ышам
накапливаться в подносе на дне машины.
     -- Я тебя с Мефкинга не видела, -- бросила Ржавая. -- Как у тебя дела?
     --  Здорово  занят был, -- ответил  Черный. --  Кучу времени в  Америке
проводил. Недолгие туры по миру. Просто время убивал, на самом деле.
     (-Как это у вас нет  пирожков с почками  и говядиной? -- спросил  Сказз
оскорбленно.
     -- Думала, есть несколько, оказалось, нет, -- ответила женщина.)
     -- Странное какое-то ощущение, когда мы  наконец  вместе собираемся, --
заметила Ржавая.
     -- Странное?
     -- Ну, ты знаешь. Когда ты тысячи лет провел, большого дня ожидая, и он
наконец приходит. Как Рождества ожидание. Или дней рождения.
     -- У нас дней рождения нет.
     --  А я  и  не  сказала,  что есть. Я  сказала, что это на  их ожидание
похоже.
     (-На самом деле, -- призналась женщина, --  похоже, у нас вообще ничего
нет. Кроме этого куска пиццы.
     -- В  ней  анчоусы есть?  -- спросил Сказз мрачно. В компании  никто не
любил анчоусы. Или оливки.
     -- Да, дорогой. Анчоусы и оливки. Берете?
     Сказз печально покачал головой. С урчащим животом вернулся он обратно к
игре.  Большой  Тед  раздражался, когда  был  голоден,  а  когда Большой Тед
раздражался,  все  оказывались порезаны. Новая категория появилась на экране
машины.  Теперь  можно было  отвечать  на  вопросы  о Поп  Музыке,  Нынешний
Происшествиях,  Гладе  или  Войне.  Байкеры явно  гораздо  меньше  знали  об
Ирландском Картофельном  Гладе  1846-го, Английском Гладе (не хватало всего)
1315-го, и гладе наркотическом  (в Сан Франциско в 1969-го), чем о Войне, но
игрок по-прежнему безупречный  счет  имел, что время от времени подчерчивали
звон,  хруст и звяканье, когда машина на свой  поднос  выплевывали  фунтовые
монеты.
     -- Несколько проблемная погода на севере, судя по всему, -- проговорила
Ржавая.
     Черный посмотрел на темнеющие тучи.
     -- Нет... По мне, все прекрасно. Вот-вот гроза начнется.
     Ржавая посмотрела на свои ногти.
     --  Хорошо. Без славной грозы это не  то будет. Есть какие мысли насчет
того, насколько далеко надо нам будет ехать?
     Черный пожал плечами.
     -- Несколько сотен миль.
     -- Я как-то  думала, дорога подольше будет. Столько ждали, только чтобы
несколько сотен миль проехать.
     -- Не  путешествие -- главное,  --  ответил  на это  Черный.  --  Важно
прибытие.
     Снаружи послышался рев.  Это  был рев мотоцикла с дефективным выхлопом,
сбоящим мотором, текущим карбюратором. Не надо было  мотоцикл  видеть, чтобы
представить черные тучи, в которых он путешествовал, оставленные на его пути
потеки  масла,  след  из маленьких  мотоцикловых  кусков  и  приспособлений,
валяющихся на дорогах, где он проехал.
     Черный подошел к прилавку.
     -- Пожалуйста, четыре чая, -- попросил он. -- Один черный.
     Дверь  кафе  открылась. Молодой  человек  в грязной  белой  коже  вошел
внутрь, и ветер загнал  внутрь  вместе  с ним пустые пакеты  из-под  чипсов,
газеты и обертки от  мороженого. Они танцевали  у  его ног, как возбужденные
дети, а потом устало упали на пол.
     -- Четверо  вас, да, дорогой? --  спросила женщина. Она пыталась  найти
чистые чашки  и чайные  ложки -- вдруг весь  набор оказался  вымазан в  легк
пленке машинного масла и сушеных яиц.
