у хорошо видна.
   Только что Клещев  и  Дерябин  узнали  от  Пашки  Медведева,  что  должно
случиться. И они примеряются, как половчее встать, чтобы все увидеть...
   К дому Попова  подходят  двое  подвыпивших  охранников  -  Проскуряков  и
Столов. Начальник охраны Медведев  загоняет  обоих  в  баню  во  дворе  дома
Попова. В бане они и заснули.
   Близится полночь. В комендантской Юровский нервничает,  ждет  Ермакова  с
грузовиком. Но грузовик задерживается. Юровский  -  "непосвященный",  он  не
знает, что Голощекин ждет ответа из Москвы.
   Стрекотин: "Скоро спустился с Медведевым Акулов или еще кто-то, не помню.
("Акулов" - это Никулин, его чекистская кличка. - Авт.)...
   В этот миг появилась неизвестная мне группа  людей,  человек  шесть-семь.
Акулов ввел их в комнату... Теперь окончательно  мне  стало  ясно,  что  это
расстрел..."

   Итак, команда латышей-расстрельщиков (это были они) уже ждет. Та  комната
уже готова, уже пуста, уже вынесли из нее все вещи.
   Чего они ждут? Того же, что и Юровский, - когда приедет грузовик и к  ним
присоединятся последние участники. А в это  время  Голощекин  и  Белобородов
тоже ждут ответа из Москвы, и грузовик с Ермаковым все задерживается...
   В 21 час 22  минуты  переправленная  Зиновьевым  Ленину  екатеринбургская
телеграмма была в Москве.
   По екатеринбургскому времени было  22  минуты  двенадцатого.  Но  к  тому
времени в Москве уже решили все вопросы.
   Акимов:  "СНК  и  ВЦИК  написали  телеграмму  с   утверждением   решения.
Я.М.Свердлов  послал  меня  отнести  эту  телеграмму  на  телеграф,  который
помещался тогда на Мясницкой улице".
   В это время в Екатеринбурге  на  втором  этаже  Ипатьевского  дома  спала
Семья. Точнее, спал он... А она? Она,  наверное,  как  все  последние  ночи,
вслушивалась в звуки за окном... в эту отдаленную канонаду,  сулящую  скорое
освобождение. И ждала, когда придет долгожданный сон. Конечно же, она должна
была услышать шум грузовика,  въехавшего  во  двор.  (Ответ  из  Москвы  был
получен глубокой ночью, и только около  половины  второго  к  дому  Ипатьева
подъехал грузовик за трупами.)
   По паролю "трубочист" ворота раскрываются, грузовик впускают во двор.
   Юровский: "Грузовик в 12 часов не пришел, пришел только  в  1/2  второго.
Это отсрочило приведение приказа в исполнение. Тем временем были сделаны все
приготовления, отобраны 12  человек  (в  т[ом]  числе  -  шесть  латышей)  с
наганами, которые должны  были  привести  приговор  в  исполнение.  Двое  из
латышей отказались стрелять в девиц... Отказались они стрелять  в  последний
момент.  Мне  пришлось  их  вывести  и  заменить  другими...  Когда  приехал
автомобиль, все спали".
   Павел Медведев: "Еще прежде чем Юровский пошел будить  царскую  семью,  в
дом Ипатьева приехали из  ЧК  два  члена.  Один  -  Петр  Ермаков  (родом  с
Верх-Исетского завода), а другой неизвестный мне..."
   Имя другого "неизвестного" сообщает сам Ермаков: "Получил постановление о
расстреле 16 июля в 8 вечера... сам  прибыл  с  двумя  своими  товарищами  -
Медведевым и другим латышом, теперь фамилию не помню..."
   "Товарищ"  Медведев,  приехавший  с  Ермаковым,  -  бывший  матрос,  член
коллегии Уральской ЧК Михаил Медведев-Кудрин.
   (Когда-то в Баку Медведев-Кудрин был в одной подпольной организации РСДРП
с Мясниковым. В день Трехсотлетия  Романовых  они  выпустили  листовку,  где
приговорили к смерти Николая. Месяц  назад  Мясников  отчасти  исполнил  тот
приговор -  организовал  убийство  родного  брата  Николая.  Теперь  настала
очередь Медведеву-Кудрину исполнить обещанное.)
   КОМАНДА
   Итак, команда в сборе.
   Шесть "латышей из ЧК" (кто те  неизвестные  двое,  которые  отказались  -
все-таки отказались!), среди тех, кто не отказался,  по  легенде,  был  Имре
Надь - буду-щий лидер венгерской революции  1956  года.  Во  всяком  случае,
гибель  Надя  (бессудно  расстрелян  советскими  войсками,  ворвавшимися   в
Будапешт)  очень  подходит  к   нашей   истории:   мистические   совпадения,
мистические отмщения...
