ть на  себя
миссию очистителя веры и освободителя страны.
   Видя   в   Магомеде   воплощение   своих    надежд    и    считая,    что
"отшельников-мюридов можно найти много: хорошие же военачальники и  народные
предводители  слишком  редки",  Ярагинский  наделил  его   духовной   силой,
восходящей к самому Пророку, и благословил на борьбу.
   Обращаясь ко всем своим последователям, Ярагинский  велел:  "Ступайте  на
свою родину, соберите народ. Вооружитесь и идите на газават".
   Молва о том, что Магомед получил разрешение шейха на газават, всколыхнула
весь Дагестан. Число последователей Магомеда стало неудержимо расти.
   Царские власти решили положить конец деятельности шейха. Он был арестован
и отправлен в Тифлис. Но, в очередной раз  явив  свою  необыкновенную  силу,
шейх легко избавился от пут и укрылся в Табасаране. Вскоре затем он появился
в Аварии, обеспечивая духовную поддержку ширящегося восстания.
   В  том  же  1830  году  в  аварском   ауле   Унцукуль   состоялся   съезд
представителей народов Дагестана. Ярагинский выступил с  пламенной  речью  о
необходимости совместной борьбы против завоевателей и их  вассалов.  По  его
предложению Магомед был избран имамом - верховным  правителем  Дагестана.  К
его имени теперь добавлялось  "Гази"  -  воитель  за  веру.  Шейх  наставлял
избранника: "Не будь поводырем слепых, но стань предводителем зрячих".
   Принимая имамское звание, Гази-Магомед воззвал: "Душа  горца  соткана  из
веры и свободы. Такими уж создал нас Всевышний.  Но  нет  веры  под  властью
неверных. Вставайте же  на  священную  войну,  братья!  Газават  изменникам!
Газават предателям! Газават всем, кто посягает на нашу свободу!" [50]
   Во время подготовки и проведения съезда в  Унцукуле  Шамиль,  по  обычаю,
остановился в доме кунака  своего  отца  -  известного  лекаря  Абдул-Азиза.
Осмотрев раны, полученные Шамилем в Хунзахском  деле,  лекарь  нашел  их  не
опасными, но требующими покоя и лечения. Шамиль вежливо отказался,  ссылаясь
на нехватку времени. Тогда Абдул-Азиз приготовил снадобья, которые могли  бы
хоть немного заменить более радикальные средства. Однако Шамиль  забывал  их
пить, поглощенный более интересными делами. Но вскоре он стал замечать,  что
вместо кефира или бульона, подаваемого дочерью Абдул-Азиза другим гостям,  в
его чаше оказывались настои целебных трав. Он стал наблюдать  за  Патимат  -
дочерью лекаря, пытаясь понять, как ей удается  сделать  это  незаметно  для
других. Он так и не раскрыл эту маленькую  загадку,  зато  иное  таинство  -
любовь - овладело им с неодолимой силой. Очарованный красавицей Патимат,  он
уже начал подумывать о более серьезном и долгом лечении в доме  Абдул-Азиза.
Почувствовав, что это сладкое  наваждение  способно  серьезно  помешать  его
бурной деятельности  как  ближайшего  сподвижника  имама,  Шамиль  решил  не
отказываться ни от одного,  ни  от  другого.  Выход  был  один  -  жениться.
Родители Шамиля несказанно обрадовались, узнав о намерении сына. Они все еще
надеялись,  что  семейная  жизнь   умерит   в   Шамиле   пыл   общественного
переустройства. Денгав устроил пышную по горским меркам свадьбу,  созвав  на
нее множество гостей. Но Шамиль и Гази-Магомед  сумели  и  ее  превратить  в
народный сход для пропаганды своих идей.



