вого бедолагу на родину. И как когда-то он  Михаила,  так  и
его расстреляли бессудно, как собаку. О чем в 1946 году официально  сообщили
его жене в помещении Бутырской тюрьмы.)

   Или?..
   Или все это задумывалось в Москве - как уничтожение обоих претендентов на
русский престол? Но теперь, когда казалось, что  дни  большевистской  власти
сочтены  -  испугались...  решили  ограничиться  Михаилом,  поглядеть,   как
отреагирует мир... А Семью пока оставить, как  козырную  карту  в  возможных
переговорах с державами...

   Но так или иначе, готовившееся убийство Семьи отложили. А пока  уральские
вожди решили пойти по знакомому пути.
   И вновь потянулись дни...
   "3 июня. Всю неделю читал и сегодня  окончил  "Историю  императора  Павла
Первого" Шильдера - очень интересно..."
   О чем  он  думал,  когда  читал  историю  несчастного  своего  предка?  О
предсказании  мамґа  -  тогда,   в   1916-м,   когда   он   стал   Верховным
Главнокомандующим? Или просто читал книгу о жизни,  которая  исчезла.  Будто
всегда был этот жалкий дом и эти длинные, скучные, мучительно жаркие дни...
   "5 июня. Дорогой Анастасии минуло уже 17 лет. Жара снаружи и внутри  была
великая... Дочери учатся у Харитонова (повара. - Авт.) готовить и по вечерам
месят муку, а по утрам пекут и хлеб. Недурно!"
   ГЛАВА 13
   ___________________
   "Побег"
   ОКОНЧАНИЕ ПОСЛЕДНЕЙ ИГРЫ
   Это случилось в июне.
   Я вижу то утро... Они только что встали. Рано вставать - мучение для нее.
Но приходится: утром  в  комнаты  приходит  комендант  Авдеев  -  "проверять
наличие арестованных".
   Николай стоит у окна - он разглядывает крохотный листочек бумаги.
   По  разрешению  коменданта  им  начали  носить  еду  из   Новотихвинского
монастыря: щедротами игуменьи носят сливки, яйца и молоко  в  бутылях.  И  в
одной из этих монастырских бутылок он и нашел это письмо.
   Тусклый свет сквозь замазанное известью окно. Еще  утро.  Еще  не  жарко.
Потом наступит пекло и в комнатах станет невыносимо. Но  окна  не  разрешают
открывать.  Когда-то  он  сражался  с  империями  -  с  Японией,  Германией,
Австро-Венгрией. Теперь он сражается за разре-шение открыть окна в комнате -
с комендантом Авде-евым.
   "9 июня, суббота... Сегодня во время чая вошло 6 человек -  вероятно,  из
областного совета - посмотреть, какие окна открыть. Разрешение этого вопроса
длится около двух недель! Часто приходили разные субъекты и  молча  при  нас
оглядывали окна... Аромат от всех садов в городе удивительный".
   Но сейчас он забыл  и  про  окна,  и  про  аромат  садов.  Он  мучительно
вчитывается в полученное письмо - в этот ловко засунутый в  молочную  пробку
клочок бумаги.
   В призрачном свете утра сквозь замазанное  окно  постараемся  рассмотреть
последнего царя.
   По-прежнему сильное, мускулистое тело. Но от вынужденной неподвижности он
чуть располнел. Невысок ростом (охранников его рост очень разочаровывает.  В
простодушном их представлении царь должен быть велик, т. е. высок). На  фоне
отца, гигантов дядей, брата Миши  он  всегда  казался  маленьким.  (Когда-то
принцесса Вюртемберг-Штутгартская, жена  Павла  I,  принесла  в  Романовскую
Семью красоту и стать своей фамилии, и  с  той  поры  начали  рождаться  эти
высокие люди - Александр I, Николай I,  Александр  III.)  Сейчас,  когда  он
один, видно, что он совсем не  мал,  обычного  среднего  роста.  Его  ладная
фигура не совсем пропорциональна: мускулистый торс чуть массивен, а  сильные
ноги коротковаты. И шея чрезмерно мощна для небольшой и аккуратной головы.
   Приятное лицо с небольшим носом, рыжеватые усы, желто-табачная бородка. В
последнее время лицо его заросло бородой, но спасибо Аликс...
   Ее дневник: "7(20) июня... Я подстригла волосы Н.".
   Она успела его подстричь перед...
   Сейчас, в дневном свете, в  его  усах,  бороде  уже  видны  редкие  седые
волосы. И подстриженная твердой рукой императрицы  голова  -  уже  с  ровной
проседью.
   Его  глаза  изменчивые  -  то  серо-голубые,   то   голубые,   а   иногда
зеленовато-стальные... "Очарователь" (шармер), "глаза газели" - так скажет о
нем знаменитый адвокат Кони. Загадка его взгляда... Он  всегда  ощущал  себя
немного ребенком. От могучего роста отца, дядей и брата? Или от силы женщин,
которые были рядом с ним? И вот эта его детскость, в соединении с постоянным
предощущением будущего страдания, чувство Многострадального Иова - все это в
