королева Виктория давно в могиле... И
все-таки это было. Был поцелуй в  Кобургском  замке.  И  были  они,  молодой
человек и девушка, безумно счастливые. Точнее, счастливые  и  безумные,  ибо
"хотя бы ты был, как орел, и поднялся высоко"...
   И вот 8 апреля; в этот прекрасный день Николай узнал: ему не  разрешалось
более носить погоны. И не только ему - "Маленькому" тоже. Погоны - это  была
некая связующая нить: он носил погоны с вензелями отца, а его сын носил  его
вензеля.

   Я представляю, с каким нетерпением Матвеев и "шпион" ждали  в  тот  день,
когда он уйдет на прогулку. И, видимо, состоялся уже обычный ритуал: Матвеев
прогуливался в коридоре, сторожил, а "шпион" вошел в комнату.
   На столе, как обычно, все было педантично разложено: карандаши, несколько
часов из его коллекции и, наконец, дневник.
   "Шпион" прочел: "8 апреля. Воскресение. 24 годовщина  нашей  помолвки!  В
одиннадцать с половиной была обедница, после  нее  Кобылинский  показал  мне
телеграмму из  Москвы,  в  которой  подтверждается  постановление  отрядного
комитета о снятии мною и Алексеем погон. Поэтому решил: на  прогулки  их  не
надевать, а носить только дома. Этого свинства я им не забуду!.."
   И "шпион" окончательно понял: царь упрямо записывал в дневнике все.  Даже
допуская (он не мог не допускать!) возможность чтения  дневника  врагами.  В
этом было его презрение к ним.
   Видимо, тогда "шпиону" и пришла  в  голову  идея.  Но  осуществить  ее  в
Тобольске он не успел, ибо уже на следующий день все изменилось.
   ПРИЕЗД УПОЛНОМОЧЕННОГО
   Член Тобольского Совета - екатеринбургский  большевик  Авдеев  апрельским
утром 1918 года ехал из Тобольска в родной Екатеринбург. Авдеев был доволен:
он вез с собой долгожданные документы. Это  были  сведения  о  монархическом
заговоре зятя Распутина Соловьева, добытые  "шпионом"  (переписка  царицы  с
Соловьевым и т. д.). И  решение  Тобольского  Совета:  ввиду  угрозы  побега
"Николая Кровавого" из Тобольска просить Уральский Совет  перевезти  Царскую
Семью в Екатеринбург.
   На платформе, где Авдеев ждал своего поезда, он увидел  выгружавшуюся  из
вагонов военную часть. Вид незнакомых вооруженных  людей  крайне  обеспокоил
екатерин-буржца. Он насчитал 15 кавалеристов и 20 пехотинцев. Это было время
яростной вражды Омска с Уралом. Он подумал: "Не прибыл ли  очередной  омский
отряд?" И решил разведать, что за солдатики.
   Он подошел к вагону и попросил  начальника.  Его  подвели  к  человеку  в
тулупе, надетом на матросскую  блузу,  и  в  папахе.  Авдеев  предъявил  ему
удостоверение Тобольского Совета. Человек прочел, очень оживился и  объявил:
"Вот вы-то мне и нужны". И показал екатеринбуржцу мандат за подписями Ленина
и Свердлова.  И  еще  -  письменное  распоряжение  за  подписью  Голощекина,
приказывавшее  всем  екатеринбургским  большевикам   в   Тобольском   Совете
беспрекословно подчиняться Уполномоченному ВЦИК Яковлеву.
   Пришлось возвращаться Авдееву в Тобольск вместе с этим отрядом.

