рого Клопова".
   Да, это был тот самый Клопов, который когда-то на заре  его  царствования
уже приходил к нему. Тогда он хотел рассказать ему народную правду... И  вот
теперь он пришел еще раз, чтобы спасти любимого царя.

   После революции Клопов работал тихим бухгалтером и умер в  1927  году.  В
архиве Клопова осталась запись этой аудиенции: он говорил  царю  об  эгоизме
двора, о преступных действиях правительства. Николай слушал его со  странной
улыбкой,  он  будто  отсутствовал.   Клопов   ушел   испуганный   непонятным
равнодушием сидевшего перед ним усталого человека.

   В это время друг  юности  Николая  Сандро  пишет  письмо  царю.  Пишет  в
несколько приемов, не решаясь отослать.

   Из дневника:
   "10 февраля... В 2 часа приехал Сандро и имел при мне  в  спальне  долгий
разговор с Аликс".

   Аликс приняла Сандро в постели, была нездорова. Сандро поцеловал руку, ее
губы коснулись его щеки.
   Он хотел говорить с нею с глазу на глаз, но... Ники остался. Она  боялась
разговора наедине.
   Что сказал Сандро? Впоследствии Александр Михайлович изложил это в  своих
воспоминаниях. Но все мы крепки задним умом. Так что вернее  воспользоваться
письмом, которое он написал Николаю тогда, в те дни...
   Отрывки из этого письма:
   "Мы  переживаем  самый  опасный  момент  в  истории  России...  Все   это
чувствуют: кто разумом, кто  сердцем,  кто  душою...  Какие-то  силы  внутри
России ведут тебя и, следовательно Россию, к  неминуемой  гибели.  Я  говорю
"тебя и Россию" вполне сознательно, так как Россия без царя существовать  не
может, но нужно помнить, что  царь  один  таким  государством,  как  Россия,
править  не   может...   Немыслимо   существующее   положение,   когда   вся
ответственность  лежит  на  тебе  одном...  События  показывают,  что   твои
советчики продолжают вести Россию и тебя к верной гибели..."  -  повторяется
Сандро. "Приходишь в полное отчаяние, что ты не хочешь  внять  голосам  тех,
которые знают, в каком положении находится Россия, и советуют принять  меры,
которые должны вывести нас из  хаоса...  Правительство  сегодня  тот  орган,
который подготавливает  революцию.  Народ  ее  не  хочет,  но  правительство
употребляет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше  недовольных,
и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при  небывалом  зрелище  революции
сверху, а не снизу".
   Сандро умолял Аликс ограничиться домашними делами, Аликс его прервала. Он
продолжал. Она повысила голос - он тоже.  На  протяжении  бурного  разговора
Ники молча курил. Сандро  ушел,  пообещав,  что  однажды  она  признает  его
правду. Он поцеловал ей руку  на  прощание,  но  ответного  поцелуя  уже  не
получил.
   Из всей беседы с Сандро Аликс поняла одно: они хотят удалить Протопопова,
которого завещал им "Старец". Она была в ярости: надо разогнать Думу,  а  не
удалять от престола преданных людей.
   Но в этот день Николаю пришлось еще многое услышать.
   "Гулял с Марией, у Ольги заболело ухо. До чая  принял  Родзянко",  -  как
всегда лаконично, записал он в дневнике череду событий этого дня.
   Разговор с Родзянко был угрожающим. Обычно сдержанный, "толстяк" Родзянко
- неузнаваем.
   Родзянко: - Смена лиц, и не только лиц,  но  и  всей  системы  управления
является неотложной мерой.
   Николай: -  Вы  все  требуете  удаления  Протопопова...  А  ведь  он  был
товарищем  председателя  в  Думе...  Почему  же  теперь  вы  все   его   так
ненавидите?
   Родзянко: - Ваше Величество, мы накануне великих событий, исхода  которых
уже предвидеть нельзя... Я полтора часа вам докладываю, но  по  всему  вижу,
что уже избран самый опасный путь - разогнать  Думу...  Я  убежден,  что  не
пройдет и трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет все и вы
не сможете царствовать...
   Когда Родзянко входил в кабинет к царю, он повстречал знакомого нам слугу
Александра Волкова и попросил его заметить,  сколько  он  будет  в  кабинете
Государя.
   Когда взволнованный председатель Государственной думы вышел из  кабинета,
Волков сказал: "Вы были у Его Величества ровно 26 минут".
   Родзянко отдал свой портфель скороходу, который  ждал  его,  чтобы  нести
портфель до кареты, и безнадежно махнул рукой: "Теперь уже все равно, теперь
уже все кончено".

