й победе,  командующий  велел  прогнать
сквозь строй.
   Те, кто раньше отговаривал Шамиля от сражения  с  многочисленным  войском
Воронцова, теперь спешили обрадовать его вестью о  том,  что  неприступность
пришельцев исчезла и погасла их мощь.
   Путь к отступлению был отрезан. Но  и  в  Анди  оставаться  было  нельзя.
Холод, голод и пули мюридов  грозили  огромному  отряду  бесславным  концом.
Воронцов не пал духом и решил идти дальше - на ставку Шамиля в Дарго.
   Перевалив через высокий хребет Речел его войска вступили в леса  Ичкерии,
где их ждали еще более тяжелые испытания, чем в горах Дагестана.
   В лесной войне Шамиль  применял  "стратегию  удава".  Отряды  противника,
преодолевая  многочисленные  завалы,  под  перекрестным  огнем,  с  большими
потерями втягивались в чрево дремучих лесов, где их  рассекали  на  части  и
уничтожали. Как писал очевидец, "ичкерийские леса -  это  ужасная  крепость.
Неприятель из-за каждого  дерева  несет  смерть,  оставаясь  сам  не  только
неуязвимым, но и невидимым".
   Но силы Воронцова были еще столь велики, что, несмотря на тяжелые потери,
им удалось выйти к Дарго.
   7 июля столица Имамата была занята. Однако от самой столицы осталось лишь
название. Пустынное пепелище стало  наградой  Воронцову  за  все  лишения  и
потери. А к остову бывшего  имамского  дома  была  прибита  неведомо  откуда
взявшаяся картинка с изображением Наполеона в горящей Москве.  Этот  сюрприз
поверг Воронцова в мрачные предчувствия, которые скоро начали оправдываться.
   Воронцов, в точности исполнивший приказ государя,  терпел  сокрушительное
поражение.
   К окружившим его мюридам прибывало  все  новое  ополчение,  вдохновленное
невиданными победами. Казалось, из чрева  этого  гигантского  удава  уже  не
выбраться.
   Авангард под командованием генерал-майора И.  Лабинцева  переправился  на
левый  берег  реки  Аксай,  заняв  села  Белгатой  и  Центорой,   но   после
многочисленных контратак горцев вынужден был вернуться в Дарго.
   Тогда было решено попытаться выкрасть младшего сына Шамиля Магомеда-Шапи,
надеясь этим принудить имама [171] расчистить путь к отступлению. К  хозяину
дома, в котором остановилась после ухода из Дарго семья Шамиля,  был  заслан
его родственник, которому обещали нескольких мерок золота, если  он  поможет
выкрасть мальчика. План почти  удался,  Магомед-Шапи,  игравший  в  лесу  со
своими друзьями, зашел слишком далеко. Там его уже  поджидали  похитители  с
оседланными лошадьми.  Почувствовав  неладное,  сын  Шамиля  стал  звать  на
помощь, а его друзья побежали  в  село  и  рассказали  о  случившемся.  Люди
бросились на помощь и вырвали Магомеда-Шапи почти из рук похитителей.
   Шамиль отправил семью в более  безопасное  место.  А  затем,  на  виду  у
Воронцова, демонстративно производил маневры и церемониальные  марши  своего
"русского батальона" под сопровождение военных барабанов  и  флигель-горнов.
Узнав бывших подчиненных и не снеся насмешки, командиры бросились в атаку на
перебежчиков, но были отброшены.
   Положение Воронцова становилось все более угрожающим. Высланный в лес для
встречи транспорта с продовольствием и боеприпасами отряд Клюки фон Клюгенау
попал в засаду и понес большие потери. Остатки транспорта чудом пробились  к
главным силам, бросив большую часть имущества и три орудия.
   Положение стало критическим. Воронцов сжег палатки, закопал пушки и начал
отступление. Он решил пробиваться вниз  по  течению  Аксая  к  Герзель-аулу,
откуда к нему на выручку выступил отряд Фрейтага.
   13 июля войска наместника форсировали Аксай и с непрерывными боями  пошли
вниз через Белгатой, Центорой, Шуани, Урдали и  Алерой.  На  этом  пути  все
ужасы лесных боев повторились, но с той существенной  разницей,  что  теперь
войска отступали, а горцы их преследовали  и  беспрепятственно  нападали  со
всех сторон. "Убивали их и валили, как сжатые снопы и срубленные деревья", -
писал хронист Шамиля. Не менее ужасную картину рисовал  очевидец  из  отряда
Воронцова:  "Около  едва  только  прочищенных  завалов  образовались  новые,
составленные из трупов людей и  лошадей,  сваленных  одни  на  другие".  Уже
женщины и дети вступали в дело, отбирая  у  обессилевших  солдат  лошадей  и
имущество. И был даже уведен в чащу мул, на котором везли казну отряда.
   Во всем отряде обороняли теперь лишь ослабшего Воронцова, которого  несли
в железном сундуке. Холод и голод превратили отступление в сплошной  кошмар.
Для большинства пищей стали сок деревьев  да  дикие  коренья.  Если  у  кого
оказывался початок кукурузы, за него предлагали  боль[172]  шие  деньги,  но
никто не хотел  быть  богатым  трупом.  Когда  отряд  уже  не  в  силах  был
двигаться, устраивали стоянки, чтобы отдохнуть и собрать уцелевших.
   На одной из таких стоянок пропала корова, которую специально держали  для
Воронцова, нуждавшегося в свежем молоке. Оказалось, что  корову  зарезали  и
съели ширванские милиционеры во главе  со  своим  начальником  Джавад-ханом.
Опасаясь расправы за содеянное и считая дело конченым, Джавад-хан  нанял  за
100 золотых монет проводника, который тайными тропами вывел его из леса.
   Спасение пришло нежданно. Шамиль получил известие  о  смерти  своей  жены
Патимат. Он должен был торопиться на похороны, но  опасался,  что  без  него
Воронцов может выскользнуть из лесной западни. Наибы убедили  имама,  что  и
сами справятся и что полный разгром Воронцова неизбежен.
   Весть о том, что Шамиль покинул место битвы, в лагере Воронцова встретили
с ликованием.
   18 июля к Воронцову сумел пробиться  Фрейтаг  с  семью  батальонами,  300
казаками и при 13 орудиях. Блокада была прорвана, и 20  июля  остатки  войск
добрались до Герзель-аула.
   Роберт Фрейтаг был сыном немецкого пастора, начал  службу  прапорщиком  в
1821 году, участвовал в Польской кампании 1831 года, а в 1838 году попал  на
Кавказ уже старшим адъютантом штаба Кавказского корпуса. Здесь он командовал
войсками на Лезгинской кордонной линии, затем Куринским егерским полком, а с
1842 года - 2-й бригадой 20-й пехотной дивизии.  За  спасение  Воронцова  он
получил чин генерал-лейтенанта.
   Экспедиция Воронцова, вошедшая в историю  под  названием  "Сухарной"  или
"Даргинской", стоившая 3631 человек  убитыми,  множества  пленных,  огромных
материальных потерь и не принесшая никакой пользы, закончилась.
   Оплакивая  своих  генералов  Пассека,  Викторова,  Фока  и  Василевского,
Воронцов горестно вздыхал: "Грозил мне шайтан Шамиль, и дело вышло так,  как
он сказал".


