истал в прошлую  субботу,  старшенькой нашей
Мэрилин...
     -- Бе-е-ерил. Т-ты  н-никогда не давала м-м-мене вставить с-с-словечко,
па-пака  был  жив.  Т-теперь,  к-когда  я  умер,  есть  лишь одна  в-в-вещь,
к-к-которую ха-хачу сказать...
     Берил  Ормерод  это  все  слегка  раздражило.  Ранее, когда  Рон  с ней
общался, он ей сказал, что за  вуалью счастливее и живет где-то, что больше,
чем слегка похоже  на небесное бунгало. Теперь звучал  он как Рон. и она  не
была уверена, что это то было, чего она хотела. И она то сказала, что всегда
своему мужу говорила, когда он таким тоном с ней говорить начинал.
     -- Рон, не забывай про свое сердце.
     --  У  м-м-ме-еня  б-больше  нет  с-е-е-ердца.  П-помнишь?   И  вообще,
Бе-е-ерил...?
     -- Да, Рон?
     -- Заткнись, -- и дух ушел. -- Разве не трогательно было? Итак,  теперь
большое вам, дамы и господа, спасибо, боюсь, пора мне дела продолжать.
     Мадам Трейси встала, подошла к двери и включила свет.
     -- Вон, -- сказала она.
     Сидевшие  у нее встали, более, чем слегка озадаченные, а миссис Ормерод
разъяренная, и вышли они в коридор.
     -- Ты об этом еще услышишь, Марджори Поттс, -- прошипела, прижимая свой
портфельчик к груди, миссис Ормерод и захлопнула дверь.
     А затем вновь раздался ее приглушенный голос из коридора .
     -- И Рону нашему можешь передать, что он тоже об этом услышит еще!
     Мадам Трейси (а имя на ее водительских правах , разрешавших водить лишь
мотороллеры, и  вправду было  Марджори  Поттс)  прошла в  кухню  и выключила
капусту.
     Она  поставила  чайник.  Сделала  себе котелок  чая.  Села  за кухонным
столом,  достала две чашки, обе наполнила. В одну добавила два куска сахара.
Затем она остановилась.
     -- Мне без сахара, пожалуйста, -- проговорила мадам Трейси.
     Она  поставила чашки на  столе  перед ней, и сделала  долгий глоток  из
чая-с-сахаром.
     -- Теперь,  -- бросила  она голосом, который любой ее  знавший узнал бы
как  ее  собственный, хотя тон  голоса могли  они и не  узнать  --  а был он
холоден от гнева.  -- Скажите-ка  мне,  что все  это значит. И для вас лучше
будет, если это объяснение будет убедительно.

        "x x x"
     Грузовик  по всему М6 свое содержимое рассыпал. По бумагам грузовик был
полон листов волнистого  железа, только двое патрульных-полицейских с трудом
этому могли поверить.
     -- Так  вот что  хочу  я  знать  -- откуда  вся  эта рыба появилась? --
спросил сержант.
     -- Я же вам сказал. С  неба упала.  В  одну секунду я по  шоссе еду  со
скоростью  шестьдесят,  в следующую, бух!, двадцатифунтовый лосось разбивает
переднее стекло. Так что я колесо поворачиваю, и поскользнулся я на этом, --
он показал на остатки рыбы-молота под грузовиком, -- и в это въехал.
     Это было кучей рыбы разных цветов и форм высотой в тридцать футов.
     --  Вы  пили, сэр? -- спросил сержант,  почти на положительный ответ не
надеясь.
     -- Конечно, не пил я, вы, идиот. Рыбу же видите, нет разве?
     С верху кучи довольно-таки большой осьминог помахал им вялым щупальцем.
     Сержант успешно поборол желание в ответ помахать.
     Полицейский констебль наполовину  залез в  полицейскую машину, по радио
говоря.
     --  ... волнистое  железо  и рыба,  блокирующие  южное  направление  М6
примерно  в полумиле на  север  от развилки десять.  Нам  придется всю южную
дорогу закрыть.