   К латышам присоединятся Юровский, Никулин, Ермаков и  двое  Медведевых  -
Павел, начальник охраны, и чекист Медведев-Кудрин.
   Будет и еще один. Любопытнейший персонаж. К началу расстрела он подоспеет
сверху - с чердака, где сейчас стоит он у пулемета: Алексей Кабанов,  бывший
лейб-гвардеец.
   У царя была удивительная зрительная  память.  Охранник  Якимов  рассказал
следователю Соколову: "Однажды Кабанов дежурил на посту внутренней площадки.
Проходивший мимо царь, всмотревшись в Кабанова, остановился: "Вы  служили  в
моем Конном полку?" Кабанов ответил утвердительно".
   Теперь прежний лейб-гвардеец Алексей Кабанов служит в  ЧК  и  назначен  в
Ипатьевский дом начальником пулеметного взвода.
   Это "узнавание", возможно, все и  решило.  У  Алексея  Кабанова  брат  на
ответственной должности - начальник екатеринбургской тюрьмы. И решил Алексей
засвидетельствовать преданность новой власти участием в расстреле...
   Павел Медведев: "Часов в двенадцать  ночи  (по-старому)  в  третьем  часу
(по-новому) Юровский разбудил царскую семью... Объявил ли он,  для  чего  их
беспокоит и куда они должны пойти, не знаю..."
   Стрекотин: "В этот  миг  послышались  электрические  звонки.  Это  будили
царскую семью..."
   Юровский: "Тогда я пришел и разбудил их.  Вышел  доктор  Боткин,  который
спал ближе к двери комнаты (нет, не спал доктор - последнее письмо писал,  и
прервали его на полуслове)... Объяснение было дано такое: "Ввиду того, что в
городе неспокойно, необходимо перевести семью Романовых из верхнего этажа  в
нижний"... Я предложил сейчас же всем одеться.  Боткин  разбудил  остальных.
Одевались они достаточно долго, вероятно, не меньше  сорока  минут...  Когда
они оделись, я сам их вывел по внутренней лестнице в подвальное помещение...
   Внизу была выбрана комната с деревянной оштукатуренной перегородкой (чтоб
избежать рикошетов), из нее была вынесена вся мебель. Команда была  наготове
в соседней комнате. Р[омано]вы ни о чем не догадывались".
   Павел Медведев: "Наследника царь нес на руках. Государь и наследник одеты
были в гимнастерки с фуражками на головах. Государыня и дочери в платьях без
верхней одежды. Впереди шел государь с наследником. При мне не было ни слез,
ни рыданий и никаких вопросов. Спустились по  лестнице,  вошли  во  двор,  а
оттуда через вторую дверь в помещение нижнего этажа. Привели  их  в  угловую
комнату, смежную с опечатанной кладовой. Юровский велел принести стулья".
   Юровский: "Ник[олай] нес  на  руках  Алексея,  остальные  несли  с  собой
подушечки и  разные  мелкие  вещи.  Войдя  в  пустую  комнату,  А[лександра]
Ф[едоровна]  спросила:  "Что  же,  и  стула  нет?  Разве  и  сесть  нельзя?"
Ком[ендант] велел внести два стула. Ник[олай] посадил на один А[лексе]я,  на
другой села А[лександра] Ф[едоровна]. Остальным ком[ендант] велел  встать  в
ряд".
   Стрекотин: "Всех их ввели в ту комнату... Рядом  с  моим  постом.  Акулов
(Никулин)  вскоре  вышел  и,  проходя  мимо  меня,  сказал,  для  наследника
понадобилось кресло... видимо, умереть  он  хочет  в  кресле...  Ну  что  ж,
принесем".
   Никулин приносит те два стула, о  которых  писал  Юровский.  Один  -  для
царицы,  другой  -  для  Алексея.  Стулья  -  не  были  капризом  Александры
Федоровны. Она не могла долго стоять, у нее вечно  болели  ноги.  Поэтому  и
привезла она кресло-каталку. Не мог стоять и мальчик, у которого  был  тогда
приступ болезни. Вот отчего они "захотели умереть в креслах".
   Медведев: "Государыня села у той стены, где окно ближе к  заднему  столбу
арки. За нею встали три дочери. Государь... в центре,  рядом  наследник,  за
ним встал доктор Боткин. Служанка - высокого роста женщина встала  у  левого
косяка двери, ведущей в кладовую. С ней встала одна из дочерей.  У  служанки
была в руках подушка. Маленькие подушечки были принесены царскими  дочерьми;
одну положили на сиденье стула наследника, другую государыне".
