упермаркетов.
     Для детей это был рай. Местные подростки обозвали это место Ямой.
     Гончая  продралась через крапиву  и  увидела четыре фигуры,  сидящие  в
центре карьеры  на  том,  на чем  всегда  сидят  члены  приличных  секретных
компаний -- на обычном ящике из-под молока.
     -- Врешь!
     -- Нет.
     -- Спорим, что врешь, -- проговорил первым заговоривший голос. Его звук
ясно обозначал, что хозяин  его  -- некто молодой женского  пола; сейчас тон
его был тоном потрясенного интереса.
     -- Делают, точно.  У  меня их  шесть было,  а  потом мы уехали, я траву
поменять забыл, по возвращении увидел одного -- такого толстого...
     --  Не-е.  Это не жуки, это богомолы. Я по телику  видел -- эта большая
женщина другого съела и даже не заметила.
     Последовала еще одна заполненная мыслями пауза.
     -- О чем молятся-то? -- спросил голос Хозяина пса.
     --  Не  знаю...  Наверное,  просят  бога,  чтобы  жениться  никогда  не
пришлось.
     Гончая ухитрилась поместить один  огромный  глаз  напротив  амбразуры в
сломанной ограде карьера и взглянула вниз.
     --  Вообще, это  как  с великами, -- бросил важно говоривший первым. --
Думал,  подарят мне велик с  семью  колесами,  одним из  этих сидений-бритв,
пурпурной краской и  всем таким, а мне легкий голубой дали. С корзинкой. Для
девочек.
     -- Ну. Ты ж и есть девочка, -- ответил какой-то из других голосов.
     --  Это  половая  дискриминация, вот  что  это  такое.  Давать  подарки
девочкам девочкины только из-за того, что они девочки.
     -- Мне подарят пса,  --  бросил его Хозяин  твердо. Хозяин  стоял к псу
спиной, и тот не мог его хорошенько разглядеть.
     -- Ага, один из этих огромных ротвейлеров, да? -- отозвалась девочка, и
голос ее был полон вялого сарказма.
     -- Нет, это будет пес, с  которым  повеселиться можно,  -- сказал голос
Хозяина. -- Не большой...
     Глаз в крапиве внезапно исчез -- вниз.
     -- ...а один  из  этих  умненьких псов, что могут  залезать  в кроличьи
норы,  а  еще  одно  ухо  у них смешное, наружу все время смотрит. Настоящая
дворняга. Чистокровная.
     Неслышимый для находящихся  внутри, на  краю карьера тихонько громыхнул
гром. Он мог  быть  вызван неожиданным  убеганием воздуха в вакуум, а  этому
причиной могло быть, к примеру, превращение большого пса в маленького.
     Тихий  хлопающий звук, что последовал, мог  быть  вызван выворачиванием
одного из ушей наизнанку.
     -- И назову я его... -- продолжал Хозяин. -- Назову...
     -- Да? Как? -- поинтересовалась девочка.
     Гончая  ждала. Вот он,  ожидаемый  момент.  Называние. То, что даст  ей
цель,  функцию,  "я".  Ее глаза  засветились тусклым красным светом  (будучи
теперь гораздо ближе к земле), и она продвинулась в крапиву.
     --  Я назову  его Пес, -- решительно закончил Хозяин. -- Меньше проблем
будет с таким именем.
     Адская гончая остановилась. Глубоко в своем дьявольском собачьем  мозгу
она знала, что что-то не так,  но  ее послушание, ее неожиданная  сильнейшая
любовь  к  Хозяину справились со всеми опасениями. Да и потом, не ей решать,
какого должна быть размера, так ведь?
     Она побежала вниз по склону навстречу судьбе.
     Вообще-то, странно. Выпрыгивать на людей всегда хотела, а теперь -- что
совершенно неожиданно -- гончая поняла, что еще и хвостом хочет махать.

        "x x x"
     -- Ты сказал, что  это он!  -- простонал Азирафаил,  рассеянно подбирая
последний кусок с торта с отворота костюма. Он облизал свои пальцы.
     --  Это и был он, -- ответил Кроули. --  В смысле, я ведь должен знать,
верно?
     -- Тогда кто-то, должно быть, вмешался.
     --  Никого больше нет! Только мы, верно? Добро и Зло.  Одна сторона или
другая.
     Он ударил руль.
     -- Ты не представляешь, что они сделать могут, там, внизу, -- простонал
он.
     --  Должно быть,  что-то очень похожее  на  то,  что  вверху творят, --
ответил Азирафаил.
     -- Кончай, а? У  ваших есть  милосердие  --  основы мира,  -- выкрикнул
Кроули сердито.