     Да.
     Дождь  полил  с   удвоенной  силой.  Маленькая  форель,  чудом  падение
пережившая, энергично начала плыть в сторону Бирмингема.

        "x x x"
     -- Это было замечательно, -- сообщил Ньют.
     --  Отлично,  -- откликнулась  Анафема.  --  Каждый  себя  почувствовал
чудесно.
     Она встала с пола, оставив свою одежду разбросанной  по ковру, и ушла в
ванную.
     Ньют повысил голос.
     --   Я   имею  в  виду,   по-настоящему   замечательно.  По-настоящему,
по-настоящему замечательно. Всегда надеялся, что будет, и было.
     Слышался звук бегущей воды.
     -- Что ты делаешь? -- спросил он.
     -- Душ принимаю.
     -- А.
     Он малой частью мозга задумался, всем ли надо потом душ  принимать, или
женщинам только. И было у него подозрение, что как-то это связано с бидетами
[Маленькая  кабинка,  где  моют...  ну, скажем  так, неприличные части тела.
Прим. перев.].
     --  Знаешь что, --  проговорил Ньют,  когда Анафема  вышла из  комнаты,
укутанная пушистым розовым полотенцем. -- Можем еще раз это проделать.
     -- Не, -- ответила она, -- не сейчас.
     Она  закончила   вытираться,   начала  поднимать   с   пола  одежду   и
беззастенчиво  надевать ее. Ньют, мужчина, всегда  готовый полчаса подождать
освобождения кабинки для переодевания в бассейне,  лишь бы не раздеваться  в
присутствии другого человеческого существа, был несколько шокирован и весьма
возбужден.
     Кусочки  ее тела появлялись и  исчезали, как  руки фокусника; Ньют  все
пытался сосчитать, сколько у нее сосков, и  не мог, что ж,  на самом-то деле
ему было наплевать.
     -- Почему же нет? -- спросил Ньют. Он собирался заметить, что это может
немного времени  занять, но  внутренний голос посоветовал этого не делал. Он
рос весьма быстро в короткий период времени.
     Анафема  пожала плечами, что довольно трудно сделать, когда натягиваешь
приличную черную юбку.
     -- Она сказала, мы это только раз сделали.
     Ньют два или три раза рот открыл, а затем бросил:
     -- Не было этого. Проклятье, не было. Это  она не могла предсказать. Не
верю я в это.
     Анафема,  полностью  уже одетая, прошла к своей картотеке, достала одну
карточку и передала ему.
     Ньют прочел ее, покраснел и отдал обратно, плотно сжав губы.
     Дело  было не только  в том факте, что  Агнес знала и рассказала все  с
помощью  самого  понятного  кода.  Еще  и  в том,  что  на  протяжении веков
различные Девайсы на полях написали маленькие ободрительные комментарии.
     Она передала ему сырое полотенце.
     -- Вот, -- бросила она. -- Побыстрей давай. Мне надо  сэндвичи сделать,
и мы должны изготовиться.
     Он взглянул на полотенце.
     -- Это для чего?
     -- Твоего душа.
     А.  Так это было то,  что и женщины  делали, и мужчины. Он был доволен,
что с этим он разобрался.
     -- Но быстренько там все делай, -- повелела она.
     -- Почему?  Нам  отсюда  надо  уйти в ближайшие  десять  минут, пока не
взорвалось здание?
     -- О, нет. У нас еще пара часов есть. Просто я большинство горячей воды
использовала. У тебя в волосах куча штукатурки.
     Последний,  утихающий  порыв  ветра  от  грозы  дул  вокруг Жасминового
Домика, а Ньют,  стратегически  держа перед  собой сырое  розовое полотенце,
более не пушистое, отправился, виляя, принимать холодный душ.

        "x x x"
     Во сне Шедвелла, он в воздухе высоко витает над деревенской лужайкой. В
ее центре находится огромная куча щепок от деревьев и  сухих веток. В центре
кучи деревянный столб. Мужчины, женщины,  дети стоят вокруг на траве,  глаза
их ярки, щеки розовы, они ждут, они взволнованны.