   Но Родзянко был не прав - разговор  этот  произвел  впечатление.  Николай
сдался. И вскоре старик премьер Голицын  вернулся  домой  из  Царского  Села
необычайно счастливый и радостный. Николай вдруг сам пожелал обсудить вопрос
об ответственном министерстве. Он объявил Голицыну, что собирается явиться в
Думу и объявить свою волю: "О даровании России министерства,  ответственного
перед русским парламентом".
   Но вечером того же дня Голицына вновь потребовали во  дворец.  И  Николай
сообщил ему, что он... уезжает в Ставку!
   - Но как же, Ваше Величество? - изумился бедный премьер.
   - Я изменил свое решение... Сегодня же вечером я уезжаю.

   Ну конечно, между этими двумя событиями был разговор с  Аликс.  И  вечная
воительница не дала ему повторить 1905 год!
   К тому времени он очень устал.
   Эту отчаянную усталость почувствовал старый Голицын.  И  впоследствии  он
объяснял этот изумивший всех отъезд в  Ставку  желанием  Государя  "избежать
новых докладов, совещаний и разговоров".

   Да, он бежал - от ее сумасшествия, от толстого Родзянко и ярости Думы. От
требований матери, родственников, друзей и страны.
   "Давно, усталый раб, замыслил я побег..."
   Родзянко описывал  в  своих  воспоминаниях,  как  однажды,  выслушав  его
доклад, Николай вдруг подошел к окну.
   - Почему так, Михаил Владимирович? Был я в лесу сегодня - тихо там и  все
забываешь - все эти дрязги... суету людскую. Так хорошо было  на  душе.  Там
ближе к природе... ближе к Богу...
   Как-то в своем дневнике Николай записал: "Долго болтал ногой в ручье".
   Усталый одинокий человек, как ребенок, разбрызгивавший  ногой  воду...  И
теперь он хотел убежать. К лесу, к длинным прогулкам по пустому шоссе...
   Он объяснил ей, что уезжает ненадолго, что  вернется  уже  к  1  марта  и
потому даже Бэби не берет с собой. Но она  испытывала  какой-то  ужас  перед
этой его поездкой.
   Империи оставалось жить 10 дней.

   22 февраля 1917 года он в последний раз уезжал из Царского императором. И
в последний раз в поезде он нашел ее традиционное письмо:
   Она: "22.02.17. Мой драгоценный! С тоской и глубокой тревогой я отпустила
тебя  одного  без  нашего  милого  Бэби.  Какое  ужасное  время  мы   теперь
переживаем! Еще тяжелее переносить его в разлуке - нельзя  приласкать  тебя,
когда ты выглядишь таким  усталым,  измученным;  Бог  послал  тебе  воистину
страшный тяжелый крест...
   Наш дорогой Друг в ином мире тоже молится за тебя, Он еще ближе к нам, но
все же так хочется услышать Его  утешающий  и  ободряющий  голос...  Только,
дорогой, будь тверд, вот что надо русским.  Ты  никогда  не  упускал  случая
показать любовь и доброту. Дай  им  теперь  почувствовать  кулак.  Они  сами
просят об этом - сколь многие мне недавно говорили: "нам  нужен  кнут!"  Это
странно, но такова славянская натура... Они должны научиться  бояться  тебя.
Любви одной мало. Ребенок, обожающий отца, все же должен бояться  разгневать
его... Крепко  обнимаю  и  прижимаю  твою  усталую  голову.  Ах  одиночество
грядущих ночей - нет с тобой Солнышка и  нет  Солнечного  Луча  (Алексея.  -
Авт.). Чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, нежно прижатые к твоим.
Вечно вместе, всегда неразлучны".
   Россия - кулак и кнут... Все это очень старые и очень печальные  мысли...
Она была права, "многие говорили". Вот монолог русского монархиста,  который
почти повторяет слова русской царицы (его приводит в своих мемуарах все  тот
же французский посол Палеолог):
   "На Западе нас не знают, там не  знают,  что  царизм  есть  сама  Россия.
Россию основали цари. И самые жестокие, самые безжалостные были лучшими. Без
Ивана Грозного, без Петра Великого, без Николая I не было бы России. Русский
народ - самый покорный из  всех,  когда  им  сурово  повелевают,  но  он  не
способен управлять сам собою. Как только у него ослабляют узду, он впадает в
анархию. Он нуждается в повелителе, в  неограниченном  повелителе.  Он  идет
прямо только  тогда,  когда  чувствует  над  своей  головой  железный  кулак
...кнут, мы им обязаны татарам, и это лучшее, что они нам оставили..."