   Вернувшегося в Тифлис Воронцова ждало новое огорчение. В придуманный  еще
Нейдгардтом открытый для всех почтовый ящик его канцелярии  было  подброшено
анонимное  письмо,  в  котором  говорилось:  "Эй  ты,  собака  Воронцов!  Да
переломает Аллах ноги твои, отсечет руки твои, ослепит глаза твои и  сделает
немым язык твой. Ты навлек на нас несчастье. Из-за твоего злополучия пали на
нас пять [173] бедствий. Ты погубил большинство наших мужчин,  загнав  их  в
место гибели. На нас напала холера. Налетели на нас тучи саранчи и  навлекли
на нас голод. Произошло сильное  землетрясение,  которым  разрушены  дома  и
некоторые селения. Нас обрадовали твоим прибытием и мы,  радуясь  тебе,  зря
истратили три миллиона". Авторов письма так и не  нашли,  а  содержание  его
стало широко известно.
   Представ перед императором,  Воронцов  ожидал  гневной  отповеди.  Однако
Николай был милостив, возвел Воронцова в княжеское достоинство и оставил  на
прежних должностях.
   Растроганный Воронцов просил царя о  прощении  и  предлагал  вернуться  к
системе Ермолова. Николай и его Генеральный штаб согласились, что следует на
время воздержаться от крупных экспедиций  и  принять  за  правило  неспешное
продвижение в горы, надежно утверждаясь на занятых позициях.