его взгляде. Взгляде беспомощного "тельца для заклания".
   Через много лет Матильда Кшесинская  в  Париже,  уже  глубокой  старухой,
встретится с загадочной женщиной,  объявившей  себя  его  дочерью  -  "чудом
спасшейся Анастасией". И, отвечая на вопросы журналиста, скажет так:
   - У этой женщины его взгляд... тот, кто смотрел в его глаза... Он никогда
не мог забыть...
   - А вы знали эти глаза?
   - Очень хорошо... Очень хорошо, - с пугающей нежностью шептала  90-летняя
старуха.
   Сейчас его лицо потемнело. Погрубело от солнца. Шея стала красной. И  под
светлыми глазами - мешки...
   Он расхаживает по  комнате  строевым  шагом  -  неистребимая  гвардейская
привычка. Обдумывает.  Наконец  молча  протягивает  ей  письмо.  Но  она  не
успевает прочесть.
   Входит комендант  Авдеев  -  "проверять  наличие  арестованных".  Николай
выходит из-за стола навстречу коменданту. Так он всегда встречал  просителей
во время аудиенций - стоя впереди стола.  Так  он  встречает  нынче  бывшего
злоказовского слесаря.
   Авдеев, как всегда по утрам, мрачен, потому что ночью  "перебрал".  Запах
винного перегара в комнате с закрытыми окнами...
   Николай не выносит пьяниц. Была легенда о его  собственном  пьянстве.  На
самом  деле  этот  медлительный  человек  выпивал  за  обедом  рюмку  водки,
традиционную для мужчин  Романовской  Семьи.  Иногда  по  вечерам  -  стакан
французского вина. Бочку с этим вином и разбили тогда в Тобольске.
   Ровным, тихим голосом (ни один из его министров никогда не слышал, как он
повышает голос) Николай здоровается с комендантом.
   Наконец Авдеев уходит.
   "ЖДИТЕ СВИСТКА К ПОЛУНОЧИ - ЭТО И БУДЕТ СИГНАЛОМ"
   Аликс  читает  загадочное  письмо.  Письмо  написано   по-французски,   с
подозрительными ошибками. Но она сразу верит письму. Ошибки? Что ж,  значит,
пишут не аристократы. Где они, эти аристократы? Они предали. Пишут  люди  из
народа,  "хорошие  русские  люди".   Лихорадочно   проглатывает   она   этот
долгожданный текст: "Мы, группа офицеров русской армии..."
   Так появилось это письмо, в котором  им  предлагали  побег.  Письмо  было
подписано: "Готовый умереть за Вас офицер русской армии".  Ах  как  нравится
Аликс эта подпись. Мигрени как не бывало. Она вновь прежняя "Шпицбубе".  Да,
свершилось. Они не оставили их! Хорошие русские люди! Они готовы  освободить
своего императора. "Друг" прислал "легион ангелов".
   Она умоляет Ники ответить. Николай, как всегда спокойно, соглашается. Да,
он напишет ответ. Так устанавливается эта тайная переписка.
   "Ваши друзья не спят, -  сообщалось  в  очередной  записке,  посланной  в
бутылке из монастыря, - час, столь долгожданный, настал. С Божьей помощью  и
с Вашим хладнокровием надеемся достичь нашей цели не рискуя ничем".
   И новое письмо.
   "Необходимо расклеить одно из ваших окон, чтобы Вы могли его  открыть.  Я
прошу точно указать мне окно. В случае  если  маленький  царевич  не  сможет
идти, дело сильно осложнится... Нельзя ли было бы на час или на два  усыпить
царевича каким-нибудь наркотиком? Пусть решит это доктор.  Будьте  спокойны,
мы не предпримем ничего, не будучи уверены в удаче заранее..."
   Это был побег, задуманный в стиле романов Дюма. Вот так  когда-то  бежала
из замка романтическая Мария Стюарт.
   Но как открыть окно? И вдруг, будто по велению "Старца", окно  открывают.
"10 июня Троицын  день...  ознаменовался  разными  событиями:  у  нас  утром
открыли одно  окно...  Воздух  в  комнате  стал  чистый,  и  к  вечеру  даже
прохладный".
   Бывший  Верховный  Главнокомандующий  отправляет  очередное  послание   в
бутылке из-под молока - послание, напоминающее диспозицию сражения:
   "Второе окно от угла, выходящего на площадь, стоит открыто уже два дня  и
даже по ночам. Окна 7 и 8 около главного входа тоже открыты всегда.  Комната
занята комендантом и его помощниками, которые  составляют  в  данный  момент
внутреннюю охрану.  Их  13  человек,  вооруженных  ружьями,  револьверами  и
бомбами... Комендант и его помощник входят к  нам  когда  захотят.  Дежурный
делает обход дома ночью два раза в час... На балконе стоит один  пулемет,  а
под балконом другой - на случай тревоги. Напротив наших окон на той  стороне
улицы помещается стража в маленьком доме. Она  состоит  из  50  человек.  От
каждого сторожевого поста проведен звонок к коменданту и провода в помещение
охраны и другие пункты..."
   Эти звонки... они зазвонят в ту ночь, в их последнюю ночь.