   РОЗЕН СМЕНЯЕТ ПАСКЕВИЧА

   В апреле 1831 года Паскевич был срочно  отозван  с  Кавказа  и  послан  в
Польшу заменить Дибича. Генерал успел  отличиться  на  Балканах,  получил  к
графскому титулу приставку "Забалканский" и в  должности  главнокомандующего
подавлял польское восстание, но, не доведя дела до конца, умер от холеры.
   Дибича настигла волна  эпидемии,  вспыхнувшей  в  "аракчеевских"  военных
поселениях и приведшей к "холерным бунтам". Уверенные, что  смертельный  мор
наслан "их благородиями" докторами для истребления отслуживших свое  солдат,
поселяне убивали военных врачей, громили и жгли лазареты, поднимали бунты  и
ударялись в бега.
   Печальную участь Дибича разделил и великий князь Константин,  надеявшийся
укрыться в Польше от беспокой[51]  ной  российской  жизни,  но  не  сумевший
отгородиться от эпидемии.
   Паскевич довершил успехи Дибича,  взял  Варшаву,  навел  повсюду  жесткий
порядок, сильно пошатнувшийся после либеральных экспериментов Александра  I,
получил титул светлейшего князя Варшавского и должность  наместника  Царства
Польского. Восстание было  разгромлено  окончательно.  Главари  и  зачинщики
сурово наказаны, а их  соратники  сосланы  в  Сибирь  и  на  Кавказ.  Многие
повстанцы бежали  во  Францию  и  Турцию,  где  образовали  правительство  в
изгнании и употребляли все силы на организацию новых  восстаний.  Изгнанники
сочувствовали  освободительному  движению  горцев,  часть  из  них,  как   и
множество сосланных на Кавказ, оказалась позже в рядах армии горцев.
   Вместо   Паскевича    командиром    Отдельного    Кавказского    корпуса,
главноуправляющим гражданской частью  и  пограничными  делами  был  назначен
барон генерал от инфантерии Григорий Розен.
   Изучив положение дел на Кавказе, Розен счел  идеи  Паскевича  о  введении
гражданского управления делом несбыточным и  решил  вернуться  к  управлению
военному.
   Административное деление  тоже  претерпело  изменения:  теперь  край  был
разделен на две главные части: западную - под названием Грузино-Имеретинской
губернии, и восточную - названную Каспийской областью.



   ПОХОДЫ ГАЗИ-МАГОМЕДА

   При Розене были начаты широкомасштабные военные действия  против  отрядов
имама по всему Дагестану.
   Собрав сильный отряд  мюридов,  Гази-Магомед  спустился  на  плоскость  и
построил укрепление в урочище Чумескент. Отсюда он призвал народы  Дагестана
объединиться для совместной борьбы за свободу и независимость.  Главным  его
советником и военным командиром стал Шамиль.  Первые  стычки  с  регулярными
царскими войсками принесли горцам первые победы. Гази-Магомед взял Параул  -
резиденцию шамхала Тарковского. 25 мая 1831 года он осадил крепость  Бурную.
Но взрыв порохового  погреба,  унесший  сотни  жизней,  и  прибытие  царских
подкреплений вынудили Гази-Магомеда отступить.
   Мощи царских войск  имам  противопоставил  свое  нововведение  -  тактику
стремительных малых походов. Неожиданно для всех он совершил бросок в Чечню,
где с отрядом [52] своего сторонника Ших-Абдуллы осадил Внезапную - одну  из
главных царских крепостей на  Кавказе.  Горцы  отвели  от  крепости  воду  и
держали блокаду, отбивая вылазки  осажденных.  Только  прибытие  7-тысячного
отряда  генерала  Г.  Эммануэля  спасло  осажденных.  Эммануэль  преследовал
Гази-Магомеда, разрушая по пути аулы, но попал в окружение и был разбит  при
отступлении в Ауховских лесах.  Сам  генерал  был  ранен  и  вскоре  покинул
Кавказ.
   Гази-Магомед тем временем атаковал  укрепления  на  Кумыкской  плоскости,
поджигал нефтяные колодцы вокруг Грозной и рассылал эмиссаров, чтобы поднять
на борьбу горцев Кабарды, Черкесии и Осетии.
   В августе 1831 года Гази-Магомед совершил рейд на юг и осадил Дербент. На
помощь дербентскому гарнизону двинулся генерал Коханов.
   В ответ Гази-Магомед совершил стремительный переход через  горы,  прорвал
Кавказскую пограничную  линию  и  захватил  крепость  Кизляр.  Среди  прочих
трофеев горцы увезли в горы много железа, которого им  так  не  хватало  для
изготовления оружия.
   Прорыв линии вызвал чрезвычайное неудовольствие Николая I.
   Для решительного натиска на восставших  было  решено  усилить  Кавказский
корпус частями, освободившимися после  подавления  восстания  в  Польше.  Но
привычная тактика  не  давала  в  горах  желаемого  результата.  Значительно
уступая отрядам Розена по численности, горцы превосходили их в маневренности
и умении использовать местность. Поддерживало  их  и  население.  На  помощь
имаму прибывали все новые  партии  вооруженных  горцев.  В  ряды  восставших
вставали не только простые горцы, бывшие рабы или крепостные, но и известные
в народе люди.
   Одним из первых поддержал имама Гамзат-бек Гоцатлинский, происходивший из
рода аварских  беков  -  чанка  (рожденный  от  брака  с  женщиной  простого
происхождения). В первом походе  на  Хунзах  Гамзат-бек  был  среди  главных
сподвижников Гази-Магомеда.  Когда  джаро-белоканцы,  жившие  за  Кавказским
хребтом, восстали и призвали на помощь имама, он направил к ним  Гамзат-бека
с отрядом мюридов. Гамзат-бек действовал весьма  удачно  и  захватил  четыре
пушки. Ему удалось сдержать двигавшиеся с юга на Дагестан царские  войска  и
даже угрожать царской администрации  в  Грузии.  Но  рано  наступившая  зима
засыпала снегом горные  перевалы  и  сделала  невозможным  его  возвращение.
Надеясь выиграть время, Гамзат-бек вступил в  перего[53]  воры  и  явился  в
крепость Закатаны. Однако генерал Стрекалов задержал его под предлогом,  что
такие переговоры может вести лишь главнокомандующий, и отправил  Гамзат-бека
под усиленной охраной в Тифлис, где он  и  был  арестован.  Через  несколько
месяцев  за  пленного   вступился   Аслан-хан   Казикумухский.   Гамзат-бека
отпустили, но оставили в заложниках его племянника. Хан с  почестями  принял
Гамзат-бека, на которого имел свои виды. С его помощью он надеялся отомстить
хунзахской ханше Баху-бике, которая оскорбила  Аслан-хана,  отдав  обещанную
его сыну дочь в дом шамхала Тарковского.
   Гамзат-бек некоторое время жил у себя в Гоцатле. Когда же  пришла  весть,
что племянник его бежал, но, пробираясь  в  Дагестан,  замерз  на  одном  из
перевалов Кавказского хребта, Гамзат-бек вновь включился в борьбу на стороне
Гази-Магомеда.