   ВЕДЕНО

   После уничтожения Нового Дарго Шамиль не захотел возвращаться на пепелище
и решил построить новую столицу Имамата. Выбирая место  для  ее  устройства,
Шамиль остановился на ровном месте посреди лесов, у реки Хулхулу, неподалеку
от ичкерийского села Ведено. Земля была выкуплена у ее владельцев,  и  скоро
здесь развернулось грандиозное строительство  новой  столицы.  Она  получила
название Дарго-Ведено или просто Ведено.
   Был составлен план  поселения,  сделаны  чертежи  построек  с  учетом  их
будущего назначения.
   Все поселение, наподобие форта, было  выстроено  не  из  камня,  как  это
делалось в Дагестане, а из дерева. Столица была  окружена  глубоким  рвом  с
подъемными мостами, высоким валом  и  крепким  забором  с  часовыми.  Внутри
помещалось множество разных построек, в том числе и сама  резиденция  имама.
Последняя, по горским понятиям, была настоящей крепостью, в  центре  которой
стоял сам дворец Шамиля.
   Дворец имама  представлял  собой  почти  правильный  квадрат,  обнесенный
высоким забором. У ворот стояла стража, не пропускавшая вовнутрь никого  без
особого разрешения.
   Шамиль жил в двухэтажном флигеле из трех  комнат  и  крытой  галереей  по
периметру. Вокруг, вдоль забора, располагались комнаты жен и детей,  которые
были самыми большими, а также комнаты  тещи  Шамиля  и  воспитательницы  его
детей. Сюда от флигеля Шамиля были проложе[174]  ны  деревянные  тротуары  в
виде подмостков, служившие защитой от грязи.
   С комнатами жен соседствовали кухня и столовая, буфет,  пекарня,  чуланы,
помещение с бассейном и фонтанами. Здесь же была и  семейная  кладовая,  где
стояли цагуры - резные лари для муки, хранились продукты и вялилось мясо.
   Отдельные  помещения  бьши  отведены  для  содержания  высокопоставленных
пленников и заложников.
   Все комнаты имели камины, двери, выходившие на общую галерею, и небольшие
окна. Стекла имелись лишь в окнах Шамиля и его жен, остальные  бьши  закрыты
промасленной бумагой.
   Мебель заменяли полки вдоль стен, на которых хранилась  домашняя  утварь,
одежда и постельные принадлежности. Полы бьши покрыты войлочными паласами  и
домоткаными коврами. У дверей в галерее  стояли  большие  кувшины  с  водой,
черпаки и тазы для умывания. В дальнем левом углу двора находилась конюшня.
   Справа от входа был выстроен  просторный  кабинет,  где  Шамиль  принимал
гостей. Он же служил местом для высоких  собраний,  суда  и  канцелярией.  С
кабинетом сообщалась кунацкая - нечто вроде гостиницы  для  приезжих.  Рядом
размещалось и двухэтажное здание  казны  Имамата,  где  хранились  деньги  и
драгоценности.
   Все эти постройки охватывала  еще  одна  стена,  замыкавшаяся  караульным
помещением, рядом с которым находился и арсенал с  различным  вооружением  и
амуницией.
   Последняя, самая высокая стена с караульными службами по углам  обрамляла
уже всю столицу и была обнесена глубоким рвом, который при необходимости мог
заполняться водами реки Хулхулу. Через саму же столицу был проведен от  реки
подземный канал с несколькими фонтанами, из которых население столицы  брало
воду.
   Позади резиденции Шамиля располагался квартал  с  домами  мюридов.  Перед
резиденцией находились  государственные  учреждения  и  дома  телохранителей
имама. А слева, за подземным каналом, мечеть с высоким минаретом. При мечети
была школа-медресе.  Перед  мечетью  располагался  базар.  Вокруг  было  еще
несколько  кварталов  с  домами   мюридов.   Позади   мечети   стояли   дома
руководителей государства и главных мюридов -  мудиров.  Бьши  в  столице  и
тюремные помещения с ямами.
   Справа от столицы, по течению реки, был устроен пороховой завод, мельницу
и 24 огромные ступы  которого  приводили  в  движение  воды  Хулхулу.  Таким
образом произво[175] дилось до 200 пудов пороха в  год.  Там  же  находились
пороховые погреба и  мастерские  оружейников.  Рядом  раскинулось  поселение
горцев.
   С  другой  стороны  столицы,  рядом  с  древним  курганом,  располагалась
"русская   слобода"   с   церковью   для    православных,    костелом    для
поляков-католиков и молитвенным  домом  раскольничьей  общины.  Со  временем
здесь образовалась целая деревня с избами, где жили беглые солдаты.
   Там же был  устроен  "пушечный  двор",  где  отливались  орудия  и  ядра.
Зачастую большие трофейные медные  пушки  превращались  в  несколько  легких
горных. При нехватке металла в дело употреблялись  тазы,  кувшины  и  прочая
медная утварь. Ядра отливались из тех же трофейных чугунных пушек.  Делались
ядра  и  из  камней.  Были  здесь   и   другие   мастерские   ремесленников,
изготовлявших различные военные принадлежности.
   Принявшие ислам солдаты могли жениться на горянках, остальные  устраивали
быт по своему желанию. Православные добывали себе жен  в  набегах.  А  порой
сюда являлись целые семейства казаков с просьбой принять их  на  жительство.
Шамиль  принимал  всех,  помогал  обустраиваться,  давал  работу  и   землю.
Мастеровые получали от Шамиля хорошее жалованье.
   Понимая, что жизнь без развлечений превратит Ведено в подобие  монастыря,
Шамиль учредил соревнования в борьбе, стрельбе,  метании  камня,  прыжках  и
других видах горских состязаний. Главным же зрелищем были скачки, к  которым
горцы питали врожденную склонность. Призы лучшим джигитам  Шамиль  установил
из собственных средств. Победители  получали  десять,  пять  или  три  рубля
серебром, а если победителем становился мюрид - то ему полагался бык.  Кроме
природного пристрастия, Шамиль видел в скачках средство побуждения горцев  к
более тщательному уходу за лошадьми.
   В окрестностях  Ведено  регулярно  проводились  учения,  испытания  новых
орудий и снарядов.



