легко было понять,  что  в  конверте  когда-то  хранилась
какая-то секретная телеграмма, которая была послана из Екатеринбурга  ранним
утром 17 июля, т.е. сразу после убийства. На конверте стояла  также  роспись
самого Ленина: "Получил. Ленин". Но самой телеграммы в конверте  не  было  -
конверт был пуст..."
   Проверить  это  письмо  я  тогда  не  смог  -  в  партийный  архив   меня
категорически не пустили...

   И вот новые времена, я сижу в бывшем Центральном архиве  Коммунистической
партии.
   И передо мной  лежит  этот  пустой  конверт  от  секретной  телеграммы  с
ленинским автографом о ее получении.
   И хотя телеграмму предусмотрительно изъяли, нетрудно  догадаться,  о  чем
была эта телеграмма из Екате-ринбурга,  поступившая  утром  после  расстрела
Царской Семьи в адрес лица, отдавшего распоряжение об этом расстреле.
   Есть что-то  грозное  в  этом  оставшемся  свидетеле  убийства  -  пустом
конверте с трусливо вынутой телеграммой и такими ясными надписями.
   ПОСЛЕДУЮЩИЕ ДНИ
   (ХРОНИКА)
   18 июля. Москва. Вечером Свердлов явился  на  заседание  Совета  Народных
Комиссаров. Совет проходил  под  председательством  Ленина.  Слушали  доклад
наркома здравоохранения. Свердлов сел сзади Ленина и что-то зашептал ему  на
ухо.  Ленин  объявил:  "Товарищ  Свердлов  просит  слово  для  внеочередного
сообщения".
   И  Свердлов  доложил  Совнаркому  все,   что   официально   передали   из
Екатеринбурга: и о том, что царь собирался бежать и  что  он  расстрелян,  а
Семья эвакуирована в надежное место и т. д.
   "Выписка из протокола номер 1 заседания ВЦИК.
   Слушали:  Сообщение  о  расстреле   Николая   Романова   (телеграмма   из
Екатеринбурга).
   Постановили: По обсуждении принимается следующая резолюция: ВЦИК  в  лице
своего  Президиума  признает  решение  облсовета  правильным.  Поручить  тт.
Свердлову, Сосновскому, Аванесову составить  соответствующие  извещения  для
печати. Опубликовать об имеющихся  во  ВЦИК  документах  (дневник,  письма).
Поручить т. Свердлову составить особую комиссию для разбора".
   Во время обсуждения Ленин молчал, а потом продолжил заседание.
   В этом молчании Ильича пытались найти осуждение случившегося.  Но  Ленина
можно обвинять во многом - только не в том, что вождь был способен смолчать,
если был с чем-то не согласен.
   После одобрения расстрела вновь обсуждались вопросы здравоохранения.

   18 июля по-прежнему неслись караулы вокруг Ипатьевского дома. В этот день
в городе появлялись и  таинственно  исчезали  комендант  Юровский  вместе  с
комиссаром Голощекиным.
   19 июля. Екатеринбург.  Утром  Юровский  наконец  возвращается  в  город.
Падения Екатеринбурга ждут с часу на час. И Юровский спешит.
   19 июля к Ипатьевскому дому подъехал извозчик, из дома вышел  Юровский  и
начал  грузить  свои  вещи.  Извозчик  ему  помогал.  В   своих   показаниях
белогвардейскому следователю извозчик отметил, что у Юровского было  7  мест
багажа и один очень большой темный чемодан, опечатанный сургучными печатями.
Это и был архив Романовых.
   19 июля Юровский выезжает в Москву. Он так спешит, что забывает  бумажник
со всеми деньгами на столе в Ипатьевском доме. (С дороги  он  дает  об  этом
телеграмму - ее найдут белые в телеграфной конторе.)
   Да что там деньги... Он не успевает вывезти  из  города  даже  свою  мать
Эстер. Ее арестуют белые, но, к счастью, у них не хватит классового сознания
расстрелять  несчастную  старуху,  и  Эстер  Юровская   дождется   победного
возвращения в Екатеринбург своего сына.
   Тогда же,  19  июля,  Москва  объявила  официально  о  расстреле  Николая
Романова.
   20 июля. Екатеринбург. Из города уезжает другой главный участник  событий
- помощник коменданта Григорий Никулин.