     -- Будет, -- ответил человек в черном, взял чашки с чаем и ушел назад к
столу, где ждали двое его товарищей.
     -- Не видели его? -- спросил мальчик в белом.
     Они покачали головами.
     Вокруг  экрана  машины  возник спор  (теперь на  экране  были  показаны
следующие категории: Война, Глад, Загрязнение и Pop Trivia 1962 -- 1979).
     -- Элвис Пресли? "В" должно быть -- в 1977-ом он помер, так ведь?
     -- Не. "Д". 1976. Я уверен.
     -- Да. В том же году помер, что Бинг Кросби.
     -- И Марк Болан. Смертельная штучка! Тогда "Д" нажимай. Давай.
     Высокая фигура и не думала какую-то из кнопок нажимать.
     -- В  чем дело?  --  спросил  Большой  Тед  раздраженно.  -- Давай. "Д"
нажимай. Элвис Пресли умер в 1976-ом.
     НЕВАЖНО, ЧТО ЗДЕСЬ СКАЗАНО, -- ответил высокий байкер в  шлеме, --  Я К
НЕМУ И ПАЛЬЦЕМ НЕ ПРИКАСАЛСЯ.
     Трое человек за столом мгновенно повернулись. Ржавая заговорила.
     -- Когда вы сюда попали? -- спросила она.
     Высокий человек  прошел  ко столу, оставив позади изумленных байкеров и
свой выигрыш.
     -- Я НИКОГДА  НЕ УХОДИЛ, -- ответил он, и  голос его был как темное эхо
из  ночных мест, холодная  плита звука,  серого и мертвого. Если б  был этот
голос камнем, в нем давным-давно были бы высечены слова: имя и две даты.
     -- Ваш чай остывает, господин, -- бросил Глад.
     -- Много времени прошло, -- добавила Война.
     Сверкнула молния,  за ней почти  мгновенно  последовало  низкое рычание
грома.
     -- Славная погода для нашего дела, -- заметил Загрязнение.
        "ДА."
     Байкеров, что толпились вокруг  игры,  все  более и более  смущал  этот
обмен. Ведомые Большим Тедом, прошаркали они к столу и уставились на четырех
незнакомцев.
     От  их  внимания не  ускользнуло,  что у  всех четырех  незнакомцев  на
куртках была надпись "АДСКИЕ АНГЕЛЫ". И,  на взгляд  байкеров, выглядели они
совершенно  неправильно:  для  начала, слишком  чистые;  и никто  из них  не
выглядел так,  словно они когда-нибудь кому  руку ломали  только потому, что
был  воскресный день, и по  телику  ничего хорошего не было. И еще одна была
женщина,  только  не  сзади чьего-то  мотоцикла  едущая, а свой  собственный
имеющая, словно было у нее какое-то на нее право.
     -- Значит, вы "Адские Ангелы"? -- спросил саркастично Большой Тед. Если
чего  настоящие "Адские Ангелы" терпеть не могут, так  это байкерствующих по
выходным [Есть и еще кое-какие вещи, чего  настоящие "Адские Ангелы" терпеть
не могут. Полицию, например, мыло, "Форд Кортины" и, в случае Большого Теда,
анчоусы и оливки. Прим. авт.].
     Четыре незнакомца кивнули.
     -- И кто ваш глава?
     Высокий Незнакомец посмотрел на Большого Теда. Затем он встал. Это было
сложное движение; если бы на берегах  морей ночи были раскладные стулья, они
бы так открывались.
     Казалось, он вечно развертывался.
     Он  носил темный шлем, полностью скрывающий лицо. И  из этого странного
пластика он сделан был, заметил Большой Тед. Типа, ты в него глядишь, а все,
что видишь -- твое лицо.
     ОТКРОВЕНИЯ, -- проговорил он. -- ГЛАВА ШЕСТЬ.
     -- Стихи со второго по восьмой, -- добавил информации мальчик в белом.