   Верхом на конях едут Авдеев и Яковлев. Яковлев  расспрашивает  Авдеева  о
Доме Свободы. Авдеев отвечает вяло: подробностей не знает, охрана в  дом  не
допускает.
   Проехав каких-то 20 верст, они  замечают  впереди  цепи  солдат.  Сначала
решили: белоказаки! К счастью, до  стрельбы  не  дошло:  в  бинокль  увидели
красное знамя и красные ленточки на  папахах.  И  поскакали  навстречу  друг
другу всадники.
   Оказалось, что это отряд,  посланный  из  Екатеринбурга  в  Тобольск...за
Романовыми!
   Таков  был  первый  сюрприз   уральского   военного   комиссара   Филиппа
Голощекина. Яковлев с изумлением понимает: Екатеринбург его контролирует.
   Теперь они едут вместе - два отряда. Яковлев скачет на коне  в  окружении
двух уральских конников - Авдеева и командира отряда Бусяцкого.
   И состоялся удивительный разговор (его записал в своих воспоминаниях один
из "миасских разбойников").
   Бусяцкий предлагает Яковлеву план: когда тот  повезет  царя  и  Семью  из
Тобольска, на пути, в районе села Иевлево, отряд Бусяцкого  устроит  засаду,
инсценирует нападение на отряд Яковлева, будто бы для  освобождения  царя  и
Семьи. И в перестрелке они покончат со всеми  Романовыми.  "Надо  прикончить
палача, а не возиться с ним", - говорит екатеринбуржец.
   В ответ Яковлев молча показал Бусяцкому свой мандат: подчиняться во  всем
ему - Уполномоченному  ВЦИК.  Бусяцкий  только  усмехнулся.  Всю  дальнейшую
дорогу они молчали.
   Вот так 22 апреля 1918 года вошли оба отряда в город Тобольск.
   В Тобольске  -  новый  сюрприз:  еще  один  отряд  из  Екатеринбурга  под
водительством большевика Заславского поджидал Яковлева в городе.
   Так с первого дня Яковлев оказался в  окружении  двух  отрядов  уральцев.
Хорошо подготовился Филипп Голощекин к встрече Уполномоченного ВЦИК...
   Яковлев остановился в доме Корнилова, где жила свита. В  ту  же  ночь  он
отправился в Тобольский Совет предъявлять свой мандат.

   Ночью в Совете екатеринбургские тобольцы слушали краткую  речь  Яковлева.
Он сообщил цель своей секретной миссии: увезти из Тобольска царя и Семью.
   На естественный вопрос - "куда?" - Яковлев ответил, что "им рассуждать об
этом не следует, как и  предписано  в  мандате".  В  ответ  Яковлев  услышал
яростные слова командира уральского отряда Заславского: "С  Романовыми  надо
не возиться, их надо кончать!"
   Яковлев жестко оборвал его.
   Из воспоминаний Яковлева: "Я сказал ему только  одно:  "Все  ваши  отряды
должны подчиняться мне и выполнять мои распоряжения! Надеюсь, вы поняли?"  И
Заславский... сквозь зубы процедил: "Да".
   В заключение Яковлев объявил на завтра смену охраны. На все посты в  Доме
Свободы  должны  встать  местные  красногвардейцы.  Новым  комендантом  Дома
Свободы Яковлев назначил своего  знакомца  по  платформе  Авдеева.  Это  был
реверанс в сторону уральцев.
   Но как только Яковлев ушел, уральцы приняли постановление - зорко следить
за Уполномоченным из Москвы.
   Да, подготовился Голощекин к его приезду!

   Поняв, что уральцы в Тобольском Совете -  враги,  Яковлев  должен  теперь
быть предельно осторожен с охраной и Кобылинским. Если и здесь не  получится
- миссия провалилась!
   Утром он вызывает к себе Кобылинского.
   Непривычно ласковое обхождение комиссара из Москвы подкупает  полковника.
Яковлев объясняет ему, что приехал увезти царя и Семью. К сожалению,  он  не
может разгласить пока тайну маршрута. Но полковник может быть  уверен  -  он
все узнает, и уже вскоре.
   Кобылинский отвечает доверием на  доверие,  сообщает  Яковлеву  обо  всех
трудностях, которые ждут его миссию: очень болен  Алексей  и  везти  его  не
представляется никакой возможности.

