который стал совершенно  прежний
и опять такой милый".
   (Миша вернулся, его жена стала носить титул графини  Брасовой.  И  вскоре
Миша получит Георгиевский крест, командуя  конниками  "Дикой  дивизии".  Они
были похожи - Ники и Миша, они очень  любили  друг  друга.  И  своих  жен...
Графиня Брасова никогда не прощала Семье своего унижения. Перед революцией -
на исходе 1916 года "ее салон часто распахивал двери перед левыми депутатами
Думы. В придворных кругах ее даже обвиняют в измене царизму. А она рада этим
слухам. Они создают ей популярность. Она говорит  вещи,  за  которые  другой
отведал бы лет двадцать Сибири". Так записал в своем  дневнике  все  тот  же
Палеолог.
   И опять Николай в Царском Селе, чтобы вскоре вновь уехать...
   Она: "17.11.14... О, как ужасно одиночество после твоего отъезда! Хотя со
мной остались наши дети, но с тобой уходит часть моей жизни  -  мы  с  тобой
одно... Ты всегда приносишь с собой "обновление" - как говорит  наш  Друг...
Отрадно знать, что его молитвы  следуют  за  тобой...  Это  хорошо,  что  ты
сможешь основательно потолковать с Н[иколашей]. Ты сообщишь ему свое  мнение
о некоторых лицах и подскажешь ему некоторые мысли..." (До "Друга" уже дошли
известия, что Верховный Главнокомандующий собирает сведения против него.  Он
пожаловался "маме" - и вот  Аликс  уже  просит  Николая  внушить  Верховному
"некоторые мысли".)
   "Вспоминаю нашу последнюю ночь - так ужасно тоскливо без тебя, так тихо -
никто не живет в этом этаже. Святые ангелы да хранят тебя..."
   Он: "18.11.14. Мое возлюбленное солнышко, душка-женушка.  Я  прочел  твое
письмо и чуть не расплакался... На этот раз мне удалось взять себя в руки  в
момент расставания, но  тяжела  была  борьба...  Любовь  моя,  страшно  тебя
недостает, так недостает, что невозможно и  выразить!  Я  постараюсь  писать
очень часто, ибо, к удивлению, убедился, что могу писать во  время  движения
поезда... Моя висячая трапеция оказалась  очень  практичной  и  полезной.  Я
много раз подвешивался и взбирался на нее перед едой. В самом деле  отличная
штука в поезде, дает встряску телу и всему организму".

   Из воспоминаний К.Шеболдаева (пенсионер, работал в МВД):
   "Когда я приехал в Свердловск, меня повели в Ипатьевский дом.  Тогда  это
уже было особое развлечение для избранных - водить  в  дом,  где  постреляли
царскую семью. Кстати, около забора мне показали  место,  где  у  него  была
трапеция. Когда он приехал, он ее сразу подвесил и начал крутить "солнышко".
И ноги у него поднялись над забором. Тогда они тотчас решили сделать двойной
забор".

   Она: "Письмо 250... 20.11.14. Запоздалый комар летает вокруг моей  головы
в то время, как я тебе пишу, дорогой мой, я ежедневно утром и вечером  целую
и крещу твою подушку - тоскую по ее любимому хозяину. Сегодня  очень  мягкая
погода, Бэби катается в своем  автомобиле.  Потом  Ольга...  возьмет  его  в
Большой дворец, чтобы навестить офицеров, лежащих там и желающих его видеть.
Я слишком устала, чтоб с ними ехать... к тому же, нам предстоит ампутация  в
большом лазарете. Меня преследуют ужасные запахи от этих зараженных ран..."

   Уже погибла  в  болотах  Пруссии  армия  Самсонова,  поражения  и  потери
охладили энтузиазм. Раненые, беженцы, пот, кровь и грязь. В этот  ужас  была
погружена вся Европа.
   Она: "24.11.14. Вести с фронта причиняют такую тревогу...  Я  не  придаю,
конечно, значения городским сплетням, которые расстраивают нервы...  Я  верю
исключительно тому, что сообщает Николаша.  Тем  не  менее,  я  просила  Аню
протелеграфировать Другу, что дело обстоит очень серьезно и  что  мы  просим
его помолиться".
   "25.11.14. Пишу тебе в величайшей спешке несколько строк.  Все  это  утро
провели в работе. Один солдат умер во  время  операции  -  такой  ужас.  Это
первый подобный случай... Девочки выказали мужество, хотя  ни  они,  ни  Аня
никогда не видели смерти так близко...  Можешь  себе  представить,  как  это
потрясло нас. Как близка всегда смерть".