     Большой Тед  зло уставился  на них четырех. Нижняя  его  челюсть начала
выдаваться, а маленькая голубая вена в его лбу -- пульсировать.
     -- И че ж это значит? -- вопросил он требовательно.
     Кто-то  дернул  его  за рукав.  Это  был  Барано.  Он  под  грязью стал
необычного оттенка серого.
     -- Значит, -- пояснил он, -- у нас проблемы.
     А  потом  высокий  незнакомец  поднял бледную  мотоциклетную  перчатку,
поднял забрало своего шлема, и  Большой Тед, впервые за  свое существование,
подумал, как бы было славно, если бы он лучше жизнь прожил.
     -- Иисусе Христе! -- простонал он.
     --  Я думаю, Он через минуту подъедет, -- проговорил Барано потрясенно.
--  Думаю,  ищет, где бы  мотоцикл припарковать. Давай пойдем и, и вступим в
клуб, развлекаться там будем, или чего такое.
     Но неуязвимое невежество Большого  Теда было щитом его и доспехами.  Он
не сдвинулся с места.
     -- Ух ты, -- выдохнул он. -- "Адские Ангелы".
     Война ему лениво отсалютовала.
     -- Да, это мы, Большой Тед, -- кивнула она. -- Самые настоящие.
     Глад кивнул.
     -- Старая Фирма, -- сказал он.
     Загрязнение снял свой шлем и встряхнул своими длинными белыми волосами,
чтоб висели свободно. Он занял свое место, когда Мор, бормоча о пенициллине,
ушел  в  1936-ом.  Если  б  старичок  знал,  какие   в  будущем  возможности
появятся...
     -- Другие обещают, -- бросил он, -- мы доставляем.
     Большой Тед посмотрел на четвертого Всадника.
     -- Эй, вас  я  уже видел, -- заметил он. -- Вы были на  обложке альбома
"Голубого Улиточного Культа". И кольцо у меня есть с вашим... вашим... вашей
головой на нем.
        "Я ВСЮДУ БЫВАЮ."
     -- Ух.
     Лицо Большого Теда было искривлено -- трудно ему думать было.
     -- И что ж у вас за мотоцикл? -- спросил он.

        "x x x"
     Гроза бушевала вокруг карьера. Веревка со  старой машинной шиной на ней
танцевала на ветру. Иногда лист железа, напоминание о  попытке дом на дереве
построить, срывался со своих несерьезных креплений и уплывал прочь.
     Они столпились вместе, глядя на Адама. Он как-то больше ростом казался.
Пес сидел  и  рычал.  Он думал о  всех запахах, которые  он потеряет. В  Аду
никаких  запахов  не было,  кроме  запаха серы. А  некоторые  из них были...
были... ну, точно было то, что у сук в Аду не было.

     Адам взволнованно по карьеру шагал, возбужденно маша руками.
     --  Не  будет  конца  нашему  удовольствию,  --  говорил  он.  -- Будут
исследования и все такое. Думаю, я скоро заставлю старые леса опять расти.
     -- Но --  но  кто -- кто  будет все  готовить,  мыть  и  такими штуками
заниматься? -- спросил Брайан дрожащим голосом.
     -- Никто никаких таких  вещей делать должен не  будет, -- ответил Адам.
-- Сможете  есть  любую  пищу, какую  захотите,  горы чипсов, колец жареного
лука, все, что захотите. И никогда не надо  будет надевать одежду  новую или
мыться, если  не  хотите, или чего  такое.  Или чего-нибудь делать, чего  не
хотите -- никогда уже такого не будет. Это будет!

        "x x x"
     Луна встала над холмами Кукамунди. Сегодня вечером очень было светло.
     Джонни  Две  Кости сидел в  красной дыре пустыни.  Это  было  священное
место,  где  два камня-предка,  создавшиеся  во Время Сна, лежали  с  самого
начала. Поход Джонни Двух  Костей подходил к концу.  Щеки его и  грудь  были
вымазаны красной охрой, и пел он старую песню,  такую напевную карту холмов,
и рисовал картинки он на песке своим копьем.