   В это время Дерябин видит ту же картину, но с другой точки -  через  окно
полуподвальной комнаты: "Они разместились так: в  комнате  справа  от  входа
находился Юровский, слева от него стоял Никулин, латыши стояли рядом в самой
двери, сзади них стоял Медведев (Пашка)".
   Дерябин видит через окно часть фигуры и главным образом  руку  Юровского.
Он видел, что Юровский говорит что-то, махая рукой. Что именно он говорил  -
Дерябин не мог передать. Ему не слышно было слов.
   Стрекотин: "Юровский скорым  движением  рук  направлял  куда  кому  нужно
становиться. Спокойно тихим голосом: "Пожалуйста, вы станьте сюда,  а  вы  -
сюда... вот так, в ряд..." Арестованные встали в два ряда, в первом  ряду  -
царская семья, во втором - их люди. Наследник сидел  на  стуле...  в  первом
ряду стоял царь, в затылок ему стоял один из лакеев..."
   Да, Николай именно  стоял.  Все  было  так  же,  как  при  том  последнем
молебствии, когда раздалось "Со святыми упокой".
   Все ясно в этой сцене.  Неясно  только  одно:  почему  они  так  картинно
построились? Ну тогда, когда слушали молебен, они  построились  перед  отцом
Сторожевым и дьяконом. Но теперь? Когда они пережидают? Ведь так объяснил им
Юровский: "пережидают возникшую  опасность".  Почему  же  они  так  странно,
живописно  выстроились?  И  почему  попросили   только   два   стула,   ведь
"пережидать" придется неизвестно сколько?
   ФОТОРАССТРЕЛ
   Этот человек позвонил мне по телефону  после  опубликования  первой  моей
статьи. Он начал сразу: "Я расскажу вам то, что говорилось второму поколению
советских разведчиков в разведшколе. Что такое второе поколение? Если Рихард
Зорге был первым поколением, то это 1927-1929 годы. Все они давно в  могилах
- и вы  вряд  ли  услышите  это  от  кого-нибудь,  кроме  меня...  Итак,  на
разведуправских курсах нам рассказали следующее: надо было расставить  Семью
как можно удобнее для  расстрела.  Комната  была  узкая  -  и  боялись,  что
сгрудятся. И тогда Юровский придумал. Он им сказал, что надо сойти в подвал,
потому что есть опасность обстрела дома. А пока суть да  дело  -  их  должны
сфотографировать. Потому что в Москве-де беспокоятся и слухи разные ходят  -
о  том,  что  они  сбежали  (действительно,  в  конце  июня  была  тревожная
телеграмма об этом из Москвы. - Авт.).
   И вот они спустились вниз и встали, для фотографии, вдоль стены. И  когда
они построились..."

   Как все, оказывается, просто! Ну конечно же,  он  придумал,  будто  Семью
собираются  фотографировать.  Возможно,  даже  пошутил,  что  он-де   бывший
фотограф. Отсюда его команды, о которых пишет Стрекотин: "Станьте  налево...
а вы направо". И отсюда  спокойное  подчинение  всех  действующих  лиц  этой
сцены. А потом, когда они встали, ожидая, что внесут фотоаппарат...
   Юровский: "Когда встали - позвали команду".
   Стрекотин: "Группа людей направилась к  комнате,  в  которую  только  что
ввели арестованных. Я пошел за ними, оставив свой пост. Они и я остановились
в дверях комнаты".
   Итак, расстрельщики уже толпятся в широких двустворчатых дверях  комнаты.
И рядом Стрекотин.
   Ермаков: "Тогда я вышел и сказал шоферу: "Действуй". Он  знал,  что  надо
делать, машина загудела, появились выхлопки. Все это нужно  было  для  того,
чтобы заглушить выстрелы, чтобы не было звука слышно на воле".
   Шофер  Сергей  Люханов  во  дворе  сидит  в  кабине  грузовика,   слушает
работающий мотор и ждет...
   Юровский: "Когда вошла команда, ком[ендант]  сказал  Р[оманов]ым:  "Ввиду
того, что их родственники  продолжают  наступление  на  Сов[етскую]  Россию,
Уралисполком постановил их расстрелять. Николай повернулся спиной к  команде
- лицом к семье, потом, как  бы  опомнившись,  обернулся  к  ком[енданту]  с
вопросом: "Что? Что?"
   Стрекотин: "Перед царем стоял Юровский, держа правую руку в кармане брюк,
а в левой небольшой кусочек бумаги... Потом он читал приговор. Но  не  успел
докончить последнего слова, как царь громко переспросил... И Юровский  читал
вторично".