   "Известите нас, - заканчивает Николай, - сможем ли мы взять с собой наших
людей".
   И, как всегда, в своем дневнике он аккуратно  записывает  все,  раскрывая
тайну этого заговора:
   "14 июня. Нашей  дорогой  Марии  минуло  19  лет.  Погода  стояла  та  же
тропическая. 26 градусов в тени, а в комнатах 24. Даже  трудно  выдержать!..
Провели тревожную ночь и бодрствовали одетыми. Все это произошло оттого, что
на днях мы получили два письма, одно за  другим,  в  которых  нам  сообщили,
чтобы мы приготовились быть похищенными какими-то преданными людьми! Но  дни
проходили, и ничего не случалось, а  ожидание  и  неуверенность  были  очень
мучительны".

   Теперь в его дневнике уже была его собственноручная  запись,  перед  всем
миром  свидетельствующая  "о  монархическом  заговоре  с  целью   побега   и
освобождения семьи".
   Аликс осторожней: в ее записи от 14 июня нет об этом  ни  слова.  Но  она
ждала. Ждала следующую ночь. Вслушивалась в ночную тишину.
   Но будто кто-то  издевался  над  ними:  вместо  шороха  шагов  крадущихся
заговорщиков в раскрытое окно она услышала:
   "15 (28) июня, пятница. Мы услышали ночью, как под  нашими  окнами  очень
строго приказали часовому следить за каждым движением в нашем окне..."

   Через 70 лет я сижу в архиве.
   "Дело о семье б[ывшего] царя Николая Второго 1918-1919" (ЦГАОР,  ф.  601,
оп. 2, ед. хр. 35).
   Долго, ох как долго - 70 лет не выдавалась эта тонкая папка. И я один  из
первых, кому довелось увидеть ее сразу после рассекречивания. Мы еще не  раз
вернемся к удивительному ее содержанию.
   В середине папки и находились  те  самые  письма,  которые  посылались  в
молочной бутылке в  Ипатьевский  дом.  Которые  станут  одним  из  оснований
расстрела Романовской Семьи.
   Вот последнее письмо, за подписью "Офицер".  Письмо  написано  аккуратно,
ученическим почерком, по-французски. "Мы,  группа  офицеров  русской  армии,
которая не потеряла совести, долга перед царем и отечеством...
   Мы вас не информируем насчет нас детально по причине, которую  вы  хорошо
понимаете, но ваши друзья Д. и Т. (Долгоруков и Татищев.  -  Авт.),  которые
уже спасены, нас знают.
   Час освобождения приближается,  и  дни  узурпаторов  сочтены.  Во  всяком
случае, армии словаков приближаются все ближе и ближе к Екатеринбургу. Они в
нескольких верстах от города... Не забывайте,  что  большевики  в  последний
момент  будут  готовы  на  всяческие  преступления.  Момент  настал,   нужно
действовать. Ждите свистка к полуночи (к 12 ночи) - это  и  будет  сигналом.
Офицер".
   Но Долгоруков  и  Татищев,  "которые  уже  спасены",  покоились  тогда  в
безымянных могилах.
   Как странно лжив этот доброжелатель. И при этом как хорошо  осведомлен  о
том, что Романовы ничего не знают о судьбе "Д. и Т."!