     Он  два дня не ел; он не спал. Он приближался  к состоянию  транса, что
его одним с Кустом сделает, сделает возможным общение с его предками.
     Уже почти вошел.
     Почти...
     Он моргнул. Удивленно огляделся вокруг.
     --  Прости,  дорогой  мальчик,  --  сказал  он  сам  себе вслух,  четко
произнося звуки. -- Можешь ли сказать, где я?
     -- Кто это сказал? -- спросил Джонни Две Кости.
     Его рот открылся.
     -- Я.
     Джонни задумчиво почесался.
     -- Я так понимаю, ты один из моих предков, да?
     --  О.  Несомненно, дорогой мальчик.  Совершенно  несомненно. Можно так
сказать. Теперь вернемся к моему вопросу. Где я?
     -- Просто если вы  один их моих предков, -- продолжил Джонни Две Кости,
-- почему  говорите  как пуфтер  [Очень редко встречающееся сленговое слово;
означает    оно   "гомосексуал",   также   "женоподобный   мужчина";   часто
употребляется в Австралии. Прим. перев.]?
     --  А. Австралия, --  проговорил рот  Джонни Двух Костей, так это слово
произнося, словно перед  тем, как вновь его скажет, нужно  будет его должным
образом продезинфицировать.
     -- Эй? Эй? -- взывал Джонни Две Кости.
     Он сидел в песке, ждал, ждал, но он не отвечал.
     Азирафаил двинулся дальше.
        "x x x"
     Ситрон  Де-Шево  был tonton macoute,  путешествующий  houngan [Маг  или
жрец. Вудоун -- очень интересная религия  для всей  семьи, даже  для  тех ее
членов, кто  помер. Прим.  авт.]: за  одним из плеч  висела сумка, в который
были магические растения, медицинские растения,  кусочки дикого кота, черные
свечи,  порошок,  извлекаемый  только из  кожи  определенной  сушеной  рыбы,
мертвая многоножка, полбутылки "Chivas  Regal", десять "Ротманов"  и  книжка
"Что Где в Гаити".
     Он  поднял нож и  привычным  движением отрубил голову  черному петушку.
Кровь омыла всю его правую руку.
     -- Loas в меня войди,-- продекламировал  он. -- Gros Bon Ange, приди ко
мне.
     -- Где я? -- проговорил он.
     -- Это мой Gros Bon Ange? -- спросил он себя.
     -- Думаю, это довольно личный вопрос, -- ответил  он.  -- В смысле,  по
природе этих вещей. Но стараюсь. Изо всех сил.
     Одна из рук Ситрона потянулась к петушку.
     -- Довольно несанитарно здесь готовить, тебе не кажется? Здесь, в лесу.
Жарим, да? Что это за место?
     -- Гаити, -- ответил он.
     --  Черт! Далеко. Хотя и хуже могло быть. Что ж, надо двигаться дальше.
Будь хорош.
     И Ситрон Де-Шево был один в своей голове.
     -- Будь loas  проклят,  -- пробормотал он. Некоторое время он смотрел в
никуда, а  затем потянулся к сумке и лежащей в  ней  бутылке "Chivas Regal".
Было  по крайней  мере два способа кого-то в зомби превратить. Он  собирался
воспользоваться простейшим.
     Прибой громок был на пляже. Пальмы качались.
     Надвигалась гроза.
        "x x x"
     Огни зажглись.  Евангелистский  Хор  Силового  Кабеля (Небраска)  запел
"Иисус  --  Чинильщик Телефонов на Панели Инструментов  Моей Жизни" и  почти
заглушил звук подымающегося ветра.
     Марвин  О.  Бэгмен  поправил  свой  галстук, проверил  улыбку, глянув в
зеркало,  постучал  по  заду личную свою  помощницу (мисс Синди  Келлерхолс,
"Красотку Месяца "Пентхауза"" (три года тому было  в июле); но теперь, когда
религиозной стала, она все это забыла), и вышел на пол студии.