     -- Да? Ты в Гоморре бывал?
     -- Конечно, -- отозвался демон. -- Там была чудесная маленькая таверна,
где  можно  было  купить  эти отличные  коктейли  из  сброженных  фиников  с
мускусными орехами и давленной лимонной травкой...
     -- Я имел в виду после.
     -- А.
     Азирафаил проговорил:
     -- Что-то должно было произойти в госпитале.
     -- Не могло! Там всюду были наши люди!
     -- Чьи люди? -- холодно переспросил Азирафаил.
     -- Мои люди,  -- поправился Кроули. -- Ну,  не  мои.  Ты ж понимаешь --
сатанисты.
     Он попытался это сказать спокойно. Кроме, конечно, того факта,  что мир
был  замечательным,  интересным  местом,  которым  оба  хотели  наслаждаться
подольше, было мало вещей,  насчет которых они  соглашались  --  к  примеру,
решили ничего  не  делать с  теми, кто, по той  или  другой  причине, решили
поклоняться  Князю  Тьмы.  Кроули они  всегда  смущали. С  ними  нельзя быть
по-настоящему грубым, но  невозможно было не чувствовать по  отношению к ним
то, что, скажем, ветеран Вьетнама будет чувствовать по отношению к  тем, кто
приходит на встречи дружинников, обвешавшись оружием.
     Да к  тому же, их вечный энтузиазм так  утомлял. Хоть эта все работа  с
перевернутыми крестами, пентаграммами  и  петушками. Она большинство демоном
изумляла -- совершенно  не  была нужна. Все, что  нужно было для того, чтобы
стать сатанистом -- усилие сознания. Можно им всю жизнь быть, и не зная, что
такое пентаграмма, не увидев мертвым петушков нигде, кроме куриного супа.
     А  кое-кто  из  сатанистов  старой школы  на  самом  деле  был неплохим
человеком. Он проговаривал слова и делал движения, прямо как те, кого считал
врагами,  а  потом уходил домой и жил кроткую, не выделяющуюся  ничем  жизнь
посредственности остаток недели, ни разу не подумав истинно злобную мысль.
     А остальные...
     Из-за кое-кого из так называемых сатанистов Кроули ежился. Дело было ни
в том, что они делали, а в том, как они всю вину возлагали  на Ад. Придумают
какую-нибудь жуткую идеи, и за тысячу  лет до такой демон не дойдет, темную,
бессердечную  гадость,  что придумать может лишь  полностью  функционирующий
человеческий  мозг, затем  проорут  "Дьявол  Заставил  Меня  Это Сделать", и
симпатии  судей будут  на  их  стороне  -- при том, что Дьявол почти никогда
людей не  заставлял. Не надо было. Почему-то кое-кто  из  людей не мог этого
понять. Ад  не  был основным хранилищем зла,  не более, чем Небо, по  мнению
Кроули, не  было  хранилищем добра;  они  были  просто сторонами в  огромной
космической  шахматной  игре.  Настоящий-то источник,  настоящая  милость  и
настоящее великое зло, был в мозгу человеческом.
     -- А, -- кивнул Азирафаил. -- Сатанисты.
     --  Не  понимаю,  как  они  могли перепутать,  --  говорил взволнованно
Кроули. -- В смысле, два ребенка. Не трудно, ведь так...?
     Он  остановился.  Туман  памяти  расступился,  и он вспомнил  маленькую
монашку, что ему  тогда показалась  сумасшедшей даже  для сатанистски. И еще
кто-то был. Кроули смутно припомнил  трубку, и свитер с  картинкой-зигзагом,
вышедшей из  моды еще в 1938-ом.  На человеке ясно  написано было "ожидающий
отец".
     Должен был быть третий ребенок.
     Он поведал это Азирафаилу.
     -- Зацепок мало, -- отозвался ангел.
     -- Мы знаем, что  ребенок  жив, -- продолжил  Кроули  задумчиво, -- так
что...
     -- Откуда мы это знаем?
     -- Если бы он опять Внизу очутился, я бы здесь сидел?
     -- Верно.
     -- Так что для того, чтобы  его найти, -- окончил Кроули, -- надо всего
лишь проглядеть больничные журналы.
     Мотор "Бентли"  надсадно  закашлялся и  заработал, вдавив  Азирафаила в
кресло.
     -- И что потом? -- спросил ангел.
     -- Найдем ребенка.
     -- А потом что?
     Ангел закрыл глаза, когда машина объезжала угол.
     -- Не знаю.
     -- О горе.