   ПЫЛАЮЩИЙ КАВКАЗ

   В начале 1832 года восстания охватили Чечню, Джаро-Белоканы  и  Закаталы.
Гази-Магомед укрепился в Чечне,  откуда  совершал  нападения  на  укрепления
пограничной линии. Вскоре  его  отряды  уже  угрожали  крепостям  Грозная  и
Владикавказ. При атаке на последнюю в коня имама попало  ядро.  Гази-Магомед
был тяжело контужен. Когда спросили, кто  будет  после  него,  Гази-Магомед,
ссылаясь на виденный сон, ответил: "Шамиль.  Он  будет  долговечнее  меня  и
успеет сделать гораздо больше благодеяний  для  мусульман".  Это  никого  не
удивило, потому что Шамиль  был  не  только  ближайшим  сподвижником  имама,
признанным ученым, талантливым военачальником и выдающимся организатором, но
давно уже стал и народным любимцем.
   В том же году Розен предпринял большой поход против  имама.  Соединившись
на реке Ассе с отрядом генерала А. Вельяминова, он прошел с запада на восток
всю Чечню, разоряя восставшие села и  беря  штурмом  укрепления  горцев,  но
добраться до имама так  и  не  смог.  Тогда  Розен  решил  сменить  тактику,
вернулся в Темир-Хан-Шуру и оттуда снарядил крупную экспедицию  к  Гимрам  -
родине имама.
   Как Розен и предполагал,  Гази-Магомед  не  замедлил  явиться  к  родному
очагу. Он даже велел бросить большой  обоз  с  трофеями,  который  сдерживал
движение отряда. "У хорошего воина карманы должны быть пусты, - считал °н. -
Наша награда у Аллаха". Прибыв  к  Гимрам  на  не[54]  сколько  дней  раньше
неприятеля, имам принялся спешно укреплять подступы  к  аулу.  Теснина  была
перегорожена каменными стенами,  на  уступах  скал  были  устроены  каменные
завалы. Гимры являли собой  неприступную  крепость  и  горцы  полагали,  что
проникнуть сюда может лишь дождь.
   В ауле остались только те, кто  способен  был  держать  в  руках  оружие.
Старики  красили  хной  седые  бороды,  чтобы  издали  походить  на  молодых
джигитов. Семьи и имущество гимринцев были переправлены в другие аулы.  Жена
Шамиля Патимат, с годовалым сыном Джамалуддином, названным Шамилем  в  честь
своего учителя, укрылась в Унцукуле, в доме отца. Там  же  укрылась  и  жена
Гази-Магомеда - дочь шейха Ярагинского.
   10 октября 1832 года войска Розена подступили к Гимрам.  Сквозь  туман  и
гололедицу, теряя на крутых горных тропах людей, лошадей и пушки,  передовой
отряд  Вельяминова  сумел  подняться   на   окружающие   Гимры   высоты   со
значительными силами.
   Имаму было предложено сдаться. Когда он отказался, начался тяжелый штурм.
С окружающих высот беспрерывно палили пушки. Мюриды отразили множество атак,
но силы были слишком неравны. После ожесточенного боя Гимры были взяты.
   Отряд Гамзат-бека шел на подмогу имаму, но был атакован из  засады  и  не
смог помочь осажденным.