     Иисус связь не прервет,
     Прежде чем дозвонились,
     С ним не попадете вы
     На занятую линию,
     А когда придет счет,
     Будут в нем правильно проставлены цифры,
     Он -- Чинильшик Телефонов
     На Панели Инструментов Моей Жизни,
     пел хор. Эту песню Марвин любил. Он ее сам написал.
     Другие  песни,  написанные  им,  включали  "Счастливый  Мистер  Иисус",
"Иисус, Могу Я у Тебя Остановиться?", "Этот  Старый  Огненный Крест", "Иисус
-- Наклейка на Бампере Моей Души" и  "Когда Вверх Меня Поднимает Вознесенье,
Хватайте Колесо Пикапа Моего". Они доступны были на  "Иисус -- Мой Приятель"
(LP,   кассета   и  CD),   и  каждые  четыре   минуты  их  рекламировали  на
евангелистской сети Бэгмена [$12.95 за LP или кассету, $24.95 за CD, хотя вы
бесплатную LP  получали с каждым пожертвованием миссии Марвина  Бэгмена  500
долларов. Прим. авт.].
     Несмотря  на  то,  что  стихи  не  рифмовались  и,  как  правило,  были
бессмысленны, и на то, что Марвин, который особо  музыкален не был,  мелодии
все  украл  из  старых  песен в  стиле кантри,  было  продано  более четырех
миллионов копий кассеты "Иисус -- Мой Приятель".
     Марвин  начинал как певец кантри --  пел  песни  Конвея Твитти и Джонни
Кэша.
     Он выступал с регулярными живыми концертами в тюрьме Сан Квентина, пока
люди,  отвечающие   за  гражданские  права,  не  назвали  его  "Жестоким   и
Непривычным Наказанием".
     Вот  тогда-то  и  ушел  Марвин  в религию.  Не  тихую, личную,  которая
включает  делание  хороших дел  и  проживание лучшей жизни; но  и  не такую,
которая включает надевание костюма  и позванивание  в звонки других людей; а
такую, которая включает  владение  собственной телесетью и заставление людей
деньги вам посылать.
     Он  нашел идеальное место  для  себя  на  телевидении,  на  "Часе  силы
Марвина" ("Шоу, вернувшее в Фундаментализм ДАМ". Четыре трехминутных песни с
LP, двадцать минут  "Адского  Огня" и пять  минут лечения людей. (Оставшиеся
двадцать  три  минуты были  заняты либо  подольщением,  либо умолянием, либо
угрожанием,  либо выпрашиванием,  изредка  просто  просьбами дать  денег.) В
ранние  дни  он  по-настоящему приводил  в  студию людей, чтоб  излечить, но
решил, что это слишком уж  мудрено, поэтому в эти дни он просто заявлял, что
ему  видения  приходят  о  том,  как  зрители   по  всей  Америке  магически
излечивались,  смотря.  Это было  гораздо  проще --  больше  не  приходилось
актеров  нанимать, и  никто  не  мог  проверить процент  его успехов[Марвина
удивило бы известие, что на самом деле были успехи. Некоторым людям  от чего
угодно лучше станет. Прим. авт.].
     Мир  гораздо более  сложен, чем  считает  большинство людей. К примеру,
большинство людей считало, что Марвин не был настоящим Верующим, раз столько
на вере денег зарабатывал. Они  ошибались. Он всем  сердцем  верил. Он верил
весьма  сильно, и  кучу притекающих денег тратил на то,  что, по его мнению,
правда было работой на Господа.
     Телефонная линия к Спасителю
     Всегда свободна _от _помех,
     Он дома в любое время,
     Днем иль ночью,
     И когда звонишь по номеру И-И-С-У-С,
     Звонок всегда бесплатен,
     Он -- Чинильщик Телефонов
     На Панели Инструментов Моей Жизни.
