продолжается этот  торг.  Тройка  устала.  Трем  решительным
мужчинам надоело ждать. И они объявляют: если сейчас  же  их  не  впустят  в
вагон, красногвардейцы расстреляют поезд. Только  тогда  Яковлев  утихомирил
стрелков.
   (Все 8 стрелков были разоружены и  к  вечеру  сидели  в  екатеринбургской
тюрьме. Откуда с большим трудом их вызволил все тот же Яковлев.)

   В вагон входит Белобородов. После сухой встречи с Уполномоченным прямо  в
купе он пишет расписку "о получении". Яковлев выводит Семью из вагона.
   Через 10 лет художник В.Пчелин нарисовал для областного  Музея  революции
картину "Передача Романовых  Уралсовету".  Именно  передача.  Недаром  слова
"груз",  "багаж"  были  обозначением   беспомощной   Семьи   в   яковлевских
телеграммах. И приняли их, как багаж, - на товарной станции, под расписку. В
этом был яростный юмор уральских революционеров.
   Какая живописная группа убиенных стояла в этот день  на  екатеринбургской
товарной станции: Николай, жена и дочь - все они будут расстреляны через два
с  небольшим  месяца.  Но  и  принимавшие  их  -   Голощекин,   Белобородов,
Дидковский... - тоже будут расстреляны, правда, через 20 лет.

   Их рассаживали по моторам. В одном - Николай, уралец Авдеев,  назначенный
комендантом Ипатьевского дома, или дома Особого  назначения,  как  он  будет
именоваться во всех официальных бумагах. И рядом с Николаем  -  Белобородов.
Бывший царь  -  рядом  с  нынешним  правителем  Урала.  В  другом  моторе  -
Дидковский, Голощекин, Мария и императрица.
   И сзади, в грузовике - красногвардейцы. Ну что ж, Николай, думаю,  оценил
иронию судьбы. Все  как  в  старые  добрые  времена.  На  вокзале  встречают
руководители губернии, и эскорт солдат сопровождает до дома.

   Из дневника Николая: "Поезд перешел  к  другой  товарной  станции.  После
полуторачасового стояния вышли из поезда. Яковлев передал  нас  обл[астному]
комиссару, с которым мы втроем сели в мотор и поехали по пустынным улицам  в
приготовленный для нас дом Ипатьева".
   Из дневника царицы: "В три нам предложили выйти из поезда. Яковлев должен
передать нас Уралсовету. Их глава  пригласил  нас  в  мотор.  И  грузовик  с
солдатами следовал за нами".

   Итак, они расстались - Яковлев и царь.
   Но уральцы серьезные люди.  И  у  них,  видимо,  по-прежнему  были  самые
серьезные намерения  в  отношении  лукавого  комиссара.  Свердлову  пришлось
вмешаться. На имя Белобородова и Голощекина  пришла  телеграмма:  "Все,  что
делается  Яковлевым,  является  прямым  выполнением  данного  мной  приказа.
Яковлеву полное доверие. Свердлов".
   Голощекин понял сигнал и моментально утихомирил ретивых уральцев. Вечером
30  апреля  Уралсовет  заслушал  доклад  Яковлева.  Своей  резолюцией  Совет
"реабилитировал" Уполномоченного.
   КТО ОН?
   И далее следует удивительный поворот в биографии Яковлева.
   В конце мая в Поволжье, на Южном Урале и  в  Сибири  вспыхнуло  восстание
Чехословацкого корпуса  против  большевиков.  Для  борьбы  с  ним  создается
Восточный фронт во главе с бывшим царским офицером  эсером  М.Муравьевым.  И
командовать одной из армий в районе Уфы и Оренбурга поручено Яковлеву.
   Но 10 июля Муравьев поднял мятеж против большевиков и был убит при аресте
в Казани. И тогда Яковлев покидает фронт  и  тайно  возвращается  в  занятую
белыми  войсками  родную  Уфу.  Здесь  он   объявляет,   что   "изжил   идею
большевизма", и переходит на сторону Белой армии.
   Он обращается с воззванием к солдатам Красной Армии:
   "К вам обращаюсь я этим письмом, к вам, рядовые солдаты,  а  не  к  вашим
безответственным руководителям, которые по своему  произволу  вершат  судьбы
нашей бедной истерзанной родины...
   Народ ропщет, протестует, бьется в предсмертных судорогах. То тут то  там
вспыхивают восстания... Идет ужасная гражданская бойня - и  не  осталось  на
Руси ни одного свободного гражданина, который был  бы  уверен  в  завтрашнем
дне... И как в последние дни самодержавия... носились грозные призраки конца
народного терпения, так и теперь вспыхнет все  против  Советской  власти,  и
рухнет  она,  раздавив  вас  всех  своей  собственной   тяжестью...   Бывший
главнокомандующий большевистским Урало-оренбургским фронтом В.Яковлев".
   И далее следует совсем неожиданный финал: перешедшего  к  белым  Яковлева
торопливо расстреливают  в  подвале  белогвардейской  контрразведки.  Такова
общеизвестная версия  конца  Уполномоченного  ВЦИК,  приведенная  во  многих
сочинениях...