   Юровский: "Ком[ендант] наскоро повторил и приказал команде  готовиться...
Николай больше  ничего  не  произнес,  опять  обернувшись  к  семье,  другие
произнесли несколько  бессвязных  восклицаний,  все  это  длилось  несколько
секунд".
   ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА ПОСЛЕДНЕГО ЦАРЯ
   "Переспросил" - и "больше ничего  не  произнес"!  Так  пишут  Юровский  и
Стрекотин.
   Но царь сказал еще несколько слов... Юровский и Стрекотин их  не  поняли.
Или не захотели записать.
   Ермаков тоже не записал. Но о них помнил. Немногое он запомнил, но это не
забыл. И даже иногда об этих словах рассказывал.
   Из письма А.Л.Карелина (Магнитогорск): "Помню, Ермакову был задан вопрос:
"Что сказал царь перед казнью?" "Царь,  -  ответил  он,  -  сказал:  "Вы  не
ведаете, что творите".
   Нет, не придумать Ермакову эту фразу, не знал  он  ее  -  этот  убийца  и
безбожник. И уж совсем не мог знать,  что  эти  слова  Господа  написаны  на
кресте убиенного дяди царя - Сергея Александровича. Царь  повторил  их.  Как
повторяла, должно быть, на дне шахты Элла:  "Прости  им...  не  ведают,  что
творят".
   И через несколько месяцев их повторил  другой  Романов  -  великий  князь
Дмитрий Константинович в Петропавловской  крепости,  когда  поведут  его  на
расстрел...
   "Тюремный  сторож  говорил,  что  когда  Дмитрий  Константинович  шел  на
расстрел, то повторял слова Христа: "Прости  им,  Господи,  не  ведают,  что
творят..." (Из  воспоминаний  великого  князя  Гавриила  Константиновича  "В
Мраморном дворце".)

   Его последние слова... В тот миг и завершилась история о Прощении.

   И сразу после чтения бумаги Юровский рывком выхватил свой "кольт".
   Юровский:  "Команде  заранее  было  указано,  кому  в  кого  стрелять,  и
приказано целить прямо в сердце, чтоб избежать большого количества  крови  и
покончить скорее..."
   Стрекотин:  "При  последнем  слове  он  моментально  вытащил  из  кармана
револьвер и выстрелил в царя. Царица и дочь Ольга  попытались  осенить  себя
крестным знамением, но не успели".
   Юровский: "Ник[олай] был убит самим комендантом наповал... Затем сразу же
умерла А[лександра] Ф[едоровна]..."
   Юровский пишет, что это  он  убил  царя.  И  Стрекотин  тоже  видел,  как
Юровский, прочтя бумагу, тотчас вырвал руку с пистолетом и выстрелил в царя.
Впрочем, у Юровского в тот день было с собой два пистолета...
   Юровский: "Один системы "кольт" номер 71905 с обоймой и семью патронами и
второй системы "маузер"  за  номером  167177  с  деревянным  чехлом-ложей  и
обоймой патронов 10 штук... Из "кольта" мною был наповал убит Николай".
   Но Стрекотин следил тогда только за читающим Юровским, и только его руку,
направленную на бывшего самодержца всея Руси, видел охранник.
   Но еще двое стрелявших будут утверждать, что царя застрелили они...
   Сын чекиста Медведева: "Царя убил отец... Как я уже говорил, у  них  было
договорено, кто в кого стреляет. Ермаков - в царя. Юровский взял  царицу,  а
отец - Марию. Но когда они встали в дверях, отец оказался прямо перед царем.
Пока Юровский читал бумагу, он стоял и все рассматривал царя. Он никогда его
не видел так близко. И сразу, как только Юровский повторил последние  слова,
отец их уже ждал и был готов и тотчас выстрелил. И убил царя. Он сделал свой
выстрел быстрее всех... Только у него был "браунинг". У "маузера",  "нагана"
и "кольта" надо взводить курок, и на это уходит время. У  "браунинга"  -  не
надо..."
   Но и Ермаков, которому, по уговору, "принадлежал царь", утверждал: "Я дал
выстрел в него в упор, он упал сразу..."

   Впрочем, уверен, что все толпившиеся  в  дверях  страшной  комнаты  -  12
революционеров - пришли, чтобы убить царя. И все 12 сначала послали  в  него
свои пули. И торжествующая надпись по-немецки, оставленная на  стене  кем-то
из "латышей" - "В эту ночь  Валтасар  был  убит  своими  холопами",  -  была
буквальной.