   В Музее Революции хранится грозное удостоверение,  написанное  на  бланке
Уральского правительства и выданное в тот день  Никулину:  "Выдано  товарищу
Никулину Г.П. в том, что он командируется Уральским Советом для охраны груза
специального назначения, находящегося в  двух  вагонах,  следующих  в  город
Пермь. Все железнодорожные организации, городские и  военные  власти  должны
оказывать товарищу Никулину полное содействие.
   Порядок и место выгрузки известны товарищу Никулину согласно имеющимся  у
него инструкциям. Председатель областного Совета Урала А. Белобородов".
   В этих вагонах везли имущество из Ипатьевского дома.
   И отдельно вез Никулин нечто в грязном мешке.
   Страшно было на дорогах. Гуляли по стране веселые банды и грабили нещадно
поезда  и  пассажиров.  Вот  почему  из  Перми  следует  Никулин  в   одежде
крестьянина-мешочника.
   Опасно содержимое его грязного мешка. Смерти мог стоить ему этот мешок...
   В 1964 году старик Никулин рассказал, что в этом мешке  (для  маскировки)
вез он романовские драгоценности из города  Екатеринбурга.  Те  самые  -  из
шкатулок в Ипатьевском доме...

   20  июля.  Опустел  дом  инженера  Ипатьева.  Сняты  караулы,  охранников
отправили прямо на фронт. И придется им биться до последней капли крови, ибо
никак нельзя им попадаться в плен. Смертельным был для них белый плен  после
Ипатьевского дома.
   На последнем митинге в городском театре комиссар  Голощекин  торжественно
объявил о казни Николая Романова. По городу  расклеили  на  афишных  столбах
официальное сообщение о расстреле царя и "эвакуации Семьи в надежное место".
   Только 23 июля  редактору  Воробьеву  разрешили  напечатать  долгожданное
сообщение в "Уральском рабочем" вместе со статьей Г.Сафарова.
   "Пусть при этом  были  нарушены  многие  формальные  стороны  буржуазного
судопроизводства и не был соблюден традиционно-исторический церемониал казни
коронованных особ. Но рабоче-крестьянская власть проявила при  этом  крайний
демократизм.  Она  не  сделала  исключения  для  всероссийского   убийцы   и
расстреляла его наравне с обыкновенным разбойником", - писал Сафаров.
   Ну  что  ж,  и  Спаситель  висел  на  кресте  "наравне   с   обыкновенным
разбойником".
   "Нет больше Николая Кровавого... И рабочие и крестьяне  с  полным  правом
могут сказать своим врагам: "Вы поставили ставку  на  императорскую  корону?
Она бита, получите сдачи одну пустую коронованную  голову!"  (Видимо,  из-за
этой  образной  фразы  публициста  Сафарова  пошла  легенда  об   отрезанной
"коронованной голове", которую вывез Юровский в Москву.)
   21 июля. Инженера Ипатьева вызвали в Совет и передали ему  обратно  ключи
от его собственного дома.
   Что он почувствовал, когда  зашел  в  замусоренный,  страшный  свой  дом,
хранивший вечный ужас ночи 17 июля?
   ГЛАВА 15
   ___________________
   Расследование начинается
   25 июля большевики сдали Екатеринбург, и в город  вошли  части  сибирской
армии и Чехословацкий корпус. И сразу бросились белые офицеры в  Ипатьевский
дом.
   Дом представлял из себя зрелище поспешного отъезда.  Все  помещения  были
сильно замусорены. По комнатам разбросаны булавки, зубные  щетки,  гребенки,
щетки  для  волос,  пустые  пузырьки,  поломанные  рамки  от  фотографий.  В
гардеробе висели пустые вешалки, и все печи в комнатах были забиты золой  от
сожженных вещей.
   В столовой возле камина стояло пустое  кресло-каталка.  Старое,  вытертое
кресло на  трех  колесиках,  где,  болея  ногами,  изнемогая  от  постоянной
головной боли,  провела  она  почти  все  дни.  Последний  трон  императрицы
Александры Федоровны.
   В комнате дочерей была пустота.  Коробка  с  одной  конфеткой  монпансье,
судно больного мальчика - вот и все вещи. И  еще  на  окне  висел  шерстяной
плед. Походные кровати великих княжон нашли в  комнатах  охраны.  И  никаких
ювелирных вещей, никакой одежды в доме! Хорошо поработал Григорий Никулин  с
товарищами.
   По комнатам и на помойке у дома Попова, где жила охрана,  валялось  самое
драгоценное для Семьи - иконы. Остались и  книги.  Ее  коричневая  Библия  с
закладками, "Молитвослов", "О терпении скорбей..."  и,  конечно  же,  "Житие
Святого Серафима Саровского...",  Чехов,  Салтыков-Щедрин,  Аверченко,  тома
"Войны и мира" - все это было разбросано на полу по комнатам или валялось на
помойке.