     -- Думаю -- уберись с дороги, клоун  --  твои не согласятся -- и то, на
чем заехал, убери! -- мне убежище предоставить?
     -- Я у тебя хотел то же спросить -- осторожно, пешеход!
     --  Он  на  улице,  знает,  как  рискует,  --   ответил  Кроули,  легко
промчавшись на  ускоренной  машине между такси  и  припаркованной  машиной и
оставив щель, которой не хватило бы дляы кредитки.
     -- Следи за дорогой! Следи за дорогой! Где эта больница-то?
     -- Где-то к югу от Оксфорда!
     Азирафаил схватил панель инструментов.
     -- Нельзя гнать на скорости девяносто миль в час в Центральном Лондоне!
     Кроули глянул на переключатель.
     -- Почему это? -- спросил он.
     -- Ты нас  убьешь! --  Азирафаил  смешался.  -- Неудобно разберешь,  --
поправился он  неубедительно, немного  расслабившись. -- Но других-то можешь
убить.
     Кроули пожал плечами. Ангел так и не привык к двадцатому веку, и посему
не понимал, что вполне возможно ехать со скоростью девяносто миль в час вниз
по Оксфорд-стрит. Просто нужно  было так сделать, чтобы никто не встретился.
А раз все знали, что ехать с такой скоростью невозможно, никто не замечал.
     Машины  были,  по крайней  мере,  лучше  лошадей. Двигатель внутреннего
сгорания  был  бо...  бла...  удачей  для  Кроули. Раньше  он  мог по  делам
разъезжать  только  на   огромным   черных  зверях  с  огненными  глазами  и
высекающими искры копытами. Это для демона было de riguer.  Обычно  Кроули с
них падал. Он не умел обращаться с животными.
     Где-то  у  Чезвика  Азирафаил  стал  задумчиво возиться в куче кассет в
отделении для перчаток.
     -- Что такое Бархатный Андерграунд? -- спросил он.
     -- Тебе он не понравится, -- отозвался Кроули.
     -- А, -- кивнул ангел разочарованно. -- Би-боп.
     -- Знаешь, Азирафаил, думаю, если бы миллион  человек попросили описать
современную музыку, они бы слово "би-боп" и не вспомнили, -- заметил Кроули
     -- А, вот  это для меня.  Чайковский, --  улыбнулся  Азирафаил,  открыл
коробку и всунул кассету в "Блаупункт".
     -- Не  понравится,  -- вздохнул  Кроули. -- Она  больше  двух  недель в
машине была.
     Тяжелый низкий ритм начал звучать в "Бентли", когда они  проезжали мимо
Хитроу.
     Азирафаил нахмурил брови.
     -- Этого я не помню, -- пробормотал он. -- Что это?
     -- Это "Еще Один  Мертвец" Чайковского, -- пояснил Кроули, --  закрывая
глаза, когда они проезжали через Слау.
     Чтобы  время  быстрей бежало, пока они пересекают спящие  Чилтерны, они
также послушали "Мы Чемпионы" Уильяма Бирда, "Я  Хочу Вырваться  На Свободу"
Бетховена. Ни одна из них не была так хороша, как "Толстозадые Девки" Вогана
Уильямса.

        "x x x"
     Говорят, что у Дьявола все лучшие мелодии.
     Это точно. Но на Небесах все лучшие хореографы.

        "x x x"
     Оксфордширская  равнина простиралась далеко на  запад; разбросанные там
да сям огни  указывали на дремлющие деревни, где честные йомены укладывались
спать, устав  после долгого дня редактирования, финансового  советования или
создания программного обеспечения.
     Сверху, на холме, зажгли свои огни несколько светляков.
     Исследовательский теодолит --  один  из страшнейших символов двадцатого
века. Поставленный  где-нибудь  в  деревенской местности,  он  говорит: пора
Расширять Дороги, о да, и построены будут две тысячи домов, чтобы поддержать
Репутацию Деревни. А затем последуют Улучшения...
     Но даже  самый  добросовестный исследователь в полночь не  работает, и,
однако,  прибор был ясно виден,  ножки  его  глубоко в  дерне. У большинства
теодолитов, конечно, к верхушке не  прикреплена веточка орешника,  с них  не
свисают хрустальные маятники, на ножках их не вырезаны кельтские руны.
     Слабый ветерок трепал плащ,  надетый  на тощую фигуру, двигающую  ручки
прибора. Толстый был плащ, водонепроницаемый, с теплой подкладкой.
     Большинство  книг  про ведьм вам скажут,  что  ведьмы работают нагишом.
Ничего удивительного -- большинство книг про ведьм написали мужчины.