     Неожиданная  кутерьма: десять  человек идут  по лужайке,  ведя красивую
женщину средних  лет; должно быть, очень даже  возбуждала в  молодости, и  в
спящее сознание  Шедвелла заползает слово "живая". Впереди  нее идет  солдат
Охотников на  Ведьм  Ньютон  Пульцифер.  Нет,  это  не  Ньют.  Этот  человек
постарше,  и  одет он  в черную  кожу. Шедвелл  с одобрением  узнает древнюю
униформу майора Охотника на Ведьм.
     Женщина залезает на костер, закидывает  назад руки, и  ее привязывают к
столбу. Костер зажигают. Она говорит с толпой, что-то ей говорит, но Шедвелл
слишком высоко, чтобы услышать, что же. Толпа собирается вокруг нее.
     "Ведьма, -- думает  Шедвелл. -- Они сжигают ведьму". В нем это вызывает
теплое чувство.  Это было правильное состояние вещей, так и должно быть. Так
было задумано.
     Только...
     Теперь она прямо на него смотрит и произносит:
     -Относится и к тебе сие, старый ты глупец безумный.
     Только она скоро умрет. Сгорит, умрет. И, понимает в своем сне Шедвелл,
это ужасный вид смерти.
     Пламя поднимается выше.
     А женщина смотрит вверх. Она прямо на него глядит, хоть он и невидим. И
она улыбается.
     А потом раздается жуткое "бабах".
     "Гром  раздался", -- подумал Шедвелл,  проснувшись -- и  у него было не
желающее исчезать  ощущение,  что  на него  по-прежнему  кто-то смотрит.  Он
открыл  глаза,  и тринадцать  стеклянных  глаз  глядели  с различных  шкафов
будуара мадам Трейси, глядя с разных смутно различимых лиц.
     Он отвернулся,  и взглянул  в  глаза  кого-то,  внимательнейше на  него
глядящего. Это был он.
     "Ох, -- подумал он в ужасе, -- один из этих случаев, "вне-тела-своего",
я вижу тело свое, в этот раз точно помер я...".
     Он делал бешеные  движения пловца,  чтобы достичь своего тела, а затем,
как это всегда бывает в таких случаях, все стало понятно.
     Шедвелл мигнул и задумался, зачем может кому-нибудь захотеться на крышу
спальни приладить зеркало. Он пораженно покачал головой.
     Он  вылез из  постели, натянул  сапоги и осторожно  встал.  Чего-то  не
хватало. Сигареты.  Он  глубоко  в карманы засунул  руку, вытащил  бумагу  и
принялся сворачивать сигарету.
     Он спал, знал он.  Шедвелл  сон не помнил, но чувствовал  он себя после
него неуютно, каким бы он ни был.
     Он зажег сигарету. И увидел свою правую руку, сильнейшее оружие. Оружие
судного дня. Он навел один палец на одноглазого плюшевого мишку на камине.
     -- Бах,  -- бросил он и глухо захохотал. Он хохотать не привык, поэтому
начал он кашлять,  что значило,  что  на знакомую землю вернулся.  Он  хотел
чего-нибудь выпить. Сладкую баночку сгущенного молока.
     У мадам Трейси будет.
     Он, топая, выбрался из ее будуара, направлялся он в кухню.
     Снаружи маленькой  кухни  он  остановился.  Она с  кем-то  говорила.  С
мужчиной.
     -- И что же конкретно вы хотите,  чтобы я с этим сделала? -- спрашивала
она.
     -- Ах ты  ублажающая телом, -- пробормотал Шедвелл. У нее там  явно был
один из посещавших ее господ.
     -- Честно говоря, милая  леди,  в настоящий момент  мои  планы,  так уж
вышло, несколько неустойчивы.
