ячу лет птичка взлетает...
     -- Хромает...
     -- Взлетает на вершину горы и точит свой клюв.
     -- Постой. Этого быть не может! Между Землей и краем  Вселенной куча...
--  Ангел  широко  развел трясущимися  руками. --  Куча  мусора,  мой  милый
мальчик.
     -- Но она туда все равно добирается, -- настаивал Кроули.
     -- Как? -- спросил ангел.
     -- Не это важно!
     -- Может в звездолете лететь, -- предположил ангел.
     Кроули сделал паузу.
     -- Да,  --  наконец  заговорил  он.  --  Если тебе так  удобнее.  И эта
птица...
     -- Только ведь  мы говорим про край Вселенной, -- заметил Азирафаил. --
Так что это должен  быть один из  таких звездолетов, где конец  пути  только
потомки увидят.  Надо будет тогда сказать потомкам -- мол,  как долетите  до
Горы, надо... -- он задумался. -- Что же им сделать надо?
     -- Клюв  о гору поточить, --  подсказал Кроули. --  А  потом летит  она
обратно...
     -- В звездолете...
     -- А через тысячу лет опять возвращается, -- быстро закончил Кроули.
     Последовала секунда пьяного молчания.
     -- Зачем  так напрягаться, просто чтобы клюв наточить? -- подумал вслух
Азирафаил.
     --  Слушай,  -- заговорил Кроули  серьезно,  --  дело в том, что  когда
птичка до конца сточит гору, так, тогда...
     Азирафаил  открыл  рот.  Кроули  знал, что сейчас он  что-нибудь  умное
скажет насчет твердости птичьих  клювов в сравнении с гранитными  горами,  и
поспешил нанести удар.
     -- Тогда ты все еще не досмотришь "Звуки музыки".
     Азирафаил застыл.
     -- А  ведь он тебе понравится, -- продолжал безжалостно Кроули.  -- Это
точно.
     -- Мой милый мальчик...
     -- Выбора не будет.
     -- Слушай...
     -- У Небес никакого вкуса.
     -- Ну...
     -- И не единого ресторана, подающего суши.
     Боль появилась на неожиданно серьезном лице ангела.
     -- Не  могу с  этим  справиться,  п'ка пьян,  --  бросил  он.  --  Надо
протрезветь.
     Они  оба  мигнули, когда  алкоголь покинул их системы кровообращения, и
сели несколько более прилично. Азирафаил поправил свой галстук.
     -- Я не могу мешать священным планам, -- прохрипел он.
     Кроули задумчиво взглянул в свой стакан, а затем вновь его наполнил.
     -- А что насчет дьявольских? -- спросил он.
     -- Прости?
     -- Ну, это же  дьявольский  план,  разве  нет?  Мы  им занимаемся.  Моя
сторона.
     --  А,  но это часть большого священного плана, -- указал Азирафаил. --
Твоя  сторона  ничего не может сделать,  что  не  является  частью  большого
священного  плана  --  опять  основы  мира,  --  добавил  он  с  намеком  на
самодовольство.
     -- Как это?
     -- Эта... -- Азирафаил  раздраженно щелкнул пальцами. -- Штука.  Как же
ты ее зовешь? Такая славная фраза. Что-то про расчеты, основанные  на знании
души...
     -- Предварительное психологическое планирование.
     -- Да, точно.
     -- Ну... если ты уверен.. -- протянул Кроули.
     -- Даже и не сомневайся.
     Кроули лукаво взглянул на него.
     --  Тогда ты не  можешь быть уверен -- поправь меня, если я неправ, что
противостояние этому -- не еще одна часть священного плана. В смысле, ты  же
должен постоянно расстраивать проделки Зла, да?
     Азирафаил помолчал.
     -- Да, точно.
     -- Видишь проделку, расстраиваешь. Я прав?
     --  Приблизительно,  приблизительно.  Вообще-то  я  людям  предоставляю
собственно расстраивание. Основы мира, понимаешь ли.
     -- Да. Да.  Все, что ты  должен сделать, это расстроить. Потому  что  я
абсолютно  уверен, -- говорил Кроули важно, -- что  рождение -- лишь начало.
Важно  выращивание.  И  Влияния.  Иначе  ребенок  никогда  не  узнает,   как
пользоваться своей силой.  -- Он помолчал. -- Так, как требуется,  во всяком
случае.
     -- Наша сторона будет, конечно, не  против расстраивания  твоих планов,
-- задумчиво кивнул Азирафаил. -- Совсем не против...