   "Как близка смерть..."

   В это время он ехал на Кавказ через казачьи станицы.
   Он: "25.11.14, в поезде. Моя возлюбленная душка-солнышко! Мы с  Н.П.  (он
взял  с  собой  в  путешествие  Николая   Павловича   Саблина   -   любимого
флигель-адъютанта. - Авт.) едем по живописному  краю,  для  меня  новому,  с
высокими горами по одну сторону  и  степями  по  другую.  Я  долго  сидел  у
открытой двери вагона, с наслаждением вдыхая  теплую  свежесть  воздуха.  На
каждой станции платформы битком набиты народом, множество детей...  Они  так
милы в своих крохотных папахах на голове... Поезд страшно трясет, так что ты
извини за мой почерк... После лазаретов  я  с  Н.П.  заглянул  на  минуту  в
кубанский женский институт и большой сиротский приют от последней войны. Все
девочки казаков. Вид у них здоровый, непринужденный, попадаются  хорошенькие
лица... Великолепен и богат этот край казаков. Пропасть фруктовых садов. Они
начинают богатеть, и  что  главное  -  непостижимое,  невероятное  множество
младенцев. Будущие подданные. Все это преисполняет верой в Божье милосердие.
Я должен с доверием и спокойствием ожидать того, что припасено для России".
   Она: "28.11.14. Бесценный  мой!  Рада,  что  вам,  старым  греховодникам,
посчастливилось увидеть хорошенькие личики. Мне чаще приходится видеть  иные
части тела, менее идеальные".
   И опять он возвращался и уезжал...
   Она: "14.12.14. Как мне  было  трудно  с  тобой  прощаться,  видеть  тебя
стоящим среди народа...  Нужно  было  раскланиваться,  смотреть  на  всех...
улыбаться и не иметь возможности смотреть на тебя. А мне так этого хотелось.
Наш Солнечный Луч выехал на  своих  санках,  запряженных  осликом.  Он  тебя
целует. Он уже в состоянии наступать на ногу..."
   "15.12.14. Дорогой мой!.. Наш Боткин получил извещение из полка: его  сын
был убит, так как не хотел сдаться в плен - немецкий офицер сообщил нам это.
Он, бедный, конечно, совершенно подавлен".

   Евгений Сергеевич Боткин, сын знаменитого русского врача Сергея  Боткина,
лейб-медика Александра II и Александра III. Его сыновья тоже стали  врачами.
Знаменитый Сергей и куда более  скромный,  но  необычайно  добрый,  душевный
Евгений Сергеевич - врач в Георгиевской общине.
   В то время императрица все чаще  жаловалась  на  сердечную  болезнь.  Она
проводила часы в постели, пытаясь победить тоскливую боль в сердце. У царицы
все чаще сердечные припадки - синели руки и она задыхалась.  Ко  двору  были
приглашены знаменитейшие европейские светила. Они не нашли у  нее  сердечной
болезни, определили расстройство нервов - и потребовали изменить режим.
   Аликс не терпела, когда кто-то не соглашался  с  нею  -  это  касалось  и
диагнозов ее болезни... Вот почему был приглашен лейб-медиком мягкий Евгений
Сергеевич. С одной стороны, это  как  бы  продолжало  традицию  лейб-медиков
Боткиных, с другой - покладистый Евгений Сергеевич  тотчас  прописал  царице
знакомое лекарство: лежать без движения. Он сделал это  не  потому,  что  не
понял ее истинного состояния, просто он  считал,  что  такой  диагноз  лечит
нервы. Знакомый диагноз успокоил царицу, перечить Аликс -  означало  усилить
губительное для нее возбуждение.

   Она:   "Сердце   все   еще   расширено   и   болит,   временами    ощущаю
головокружение...  Прижимаю  тебя  к  моему  больному  сердцу  и  целую  без
конца..."
   "СТАРОЙ ПАРОЧКЕ РЕДКО УДАЕТСЯ ПОБЫТЬ ВМЕСТЕ"
   Закончился 1914 год. Бледное зимнее петроградское солнце, - его  отблески
на ослепительно белом снегу  Царского  Села.  Вереница  экипажей  и  авто  у
подъезда Большого дворца. В зеркальной  галерее  выстроился  дипломатический
корпус. Николай в сопровождении  свиты  обходит  дипломатов.  С  французским
послом у него долгая беседа: "Путешествие, которое  я  только  что  совершил
через всю Россию, показало мне, что я нахожусь в душевном  согласии  с  моим
народом".  И  вдруг  совсем  другим  голосом,  полным   беспокойства,   царь
добавляет: "Мне известно о некоторых попытках... распространять мысль, будто
я упал духом и уже не верю больше в возможность сокрушить Германию  и  будто
даже намереваюсь вести переговоры  о  мире.  Это  слухи.  Их  распространяют
негодяи и германские агенты..."