   В их спальне нашли хорошо выструганную доску - это и была  та  доска,  на
которой играл и ел больной мальчик. И еще было множество пузырьков со святой
водой и лекарствами. В прихожей валялась коробка. В ней были волосы  великих
княжон, остриженные в февральские дни, когда они болели корью.
   В столовой нашли чехол со спинки кровати одной из великих  княжон.  Чехол
этот был с кровавым следом обтертых рук.
   На помойке в доме Попова нашли Георгиевскую  ленточку,  которую  царь  до
последних дней носил на шинели. К тому времени в Ипатьевский дом уже  пришли
бывший его жилец лакей Чемодуров и воспитатель Жильяр.
   Чемодуров - старый лакей, вечный тип верного  русского  слуги,  преданный
чеховский Фирс, который всю жизнь как за ребенком ходил за своим господином.
   С Чемодуровым царь приехал из Тобольска,  но,  когда  в  Ипатьевский  дом
вместе с детьми приехал другой лакей,  молодой  Трупп,  он  решил  отпустить
больного старика, отдохнуть и подлечиться. Но  не  ездят  лечиться  в  такие
времена царские лакеи - отправили в тюрьму старика Чемодурова. Горевал он  в
тюрьме и не знал, что тюрьма спасет ему жизнь - там он благополучно  досидел
до прихода  белых.  И  вот  привели  его  в  Ипатьевский  дом.  Когда  среди
разбросанных по дому святых икон Чемодуров увидел образ  Федоровской  Божьей
Матери, старый слуга побледнел. Он знал, что с этой иконой госпожа его живой
никогда не рассталась бы! Нашли на помойке  и  другой  ее  любимый  образ  -
святого Серафима Саровского. Глядя на страшное разорение, верный  лакей  все
продолжал искать "носильные вещи" своего господина. В который раз перечислял
он следователю  все,  что  они  привезли  из  Царского  Села:  "Одно  пальто
офицерского сукна, другое - простого  солдатского.  Одну  короткую  шубу  из
романовской овчины, четыре рубахи защитного цвета, 3 кителя, 5 шаровар, и  7
пар хромовых сапог, и 6 фуражек". Все запомнил старый слуга. Но - ни  рубах,
ни кителей, ни полушубка...

   Книги и иконы посреди "мерзости и запустения" - вот  это  и  был  портрет
свершившегося.
   Но среди книг нашлось, быть может, самое важное...
   Книги великой княжны Ольги... "Орленок" Ростана по-французски. Она  взяла
с собой историю жизни сына свергнутого императора  Наполеона.  Старшая  дочь
другого свергнутого императора перечитывала  историю  мальчика,  который  до
конца оставался верен поверженному отцу.
   Как и тот мальчик, она  обожала  отца.  На  груди  носила  образ  святого
Николая (скоро найдут его на дне грязной шахты). В Екатеринбурге у них  было
много времени для разговоров. И она, боготворившая отца,  конечно  же,  была
отражением его тогдашних мыслей. И эти мысли - в стихотворении, переписанном
рукой Ольги и заложенном ею в книжку. Оно осталось в ней как завещание - его
и ее завещание - тем, кто придет в ограбленный дом.

   "Молитва.
   Пошли нам, Господи, терпенье
   В годину бурных мрачных дней
   Сносить народное гоненье
   И пытки наших палачей.
   Дай крепость нам, о, Боже правый,
   Злодейство ближнего прощать
   И Крест тяжелый и кровавый
   С Твоею кротостью встречать.
   И в дни мятежного волненья,
   Когда ограбят нас враги,
   Терпеть позор и оскорбленье,
   Христос Спаситель, помоги.
   Владыка мира, Бог вселенной,
   Благослови молитвой нас
   И дай покой душе смиренной
   В невыносимый страшный час.
   И у преддверия могилы
   Вдохни в уста Твоих рабов
   Нечеловеческие силы -
   Молиться кротко за врагов".

   "И  Крест  тяжелый  и  кровавый..."  "Молиться   кротко   за   врагов..."
Мученический венец. И - Прощение...

   Со второго этажа дома перешли на первый - в комнаты охраны.  Здесь  царил
тот же беспорядок.