   ЖЕНИТЬБА НА ЗАГИДАГ

   Победа над Воронцовым принесла Шамилю громкую славу. О несокрушимом вожде
горцев заговорили в Европе и на Востоке.
   Но горечь потери любимой жены,  многие  годы  делившей  с  ним  победы  и
поражения, затмила радость триумфа. Патимат оставила  ему  троих  сыновей  и
двух дочерей. Сыновья уже  [176]  подросли,  старший  все  еще  находился  в
заложниках у царя. А две дочери - 4-летняя Написат и Патимат, которой еще не
было и года, - нуждались в заботе и попечении.
   Шуайнат,  едва  свыкшаяся  с  беспокойной  горской   жизнью,   с   трудом
управлялась в доме Шамиля. К тому же она была  единственной  женой,  которой
позволялось навешать Шамиля на театрах военных действий. Ее выезды к  Шамилю
сами по себе были боевой операцией. Укутанную в чадру и платки Шуайнат везли
под сильным конвоем, охраняя пуще имамской казны. По прибытии на  место  для
нее разбивали особый шатер и давали знать Шамилю.
   Но все понимали, что с уходом Патимат дом  лишился,  как  говорят  горцы,
опорного столба. Начали поговаривать о том, что имаму следует  жениться  еще
раз. Что домом должна заниматься настоящая горянка.
   Когда в новой  столице  поселился  и  шейх  Джамалуддин  Казикумухский  с
семьей, Шамиль обратил внимание на дочь своего наставника Загидат. Ей  тогда
только исполнилось 16 лет, но  это  была  девушка  замечательная  во  многих
отношениях. От отца она  унаследовала  ум  и  проницательность,  благородный
облик,  была  необычайно  образованна,  читала  наизусть   Коран   и   могла
соперничать с учеными-алимами в знании богословских наук.
   Шейх согласился отдать  дочь  за  Шамиля.  Шуайнат  не  возражала.  Кроме
прочего этот брак стал благом и в политическом смысле: женой  аварца  Шамиля
стала лачка, да к тому  же  наследница  семьи  Пророка.  Многонациональность
Имамата укреплялась кровно и духовно. Скромная свадьба состоялась в середине
1846 года.
   Молодая жена оказалась  к  тому  же  весьма  сметливой  и  расторопной  в
житейских делах. Вскоре в ее крепких руках оказались все ключи дома,  а  быт
обрел размеренность и твердые правила.
   Шуайнат с радостью уступила  ей  право  называться  старшей  женой,  хотя
Загидат была намного ее  моложе.  Себя  Шуайнат  не  без  оснований  считала
любимой женой Шамиля, и это  положение  было  ей  несравненно  дороже  права
руководить хозяйством большого имамского дома.