   Встретив Новый год в Царском, в конце января царь выехал на фронт.
   Она: "22.01.15. Мой любимый! Бэби начинает немного жаловаться на  боли  в
ноге и так боится предстоящей ночи... Аня просит меня сказать тебе  то,  что
забыла вчера передать по поручению нашего Друга, а  именно  то,  что  ты  не
должен ни разу упоминать о главнокомандующем в твоем  манифесте  -  манифест
должен исходить  от  тебя  к  народу".  (Разгоралась,  разгоралась  война  с
Николашей.)
   "Милое сокровище, пишу в постели, сейчас седьмой час  -  комната  кажется
такой большой и пустой после того, как убрали елочку..."
   Он: "26.01.15. Моя возлюбленная дорогая женушка! Нежно благодарю за  твои
письма. Я сделал визит Николаше и осмотрел его новый железнодорожный  вагон,
очень удобный и симпатичный, но жара там такая, что более  получаса  там  не
выдержишь. Мы вплотную поговорили о некоторых серьезных вопросах и, к  моему
удовольствию, пришли к полному согласию... Должен  сказать,  что,  когда  он
один и находится в хорошем расположении духа - он  судит  правильно.  С  ним
произошла большая перемена с начала войны. Жизнь в  этом  уединенном  месте,
которое он называет  "своим  скитом",  и  сознание  лежащей  на  его  плечах
сокрушительной ответственности должны были произвести  глубокое  впечатление
на его душу. Если хочешь, это тоже подвиг".
   Он так мечтал о согласии.  Ему  нужно  успокоить  ее  -  и  он  сообщает:
Николаша -  один,  то  есть  без  этих  ужасных  "черных  женщин"  -  врагов
"Друга"...

   И опять - возвращался домой и уезжал.
   Он: "28.02.15. Моя возлюбленная душка!.. Я так счастлив был, проведя  эти
три дня дома, - может быть, ты это видела. Но я глуп и никогда не говорю то,
что чувствую. Как  это  досадно  -  всегда  быть  так  занятым  и  не  иметь
возможности посидеть вместе и побеседовать. После обеда  я  не  могу  сидеть
дома - так меня сильно тянет на свежий воздух, и так проходят все  свободные
часы, и старой парочке редко удается побыть вместе".
   Она: "08.03.15. Мой родной, любимый. Надеюсь, что получаешь аккуратно мои
письма. Я нумерую их ежедневно, а также записываю в моей любимой книжечке...
Только что узнала, что у Ирины (дочь Сандро, вышла замуж за Феликса Юсупова.
- Авт.) родилась дочь... Я так и думала, что будет дочь..."
   Читая это письмо, он должен был вздохнуть. Он хорошо помнил  день,  когда
родилась сама Ирина, - все это было так недавно. И вот уже у Ирины дочь...

   Вера Леонидовна:
   "У  красавца  Феликса  было  то,  что  тогда  называлось  "грамматические
ошибки". Попросту он был бисексуален... Как  страшно  -  сплетни  переживают
людей... Но вдвоем они были удивительная пара - как они были хороши... Какая
стать! Порода!"

   Она: "9.03.15. Мой муженек, ангел  дорогой!  Какое  счастье  узнать,  что
послезавтра я буду держать  тебя  крепко  в  своих  объятиях,  слушать  твой
дорогой голос и смотреть в твои любимые глаза... Посылаю тебе письмо от Маши
(из Австрии), которое ее упросили тебе написать в пользу мира.  Я,  конечно,
более не отвечаю на ее письма..."

   Фрейлина Мария Васильчикова (Маша) в 1915 году жила в  Австрии.  Однажды,
как объясняла потом она сама, к ней явились трое неизвестных и попросили  ее
обратиться с посланием к Государю. Они  рассказали  ей,  каким  должно  быть
содержание этого письма: "Миролюбие  Его  Императорского  Величества  хорошо
известно во всей Европе... Австрия и Германия  уже  достаточно  убедились  в
силе русского оружия" и т.д. Короче, незнакомцы явились с предложением (пока
неофициальным) встретиться тайно трем представителям  -  Австрии,  России  и
Германии - для начала переговоров о сепаратном мире. Встречу было предложено
организовать в Стокгольме...