   Но мы должны привыкнуть:  люди  в  этой  книге  будут  порой  воскресать.
"Расстрелянный белыми Яковлев" оказался... жив! Следователь по особо  важным
делам майор Н.Лешкин, имевший доступ к  секретным  документам  (естественно,
после  начала  "перестройки"),  опубликовал  выписки  из  секретного   "дела
Яковлева".
   Оказывается, Яковлев благополучно проживал в двадцатых годах в Китае  под
фамилией Стоянович. Никакого  расстрела  не  было  -  в  1919  году  Яковлев
попросту бежал в Харбин из России. Но в 1927  году  он  решил  вернуться  из
Китая в СССР. Разумеется, он попадает в  руки  соответствующей  организации,
которую сам же когда-то основал. После длительного следствия он был осужден.
Только революционные заслуги спасли  его  от  расстрела.  Его  отправляют  в
знаменитый Соловецкий  лагерь  и  впоследствии  -  на  Беломорско-Балтийский
канал.

   Но в своей статье  следователь  Н.Лешкин  приводит  показания  одного  из
старых чекистов, который в 1929 году, "когда Мячина судили, как Стояновича",
был на Высших курсах в Москве. И слышал следующий рассказ  Артура  Артузова,
руководителя советской разведки:
   "В гражданскую войну были жертвы, которые на пользу  дела  порочили  свое
имя изменой... К примеру, Костя Мячин ушел на сторону Колчака с согласия ЧК.
Он отступил в Китай, где много сделал, как Стоянович. Об этом пока  говорить
не время, это засветит нашу агентуру. Он был образцовым резидентом.  К  нему
стали подбираться. Стоянович был вынужден вернуться. Сейчас он  осужден,  но
так надо. Мы его вскоре оправдаем и наградим".
   Действительно, уже через два года  Яковлева  досрочно  освобождают  -  за
"самоотверженный труд на Беломорско-Балтийском канале...".
   Итак, оказывается, измены не было? Преступления  не  было?  Был  истинный
большевик, верный чекист Костя Мячин? Но в  страшном  1937  году,  в  разгар
сталинских репрессий, когда Яковлева  выгонят  со  всех  работ,  он  напишет
отчаянное письмо Сталину, где будет такая фраза: "Нельзя же допустить, чтобы
за одно и то же преступление я снова нес наказание?"
   Значит,  преступление  все-таки  было?  И  за  него  было  наказание?   О
преступлении пишет в своих "Воспоминаниях" и его жена Ольга.
   Опять все запутал этот загадочный человек с тремя фамилиями. Так  кто  же
все-таки он был?
   Верный большевик, образцовый чекист? Или?..
   Или азартный игрок, всю жизнь игравший в  сложные  двойные  игры,  шедший
навстречу самым невероятным  приключениям,  который  после  своей  секретной
миссии окончательно разочаровался в большевиках. Он  понял:  высокие  идеалы
уже сменились бесстыдной борьбой за власть...
   Но, уйдя к белым,  он  вскоре  увидел:  они  не  верят  бывшему  красному
комиссару, ненавидят его. Его жена рассказывает в своих "Воспоминаниях", как
часто он не спал ночами, как  мучился  и  постоянно  восклицал:  "Что  же  я
наделал!"
   И тогда этот  фантастический  человек  придумал  новый  поворот  в  своей
судьбе: он бежит  от  белых  в  Китай.  В  Китае  он  становится  советником
знаменитого китайского революционера Сун Ятсена и, видимо, входит в  контакт
с советской разведкой.
   Так он попытался заработать право  вернуться  в  Россию.  Но  он  ошибся:
слишком заметной он был  фигурой  прежде,  слишком  много  осталось  у  него
недругов на родине...
   Измены ему не  простили.  Очутившись  в  лагерях,  он  пишет  бесконечные
просьбы в правительство  об  освобождении,  вспоминает  свои  заслуги  перед