     Первая  песня  закончилась,  Марвин  прошел к  месту  перед камерами  и
скромно  поднял  руки, требуя  тишины. В контрольной будке инженер  выключен
запись "Аплодисменты".
     -- Братья и сестры, спасибо, спасибо, разве не здорово было? И помните,
вы можете услышать эту песню и другие,  такие же назидательные, на "Иисус --
Мой Приятель",  просто позвоните по  номеру  1-800-ДЕНЬГИ  и  сообщите,  что
жертвуете деньги -- сейчас.
     Он посерьезнел.
     -- Братья и сестры, у  меня для  вас всех  послание, важное послание от
нашего Господа, для  вас  всех, мужчин, женщин  и  маленьких детей,  друзья,
расскажу я вам про Апокалипсис.  Это все есть у вас в  библии, в Откровении,
данным нашим Господом Святому Иоанну с Патмоса, и в Книге  Даниила.  Господь
ничего от вас, друзья, не скрывает о вашем будущем.
     Так что же произойдет? Война.  Мор.  Глад.  Смерть.  Кровавленные реки.
Великие  землетрясения.  Иадерные ракеты. И  есть  лишь одна возможность  их
избежать.  Перед  тем, как Разрушение  придет --  перед  тем, как  по  Земле
помчатся четыре всадника Апокалипсиса -- перед дождем из яделрных ракет, что
падет на неверующих -- придет Вознесенье.
     Что такое Вознесенье. Я слышу, как вы это кричите.
     Когда  приходит  Вознесенье,  братья и  сестры,  все  Истинно  Верующие
вознесутся  в  воздух  -- неважно, что вы  делаете, можете  сидеть  в ванне,
можете  быть  на  работе,  можете машину свою вести или просто  дома сидеть,
читая  свою  Библию.  Неожиданно  будете  вы  там,  наверху,  в  воздухе,  в
безупречным и неразрушимых телах.
     И будете вы в воздухе, смотря вниз на мир, пока годы разрушения идут.
     Спасены будут лишь верующие, лишь те из  вас, что  были заново рождены,
избегут  боли, смерти,  ужаса и  горения. Потом  будет  великая  война между
Небесами и Адом, и Небеса уничтожат силы Ада, и Бог вытрет слезы мучающихся,
и не будет более смерти, или скорби, или криков, или боли, и он будет вечно,
вечно славен, сей цветом закруженный...
     Он неожиданно остановился.
     -- Что ж, милая попыточка,  -- заговорил он совсем другим голосом, -Вот
только это вовсе не так будет. Не так совершенно.
     В смысле, про огонь и войну вы правы, а вот эта штука,Вознесенье -- ну,
вы их всех на Небеса себе представьте -- их столпившиеся отряды, так далеко,
как может сознание проследовать, и еще  дальше,  нас компания за  компанией,
все это, ну, что я пытаюсь сказать, у кого время будет выбирать людей и их в
воздух поднимать, чтобы смеялись над людьми, от лучевой болезни  помирающими
на опаленной и горящей земле под ними? Если это вы считаете морально хорошим
времяпревождением, добавлю я.
     А  насчет  того, что Небеса  несомненно выиграют... Ну, честно  говоря,
если б  было это  точно, не было  бы Небесной Войны вообще,  разве  нет? Это
пропаганда. Ясно  и  просто.  У  нас  не  больше  пятидесяти процентов  шанс
выиграть. Можете  ровно также деньги  слать  на сатанистскую  горячую линию,
хотя, честно говоря,  когда  огонь падет и моря крови подымутся, вы и так, и
так  будете гражданскими жертвами. Воюем мы,  вас же всех собираются убить и
Богу предоставить разбираться -- так?
     Вообще, извините, что здесь стою, болтаю,  у меня только один маленький
вопрос -- где я?
     Марвин О. Бэгмен постепенно становился пурпурным.
     --  Это  дьяв