     Молодую  женщину звали  Анафема  Приббор.  Она не была очень  красивой.
Каждая  черта   ее  лица,  рассмотренная  по  отдельности,  несомненно  была
прекрасной, но при взгляде на  все лицо создавалось впечатление, что собрано
оно  было  из того,  что было под рукой, без всякого плана. Самое подходящее
слово  было,  пожалуй, "привлекательная", те, кто его  знал  и знал, как его
произнести, могли  добавить "живая",  хотя, может, и не стали бы -- от этого
слова так и несет пятидесятыми.
     Молодые женщины темными ночами не должны быть одни, даже в Оксфордшире.
Но любой  крадущийся  маньяк потерял бы не только  работу, если  бы напал на
Анафему Приббор. Она  же, все-таки,  была ведьмой. И именно потому, что  она
была  ей  --  а значит,  разумной,  -- она не  верила в  защитные амулеты  и
заклинания; главным ее оружием был хлебный нож длиной в фут, что она хранила
за ремнем.
     Она взглянула в стекло и в очередной раз повернула ручку.
     Она тихонько забормотала.
     Исследователи  часто тихонько бормочут. Вещи  типа  "Скоро здесь  будет
славная дорога -- вы и "Джек Робинсон" произнести не успеете", или "Так, три
и пять десятых метра, плюс-минус комариный усик".
     Это было совершенно другое бормотание.
     -- Темная ночь/И светит  Луна, -- бормотала  Анафема, -- от  Востока на
Юг/От Запада на юго-запад... запад-юго-запад... есть...
     Она подняла с земли свернутую карту Официальную Исследовательскую Карту
и  поднесла ее  к факелу. Пока она  достала  прозрачную линейку и карандаш и
аккуратно провела на карте линию. Она пересекла другую линию.
     Она улыбнулась, не потому, что это было забавно, но потому, что трудную
работу хорошо сделала.
     Потом  она  собрала  странный теодолит,  привязала  его к заду  черного
велосипеда  "сядь-и-молись", прислоненного  к изгороди, убедилась, что Книга
лежит в корзинке, и покатила по туманной дорожке.
     Один был древний велосипед, с рамой,  похоже, из водопроводных труб. Он
был  явно построен до изобретения колеса  с тремя скоростями, скорее  всего,
вскоре после изобретения колеса вообще.
     Но почти все  дорогу  до  деревни  ехать  надо будет под  гору.  Волосы
развевались на ветру, плащ раздулся за ней, словно якорь-простыня, когда она
позволила двухколесному джаггернауту задумчиво нестись сквозь теплый воздух.
По крайней мере, в это время ночи нет никакого движения.

        "x x x"
     Мотор  "Бентли" издавал  звук "трр,  трр",  охлаждаясь.  А  вот Кроули,
наоборот, разгорячился.
     -- Ты сказал, видел знак, -- проревел он.
     -- Ну, мы так быстро проскочили. И вообще, я думал, ты здесь уже был.
     -- Одиннадцать лет назад!
     Кроули бросил карту обратно на заднее сиденье и снова завел мотор.
     -- Может, кого спросим? -- предложил Азирафаил.
     -- О, конечно, -- отозвался Кроули саркастично. -- Остановится, спросим
первого идущего по -- по тропе -- в середине ночи, да?
     Сказав это, он повел машину по тропинке, заросшей по краям буками.
     -- Что-то в этом месте странно, -- пробормотал Азирафаил. --  Неужто не
чувствуешь.
     -- Что?
     -- Замедли машину ненадолго.
     "Бентли" опять замедлил ход.
     -- Странно, -- бормотал ангел. -- Вспышки все время. Вспышки...
     -- Чего? Чего? -- взволновался Кроули.
     Азирафаил уставился на него.
     -- Любви, -- бросил он. -- Кто-то это место по-настоящему любит.
     -- Прости?
     -- Такая большая сцена любви. Не могу я это лучше объяснить -- уж точно
не тебе.
     -- Ты имеешь в виду, типа... -- начал Кроули.
     Послышалось  жужжание,  потом   крик,   и,  наконец,  звяканье.  Машина
остановилась.
     Азирафаил мигнул, опустил руки и осторожно открыл дверь.
     -- Ты в кого-то врезался, -- проговорил он.
     -- Нет, -- возразил Кроули, -- в меня кто-то врезался.
     Они вылезли. За "Бентли" на дороге лежал велосипед, переднее его колесо
было свернуто в ленту Мебиуса, заднее зловеще щелкало по земле, замедляясь.
     --  Да  будет  свет,  --  приказал   Азирафаил,  и  дорожку   заполнило
бледно-голубое сияние.