   Он: "Чувствую себя опять твердо, но очень одиноким. Сердечно благодарю за
телеграмму тебя и Бэби. Тоскую ужасно. Нежно целую всех".
   Она: "23 февраля... Ну вот - у Ольги и Алексея корь.  У  Ольги  все  лицо
покрыто сыпью. У Бэби больше во рту, и кашляет он сильно и глаза болят.  Они
лежат в темноте - мы завтракали еще вместе в  игральной.  Мы  все  в  летних
юбках и в белых халатах, если надо  принять  кого  (кто  не  боится),  тогда
переодеваемся в платья. Если другим не миновать этого, я  хотела  бы,  чтобы
они захворали скорее. Оно веселее для них и не продлится  так  долго...  Аня
тоже может заразиться..."

   Алексей  заразился  корью  от  мальчика-кадета.  Кадета  этого  отпускали
специально для игр с наследником из кадетского корпуса. В корпусе  уже  было
много больных корью,  но  императрица  этого  не  знала.  Так  началась  эта
болезнь, свалившая всю Семью, кроме Аликс. Железной Аликс.  Теперь  в  белом
халате императрица металась между  больными  и  заболевающими  детьми.  Корь
закрыла от нее столь недалекую столицу. И доклады она принимала  теперь  все
через того же камердинера Волкова. Но  это  была  не  просто  болезнь.  Этой
болезнью началась смерть империи.
   Я получил письмо из Белграда. Пишет  Ольга  Макарова-Попович,  дочь  того
самого маленького кадета, от которого заразился корью несчастный цесаревич.
   Его тоже звали Алеша - Алеша  Макаров,  сын  генерал-губернатора  Алексея
Макарова, родственника великого русского флотоводца.
   После революции Алеша очутился в Белграде, стал офицером сербской  армии.
Но гибель ждала и его. Пришли немцы, и друг маленького цесаревича нашел свою
смерть - сгинул бесследно в нацистских лагерях.
   Судьбы людей XX века...

   Он: "Ставка. 23.02.17... Был солнечный холодный день,  и  меня  встретила
обычная публика с Алексеевым во главе (начальник штаба. - Авт.)... Мы с  ним
хорошо поговорили полчаса, после этого я привел в  порядок  свою  комнату  и
получил твою  телеграмму  о  кори.  Я  не  поверил  своим  глазам,  так  это
неожиданно... Как бы то ни было, это очень скучно и беспокойно для тебя, моя
голубка.  Может  быть,  ты  перестанешь  теперь  принимать  такое  множество
народу..."
   Он все надеется, что корь охладит ее темперамент и она перестанет со всем
своим пылом заниматься делами и постоянно давить на него.
   "Ты пишешь о том, чтобы быть твердым повелителем - это совершенно  верно.
Будь уверена, я не забываю, но вовсе не нужно ежеминутно огрызаться на людей
направо и налево. Спокойного,  резкого  замечания  или  ответа  очень  часто
совершенно достаточно, чтобы указать тому или другому его место..."

   24 февраля в Петрограде начались забастовки. Бастовало 80 тысяч  рабочих,
голодные очереди выстроились у булочных. В городе не хватало хлеба.
   Он: "Ставка. 24 февраля... Посылаю тебе и  Алексею  ордена  от  короля  и
королевы  Бельгийских  на  память  о  войне...  Вот  он  обрадуется   новому
крестику".
   Она: "24 февраля. Бесценный мой! Вчера были  беспорядки  на  Васильевском
острове и на Невском, потому  что  бедняки  брали  приступом  булочную.  Они
вдребезги разнесли булочную Филиппова, и против них вызвали казаков. Все это
я узнала неофициально... У Ольги температура 37,7, вид у нее изнуренный,  он
спал хорошо, и теперь у него 37,7. В  10  пошла  посидеть  с  Аней  (у  нее,
вероятно, корь)..."
   Да, Подруга тоже заболела корью...
   "Я перехожу из комнаты в комнату, от  больного  к  больному...  Вышла  на
минуту поставить свечки за всех".
   Он: "Ставка, 24 февраля... Итак, у нас трое детей и Аня лежат  в  кори!..
Комнаты  в  Царском  надо  дезинфицировать,  а  ты,  вероятно,  не  захочешь
переехать в Петергоф - тогда где же жить?  Мы  спокойно  обдумаем  все  это,
когда я вернусь, что, как надеюсь, будет скоро. Мой мозг отдыхает здесь.  Ни
министров, ни хлопотливых вопросов. Я считаю, что мне это полезно, но только
для мозга, сердце страдает от разлуки..."