     -- Да. Тебе на крыло медаль повесят! -- подбадривающе усмехнулся ангелу
Кроули.
     -- Что,  интересно,  произойдет с  ребенком, если его  не слуги  Сатаны
воспитают? -- спросил Азирафаил.
     -- Ничего, скорее всего. Никогда ничего не узнает.
     -- Но генетика...
     --  Не говори мне  про генетику! Она-то тут при чем? -- хмыкнул Кроули.
-- Взгляни на Сатану. Создали, чтобы  ангелом  был, а вырос  -- стал Великим
Мятежником. Эх, если  уж про  генетику говорить, тогда ребенок  вообще может
ангелом стать... Ведь давным-давно его отец был важной персоной на  Небесах.
Говорить,  что  он вырастет демоном, поскольку  его  папа демоном стал,  все
равно, что сказать, что мышь, которой отрезали хвост, родит бесхвостую мышь.
Поверь мне.
     -- И без сатанистского влияния, которому не противостоят...
     -- В худшем случае Аду придется все начать сначала. А Земля получит еще
хотя бы одиннадцать лет. Это хоть чего-то стоит, верно?
     Теперь Азирафаил опять выглядел задумчивым.
     -- Ты хочешь сказать, что сам  по себе ребенок  не  зол? --  спросил он
медленно.
     -- Потенциально зол. И потенциально добр, думаю. Он -- просто огромный,
мощный потенциал, ждущий  оформления, -- пояснил Кроули  и пожал плечами. --
Да и потом,  что мы говорим  про какие-то добро  и зло. Они  --  всего  лишь
названия сторон. Мы это знаем.
     -- Да,  думаю, стоит попробовать, -- сказал ангел. Кроули подбадривающе
кивнул.
     -- Согласились? -- бросил демон и выставил вперед руку.
     Ангел осторожно ее пожал.
     -- Точно будет поинтереснее святых, -- улыбнулся он.
     -- И, если в будущее  глянуть, делается для пользы  ребенка, -- добавил
Кроули.  -- Мы  будем  кем-то  вроде крестных отцов.  Можно  сказать,  будем
следить за его религиозным взрослением.
     Азирафаил просветлел.
     -- Знаешь, я как-то об этом не подумал, -- бросил он. -- Крестные отцы.
Будь я проклят!
     -- Это не так и плохо, -- ответил Кроули, -- когда привыкнешь.

        "x x x"
     Она была известна  под именем  Рыжая Скарлетт. В то время она торговала
оружием -- и торговля уже начала ей надоедать.  Она никогда не задерживалась
на работе надолго. Триста, максимум четыреста лет... А то еще растопчут!
     Волосы  ее были каштанового цвета  -- не рыжие, не коричневые, а именно
глубокого  цвета  вороненой меди,  и  падали они на ее талию  косами,  из-за
которых мужчины могут начать драку  --  да, собственно, часто и начинали. Ее
глаза были неприятного оранжевого цвета. На вид ей было двадцать пять, и так
было всегда.
     У  нее  был  пыльный,  кирпичного  цвета  грузовик, и  она  (совершенно
невероятное умение) могла его перегнать через любую границу  мира. Она ехала
в маленькую восточноафриканскую страну,  где теплилась гражданская война, ее
товар -- если повезет -- разожжет ее пожар. К сожалению,  грузовик сломался,
и даже она не могла его починить.
     А она очень неплохо разбиралась в машинах к тому времени.
     И  вот  она находилась  в  центре  города  [Официально города.  Он  был
размером с  английский  захолустный  городок.  Прим. авт.]. Город  этот  был
столицей Кумболо, африканской страны, которая уже три  тысячи лет обходилась
без войн. Лет примерно тридцать она была  Страной-Сэра-Хамфри-Кларка, но так
как  в  стране  вообще  не  было  минералов,  и  она  была  не  более  важна
стратегически,  чем банан,  в  ней  ввели самоуправление сумасшедше  быстро.
Кумбололенд,  возможно, был  страной бедной,  и несомненно скучной  --  зато
мирной. Его многочисленные племена,  у который нормальные  были между  собой
отношения, давно перековали мечи  на орала;  в 1952-ом на  городской площади
случилась  драка  между пьяным  возницей,  правившим  повозкой,  запряженной
быками,  и настолько же пьяным вором, желавшим быков украсть -- о ней до сих
пор говорили.
     Скарлетт зевнула, обмахнула  голову широкой  шляпой, чтобы было  не так
душно, оставила поломанный грузовик на улице и забрела в бар.