   Он понимал: история с письмом породит все те же мерзкие слухи. И, получив
"письмо от Маши", Николай немедленно передал его своему министру иностранных
дел. Он хотел,  чтобы  все  знали:  он  не  делает  никакой  тайны  из  этих
предложений, ибо они являются для него совершенно неприемлемыми.
   Парадокс: 20 лет назад, когда прямолинейный Вильгельм прощался с Аликс  в
Берлине, он был уверен, что гессенская  принцесса  станет  в  России  верной
опорой Германии. Но именно потому, что она была немецкой  принцессой,  Аликс
должна была быть вне подозрений в любой мирной инициативе, в  любой  попытке
заключить мир с Германией. И понимая весь ужас войны, и  мечтая  о  мире  со
своей родиной, и имея влияние на решения Ники, она вынуждена  была  молчать.
Мучиться и молчать и постоянно демонстрировать свою приверженность  к  войне
до победы... В результате Маше было велено немедленно вернуться в Россию...

   И опять царь жил в Царском, чтобы очень скоро вновь уехать...
   Она: "4.04.15. Ты опять нас покидаешь. И, вероятно,  с  радостью,  потому
что жизнь здесь, кроме работы в саду, была скучной. Мы почти не видели  друг
друга - я лежала. Многое я не  успела  тебя  спросить,  а  когда  мы  поздно
вечером наконец бываем вместе, то все мысли улетают..."
   Да, он неразговорчив. И когда они вместе -  они  молчат.  Только  разлука
рождает это словоизвержение любви.
   Она: "Я плачу, как большой ребенок. Я  вижу  перед  собой  твои  грустные
глаза, полные ласки... Шлю тебе мои самые горячие  пожелания  к  завтрашнему
дню (наступало их любимое 8 апреля, годовщина обручения. - Авт.).  В  первый
раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как я живо все  вспоминаю!
Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты  дал  мне  за  все  эти
годы..."
   "08.04.15... Как время летит - уже 21 год прошел! Знаешь, я сохранила это
платье "принцессы", в котором я была в то утро,  и  я  надену  твою  любимую
брошку..."

   В это время Васильчикова вернулась в Петроград - и,  видимо,  привезла  с
собой письма из Германии.
   Она: "17.04.15... Я получила длинное милое письмо от  Эрни,  я  тебе  его
покажу по твоем возвращении. Он пишет: "Если  кто-нибудь  может  понять  его
(т.е. тебя) и знает что он переживает, - то это я". Он крепко  тебя  целует.
Он стремится найти выход из этой дилеммы и полагает, что  кто-нибудь  должен
был бы начать строить мост для  переговоров.  У  него  возник  план  послать
частным образом доверенное лицо в Стокгольм, которое встретилось  бы  там  с
человеком, посланным от тебя  (частным  образом),  и  они  могли  бы  помочь
уладить многие временные  затруднения.  План  его  основан  на  том,  что  в
Германии нет настоящей ненависти к России. Эрни послал его  уже  туда  к  28
числу. Я послала сказать этому господину, что ты еще не возвращался, и  чтоб
он не ждал. И что хотя все жаждут мира, но время еще не  настало.  Я  хотела
закончить с этим делом до твоего возвращения, т.к. знала, что тебе оно будет
неприятно".
   Бедная Аликс, как она надеется: а вдруг он  все-таки  скажет  "время  уже
настало". Тщетно.