   И только одна комната... Чтобы попасть в ту комнату со второго  этажа  из
комнат Семьи, нужно было сначала спуститься по лестнице  и  выйти  во  двор,
затем пройти по саду, войти в другую дверь  и,  пройдя  через  всю  анфиладу
комнат первого этажа, где жила охрана, попасть в маленькую прихожую.
   В прихожей этой было окно в  сад.  В  окне  -  деревья,  радость  летнего
июльского дня.
   Из этой прихожей дверь и вела в ту комнату. Это была  маленькая  комната,
размером 30-35 квадратных метров, оклеенная обоями в  клеточку,  темная;  ее
единственное окно упиралось в косогор, и  тень  высокого  забора  лежала  на
полу. На окне была установлена тяжелая решетка.
   В этой комнате был полнейший порядок: все было вымыто, вычищено.
   Комната соседствовала с кладовой и была отделена от нее  перегородкой.  В
перегородке находилась наглухо заколоченная дверь в кладовую. И вот вся  эта
перегородка и заколоченная дверь были усеяны следами от пуль.
   Стало ясно: здесь расстреливали!
   Вдоль карнизов на полу - следы от замытой крови. На других стенах комнаты
было также множество следов от пуль, следы  шли  веером  по  стенам:  видно,
люди, которых расстреливали, метались по комнате.
   На полу - вмятины от штыковых ударов (здесь  докалывали)  и  два  пулевых
отверстия (тут стреляли в лежащего)...
   Большинство пуль в комнате были от  системы  "наган",  но  были  пули  от
"кольта" и "маузера".
   На одной стене, как бы завершая всю картину, была  нацарапана  по-немецки
строка из Гейне: "В эту ночь Валтасар был убит своими холопами".

   К тому времени уже  раскопали  сад  у  дома,  обследовали  пруд,  разрыли
братские могилы на кладбище, куда особый подрядчик возил  трупы  из  ЧК,  но
никаких следов проживавших в доме 11 человек не смогли найти. Они исчезли.
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: СОКОЛОВ
   Началось следствие.
   Но  в  новом  Уральском  правительстве  были  сильны   идеи   Февральской
революции. И, затевая  это  расследование,  правительство  беспокоилось,  не
будет ли в  нем  "данных  для  реакционных  начал...  Не  пища  ли  оно  для
монархических заговоров".
   И первых два следователя - Наметкин и Сергеев, достаточно  осторожны.  Но
Уральское правительство было сменено Колчаком. И тогда назначен  был  третий
следователь - 36-летний Николай Соколов.
   До революции он - следователь по особо важным делам.  После  Октябрьского
переворота попытался раствориться в  крестьянской  среде,  ушел  в  деревню.
Когда в Сибири рухнула Советская власть, в крестьянском платье  добрался  до
Урала. Назначенный Колчаком новым следователем по делу о Царской  Семье,  он
повел следствие страстно и фанатично. Уже был расстрелян  Колчак,  вернулась
Советская власть на Урал и в Сибирь, а  Соколов  продолжал  свою  работу.  В
эмиграции в Париже он брал показания у  уцелевших  свидетелей.  Он  умер  от
разрыва сердца во Франции, продолжая свое бесконечное расследование...
   Из письма Аминева П.М. (Куйбышев):
   "В 1918 году я жил в городе Ирбите. Ирбит был занят белыми, и жизнь пошла
по дореволюционному руслу. У нас выходили "Ирбитские  уездные  ведомости"  и
там появилось сообщение, взволновавшее наш город.  Посылаю  вам  вырезку  из
этой газеты (1918 г., номер 18):
   "К судьбе Николая II.
   Корреспондент "Нью-Йорк таймс" Аккерман сообщил в свою  газету  следующие
сведения, написанные личным слугою отрекшегося царя:
   "Поздним вечером 16 июля в комнату царя вошел комиссар охраны и объявил:
   - Гражданин Николай Александрович Романов, вы должны отправиться со  мною
на заседание Совета рабочих, казачьих и красноармейских депутатов Уральского
округа...
   Николай Александрович не возвращался почти два с половиной часа.  Он  был
очень бледен и подбородок его дрожал.
   - Дай мне, старина, воды.
   Я принес, и он залпом выпил большой стакан.
   - Что случилось? - спросил я.
   - Они мне объявили, что через  три  часа  прибудут  меня  расстрелять,  -
ответил мне царь.
   После возвращения Николая с заседания к нему вошла Александра Федоровна с
царевичем, оба плакали. Царица упала в обморок, и был призван доктор.  Когда
она оправилась, она упала на колени перед солдатами и молила  о  пощаде,  но
солдаты отозвались, что это не в их власти.