революцией. Именно тогда он создает  свои  воспоминания  -  "Последний  рейс
Романовых". Написанные в лагере, они были  всего  лишь  еще  одной  попыткой
напомнить о своих заслугах. Но в это время Троцкий уже был выслан из страны,
троцкизм разгромлен... И Яковлев, конечно же, боится написать,  что  главной
целью его миссии было привезти Царскую Семью в Москву - на  суд,  о  котором
мечтал Лев  Троцкий.  Вместо  этого  он  повторяет  ложь,  которой  когда-то
запутывал уральцев: он-де с самого начала вез царя в  Екатеринбург.  Что  ж,
Свердлов давно в могиле, опровергать Яковлева некому. Но он не знает, что на
Урале его бывший попутчик Матвеев напишет в  своих  "Записках":  "Яковлев...
вызывает меня к себе и задает вопрос: приходилось ли мне  выполнять  военные
секретные поручения. Получив от меня утвердительный ответ, Яковлев сообщает,
что ему дано задание перевезти бывшего царя в Москву" (курсив мой. - Авт).
   И, конечно же, в яковлевских воспоминаниях нет ответа и на  самый  важный
вопрос: когда он "изжил идею большевизма".  Если  это  произошло  после  его
поездки за царем - тогда все понятно. Но если - до?
   Тогда уже совсем  в  новом  свете  предстает  все  его  путешествие.  Его
мягкость, задушевные разговоры... И, наконец, загадочная телеграмма, которую
получили за его подписью в Тобольске  великие  княжны:  "Едем  благополучно.
Христос с вами. Как здоровье маленького? Яковлев". Какая неожиданная лексика
для большевика!
   Конечно же, это -  телеграмма  царя!  Последняя  телеграмма  Николая  II,
которую Яковлев отправил за своей подписью. За своей подписью большевистский
комиссар отправляет телеграмму Николая Кровавого?!
   Революция - время маленьких Наполеонов. И, может  быть,  этот  человек  с
тремя  фамилиями  вел  свою  -  третью  Игру.  Была  Игра  Свердлова,   Игра
Голощекина, но была и его отчаянная Игра. Возможно, совсем не  в  Москву  он
собирался повезти свой поезд после Омска. Интересная запись проскользнула  в
дневнике царицы: "16(29) апреля в поезде... Омский  сов[ет]  деп[утатов]  не
разрешает нам проехать через Омск, так как боятся, что нас захотят увезти  в
Японию".
   Может быть, истина - в этом полунамеке? Может,  только  ей  -  подлинному
главе семейства - намекнул  таинственный  Уполномоченный  о  своей  цели?  И
отсюда - все его поведение с Царской Семьей?..

   Но неминуемый конец ждал тех, кто свершил  революцию.  16  сентября  1938
года  загадочный  спутник  последнего   царя   Яковлев-Мячин-Стоянович   был
арестован и навсегда исчез в сталинском лагере. Так и унес он с  собой  свою
тайну.
   ЧАСТЬ
   ТРЕТЬЯ


   Ипатьевская ночь





   "Истинно, истинно говорю вам:
   если пшеничное зерно, пав в землю,
   не умрет, то останется одно; а если
   умрет, то принесет много плода".
   (Иоанн 12:24)

   ГЛАВА 12
   ___________________
   Последний дом
   Над городом на самом высоком холме возвышалась (возносилась) Вознесенская
церковь. Рядом с церковью несколько домов образовали Вознесенскую площадь.
   Один из них стоял прямо против церкви:  приземистый,  белый,  с  толстыми
стенами и каменной резьбой по всему фасаду. Лицом -  приземистым  фасадом  -
дом был обращен к проспекту и храму, а толстым боком спускался  по  косогору
вдоль глухого Вознесенского переулка. И здесь окна первого,  полуподвального
этажа с трудом выглядывали из-под земли.
   Одно из этих полуподвальных окон было между двумя деревьями. Это  и  было
окно той самой комнаты...