   25 февраля утром председатель Думы  Родзянко  поехал  к  премьер-министру
Голицыну  и  потребовал  его  отставки.  Обиженный   Голицын   показал   ему
заготовленный указ о роспуске Думы.  Указ  был  подписан  царем  заранее,  и
Голицын мог воспользоваться им в любое время...  Но  и  Голицын  и  Родзянко
понимают, что Дума не  подчинится  -  ибо  власти  правительства  больше  не
существует.
   На Знаменской площади уже  собрались  толпы  с  криками  "Да  здравствует
республика!". И казаки разгоняли полицию! Толпа браталась с войсками.
   Она: "25 февраля... Бесценное, любимое сокровище. Стачки и  беспорядки  в
городе более чем вызывающи... Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки
бегают и кричат, что у них нет хлеба,  -  просто  для  того,  чтобы  создать
возбуждение - и рабочие мешают другим работать. Если бы  погода  была  очень
холодная, они все, вероятно, сидели бы  по  домам.  Но  все  это  пройдет  и
успокоится, если только Дума будет вести себя хорошо... У меня было чувство,
когда ты уезжал, что дела пойдут плохо... Тяжело не быть  вместе.  Аня  шлет
привет. Сегодня утром у нее было тоже 38,6, у Ольги 37,6,  у  Татьяны  37,1.
Бэби еще спит. Напиши мне привет для Ани - это ей будет приятно... Прости за
унылое письмо, но кругом столько докуки. Целую и благословляю  навеки,  твоя
старая женушка".