   В последнее время мальчик был  на  удивление  здоров  и  затевал  в  доме
бесконечные игры.
   Придумал  отчаянную  игру:  на  деревянной  лодке  съезжать  по  ступеням
лестницы, ведущей со  второго  этажа  на  улицу.  С  грохотом,  от  которого
затыкали уши обитатели дома, неслась его  лодка.  Он  будто  пытался  что-то
доказать себе. Была и другая игра - он  катался  на  качелях,  сделанных  из
бревна. "Не знаю во время которой из этих игр, но он ушибся и,  как  всегда,
слег", - вспоминала дочь доктора Боткина.
   Что такое для Алексея ушиб  в  условиях  заключения,  описал  сам  доктор
Боткин:
   "Алексей Николаевич подвержен страданием суставов  под  влиянием  ушибов,
совершенно  неизбежных  у  мальчиков   его   возраста,   сопровождающихся...
жесточайшими болями. День и ночь в  таких  случаях  мальчик  так  невыразимо
страдает, что никто из его ближайших родных,  не  говоря  уже  о  хронически
больной сердцем матери,  не  жалеющей  себя  для  него,  не  в  силах  долго
выдерживать ухода за ним. Моих угасающих сил тоже не хватает. Состоящий  при
больном К.Г.Нагорный после  нескольких  бессонных  и  полных  мучений  ночей
сбивается с ног и не в состоянии был выдержать вовсе, если  бы  на  смену  и
помощь ему не являлись преподаватели Алексея Николаевича господин Гиббс и  в
особенности  воспитатель  его  Жильяр...  Сменяя  один  другого  чтением   и
переменой впечатлений, они отвлекают в течение дня больного от страданий..."

   10(23)  апреля  Яковлев  в  сопровождении  нового  коменданта  Авдеева  и
полковника Кобылинского появляется в  Доме  Свободы.  Но  там  еще  накануне
приготовились к встрече с ним.
   Из дневника: "9 апреля. Узнали о  приезде  чрезвычайного  уполномоченного
Яковлева из Москвы. Он поселился в корниловском доме. Дети  вообразили,  что
он сегодня придет делать обыск и сожгли все письма, а Мария и Анастасия даже
свои дневники...
   10 апреля. В 10.30 утра явились Кобылинский с Яковлевым и его свитой.
   Принял его в зале с дочерьми. Мы ожидали его к 11 часам, поэтому Аликс не
была еще готова. Он  вошел,  бритое  лицо,  улыбаясь  и  смущаясь,  спросил,
доволен ли я охраной и помещением. Затем почти бегом  зашел  к  Алексею,  не
останавливаясь осмотрел остальные комнаты и, извиняясь за беспокойство, ушел
вниз. Так же спешно он заходил к другим в остальных этажах.
   Через полчаса он снова явился, чтобы представиться Аликс. Опять  поспешил
к Алексею и ушел вниз. Этим пока ограничился осмотр дома..."
   С какой-то симпатией записано все это  в  дневнике  царя:  "извиняясь  за
беспокойство", "улыбаясь". Уже отвык и от  улыбок,  и  от  извинений  бывший
владыка империи.
   Умеет обращаться с людьми чекист Яковлев.
   Дважды в этот день осмотрел комиссар из Москвы больного мальчика. Он  все
пытался представить: может быть, все-таки можно его  перевезти?  И  понял  -
нельзя. Задача осложнилась еще более.

