абсолютно  незнакомые.
Совершенно  иной круг  внешних контактов. К  тому  же должность  заместителя
председателя КГБ означала необходимость осваиваться с делами всего комитета.
     Первые недели я проводил на  работе по пятнадцать - шестнадцать  часов,
плохо спал, просыпался  среди ночи,  додумывал  какую-то  мысль и поднимался
утром с таким ощущением, что всего лишь на минуту закрыл глаза.
     Постепенно при поддержке коллег, с помощью Крючкова  все стало вставать
на свои места. Перестали путаться телефоны  и кнопки на пульте прямой связи,
налаживался распорядок дня. Жизнь вошла в колею.

     Демократизация нашего общества, перестройка всей  системы  общественных
отношений, коренные  изменения во  внешней политике были  встречены в Первом
главном управлении  с  осторожным оптимизмом. Мы лучше чем кто-либо  видели,
что отставание Советского Союза от развитого мира  не только не сокращается,
но стремительно нарастает, и  было совершенно очевидно, что  полумеры, вроде
"стратегии  ускорения", обречены  на  неудачу.  Нам было  горько  сравнивать
прогрессирующее материальное и духовное обнищание народа нашей страны с теми
шагами вперед,  которые  сделали  некоторые  азиатские  страны.  Перестройка
нужна,  но многим из  нас казалось,  что  слишком быстро разрушается старое,
когда еще не определились даже контуры нового.
     Долго держались иллюзии  относительно конструктивного  потенциала КПСС,
возможности  ее  самообновления.  Эти  иллюзии  стали  развеиваться  лишь  к
середине 1990 года и окончательно исчезли после XXVIII съезда партии.
     Мы  видели  то  позитивное,  что  появлялось  в   обществе,  но  тяжело
переживали все более  серьезные издержки нового курса, крах старой экономики
без появления новой, крах  старого государственного устройства без появления
приемлемой  альтернативы.  Была  сильна  надежда на  возможность  сохранения
единого   федеративного  государства,  вера   в  неисчерпаемые   возможности
социалистического строя.
     События развернулись  круче, чем  можно было ожидать,  опрокинув многие
прогнозы  западных  дипломатов,  политологов,  разведчиков, с  которыми  мне
приходилось  знакомиться  по  долгу  службы. Думается,  что  каждый  поворот
событий   был   неожиданным  и  для  партийно-государственного   руководства
Советского  Союза.  Приходилось   вновь  и  вновь  убеждаться,  что  решения
принимаются   по  наитию,  под  влиянием  случайных  факторов,   экспромтом.
Колоссальные возможности нашей системы, если  не для  управления процессами,
то  хотя  бы  для  сбора  и  разумного, непредвзятого  анализа  информации о
положении в стране, насколько мне известно, не использовались.
     Дестабилизация положения не могла не сказаться на разведке. Нам удалось
избежать  раскола в  своем  сообществе.  Сказались  привычка  к  дисциплине,
чувство   товарищества,   профессиональная   осмотрительность.   Большинство
сотрудников,   на   мой   взгляд,   придерживается   умеренных,   с   легкой
консервативной окраской  взглядов.  На  их фоне  проявились немногочисленные
радикалы - те,  кого  называли демократами, и те, кто  готов был  отстаивать
традиционные ценности  - Ленина, Октябрьскую революцию, социализм  - чуть ли
не на баррикадах. В числе первых  преобладали молодые люди, в числе вторых -
ветераны.
     Огонек  потенциальных  раздоров приходилось  гасить, призывать людей  к
уважению   чужих  взглядов,  предупреждать   против   попыток   гонений   на
инакомыслящих. Медленно, очень медленно и  болезненно приживалось  осознание
того, что  старые  порядки - с руководящей ролью партии,  спускаемыми сверху
идеологическими   установками,   с  незыблемостью   краеугольных  камней   -
безвозвратно уходят в прошлое и что было бы безумием пытаться остановить или
затормозить ход истории.
     По  мере  того  как  непредсказуемость  событий  нарастала,  вспыхивала
национальная рознь, пустели  полки магазинов, стала появляться ностальгия по
недавнему прошлому. Она  задела и ПГУ  и, как показало дальнейшее,  овладела
руководством  комитета  с печальными  для него  последствиями.  Совещания  в
Первом главном управлении проводились нечасто. Примерно раз  в  месяц у меня
собирались  начальники  оперативных  подразделений  и  мои  заместители  для
обсуждения той или иной оперативной проблемы, представляющей  общий интерес.
В последние полтора года непременным пунктом повестки дня было то, что у нас
называется  - работа с  кадрами. Приходилось напом