     Она купила банку пива, осушила ее и усмехнулась бармену.
     -- У  меня есть грузовик,  который  надо починить,  --  бросила она. --
Кто-нибудь здесь есть, кто может помочь?
     Бармен широко усмехнулся, обнажив белые зубы. Его  впечатлил  ее способ
пить пиво.
     -- Только Натан, мисс. Но Натан уехал  в  Каонду, посмотреть  на  ферму
зятя.
     Скарлетт купила еще пива.
     -- Так, и когда этот Натан вернется, по-вашему?
     -- Может, через неделю, а то и через две, дорогая дама. Ха, этот Натан,
он бездельник, да...
     Сказав это, бармен нагнулся вперед.
     -- Вы одна путешествуете, мисс? -- спросил он.
     -- Да.
     --   Опасно,  между  прочим.  Скверные   парни  на   дорогах  временами
попадаются... Плохие. Не местные, -- добавил он быстро.
     Скарлетт подняла безупречную бровь.
     Несмотря на жару, бармен задрожал.
     -- Спасибо, что предупредили, -- промурлыкала Скарлетт. Ее голос звучал
так,  как  звучит то, что  скрывается в  высокой  траве, видное, только если
дергает ушами -- пока мимо не идет что-то молоденькое и нежненькое.
     Она кинула бармену свою шляпу и вышла на улицу.
     Африканское  жаркое солнце  нагревало  ее  тело;  ее грузовик стоял  на
улице, набитый оружием, пулями и минами. Он никуда не собирался.
     Скарлетт кинула быстрый взгляд на грузовик.
     На его крыше сидел гриф. Он уже триста миль проехал со Скарлетт. Сейчас
он тихо рыгал.
     Она  обежала  взглядом  улицу: пара женщин  болтала  на углу, скучающий
продавец  сидел напротив кучи разноцветных  дынь,  отгоняя  мух,  да в  пыли
играла кучка детей.
     -- Какого  черта! --  тихо  пробормотала  она.  --  Давно  пора  отпуск
устроить.
     Это было в среду.
     А в пятницу город уже бушевал.
     К следующему вторнику экономика Кумболо  была разрушена, двадцать тысяч
людей убито  (в  том  числе и бармен  --  убили мятежники во время  атаки на
баррикады на рынке),  примерно сто тысяч  было ранено, все  оружия  Скарлетт
были использованы по назначению, а гриф помер от переедания.
     Скарлетт уже покинула страну  -- на последнем  поиске.  Пора  меняться,
чувствовала она. Слишком долго она торговала  оружием.  Пришла пора перемен.
Чем-нибудь хотелось  ей  заняться  поинтереснее...  Вот, скажем, журналистом
неплохо бы побыть. Возможность. Она обмахнулась  своей  шляпой  и  скрестила
перед собой свои длинные ноги.
     Недалеко  началась драка.  Скарлетт усмехнулась. Люди всегда вокруг нее
(и за нее) дрались. Очень было приятно, конечно.

        "x x x"
     У Соболля были  черные волосы, подровненная  черная борода, и он только
что решил создать корпорацию.
     Он занимался напитками на пару со своим бухгалтером.
     -- Как дела, Фрэнни? -- спросил он ее.
     -- Двадцать миллионов копий уже продали! Можете поверить?
     Занимались  они  напитками в рестораны "Верх Шестерок", на вершине дома
666  по Пятой авеню  в Нью-Йорке.  Это чуть-чуть поражало Соболля.  Ночью из
окон ресторана  был  виден весь Нью-Йорк, а весь Нью-Йорк видел огромные 666
на каждой из четырех сторон здания. Да-да, конечно, это всего лишь номер, до
него должно было дойти при такой длине улицы -- но все равно смешно.
     Соболль  и бухгалтер  только что  вернулись из  маленького, дорогого, а
главное,  одного  из  лучших ресторанов  в Гринвич-Вилледже,  где  еда  была
полностью  nouvelle  [Следует отметить, что  слово это означает готовку, где
используется  мало соуса, зато пищи дается много... Прим. перев.]: маленькое
бобовое   зернышко,   горошинка  и  шкурка   от  куриной  грудки,  аккуратно
разложенные на маленькой квадратной тарелочке.
     Соболль это блюдо выдумал в прошлый визит в Париж.
     Его бухгалтер съела  свое  мясо и пару овощей  менее, чем  за пятьдесят
секунд, а все остальное время бросала взгляды на тарелку, на ножи и -- время
от времени  -- на других  обедающих, взгляды  такие, словно ее интересовало,
какой у них вкус (да так и было, собственно). Это Соболля здорово поражало.