   ГИМРИНСКАЯ БАШНЯ

   Гази-Магомед и Шамиль с немногими уцелевшими мюридами  решили  защищаться
до последней возможности и засели  в  башне,  построенной  после  хунзахской
битвы, у которой Гази-Магомед предсказал свою гибель.
   Войска Розена обстреливали башню со всех сторон, а  смельчаки  взобрались
на крышу, пробили в ней  дыры  и  бросали  внутрь  горящие  фитили,  пытаясь
выкурить  мюридов.  Горцы  отстреливались,  пока  их  оружие  не  пришло   в
негодность. Вельяминов велел подтащить пушки прямо к башне и расстреливал ее
почти в  упор.  Когда  двери  были  разбиты,  Гази-Магомед  засучил  рукава,
подоткнул за пояс полы черкески и улыбнулся, потрясая саблей: "Кажется, сила
не изменила еще молодцу. Встретимся перед  судом  Всевышнего!"  Имам  окинул
друзей прощальным взглядом и бросился из башни на  осаждавших.  Увидев,  как
частокол штыков пронзил имама, Шамиль воскликнул:  "Райские  гурии  посещают
[55] мучеников раньше, чем их покидают души. Возможно, они уже  ожидают  нас
вместе с нашим имамом!" Шамиль изготовился к прыжку, но прежде  выбросил  из
башни седло. В суматохе солдаты начали стрелять по нему  и  колоть  штыками.
Тогда Шамиль разбежался и выскочил из башни с  такой  нечеловеческой  силой,
что оказался позади кольца солдат. Сверху бросили  тяжелый  камень,  который
разбил Шамилю плечо, но он сумел зарубить оказавшегося  на  пути  солдата  и
бросился бежать. Стоявшие вдоль  ущелья  солдаты  не  стреляли,  потрясенные
такой дерзостью и опасаясь попасть в своих. Один все же  вскинул  ружье,  но
Шамиль увернулся от пули и раскроил ему череп. Тогда другой сделал  выпад  и
всадил штык в грудь Шамиля. Казалось, все было кончено. Но Шамиль  схватился
за штык, притянул к себе солдата и свалил его  ударом  сабли.  Затем  вырвал
штык из груди и вновь побежал. Вслед затрещали  запоздалые  выстрелы,  а  на
пути его встал офицер. Шамиль выбил шашку из его рук, офицер стал защищаться
буркой, но Шамиль изловчился и  проткнул  противника  саблей.  Потом  Шамиль
пробежал еще немного, но силы стали  покидать  его.  Услышав  приближающиеся
шаги, он обернулся, чтобы нанести последний удар. Но оказалось,  что  Шамиля
догонял юный гимринский муэдзин, который выпрыгнул из башни вслед за  ним  и
остался  невредимым,  так  как  осаждавшие  были  отвлечены  Шамилем.  Юноша
подставил  обессилевшему  Шамилю  плечо,  они  сделали  несколько  шагов   и
бросились в пропасть.
   Когда солдаты добрались до края пропасти, открывшаяся перед ними  картина
была  столь  ужасной,  что  дальнейшее  преследование   представлялось   уже
бессмысленным. Один из солдат бросил в темную бездну камень, чтобы по  звуку
определить ее глубину, но отклика так  и  не  дождался.  Лишь  клекот  орлов
нарушал воцарившуюся после битвы тишину.


   Во всеподданнейшем рапорте барона Розена из лагеря при селе Гимры  от  25
октября 1832 года говорилось: "...Неустрашимость, мужество и  усердие  войск
вашего  и.в.  начальству  моему  всемилостивейше  вверенных,  преодолев  все
преграды самой природой в огромном виде устроенные и  руками  с  достаточным
военным соображением укрепленные, несмотря  на  суровость  горного  климата,
провели  их,  чрез  непроходимые  доселе  хребты  и   ущелья   Кавказа,   до
неприступной Гимри, соделавшейся с  1829  г.  гнездилищем  всех  замыслов  и
восстаний  дагестанцев,  чеченцев  и  других  горских  племен,   руководимых
Кази-муллою, известным своими злодеяния[56]  ми,  хитростью,  изуверством  и
смелою военною предприимчивостью. ...Погибель Кази-муллы,  взятие  Гимров  и
покорение койсубулинцев,  служа  разительным  примером  для  всего  Кавказа,
обещают ныне спокойствие в Горном Дагестане".
   Тело  имама   принесли   на   аульскую   площадь.   Гази-Магомед   лежал,
умиротворенно улыбаясь. Одной рукой он сжимал бороду,  другая  указывала  на
небо, туда, где была теперь его душа - в божественных пределах, недосягаемых
для пуль и штыков.
   Опасаясь паломничества на могилу имама, его похоронили подальше от Гимров
- в Тарках.
   Гази-Магомед хотел лишь одного - постичь прекрасную  сущность  Создателя.
Мечтал  преобразить  свою  несчастную   родину,   откинув   завесу   людских
заблуждений и несовершенств. Он искал путь чистый и верный.  Но  стоило  ему
поделиться своей мечтой с другими, как  вспыхнули  на  его  пути  ненависть,
вражда и война.
   Гази-Магомед прожил недолгую жизнь,  но  в  памяти  потомков  он  остался
великим имамом, заложившим краеугольный камень единения горских народов.