   И вот, когда я сам устал  от  своей  подозрительности,  однажды  позвонил
телефон,  и  тихий  старческий  голос  церемонно   представился:   "Владимир
Сергеевич Потресов, провел 19 лет в лагерях".
   Вот что рассказал мне 82-летний Владимир Сергеевич:
   "Мой отец до революции - член кадетской  партии  и  сотрудник  знаменитой
газеты  "Русское  слово",  известный  театральный   критик,   писавший   под
псевдонимом Сергей  Яблоновский..."  (Как  тесен  мир  -  сколько  раз  Вера
Леонидовна называла мне это имя, когда-то гремевшее в театральной России!)
   "В голодном 1918 году отец выехал в турне по Сибири с лекциями. Весь сбор
от лекций моего полуголодного отца шел в пользу... голодающих! Последняя его
лекция была в Екатеринбурге...
   И вскоре во время отсутствия отца к нам в дом пришли чекисты и  произвели
обыск. Матери объявили, что екатеринбургская ЧК заочно  приговорила  отца  к
расстрелу за участие в заговоре с целью освобождения Николая II.
   Когда отец вернулся домой и все узнал, он был страшно возмущен:  "Да  что
они там,  помешались?  Я  по  своим  убеждениям  (он  был  кадет,  сторонник
февральской революции) не могу быть участником царского заговора. Я пойду  к
Крыленко (тогдашний председатель Верховного трибунала)!"
   Отец был типичный чеховский  интеллигент-идеалист.  Но  мать  сумела  его
убедить, что большевики объяснений не слушают - они расстреливают... И  отец
согласился уехать из Москвы, он перебрался к белым. Потом эмиграция,  Париж,
нищета - и могила на кладбище для бедных...
   Меня арестовали в 1937 году за участие отца в заговоре, о котором тот  не
имел никакого понятия. Вышел я только в 1956-м".

   Итак, лжезаговорщик! Что это - ошибка Екатеринбургской ЧК? Или.  Или  это
делалось сознательно, потому что настоящих заговорщиков не существовало?
   На это ответили сами палачи.

   Об их поразительных показаниях я узнал из письма историка  М.М.Медведева,
сына чекиста М.А.Медведева, участвовавшего в расстреле  Царской  Семьи  (это
письмо стало началом многих наших бесед).
   ТАЙНА ЗАГОВОРА ("СПЕЦИАЛЬНОЕ ЗАДАНИЕ")
   В 1964 году на Московское радио пришли два старика.
   Эти двое были последними оставшимися в живых из всех, кто был причастен к
расстрелу Семьи.
   Один из этих стариков был Григорий Никулин - убийца князя  Долгорукова  и
один из главных участников расстрела Царской Семьи. Другой был  И.Родзинский
(кстати, в некоторых документах он - Радзинский. Как  все  мистично  в  этой
истории!).
   И. Родзинский в расстреле Романовых не участвовал, но  был  в  1918  году
членом Уральской ЧК.
   Это приглашение на радио организовал все тот же историк Михаил  Медведев.
С большим трудом удалось  ему  их  уговорить  записать  свои  показания  для
Истории. С  таким  же  трудом  удалось  уговорить  и  власти:  только  после
обращения к самому Хрущеву была  разрешена  эта  запись  на  радио.  Вопросы
задавал М.Медведев, но в беседе принимал участие и "представитель ЦК".
   Долго длилась эта запись.  И  мы  еще  к  ней  вернемся.  Но  сейчас  нас
интересуют показания чекиста И.Родзинского, который,  в  частности,  поведал
следующее:
   "Письма за подписью  "Офицер",  которым  поверил  Николай  Романов,  были
составлены в ЧК. Их автор - член исполкома Совета Петр Войков".
   Петр Лазаревич Войков (1888-1927),  партийная  кличка  "Интеллигент".  За
революционную  деятельность  исключен  сначала  из  гимназии,  а  потом   из
Петербургского  горного  института.  Участвовал  в  террористических  актах.
Эмигрировал, жил в Швейцарии,  закончил  Женевский  университет,  в  августе
1917-го вернулся в Россию и примкнул к большевикам. В  1918  году  -  нарком
снабжения в правительстве Красного Урала. С 1924 года - посол СССР в Польше.
Ему повезло - он не дожил до 1938 года,  был  убит  в  1927  году  в  Польше
монархистом за участие в расстреле Романовской Семьи.
   Вот  этот  выпускник  Женевского  университета  и  составил,  по   словам
Родзинского, все эти письма.
   Но у Войкова был  дурной  почерк  (а  может  быть,  попросту  не  захотел
"Интеллигент" оставить доказательств своей роли провокатора),  и  письма  он
предложил переписать Родзинскому. У чекиста был  хороший  почерк,  и  он  их
переписал. Чтобы не было сомнений  в  правильности  его  слов,  И.Родзинский
тогда же, на радио, оставил образец своего почерка.