     Он поигрался со своим "Перриером".
     -- Двадцать миллионов, а? Это вполне неплохо.
     -- Это чудесно!
     --  Значит,  правда вот-вот корпорацией  станем... Пора серьезным делом
заняться, не правда ли?  Калифорнией,  думаю. Мне нужны фабрики,  рестораны,
все  куча.  Пока  не  будем   брать  издательские  компании,  но  их  службы
безопасности пора уже купить. Да?
     Фрэнни кивнула.
     -- Звучит отлично, Соболль. Надо будет...
     Ее прервал  скелет. Скелет  в  платье от  "Диор",  с  загорелой  кожей,
натянутой -- кажется, вот-вот сорвется -- на изящные кости черепа. У скелета
были  длинные  светлые волосы  и красивые накрашенные губы:  именно на  него
показывали бы матери со  всего  мира,  поучая детей  "Вот что  произойдет  с
тобой,  если  не  будешь  есть зелень".  Он выглядел  как  стильная  реклама
голодания...
     Это была знаменитая  нью-йоркская  топ-модель,  и в  руках  у  нее была
книга. Она спросила:
     -- Послушайте, мистер  Соболль, вы не раздражены моим вмешательством, я
вас от важных дел не отвлекла? Просто  эта ваша  книга изменила мою жизнь --
не могли бы вы ее для меня подписать?
     Она умоляюще уставилась на него глазами, скрытых глубоко в замечательно
оттененных глазами впадинах.
     Соболль снисходительно кивнул и взял у нее книгу.
     Понятно было, как она  его узнала --  его темные серые глаза взирали на
мир с фотографии на обитой фольгой  обложке. "Диета без пищи: сделайся тощим
и изящным", звалась книга; "Лучшая книга о диете века".
     -- Как пишется ваше имя? -- спросил он.
     -- Шеррил -- два "р", одно "и", одно "л".
     -- Вы мне напоминаете старого, старого друга, -- сказал он ей, быстро и
аккуратно  выводя  слова  внутри   обложки.  --  Прошу.  Рад,  что  она  вам
понравилась. Фаната встретить всегда приятно.
     Написал он вот что:
     Шеррил,
     Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя  за динарий;  елея же и
вина не повреждай. Откр. 6:6.
     Доктор Вран Соболль.
     -- Из Библии, -- пояснил он.
     Она,  благоговейно глядя на Соболля, закрыла  книгу и отошла  от стола,
постоянно его благодаря, он не знает, сколько это для нее значит, он изменил
ее жизнь, честное слово...
     На самом деле, у него не было  никакого медицинского звания, потому что
в дни его молодости  не было университетов,  но Соболль видел, что она скоро
умрет.  Может,  пару  месяцев  протянет,  не  больше.  Без  пищи. Покончи  с
проблемой веса -- а заодно и с собой.
     Фрэнни   голодно  стучала   по  клавиатуре  своего  ноутбука,  планируя
следующую фазу трансформации пищевых  привычек Запада.  Соболль ей купил эту
машину   в  подарок.   Она  была  очень,  очень  дорогая,  очень  могучая  и
сверхтонкая. Он обожал тонкие вещи.
     -- Есть европейская  компания, над  которой мы  можем  получить  полный
контроль   --  Холдингз   (Холдингз)  Инкорпорейтед.  Получим  контроль  над
налоговой  базой  Люксембурга.  Если  будем гнать  деньги  через  Кайманы  в
Люксембург, а оттуда в Швейцарию, мы сможем заплатить за фабрики в...
     Но Соболль больше не слушал. Он вспоминал тот маленький ресторанчик. Он
понял, что впервые видел столько голодных богачей.
     Соболль улыбнулся широкой улыбкой,  показывающей  наслаждение от успеха
работы, глубокое наслаждение. До основного события он  просто  убивал время,
но убивал он его такими изысканными способами. Время, и иногда людей.

        "x x x"
     Иногда его звали Белли, или Бланк, или  Альбус, или Мел, или  Вайс, или
Снегги,  или  еще  каким-то  из сотни имен. Его кожа  была  белой, волосы --
блекло-светлые, глаза -- ярко-серые. Бегло смотревшие считали, что ему около
двадцати -- а на него все смотрели бегло.
     Он был почти совершенно незапоминаем.
     В отличие  от двух своих  коллег, он никогда не  задерживался на  одной
работе надолго.