   БОГ ВОЗРОДИЛ ЕГО ИЗ МЕРТВЫХ

   Очнувшись, Шамиль увидел себя лежащим в скальной расщелине среди зарослей
шиповника. Колючий кустарник и спас их,  уцепившись  за  одежду,  когда  они
катились  вниз.  Увидев  рядом  муэдзина,  который   отделался   ушибами   и
царапинами, Шамиль сказал ему: "Оставь мертвого. Я уж не жилец  этого  мира.
Твои заботы не спасут меня от  Божьего  предопределения.  Гяуры  знают  цену
нашим шкурам и не оставят нас в покое.  Спасайся,  пока  есть  возможность".
Шамиль был уверен, что Всевышний вот-вот призовет его  душу  и  что  хлопоты
муэдзина способны лишь погубить его  самого.  Не  договорив,  Шамиль  закрыл
глаза и скоро уже лишился  последних  признаков  жизни.  Полученных  им  ран
хватило бы на несколько человек, чтобы отправить их к праотцам.  Так  прошел
весь день, и лишь слабое угасающее дыхание еще связывало  Шамиля  с  бренной
жизнью. Муэдзин отер лицо Шамиля и стал читать отходную молитву.
   Белый орел кружил над умирающим Шамилем, и клекот  его  вторил  муэдзину.
Шамиль очнулся. Обращаясь к пораженному муэдзину, он спросил: "Не  пропустил
ли я вечернюю молитву?" Шамиля  стошнило  кровью,  но  дышать  стало  легче.
Превозмогая слабость, он начал омовение. За не[57] имением воды он  совершил
его растертой в порошок землей.
   Закончив молитву, гимринцы пошли по  едва  заметным  козьим  тропинкам  в
сторону соседнего аула Унцукуль. Но скоро силы  вновь  оставили  Шамиля,  он
упал на камни и пролежал  без  сознания  до  утра.  Холодный  ночной  воздух
проникал в его легкие через открытую рану. "Ах, какой Божьей благодатью была
в ту ночь моя рана! - вспоминал позже Шамиль. - Она  умеряла  мой  жар,  она
освежала все мое раскаленное нутро".
   Утром Шамиль почувствовал себя лучше, и они отправились дальше.
   Унцукулыды, опасаясь возмездия, не решились  принять  Шамиля.  Но  законы
гостеприимства не позволяли им оставаться вовсе безучастными. Тем более  что
никто не сомневался в его скорой смерти. Они помогли его  тестю  Абдул-Азизу
спрятать Шамиля в молельне, скрытой в садах за аулом.  Вскоре  и  Патимат  с
младенцем  на  руках  перебралась  в  это  временное   пристанище.   Лекарь,
удивляясь, что Шамиль остался  жив  после  таких  страшных  ран,  приготовил
турунды из целебных трав и мазь из смеси  меда,  воска,  масла  и  древесной
смолы.
   Почти месяц  Шамиль  находился  между  жизнью  и  смертью.  Когда  Шамиль
приходил в себя, он видел заботливую жену и забавного сына, понимал, что  не
может оставить их, и это помогало ему превозмогать боль и бороться за жизнь,
которая теперь принадлежала не только ему. Не зря он так  упорно  тренировал
свое тело в молодости, теперь оно возвращало ему долги. Преданность  жены  и
искусство Абдул-Азиза тоже  делали  свое  дело.  И  Шамиль  начал  понемногу
поправляться.
   Вскоре он вернулся в Гимры. В селе он увидел много такого,  что  вынужден
был упрекнуть земляков: "Неужели вы думаете, что с уходом Гази-Магомеда ушел
в тот мир и шариат?"  Когда  оказалось,  что  одних  с