   Уралец Авдеев, назначенный комендантом  дома,  производит  смену  охраны.
Вместо  солдат,  прибывших   из   Царского   Села,   на   посты   становятся
красногвардейцы. С одной  стороны  -  выстроился  взвод  саженных  красавцев
гвардейцев, одетых в форму. С другой  -  красногвардейцы,  "братва".  Кто  в
засаленном полушубке, кто в пальто, кто в вылинявшей шинели. Вместо сапог  -
подшитые, в заплатах валенки. Соответственно и вооружение. У кого пулеметная
лента через плечо, у кого - берданка, кто с наганом...  Удивительно  было  и
построение: красногвардейцы выстроились не по росту, а по дружбе...
   Оба отряда с изумлением смотрели друг на друга. Обломок империи и  войско
революции - великая фотография эпохи.
   "МЫ ПРЕДСТАВЛЯЕМ, ЧТО ЭТО МОСКВА..."
   На следующий день Яковлев в дом не приходил.
   Из дневника: "11 апреля. День был хороший и  сравнительно  теплый.  Много
сидел на любимой крыше оранжереи, там славно пригревает  солнце.  Работал  у
горы и над расчисткой глубокой канавы..."
   Пока  царь  чистил  канаву  и  размышлял  на  крыше  оранжереи,  Яковлеву
предстояло самое трудное - встреча с охраной царя. Покорно дав заменить себя
красногвардейцами, уже к вечеру они начали роптать...
   Собрав охрану, Яковлев долго льстил стрелкам. А потом было главное  -  он
торжественно передал  им  неполученное  жалованье  за  6  месяцев  Советской
власти. И сообщил радостную весть: их служба закончена,  они  могут  наконец
вернуться к семьям.  Вечером  он  созывает  совещание  солдатского  комитета
охраны и здесь объявляет свою цель: он должен увезти  из  Тобольска  царя  и
Семью. На все тот же вопрос - "куда?" - Яковлев ответил все той  же  фразой:
"Об этом рассуждать не следует". Начался ропот, и он  тотчас  капитулировал:
предложил включить  8  стрелков  прежней  охраны  в  караул,  который  будет
сопровождать  Николая  и  Семью  до  места  назначения.  "Чтобы  они  смогли
убедиться: царь и семья будут в безопасности".

   Яковлеву еще в Москве сказали: на председателя  комитета  Матвеева  можно
положиться.
   Из "Записок" Матвеева: "Яковлев... вызывает меня к себе и задает  вопрос:
приходилось ли мне выполнять военные секретные поручения.  Получив  от  меня
утвердительный ответ, Яковлев  сообщает,  что  ему  дано  задание  перевезти
бывшего царя в Москву (курсив мой. - Авт.). Он  предложил  мне  выделить  из
моего отряда 8 человек для сопровождения в дороге Николая Романова".

   Остается лишь  предполагать:  поделился  ли  Матвеев  своей  удивительной
новостью с другом - "шпионом"?

   Вечером у Яковлева  главная  встреча  -  с  Кобылинским.  В  разговоре  с
полковником Яковлев делает ход: сообщает  Кобылинскому,  что  должен  увезти
царя на суд в Москву, хотя, конечно же, никакого суда не будет, царя и Семью
сразу вышлют в Скандинавию. Он берет с полковника обещание не разглашать эту
тайну, но отлично знает, что тот разгласит. И ему  нужно,  чтобы  разгласил.
Чтоб успокоить Семью и царя и свиту. Чтобы все проходило гладко.
   Той же ночью Кобылинский по секрету сообщает новость  Боткину,  а  Боткин
своей дочери.
   Его дочь записала: "Отец сообщил нам важную весть... Яковлев приехал сюда
по приказанию Ленина, чтобы повезти Их Величества на суд в Москву и вопрос в
том, отпустит ли их отряд беспрепятственно. Несмотря  на  страшное  слово  -
суд, все приняли это весело, так как были убеждены, что это вовсе не суд,  а
отъезд  за  границу.  Наверное,  сам  Яковлев  говорил  об  этом,  так   как
Кобылинский ходил веселый и сказал: "Какой там суд. Никакого суда не  будет,
а их прямо из  Москвы  повезут  на  Петроград  -  в  Финляндию,  Швецию  или
Норвегию".
   Но царю Кобылинский сообщить все это не успел.
   Ранним утром 25 апреля Яковлев вновь явился в Дом Свободы.
   Он объявил Николаю: он должен увезти его из Тобольска, но не имеет  права
открыть - куда.
   Николай потрясен. Он этого не ожидал, он был уверен,  что  Яковлев  всего
лишь новый комиссар вместо уехавшего Панкратова. Такой же "маленький человек
в папахе". Разыгралась  сцена:  Николай  отказался  ехать  -  слишком  болен
Алексей, его нельзя трогать.
   Яковлев спускается в комендантскую, где сидят Авдеев и Хохряков.  Яковлев
растерян (новая Игра!). Он советуется с уральцами, что предпринять. На самом
деле (Игра! Игра!) он все пытается подключить уральцев к своей миссии.
   И вновь Яковлев поднимается в комнату царя. Он  объявляет:  сопротивление
бесполезно, если Николай не согласен добром, его увезут силой. Конечно,  все
мягко, опять бесконечно  извиняясь.  Он  предлагает  Николаю  ехать  одному.
"Один!" - конечно же, в голове царя  мелькнуло:  выход!  Ведь  без  него  их
наверняка тотчас отпустят на волю! И тогда Николай соглашается.