     Кровь  Шедвелла  захолодела.   Он  промаршировал  сквозь  занавеску  из
шариков, вопя:
     -- Грехи Гоморры  и Содома! Беззащитностью пользуясь гурии! Только чрез
труп мой!
     Мадам Трейси  подняла голову и ему  улыбнулась. В комнате никого больше
не было.
     -- Иде он? -- вопросил Шедвелл.
     -- Кто? -- спросила мадам Трейси.
     --  Какой-то неженка южный,  -- ответил он.  -- Я слыхал его. Здесь был
он, тебе предлагал вещи разные. Я слыхал его.
     Рот мадам Трейси открылся, и голос произнес:
     -- Не просто Какой-то Южный Неженка, сержант Шедвелл. ЮЖНЫЙ НЕЖЕНКА.
     Шедвелл уронил  свою сигарету. Он  вытянул свою  руку,  которая  слегка
тряслась, и наставил палец на мадам Трейси.
     -- Демон, -- прокаркал он.
     --  Нет,  -- возразила голосом  демона мадам Трейси. -- Знаю я,  что вы
думаете,  сержант  Шедвелл.  Думаете  вы,  что  вот-вот  голова  эта  начнет
крутиться и вертеться и меня гороховым супом тошнить начнет. Не начнет. Я не
демон. И прошу вас послушать то, что я скажу.
     -- Демон, мрака порожденье, замолчи,  -- повелел  Шедвелл. -- Ложь твою
извращенную  слушать  не буду я.  Знаешь, что  сие  такое? Сие рука.  Пальца
четыре. Большой один. Одного  из вас уж утром этим изгнала.  Теперь убирайся
из главы доброй женщины сей, иль я тебя отправлю в царство, что грядет.
     -- Вот в этом и есть проблема, -- проговорила собственным голосом мадам
Трейси. --  Царство, что грядет. Вот-вот  придет. В этом-то  и проблема. Мне
про это-то  и говорил  мистер  Азирафаил. Теперь, мистер Шедвелл, прекратите
быть старым глупышом, сядьте, чая выпейте, и я объясню все вам.
     -- Женщина, никогда слушать не буду я его адские обольщения, -- буркнул
Шедвелл.
     Мадам Трейси ему улыбнулась.
     -- Старый ты глупыш, -- проговорила она.
     Все остальное он перенес бы.
     Он сел.
     Но руку свою не опустил.

        "x x x"
     Качающиеся  впереди знаки сообщали, что  южная  дорога  была закрыта, и
вырос маленький  лес заграждающих оранжевых конусов, перенаправляя едущих на
путь дорог северных. Другие знаки велели едущим снизить скорость до тридцати
миль  в час. Полицейские  машины пасли  водителей,  как овчарки  с  красными
полосками.
     Четверо  байкеров  игнорировали  все  знаки, и  конусы,  и  полицейские
машины,  и  продолжали  ехать по  пустой южной  дороге  М6.  Другие  четверо
байкеров, едущие прямо за ними, чуть понизили скорость.
     --   Нам,  э,   остановиться  не  надо,  или   что  такое?  --  спросил
По-Настоящему Крутые Люди.
     -- Да. Может, там дорога  забита,  -- согласился  Наступание В  Собачье
Дерьмо  (ранее  Все  Иностранцы,  Особенно  Французы,  ранее  Вещи,  Которые
Правильно Не Работают, Даже Когда Их Хорошенько Пнешь, никогда по-настоящему
Безалкогольное Пиво,  недолго Смущающие Личные Проблемы, ранее известный как
Сказз).
     -- Мы другие Четыре Всадника Апокалипсиса, -- отозвался С. Т. П.  -- Мы
то делаем, что делают они. Мы следуем за ними.
     Они ехали на юг.

        "x x x"
     -- Будет только для нас мир, -- говорил Адам. -- Все всегда другие люди
портили,  но  мы можем  от этого  избавиться и  все заново начать. Разве  не
здорово будет?