   Только когда я уже закончил эту книгу, я  получил  возможность  проверить
этот рассказ Медведева.
   В бывшем Центральном партархиве, в секретном фонде, хранилась стенограмма
той записи на радио. Наконец-то и она была рассекречена  и  мне  удалось  ее
прочесть.
   Правду говорил Михаил Медведев.
   Вот что дословно рассказал тогда Родзинский:
   "Мы решили затеять переписку... по тому  времени  надобно  было...  нужны
были доказательства, что готовилось похищение. Надо  сказать,  что  никакого
похищения  не  готовилось.  Собирались  Белобородов,  Войков  и   я.   Текст
составлялся, придумывался тут же. И  дальше,  значит,  Войков  по-французски
диктовал эти письма, а я писал... так что почерк там мой".

   Как  все  поразительно  продумано  в  этой  истории,  начиная  с  еды  из
монастыря, которую вдруг разрешили приносить Романовым заботливые уральцы. А
потом  монастырь  становится  каналом,  по  которому  к  Романовым  приходят
"документы широкого монархического заговора".
   Причем делалось все очень ловко. В начале  июня  приехал  в  Екатеринбург
некто Иван Сидоров (явный псевдоним), от верных друзей Царской Семьи Толстых
- с большой  суммой  денег.  Сидоров  через  доктора  Деревенко  связался  с
Новотихвинским монастырем. Одновременно удалось ему через того же  Деревенко
связаться с  комендантом  Авдеевым.  И  вскоре  вдруг  ставший  сердобольным
комендант разрешил носить еду из монастыря.  Таким  образом,  монастырь  для
Царской Семьи становился как бы связанным с кругом их добрых, верных друзей.
И оттого должно было быть у  них  доверие  к  письмам,  пришедшим  из  этого
монастыря.
   А как продумана история с окном!
   Закрытое окно - мучительная духота. Эта ежедневная пытка должна  породить
ярость. Должна была подтолкнуть, ускорить согласие Семьи на побег.
   А потом простодушный  Авдеев  вдруг  оказался  до  удивления  бдительным:
тщательно проверил все продукты, доставляемые из  монастыря.  И  "обнаружил"
переписку. И наконец - заранее ожидаемый  кем-то  финал:  запись  Николая  о
побеге в дневнике. Теперь "монархический заговор" был налицо.
   Тот, кто все это задумал, знал обычай Николая - записывать  все  в  своем
дневнике.
   Без этой записи Игра была бы  не  законченной.  Запись  предполагалась  с
самого начала как неопровержимое доказательство.
   Нет, прямолинейно-жестокий Юровский тут  не  подходит.  Здесь  действовал
субъект поинтеллигентнее, хорошо изучивший Николая.
   Да, скорее всего, это наш "шпион"!
   После приезда из Тобольска он жил в Перми, руководил Пермской ЧК, но  уже
в июне он в Екатеринбурге. С конца июня оформлен на новую высокую должность.
   Из письма А.Сорокиной:
   "Мой отец - краевед, изучал документы о Федоре Лукоянове. В  его  бумагах
осталась выписка из Музея КГБ в Свердловске: "Лукоянов Ф.Н. с 15 марта  1918
года - председатель Пермской губчека. С 21 июня  1918  года  -  председатель
УралЧК. Руководил специальным заданием ВЦИК по царской семье".

   Он отлично справился со "специальным заданием ВЦИК по царской семье".
   Я представляю его торжество: они ушли на прогулку. А он читал его  запись
в дневнике. Да, он все вычислил заранее.  И  это  чувство...  как  астроном,
рассчитавший звезду и увидевший ее в телескоп... И только потом,  когда  наш
"шпион", как обычно,  аккуратно  уложил  царский  дневник  на  место  (чтобы
простодушный царь ничего не заметил), только тогда осознал: он приговорил их
к смерти. Его, ее, Татьяну и всех этих милых девушек. И  больного  мальчика.
Это бывает у азартных людей. Игра заслонила цель.

   Итак, Николай поверил. Простодушно. Почти глупо.  И  сделал  эту  роковую
запись в своем дневнике.
   Но поверил ли?
   КТО ИГРАЛ?
   В  это  время  Чехословацкий  корпус  уже   стоял   под   Екатеринбургом.
Впоследствии будут много писать, как яростно рвались белые к Екатеринбургу -
осв