   Яковлев уходит готовиться к отъезду. Отъезд немедленно, на  рассвете!  Он
понимает, что слух о нем теперь не удержишь в доме.
   Николай возвращается к Семье. И здесь его  ждет  неожиданное:  Аликс  уже
узнала от Кобылинского, что царя везут в Москву,  она  в  ужасе.  Она  сразу
вспомнила: Брестский мир. Ну, конечно же, суд - это обман.  Они  везут  его,
чтобы он подписал этот позорный мир.  Они  хотят  его  именем  освятить  эту
гнусную  бумагу.  Должно  быть,  немцы  требуют.  Потому  что  только   мир,
подписанный царем, будет иметь ценность.  Вот  почему  его  хотят  увезти  в
Москву без нее! Без нее его всегда  заставляли  принимать  ужасные  решения.
Нет, она этого не допустит. Есть долг  матери  больного  сына  и  есть  долг
царицы. Долг перед народом и Богом.
   Он ушел гулять. А она, которая и пяти минут не могла стоять из-за  слабых
ног, целый час беспрерывно металась по его кабинету. Ее  мысли  разбегались,
она сходила с ума.
   - Это первый раз в моей жизни. Я совершенно не знаю,  как  поступать.  До
сих пор Господь указывал мне дорогу, но сейчас я не слышу его указаний.
   Когда царь вернулся с прогулки, она решительно сказала ему:  "Я  поеду  с
тобой".
   Потом она пошла к сыну. Сумела взять себя  в  руки  и  объявила  мальчику
очень спокойно:
   - Государь и я должны уехать. Но, как только поправишься, ты  с  сестрами
приедешь к нам.
   "НОЧЬЮ, КОНЕЧНО, НИКТО НЕ СПАЛ"
   Вечером мальчик кричал от боли, звал ее. Но она больше не входила к  нему
в комнату. Боялась, не хватит сил еще раз с ним  проститься.  Она  рыдала  и
повторяла: "Нет, это  невозможно,  должно  что-нибудь  произойти...  Нет,  я
уверена, к утру что-нибудь случится... Господь пошлет ледоход, и эта поездка
не состоится..."
   Но постепенно она успокоилась, теперь она выбрала окончательно. А мальчик
все плакал и звал ее.
   Она решила поделить Семью, не могла  ехать  одна  с  мужем.  Но  кого  из
дочерей взять? Татьяна - самая надежная - должна  ухаживать  за  Алексеем  и
вести хозяйство. У Ольги - слабое здоровье, до Тюмени  300  километров  и  в
открытом возке... Анастасия слишком мала, и "Солнечный Луч" так ее любит...
   - Я поеду, - сказала Мария.
   Так эту сцену пересказывали очевидцы.
   Но Аликс и Ники сами описали всю драму в дневниках.