   Приближалось 6 мая.
   Она: "04.05.15... Как грустно, что мы проводим день  твоего  рождения  не
вместе! Это в первый раз...  Ах,  крест,  возложенный  на  твои  плечи,  так
нелегок! Как бы я хотела помочь тебе его нести, хотя мысленно и в молитвах я
это делаю. Как бы я хотела облегчить твое бремя, много ты выстрадал  за  эти
20 лет... - ведь ты родился в день Иова Многострадального, мой бедный друг".
   "МНЕ ЛЕГЧЕ ИЗЛАГАТЬ ВСЕ ЭТО НА БУМАГЕ - ПО ГЛУПОЙ ЗАСТЕНЧИВОСТИ..."
   Она: "13.06.15... Я  обеспокоена,  что  твое  милое  сердце  нынче  не  в
порядке. Прошу тебя, вели Боткину осмотреть, когда вернешься... Я сочувствую
всем, у кого больное сердце, так как столько лет сама этим страдаю. Скрывать
свои горести и заботы очень вредно для сердца. Помни, оно устает от этого...
Это иногда видно по твоим глазам. Только всегда говори мне об  этом,  потому
что у меня достаточный опыт в этом отношении, и может  быть,  я  сумею  тебе
помочь. Говори обо всем со мной, поделись всем, даже поплачь  -  это  всегда
физически как будто облегчает... Аня только что была у  меня  -  она  видела
Григория утром. Он в первый раз после пяти ночей спал хорошо и говорит,  что
на фронте стало немного лучше..." (Она верила: если Григорий спит  хорошо  -
значит, и на фронте тоже хорошо.)
   "14.06.15... Павел (великий князь. - Авт.)  сказал  мне  о  другой  вещи,
которая неприятна, но лучше  о  ней  тебя  предупредить,  а  именно,  что  в
последние шесть месяцев все говорят о шпионе в Ставке. И  когда  я  спросила
его имя, он назвал генерала Данилова... Вели... осторожно  следить  за  этим
человеком".
   В это время поражения на фронте заставили искать козлов отпущения.  Выход
был найден: шпионы. Началась настоящая шпиономания. Сначала захотели сделать
шпионами  евреев.  Военно-полевой  суд  в  Двинске  повесил  нескольких  "за
шпионаж". Впоследствии выяснилось: они невиновны и были посмертно оправданы.
Но к тому времени у великого князя Николая Николаевича уже созрел иной план:
Главнокомандующий решил поохотиться на дичь куда покрупнее.
   Возникает знаменитое дело  немецкого  шпиона  полковника  Мясоедова.  При
помощи показаний Мясоедова Николаша добирается до главного своего недруга  -
военного министра Сухомлинова. В июне он уже отрешен от должности.  От  него
через его жену шла ниточка к "нашему Другу". И значит - к  Аликс!  "Немка  -
шпионка" - куда проще!
   И бедная Аликс решила показать, что она тоже принимает  участие  в  общей
заботе  -  ловле  шпионов.  Она  находит   своего:   генерал-квартирмейстера
Данилова. Это один из талантливейших и  злоязычных  генералов  в  Ставке  и,
естественно, враг "нашего Друга"...

   Она: "15.06.15... Нетерпеливо ожидаю обещанного тобою письма... Я зашла к
Мавре на часок (жена великого князя Константина Константиновича. -  Авт.)  -
она спокойна и мужественна, у Татьяны (дочь К.Р. - Авт.) ужасный вид  -  она
еще худее и бледнее..."
   В начале июня во дворце Павловска задохнулся во  время  припадка  грудной
жабы К.Р.
   Незадолго до этого на фронте во время атаки был смертельно ранен  младший
и самый блестящий из его сыновей - Олег. К.Р. сам закрыл ему  глаза.  Смерть
любимого сына приблизила  и  его  кончину.  Поэт  был  последним  Романовым,
которого торжественно похоронили в Петропавловском соборе.

   Она: "16.06.15... Твой сладко пахнущий жасмин я положила в Евангелие - он
мне напомнил Петергоф... Днем я сидела на балконе, хотелось пойти вечером  в
церковь, но почувствовала себя слишком утомленной. На сердце такая тяжесть и
тоска. Я всегда вспоминаю, что говорит наш Друг. Как часто  мы  не  обращаем
достаточного внимания на Его слова,  Он  так  был  против  твоей  поездки  в
Ставку, потому что там тебя могут заставить делать  вещи,  которые  было  бы
лучше не делать... Когда Он советует не делать чего-либо и Его  не  слушают,
позднее всегда убеждаешься в своей неправоте...  Это  все  не  к  добру.  Он
(Николаша. - Авт.)... не одобряет посещение Григорием нашего дома, и поэтому
он хочет удержать тебя в Ставке, вдали от него. Если бы  они  только  знали,
как они тебе вредят вместо того, чтобы помочь  -  слепые  люди  -  со  своею
ненавистью к Григорию. Помнишь, в книге (которую мы читали) сказано, что  та
страна, Государь которой направляется Божьим человеком, не может  погибнуть.
О, отдай себя больше под Его руководство".
   Он: "16.06.15. Мое  возлюбленное  солнышко!  Сердечное  спасибо  за  твое
длинное милое письмо... Что касается Данилова, то я думаю: мысль о том,  что
он шпион не стоит выеденного яйца..."
   Она: "17.06.15. Мой родной, милый! Женушка должна  была  бы  писать  тебе
веселые  радостные  письма,  но  это  так  трудно,  так  как  чувствую  себя
подавленной  и  грустной.  Столько  вещей  меня  мучают.  Теперь  в  августе
собирается Дума. А наш Друг тебя несколько раз проси