   Только 25-го вечером ему докладывают о беспорядках, которые  третий  день
бушуют в городе... 26-го он получает телеграмму от  военного  министра,  где
самое страшное: солдаты отказываются стрелять в бунтовщиков и  переходят  на
сторону восставших.
   Николай дает телеграмму Хабалову  -  начальнику  Петербургского  военного
округа - с  повелением  немедля  прекратить  беспорядки.  (Сергей  Сергеевич
Хабалов - тихая посредственность из тех,  кого  списывают  в  тыл  во  время
войны...)
   Из дневника:
   "26 февраля. Воскресенье. В 10 пошел к Обедне. Доклад кончился вовремя...
Написал Аликс и поехал по Бобруйскому шоссе в часовню. Погода была  ясная  и
морозная... Вечером поиграл в домино".
   Это странное равнодушие в грозное время отмечают все. Он  будто  во  сне,
будто происходящее его мало интересует...
   Она: "26 февраля... Какая радость, я получила твое письмо, я покрыла  его
поцелуями и буду еще часто целовать...
   Рассказывают много о беспорядках в городе  (я  думаю,  больше  200  тысяч
человек...), но  я  написала  об  этом  уже  вчера,  прости,  я  глупенькая.
Необходимо ввести просто карточную систему на хлеб (как это теперь в  каждой
стране,  ведь  так  устроили  уже  с  сахаром  и  все  спокойны  и  получают
достаточно), у нас же - идиоты... Вся беда от этой зевающей публики,  хорошо
одетых людей, раненых солдат и т.д., курсисток и прочее, которые подстрекают
других. Лили (Лили Ден - жена флигель-адъютанта, флотского офицера - подруга
царицы. Аликс особенно сдружилась с ней в последнее  время,  когда  Вырубова
лежала в кори. Лили в отличие от Ани  была  воплощением  здравого  смысла  и
порядка. - Авт.) заговаривает с извозчиками,  чтобы  узнавать  новости.  Они
говорили ей, что к ним приехали студенты и объявили,  что  если  они  выйдут
утром, то в них будут стрелять. Какие испорченные типы! Конечно, извозчики и
вагоновожатые бастуют. Но они говорят, это непохоже на 1905 год, потому  что
все обожают тебя и только хотят хлеба... Какая теплая погода.  Досадно,  что
дети не могут покататься даже в закрытом автомобиле.  Но  мне  кажется,  все
будет хорошо. Солнце светит ярко - я ощущаю такое спокойствие на Его дорогой
могиле. Он умер, чтобы спасти нас..."
   Он:  "Ставка,  26  февраля...  Пожалуйста  не  переутомись,  бегая  между
больными... Я был вчера у образа Пречистой Девы и усердно молился  за  тебя,
моя любовь, за детей, за нашу страну, а также за  Аню...  Сегодня  утром  во
время службы почувствовал мучительную боль в середине груди,  продолжавшуюся
четверть часа. Я едва выстоял,  и  лоб  мой  покрылся  каплями  пота,  я  не
понимаю, что это было, потому что сердцебиения у меня не было. Но потом  оно
появилось и прошло сразу, когда я встал на колени  перед  образом  Пречистой
Девы".
   26 февраля  Родзянко  посылает  царю  отчаянную  телеграмму:  "В  столице
анархия. Правительство парализовано,  транспорт,  продовольствие  и  топливо
пришли в полное расстройство. Части войск стреляют друг в друга. На улицах -
беспорядочная стрельба. Необходимо немедленно поручить  лицу,  пользующемуся
доверием страны, составить новое правительство... Всякое промедление  смерти
подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца".
Телеграмма пришла ночью, но начальник штаба Алексеев не стал будить  царя  и
телеграмму показал только утром...
   27 февраля утром  Родзянко  обращается  к  царю  со  второй  телеграммой:
"Положение ухудшается. Надо принять немедленно меры, ибо  завтра  будет  уже
поздно. Настал послед-ний час, когда решается судьба Родины и династии".
   В Петрограде горят охранные отделения, толпа не дает тушить пожар,  полки
идут к Таврическому дворцу, где заседает Временный  комитет  Государственной
думы. С развернутыми флагами и музыкой они присягают новому правительству. В
это время генерал Хабалов решает наконец расклеить объявления о  введении  в
городе осадного положения. Но власти не смогли достать ни клея, ни кистей!
   Горит окружной суд, уже охотятся за полицейскими.
   Какие странные записи в это время в его дневнике...
   Если Аликс получала свои сведения "от извозчиков, с которыми заговаривала
Лили", то он, имевший  всю  информацию,  читавший  отчаянные  телеграммы  от
Родзянко, - в чем причина его удивительного  бездействия?..  Он  пребывал  в
каком-то  усталом  равнодушии...  Но  тогда  что  значит  странная,  точнее,
страшная - "мучительная боль в середине груди"?
   Вот тут - разгадка. Уезжая, он предполагал возможность  бури,  о  которой
ему все твердили. И он решил с ней не бороться... И, когда она  разразилась,
он лишь с нетерпением ожидал развязки.
   Он не хотел и не мог больше воевать с обществом. Но он знал - она не даст
ему мирно уступить. Так же как они не примут  его  уступок,  если  останется
она. Слишком скомпрометировали  ее  Распутин  и  слухи  об  измене.  У  него
оставался выбор: или она или трон. Он выбрал - ее. Выбрал  частную  жизнь  с
Семьей, чтобы не сводили более с  ума  его  несчастную,  полубезумную  жену,
чтобы он мог открыто лечить своего  смертельно  больного  сына.  Он  решился
отдать престол. Его "мучительная боль в середине груди"  -  результат  этого
решения, результат муки, которую он в себе подавил.
   Впоследствии,  обсуждая  деятельность  начальника  его  штаба  Алексеева,
который странно  не  спешил  знакомить  царя  с  паническими  сведениями  из
столицы, - заподозрят участие Алексеева в заговоре. Странная фигура  -  этот
начальник штаба... Он из простых, всего  достиг  сам,  при  Николае  являлся
фактически Верховным. Был врагом Распутина, запретил приезжать ему в Ставку,
но Николай не отдал его ярости Аликс. По складу характера они были похожи  -
замкнутый, немногословный начальник штаба и царь. И они любили друг друга. И
понимали. Вот почему  Алексеев  не  спешил  с  тревожными  телеграммами:  он
разгадал его Игру и молчаливо поддержал...

   Но довести принятое решение до конца Николаю не удалось... Он ожидал, что
Дума  контролирует  положение,  что  переворот,  о  котором  все   твердили,
подготовлен... Но вскоре он узнал - чернь вышла на улицу. По телеграммам  он
с ужасом понял: думские говоруны не контролируют  положения.  Вот  тогда  он
испугался за