   - Ради Христа, Алиса, успокойся, - сказал  Николай  несколько  раз  тихим
голосом. Он перекрестил жену и сына, подозвал меня и сказал, поцеловав:
   - Старина, не покидай Александры Федоровны и Алексея.
   Царя увели, и никому не известно куда. Той же  ночью  он  был  расстрелян
двадцатью красноармейцами".
   Так представляли  себе  происшедшее  в  дни,  когда  еще  верили:  "Семья
эвакуирована в надежное место".
   ПЕРВЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА
   Вскоре к военному коменданту явился поручик Шереметьевский.
   До прихода белых скрывался поручик в деревне Коптяки - в  18  верстах  от
Екатеринбурга  на  берегу  Исетского  озера.  Недалеко  от  этой  деревушки,
окруженные вековым бором, были старые, заброшенные шахты.
   Поручик рассказал:
   "17 июля несколько крестьян из этой деревни были задержаны, когда они шли
через лес, заставой вооруженных красноармейцев и возвращены обратно.
   Задержаны они были около глухого лесного  урочища  по  прозванию  "Четыре
брата".  Им  объяснили:  лес  оцеплен  и  там  маневры  -  будут   стрелять.
Действительно, уходя домой, они услышали глухие разрывы ручных гранат.
   После падения Екатеринбурга, когда большевистские отряды отошли из города
по направлению на Пермь, коптяковские крестьяне тотчас отправились  в  район
урочища "Четыре брата" поглядеть, что же там такое происходило.
   "Четыре брата" -  такое  название  дали  урочищу  четыре  высокие  сосны,
когда-то стоявшие  среди  векового  бора.  Сосны  давно  упали,  погибли,  и
остались от них два  полуразрушенных  пня.  И  старое  прозвание  -  "Четыре
брата". Недалеко от этих жалких пней, в четырех верстах  от  самой  деревни,
находились закрытые лесом  старые  шахты.  Когда-то  здесь  добывали  золото
старатели. Но выбрали давно все золото, и  залило  дождем  старые  шахты.  В
одной из них образовался маленький прудик, она  получила  прозвание  "Ганина
яма". Саженях в пятидесяти от Ганиной ямы  была  еще  одна  шахта,  уже  без
прозвища. Эта безымянная шахта была тоже залита водой. Вот сюда -  в  глухой
лес, к брошенным шахтам - и пришли крестьяне.
   В безымянной шахте, на поверхности наполнявшей  ее  воды  плавали  свежие
ветки, обгорелые головешки. Край  шахты  был  разворочен  разрывами  гранат.
Крестьяне поняли: что-то внутри шахты взрывали. Вся поляна  рядом  с  шахтой
была истоптана копытами лошадей, и  глубокие  следы  от  телег  остались  на
мокрой земле.
   Здесь они и нашли следы двух кострищ - одного у той безымянной  шахты,  а
другого - прямо на лесной дороге под березой. Странные это были кострища.  В
одном из них померещились коптяковцам сгоревшие человеческие кости.  Но  при
прикосновении  они  тотчас  рассыпались  в  прах.  Порывшись  в   кострищах,
крестьяне нашли обгоревший  изумрудный  крест,  топазовые  бусинки,  военную
пряжку детского размера, стекло от очков, пуговицы,  крючки...  Нашли  также
крупный бриллиант.
   Следствие сличило найденное с вещами в Ипатьевском доме - те же пуговицы,
крючки, пряжечки от туфель... Стало ясно: тут сжигали одежду. Значит,  трупы
бросили в шахту?
   Решили откачать воду из этой безымянной шахты, а заодно из шахты рядом  -
Ганиной ямы. Приступили к откачке. В Ганиной  яме  ничего  не  нашли.  Но  в
безымянной шахте отыскалось... Открыли дно этой шахты, промыли  ил  и  нашли
отрезанный холеный палец с длинным ногтем, вставную челюсть, которую  вскоре
опознали как принадлежавшую доктору Боткину, застежку от  его  же  галстука,
жемчужную серьгу из пары серег, которые носила императрица. В шахте нашли  и
крохотную собачку. Нашли и портретную рамочку от фотографии  Аликс,  которую
Николай всегда носил  с  собой.  И  изуродованные  ударами  образа,  которые
надевали на себя в дорогу его дочери, и Ольгин образ Николая  Чудотворца.  В
иле оказался и воинский значок из серебра, покрытый золотом.  Это  был  знак
полка, шефом которого  был