   Он: "12 апреля. Четверг. После завтрака Яковлев пришел  с  Кобылинским  и
объявил, что получил приказание увезти меня, не говоря  куда.  Аликс  решила
ехать со мною и взять Марию: протестовать  не  стоило.  Оставлять  остальных
детей, Алексея - больного, да при нынешних обстоятельствах, было  более  чем
тяжело. Сейчас же начали укладывать самое необходимое. Потом Яковлев сказал,
что он вернется обратно за О., Т., Ан.  и  А.  ...  Грустно  провели  вечер,
ночью, конечно, никто не спал..."
   Она: "Я должна была  решаться:  остаться  с  Бэби  или  сопровождать  его
(Николая). Я выбрала сопровождать его, так как он больше нуждается во мне. И
слишком  было  рисковано  (отпускать  его)  не  зная  куда   и   зачем   (мы
представляем, что  это  Москва).  Ужасные  страдания!  После  вечернего  чая
отослали всех "людей", всю свиту и сидели всю ночь с детьми. Бэби заснул,  и
в 3 мы пошли к нему и там сидели до отъезда. В 4.15 утра тронулись в путь".

   Но и Яковлев не спал в эту ночь. Пока Авдеев  метался  по  городу,  искал
лошадей и возки, Яковлев готовился к поездке. Как к сражению.  Он  вызвал  к
себе командира второго отряда уральцев - Бусяцкого.
   Из воспоминаний Яковлева:
   "Я возлагаю на вас охрану дороги от  Тобольска...  На  вашей  обязанности
лежит  охрана  моего  проезда.  Вы  и  ваш  отряд   отвечаете   головой   за
безопасность... И если что-то  случится  -  вы  будете  первым  расстреляны.
Бусяцкий стоял передо мною бледный, как полотно". Теперь  на  какой-то  срок
Бусяцкий был сломлен.
   Одному из самых отчаянных своих "миасских разбойников"  Яковлев  поручает
охранять выезд из Тобольска. Тот должен занять со  своими  людьми  переправу
через Тобол и постараться как можно дольше не выпускать из города  другой  и
самый опасный уральский отряд - Заславского.

   Рассвет. Во дворе стоят готовые "экипажи". Это сибирские возки - "кошевы"
- плетеные корзины, положенные на длинные  жерди;  сидений  нет,  сидят  или
лежат прямо на дне.
   Был единственный крытый возок, который сумел отыскать в городе  комендант
Авдеев, на нем и должна была ехать царица. Туда положили матрас и  набросали
сверху сено.
   В пятом часу утра начинают носить вещи. Из воспоминаний Яковлева:
   "По всем углам дома раздавались всхлипывания. Дочери Романовых и весь  их
штат вышли на крыльцо. Николай переходил  от  одного  к  другому,  какими-то
судорожными движениями крестил дочерей. Его надменная жена сдерживала слезы.
Каждый ее жест... говорил: не надо показывать свою слабость  перед  "красным
врагом".
   Путь им предстоял тяжелый и дальний. На этих возках в опасную  распутицу,
меняя сани на телеги (во многих местах под солнцем уже сошел снег)  и  снова
пересаживаясь на сани, преодолеть 300 километров до Тюмени. И далее  поездом
- в неизвестность, куда их должен был увезти комиссар Яковлев.

   Они рассаживаются по возкам. Аликс хочет ехать  с  Николаем,  но  Яковлев
жестко объясняет: с бывшим царем обязан сидеть он сам. Она молча  садится  с
Марией. И почти всю страшную дорогу "будет хранить упорное молчание".

   Трое слуг отправляются с ними  -  камердинер  царя  Чемодуров,  комнатная
девушка Демидова и лакей Седнев. Усаживаются в возки Долгоруков (от свиты) и
Боткин (врач) - это все, что мог разрешить