     Из канавы позади них кто-то спросил:
     -- Как это вы ухитрились такое сделать?
     Свет исчез.
     -- Что сделать? -- виновато переспросил Азирафаил.
     -- Э-э... -- теперь голос звучал растерянно. --  Кажется, я головой обо
что-то ударилась.
     Кроули уставился  на  длинную  металлическую  полоску там, где с машины
содралась краска, и на  ямочку на  бампере. Ямочка исчезла. Краска вернулась
на место.
     -- Вот вы и на дороге,  юная леди,  -- бросил ангел, вытащив Анафему из
папоротника. -- Ничего не сломали.
     Это было утверждение, не выражение надежды; на самом  деле мини-перелом
был, но Азирафаил не мог отказаться от возможности сотворить добро.
     -- У вас никаких огней не было, -- начала Анафема.
     -- И у вас, -- ответил Кроули виновато. -- Все честно.
     -- Астрономией интересуетесь? -- спросил Азирафаил, поднимая велосипед.
Различные  вещи  выкатились  из  корзинки  спереди  него.  Ангел  указал  на
сломанный теодолит.
     -- Нет, -- ответила Анафема. -- То бишь да. Посмотрите, что вы  сделали
с бедным старым "Фаэтоном".
     -- Простите? -- посмотрел на нее Азирафаил.
     -- С моим велосипедом. Он весь так согнут...
     --  Эти старые  машины такие  устойчивые, --  отозвался  ангел  весело,
протягивая Анафеме велосипед. Переднее колесо сверкало в лунном свете, такое
же совершенно круглое, как один из Кругов Ада.
     Она уставилась на велосипед.
     -- Ну, раз уж это улажено, -- бросил Кроули, -- думаю, лучше всего нам,
э. Э. Может, вы знаете, как проехать к Нижнему Тадфилду?
     Анафема все еще смотрела на свой велосипед. Она была почти уверена, что
у  него не было прикрепленного к седлу  мешочка с  набором починки проколов,
когда она отправилась в путь.
     -- Спуститесь с холма, и вы там, -- ответила она рассеянно. -- Это ведь
мой велосипед?
     -- Конечно,  --  кивнул  Азирафаил,  волнуясь, не слишком  ли далеко он
зашел.
     -- Просто я уверена, что у "Фаэтона" никогда насоса не было.
     Ангел опять выглядел виноватым.
     -- Но  место  для одного на нем  есть, -- указал он беспомощно.  -- Два
маленьких крючочка.
     -- С холма съехать, так? -- спросил Кроули, пиная ангела.
     -- Наверное, я головой ударилась, -- сказала девушка.
     -- Мы бы вас подвезли, -- проговорил  Кроули быстро, -- вот  только для
велосипеда нет места.
     -- Кроме рамы для багажа.
     -- У "Бентли" нет... А-а. Угу.
     Ангел  втащил  на  заднее  сиденье  рассыпавшиеся предметы из  корзинки
велосипеда и помог залезть оглушенной девушке.
     -- Никогда нельзя в стороне оставался, -- сказал он Кроули.
     --  Вашим, может, и нельзя. Мне  можно. У нас,  знаешь  ли, есть другие
заботы.
     Кроули свирепо глянул на новую раму. У нее были ремни из шотландки.
     Велосипед  поднялся  в  воздух и сам себя  закрепил. Потом Кроули залез
внутрь.
     -- Где вы живете, моя дорогая? -- текучим голосом спросил Азирафаил.
     -- И фонарей  не было у велосипеда. Были,  вернее, но такие, куда такие
двойные батарейки вставляют -- помутнели, и  я их сняла, -- говорила Анафема
задумчиво.
     Она свирепо взглянула на Кроули.
     -- У меня есть хлебный нож, знаете ли, -- бросила она. -- Где-то.
     Азирафаила, судя по виду, шокировало подразумеваемое.
     -- Мадам, я вас уверяю...
     Кроули  включил фары. Ему они не нужны были, чтобы  видеть,  но  другие
люди  на дороге  меньше нервничали, когда он  их  включал. Потом он спокойно
поехал к  подножию холма.  Дорога вышла  из  леса и после пары сотен  ярдов,
достигла границы деревни средних размеров.
     Знакомо  это  все  ему было. Одиннадцать лет  прошло, но это  место  он
смутно припоминал.
     -- Тут больницы нет? -- спросил он. -- Монашками управляемой?
     Анафема пожала плечами.
     --  Нет вроде,  --  ответила  она.  --  Единственное  большое место  --
Тадфилдское Поместье. Не знаю, что там происход