   ПОХОД В КАБАРДУ

   Шамиль прилагал усилия для привлечения в Имамат горцев Западного Кавказа.
Уже не раз являлись к нему  посланцы  от  черкесских  народов,  балкарцев  и
ингушей, заверяя, [177] что с появлением отрядов Шамиля население  поголовно
восстанет и перейдет на его  сторону.  Даже  некоторые  князья,  недовольные
царскими порядками, согласны были принять шариат и влиться со своими  людьми
в государство Шамиля.
   Западный Кавказ, вплоть до Черного моря, был охвачен  волнениями:  народы
восставали против выселения их с родных мест, выходили из  подчинения  своим
дворянам и требовали полного равенства по примеру Имамата.  В  ответ  бывшие
владельцы  просили  царские  власти  вернуть  чернь  в  прежнее   состояние.
Подавление  одного  восстания  приводило  к  уже  повсеместным  волнениям  с
изгнанием дворян и конфискацией их собственности.
   16 апреля 1846 года во главе почти 20-тысячного отряда Шамиль двинулся  в
Кабарду.  Используя  благоприятную  ситуацию,  он  намеревался  поднять   на
совместную борьбу Западный Кавказ и перерезать Военно-Грузинскую дорогу.
   В этот период происходила передислокация войск царской армии: одни  части
расформировывались, другие выводились в Россию и заменялись свежими частями.
В возникшей неразберихе поход Шамиля оказался полной неожиданностью.
   Попытки усилить гарнизоны Сунженской линии успехом не  увенчались.  Отряд
Шамиля пробился через линию и вошел в Кабарду. И в который уже раз положение
спас вездесущий Фрейтаг, взявший инициативу на себя. Собрав еще дееспособные
части он бросился преследовать Шамиля.
   Командование приняло экстраординарные меры  для  удержания  населения  от
присоединения к Шамилю: знать пошла на значительные уступки крестьянам, были
отменены наиболее тяжкие повинности, а агентура не жалела денег на подкупы.
   В  результате,  вопреки  заверениям  своих  посланцев,   основная   часть
населения имама не поддержала, отказывая мюридам даже в провианте и  фураже.
Вместо  повстанцев  к  Шамилю  явился  один  из   почитаемых   предводителей
кабардинцев. Он подарил имаму прекрасного скакуна и дал понять,  что  Шамилю
лучше вернуться обратно. К тому же возникла реальная опасность  окружения  и
отряд имама мог оказаться в ловушке. Чтобы не оказаться отрезанным от  своих
основных сил в Имамате и успеть к переправам прежде  царских  войск,  отряду
Шамиля пришлось совершить стремительный бросок назад. За  полтора  дня  было
преодолено расстояние в 140 верст.
   Однако  переправа  на  Тереке  оказалась   занятой   отрядом   полковника
Меллера-Закомельского. На открытие  перепра[178]  вы  была  брошена  конница
Хаджи-Мурада,  которая  оттеснила  противника  и  позволила   отряду   имама
благополучно перейти реку.
   С тех пор Шамиль начинал новые походы, полагаясь  только  на  собственные
силы.



   БОИ ЗА АКУША-ДАРГО

   После  неудачного  похода  на  северо-запад  Шамиль  начал  кампанию   на
юго-востоке. В начале октября с отрядом в 20 тысяч  человек  он  вторгся  на
территорию Даргинского округа, граничившего с Имаматом в Среднем Дагестане и
сохранявшего  относительный  нейтралитет   в   военных   действиях.   Шамиль
переправился через реку Кара-Койсу и занял крупные даргинские села Цудахар и
Хаджал-махи.
   Часть отряда во главе с Даниял-беком направилась в верхние тсазикумухские
общества для  отражения  возможного  появления  Самурского  отряда  генерала
Аргутинского, а сам Шамиль углубился в даргинские земли, занимая  одно  село
за другим. И повсюду находились желающие влиться в отряды имама.
   12 октября Шамиль занял саму Акушу и назначил управляющим  кадием  своего
сторонника Абакара-Хаджи. Восстание разрасталось и к нему  уже  готово  было
примкнуть население Приморского Дагестана.
   Остановил  Шамиля  командующий  войсками  в  Северном  Дагестане  генерал
Бебутов. Его отряд стремительно выдвинулся к  аулу  Аймаки,  выбил  из  него
мюридов, занял большое село Лаваши и 15 октября подступил