        "x x x"

     -- Вы,  я полагаю,  знакомы  с  Книгой  Откровений? -- спросила голосом
Азирафаила мадам Трейси.
     --  Да,  --  ответил Шедвелл,  который  не  был.  Знакомая  ему  Библия
начиналась и кончалась Исходом, главой  двадцать-два,  стихом  восемнадцать,
который  говорил  про  ведьм, страдания  жизни, и почему  вы  не  должны. Он
однажды  глянул  на  девятнадцатый стих,  который  был  об  убийстве  людей,
возлегавших со зверьми, но решил, что это вне его юрисдикции.
     -- Тогда вы слышали про Антихриста?
     -- Да, -- откликнулся  Шедвелл, который  как-то  видел все  объяснявший
фильм.  Что-то про падающих  с грузовиков и  отрезающих людям  головы листах
стекла, насколько  он помнил.  Никаких там  настоящих ведьм не было.  Он  на
половине заснул.
     --  Антихрист в этот  самый  момент  на Земле  находится,  сержант.  Он
начинает Армагеддон, Суда День, пусть даже и сам этого не знает. Небеса и Ад
готовятся в войне, и довольно грязно все будет.
     Шедвелл просто хрюкнул.
     -- Мне не  позволено самому  по  этому поводу  что-либо  предпринимать,
сержант. Но  я  уверен,  вы понимаете,  что  разрушение  мира  не может быть
дозволено любым разумным человеком. Я прав?
     -- Да. П'лагаю, -- ответил Шедвелл, сося сгущенное молоко  из ржавеющей
банки, найденной мадам Трейси под раковиной.
     --  Тогда,  сержант,  остается  лишь  один  возможный  выход. И  вы  --
единственный  человек, на которого я могу положиться. Антихриста надо убить,
сержант Шедвелл. И сделать это должны вы.
     Шедвелл нахмурился.
     -- Насчет  этого не  знаю, -- ответил он.  --  Лишь ведьм убивает армия
охотников на ведьм. Сие одно из правил. И, конечно, демонов и чертят.
     --  Да, но Антихрист -- больше,  чем просто ведьма. Он -- он ВЕДЬМА. Он
настолько ведьмовск, насколько это вообще возможно.
     -- Трудней  ли  избавиться от  него  будет, чем  от демона, скажем?  --
спросил
     Шедвелл, лицо которого стало проясняться.
     --  Не  сильно,  --  отозвался  Азирафаил, который,  чтобы  от  демонов
избавиться, никогда не делал ничего, кроме  того, что очень  твердо намекал,
что у него, Азирафаила, была кое-какая работа, и не  припозднились ли они? И
Кроули намек всегда понимал.
     Шедвелл  опустил  взгляд  на  свою правую  руку  и улыбнулся.  Потом он
замешался.
     -- Антихрист тот -- сколько сосков у него?
     "Цель  оправдывает  средства,  --  подумал  Азирафаил.  --  И  хорошими
намерениями вымощена дорога в Ад [Это  неправда, на самом деле. Дорога  в Ад
вымощена замерзшими продавцами, от двери к двери ходящими. В выходные многие
молодые  демоны по  ней  катаются на  коньках. Прим.  авт.]". И  он бодро  и
убедительно проговорил:
     -- Куча.Тысячи. Его  грудь вся ими покрыта  -- по сравнению с ним Диана
Эфесская ничто, словно бы вообще сосков не имеет.
     -- Насчет Дианы не знаю я вашей, -- ответил Шедвелл,  -- но коли ведьма
он,  а по мне,  точно  так  сие, то -- говорю как  в ОАнВ  сержант -- ваш  я
человек.
     -- Хорошо, -- отозвался Азирафаил, говоря ртом мадам Трейси.
     --  Я лично  насчет этого дела, убийства, не так  уверена,  -- заметила
сама мадам  Трейси. --  Но если  выбор --  этот человек, Антихрист,  или все
остальные, -- полагаю, нет у нас выбора.
     -- Именно, дорогая леди, --  ответила  она. -- Сержант Шедвелл. Есть  у
вас оружие?