     В   разные   времена  у  него   были  интереснейшие  работы  в   разных
интереснейших местах.
     (Он  работал  на  Чернобыльской АЭС,  и  на  Виндскейле, и на Фри  Майл
Айленде, всюду на мелких и не особенно важных работах.)
     Он был неважным, но ценным членом многих изобретательских команд.
     (Он  помог   изобрести   газолиновый  мотор,   пластики   и  баночки  с
вытягиваемым за кольцо верхом.)
     Он мог заниматься чем угодно.
     Его  никто не замечал. Он был ненавязчив, но его присутствие  создавало
кумулятивный эффект. Если задуматься,  можно было понять, что  он должен был
где-то быть, что-то делать. Может, даже говорил с вами. Но его легко забыть,
этого мистера Уайта.
     В настоящий момент он работал на палубе нефтяного  танкера, плывущего в
Токио.
     Капитан напился и  сидел в каюте. Первый помощник  был  где-то  спереди
судна. Второй -- на камбузе. Вот,  собственно, и  вся  команда -- судно было
почти полностью автоматизировано. Человек мало чего мог сделать.
     Впрочем, если бы человек совершенно случайно нажал на кнопку с надписью
"АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА" на мостике, автоматические системы позаботились бы о
том, чтобы куча черной жижи отправилась  в  море,  миллионы тонн нефти,  что
очень плохо повлияет на  живущих рядом птиц, рыб, растительность, животных и
людей. Естественно,  была  куча  специальных  хитрых замков  и спецблоков  с
защитой от дураков, но так же было всегда.
     Потом был продолжительный спор насчет того, чья это все-таки была вина.
В конце концов все так и осталось нерешенным,  а вину распределили  поровну.
Ни капитан, ни первый помощник, ни второй никогда больше не работали.
     Почему-то все забыли про  матроса  Белли, который уже преодолел полпути
до   Индонезии   на   пароходе-страннике,  доверху   заваленном   ржавеющими
металлическими бочками с особенно ядовитым уничтожителем сорняков.

        "x x x"
     И был Еще Один. Он был на площади в Кумболо. И в ресторанах. И в рыбах,
и в воздухе, и в бочках с уничтожителем сорняков. И на дорогах, и в домах, и
в дворцах, и в хижинах.
     Нигде он не был чужаком, и уйти от него было нельзя. Он делал то, что у
него получалось лучше всего, и то, что он делал, было то, что он есть.
     Он не ждал. Он работал.

        "x x x"
     Харриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого -- по совету
сестры Веры Говорливой  -- более настойчивой, чем сестра Мэри -- она назвала
Колдуном.
     Культатташе вернулся  домой  через неделю и объявил,  что  ребенок явно
унаследовал  лучшее  от  его  предков.  Он  также  поручил  секретарше  дать
объявление в "Леди" насчет няни.
     В одно рождество Кроули видел "Мэри Поппинс" по телевизору (за кулисами
Кроули был влиятельной персоной  в большинстве телекомпаний; больше всего он
гордился изобретением игровых  шоу). Он  шутливо подумал, что эффективным  и
очень стильным путем избавления от очереди нянь, что сформируют очередь (или
будут ожидать в какой-то другой форме) у дома культатташе, будет ураган.
     Он  занялся хитрыми манипуляциями,  и  в  результате в назначенный день
появилась лишь одна няня.
     На  ней  был  вязаный твидовый  костюм  и небольшие  жемчужные сережки.
Пожалуй, что-то в ней и  говорило "няня" --  говорило так же, как в тех, что
нанимают британские дворецкие в определенных американских фильмах. Также оно
тихо  покашливало  и  бормотало,  что это очень может быть такая няня, какие
рекламируют  не  специфицированные,  но   странно   определенные   услуги  в
определенных журналах.
     Ее плоские  туфли  похрустывали  по гравиевой  дорожке,  а сбоку от нее
бежал серый пес, с клыков которого капала белая слюна. Его глаза горели алым
цветом, и он голодно поглядывал в разные стороны.
     Она  пришла   к  тяжелой   железной  двери,  улыбнулась   --   короткой
удовлетворенной улыбкой -- и позвонила в колокольчик. Он мрачно "динькнул".
     Дверь  была  открыта,  как говорится, дворецким старой  школы [В данном
случае  имеется  в  виду вечерняя  школа совсем рядом с Тоттенхем Корт Роуд,
которой  управлял  старый  джентльмен,  игравший   дворецких  и   помощников
джентльменов в кинофильмах, телефильмах и на сце