   Вот отчего с такой силой Николай сразу опрокинулся навзничь...
   А потом они уже принялись за остальных. И пошла беспорядочная пальба.

   Алексей Кабанов: "Я хорошо  помню:  когда  мы  все  участвующие  в  казни
подошли к раскрытой двери помещения, то получилось три  ряда  стреляющих  из
револьверов, причем второй  и  третий  ряды  стреляли  через  плечи  впереди
стоящих. Рук, протянутых с револьверами в сторону казнимых, было так много и
они были так близки друг к другу, что впереди стоящий получал  ожог  тыловой
стороны кисти руки от выстрелов позади стоящего соседа".
   Все  пространство  крохотной  комнаты  казни   они   отдали   одиннадцати
несчастным... И те метались в этой клетке, а 12 стрелков,  разобравших  свои
жертвы, непрерывно палили из горловины двустворчатой  двери,  обжигая  огнем
выстрелов стоящих впереди.
   И руки с револьверами торчали из двери...
   Сын чекиста Медведева: "У отца был ожог шеи, а Юровскому обожгло  палец".
(Да, они оба были в первом ряду!)
   Юровский: "А[лексе]й и три из его сестер,  фрейлина  и  Боткин  были  еще
живы. Их пришлось пристреливать. Это  удивило  ком[енданта],  т.  к.  целили
прямо в сердце. Удивительно было и то, что пули от "наганов" отскакивали  от
чего-то рикошетом и как град прыгали по комнате..."
   Итак, царь лежал, сраженный первыми выстрелами, сраженный - всеми. Лежала
и царица, убитая на стуле, и  черноватенький  слуга  Трупп,  который  рухнул
вслед за своим господином. И Боткин, и повар Харитонов. А  девушки  все  еще
жили...
   Пули странно отскакивали от них.  Пули  летали  по  комнате.  И  Демидова
металась с визгом... Она закрывалась подушкой, и пулю за пулей они всаживали
в эту подушку.
   Почти в безумии, бесконечно палила команда. В пороховом  дыму  еле  видна
лампочка... Лежащие фигуры  в  лужицах  крови...  с  пола  протягивал  руку,
защищаясь от пуль, странно живучий мальчик. И Никулин в ужасе,  не  понимая,
что происходит, палил в него, палил.
   Юровский: "Мой  помощник  израсходовал  целую  обойму  патронов  (причину
странной живучести наследника нужно, вероятно, отнести  к  слабому  владению
оружием или неизбежной нервности, вызванной долгой возней с дочерями)".
   И тогда комендант вступил в лютый, едкий дым.
   Юровский: "Остальные патроны одной имеющейся заряженной обоймы  "кольта",
а также заряженного  "маузера"  ушли  на  достреливание  дочерей  Николая  и
странную живучесть наследника".
   Двумя выстрелами он закончил эту "живучесть". Так он  считал.  И  мальчик
затих. Бойня заканчивалась.
   Кабанов: "Две  младшие  дочери  царя,  прижавшись  к  стенке,  сидели  на
корточках, закрыв головы руками, а в их головы в это время двое  стреляли...
Алексей лежал на полу, в него также стреляли. Фрельна (т. е. фрейлина -  как
и Юров-ский, так он называл служанку Демидову. - Авт.) лежала  на  полу  еще
живая. Тогда я вбежал в помещение казни и крикнул - прекратить  стрельбу,  а
живых докончить штыками... Один из товарищей стал вонзать  в  грудь  фрельны
штык американской винтовки "винчестер". Штык вроде кинжала, но тупой и грудь
не пронзил. Она ухватилась обеими руками за штык и стала кричать... Потом ее
добили прикладами ружей".
   Теперь все одиннадцать были на полу - еле видные в этом дыму.
   Павел Медведев: "Кровь текла потоками. При моем появлении  наследник  был
еще жив - стонал. К нему подошел Юровский и два или  три  раза  выстрелил  в
него в упор. Наследник затих. Картина вызвала во мне тошноту".
   Сын чекиста Медведева: "Когда Павел Медведев вернулся  -  подошел  уже  к
лежащему  царю.  И  разрядил  револьвер.  Многие  потом  в  него  револьверы
разрядили".
   Стрекотин: "Дым заслонял электрический свет.  Стрельба  была  прекращена.
Были  раскрыты  двери  комнаты,  чтобы  дым  рассеялся...  Начали   забирать
трупы..."
   Надо было побыстрее выносить. Пока  над  городом  висела  июльская  ночь,
должен был тронуться этот грузовик. Быстро, поспешно  переворачивали  трупы,
проверяя пульс. Спешили. Чуть светила лампочка в по