     Шедвелл погладил свою правую руку левой, сжимая и разжимая кулак.
     -- Да, -- ответил он. -- Это есть у меня.
     И он поднял к губам два пальца и тихонько на них подул.
     Последовала пауза.
     -- Ваша рука? -- спросил Азирафаил.
     --  Да. Ужасное  оружие сие. С  тобою  покончило, порождение мрака, нет
разве?
     -- А нет ли у вас чего более, э, существенного. Нет ли Золотого Кинжала
Меггидо? Или Шивы Кали?
     Шедвелл покачал головой.
     --  Есть  немного  шпилек,   --  предложил  он.  --  И  Громовое  Ружье
Полковника-Охотников-на-Ведьм
Не-Должен-Ты-Есть-Какую-Живую-Вещь-С-Кровью-Иль-Колдовством-Пользоваться-Иль-Времена-Ругать
Далримпля... Могу зарядить его серебряными пулями.
     --  Это  против  оборотней-вервольфов,  по-моему,  --  покачал  головой
Азирафаил.
     -- Чеснок?
     -- Вампиры.
     Шедвелл пожал плечами.
     -- А, ладно, все равно нет каких необычных пуль. Но Громовое Ружье всем
стреляет, чем угодно. Пойду принесу его я.
     И он прошаркал прочь, думая: "Зачем мне другое оружие нужно?  Я с рукою
человек".
     --  Дорогая леди,  -- произнес  Азирафаил.  -- Полагаю,  есть  в  вашем
распоряжении работающее средство передвижения.
     -- О да, -- ответила мадам Трейси. Она прошла в угол кухни, где подняла
розовый  мотоциклетный  шлем с нарисованным на  нем  желтым подсолнечником и
одела его, закрепив под подбородком. Потом  она порылась в шкафчике, достала
триста или четыреста пластиковых коробок с шоппинга и кучу желтеющих местных
газет,  потом  пыльный  зеленый шлем  с надписью по  верху  "ЛЕГКО  ЕЗДИТЬ",
подарок от ее племянницы Петулы, подаренный двадцать лет назад.
     Шедвелл,  вернувшийся  с Громовым  Ружьем  за  плечом,  на нее неверяще
выпучился.
     -- Не понимаю, чего так  смотрите, мистер Шедвелл,  -- сказала ему она.
-- Он припаркован внизу, у дороги. --  Она передала  ему шлем. --  Вы должны
это  надеть.  Закон.  Не   знаю,  позволено  ли  посадить  трех  человек  на
мотороллер,  даже если двое, э, есть  один. Но такой уж случай. И я уверена,
будет вполне безопасно, если вы хорошенько и крепко меня обнимете. -- И  она
улыбнулась. -- Разве не здорово будет?
     Шедвелл побелел, что-то неразборчиво пробормотал и надел зеленый шлем.
     -- Что-что,  мистер Шедвелл?  --  мадам  Трейси  на  него  пронзительно
посмотрела.
     --  Я сказал, да закидает Дьявол  землею, накопанной лопатою, то место,
откуда дети рождаются твои, -- повторил Шедвелл.
     -- Не смейте больше таким языком говорить,  мистер Шедвелл,  --  велела
мадам Трейси и провела его к выходу из коридора и вниз по ступенькам к Кроуч
Хай-стрит, где старый мотороллер  готов был увести прочь их двух, ну  ладно,
трех.

        "x x x"
     Грузовик перекрыл дорогу. И волнистое железо перекрыло дорогу.  И  куча
рыбы  высотой  в  тридцать  футов  перекрыла  дорогу.  Это   была   одна  из
эффективнейше  перекрытых  дорог, виденных  когда-либо  сержантом. Дождь  не
помогал.
     -- Можете сказать, когда  сюда бульдозеры  доберутся? -- прокричал он в
свое радио.
     -- Мы кррк делаем все, что кррк -- раздался ответ.
     Он почувствовал, как что-то дерг