   Но, подъезжая к дому, они ничего этого не увидели. Дом был почти до крыши
закрыт очень высоким забором. Чуть-чуть выглядывала лишь верхняя часть  окон
второго этажа.
   Вокруг дома стояла охрана.
   Прежнему  хозяину  дома,  инженеру  Ипатьеву,   не   повезло.   Один   из
влиятельнейших членов Совета,  Петр  Войков,  был  сыном  горного  инженера,
хорошо знал Ипатьева и не раз бывал в этом доме с  толстыми  стенами,  очень
удобно расположенном (удобно, чтобы охранять).
   Вот почему в самом конце апреля несчастного инженера пригласили в  Совдеп
и приказали в 24 часа освободить особняк. Впрочем, особняк  обещали  "вскоре
вернуть" (инженер Ипатьев тогда не понял, как страшно  звучала  эта  фраза).
Всю мебель велели оставить на своих местах, а вещи снести в кладовую.
   Цементная кладовая находилась на  первом  этаже,  как  раз  рядом  с  той
полуподвальной комнатой - комнатой убийства.
   Оба мотора проехали вдоль забора к тесовым воротам.
   Они раскрылись - и моторы впустили внутрь. Более никогда ни  Николай,  ни
Аликс, ни их дочь не выйдут за эти ворота.
   По мощеному двору их провели  в  дом.  В  прихожей  -  деревянная  резная
лестница поднималась на второй этаж.
   Стоя у лестницы, Белобородов объявил: "По постановлению ВЦИК бывший  царь
Николай Романов и его семья переходят в ведение Уралсовета  и  будут  впредь
находиться в  Екатеринбурге  на  положении  арестованных.  Вплоть  до  суда.
Комендантом дома назначается товарищ Авдеев,  все  просьбы  и  жалобы  через
коменданта - в Уралисполком".
   После чего оба уральских вождя - Голощекин  и  Белобородов  -  отбыли  на
моторах, а Семье было предложено в сопровождении  коменданта  и  Дидковского
осмотреть их новое жилье.

   Из дневника Николая: "Мало-помалу подъехали наши, и также вещи,  но  Валю
не впустили..."
   Да, вещи приехали. С ними Боткин и  "люди".  Но  не  приехал  Долгоруков.
Бедного Валю увезли прямо с вокзала. Куда-то...
   Впоследствии распространился слух, что у князя  Долгорукова  нашли  целых
два (?!) пистолета и  много  тысяч  денег.  Об  этом  сообщили  в  Тобольске
вернувшиеся стрелки "старой охраны". Зачем Долгорукову  были  пистолеты?  Но
так или иначе, Николай больше не увидит Валю - князь исчез навсегда.
   Впрочем, его след можно найти в показаниях князя Георгия Львова, данных в
Париже следователю Соколову.
   Опять насмешка истории: князь Львов - премьер  Временного  правительства,
свергнувшего  и  арестовавшего  последнего   царя...   сам   был   арестован
большевиками после Октябрьского переворота! Более того, в  1918  году  князь
Львов сидел в тюрьме в том же городе  Екатеринбурге  и  весьма  недалеко  от
дома, который был тюрьмой для арестованного им  год  назад  царя.  И  бывший
премьер описывает встречу с сидевшим в той же  тюрьме  своим  петер-бургским
знакомцем, князем Долгоруковым.  В  тюрьме  верный  Валя  все  сокрушался  о
царских деньгах,  отнятых  у  него  "комиссарами".  Впрочем,  сокрушался  он
недолго, ибо вскоре был "отправлен в Москву". А на самом деле...
   Из рассказа М.Медведева,  сына  чекиста  -  участника  расстрела  Царской
Семьи: "Долгорукова расстрелял молодой чекист Григорий Никулин. Никулин  сам
говорил. Я уж не помню все подробности, помню, что он  вывез  Долгорукова  с
чемоданами в поле... и все проклял, когда после тащил эти чемоданы".
   Так погиб этот очарователь, галантный кавалер на блестящих балах в Зимнем
дворце...
   Из дневника Николая: "Дом  хороший,  чистый.  Нам  были  отведены  четыре
комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом
на низменную часть города, и,  наконец,  просторная  зала  с  арками  вместо
дверей.
   Разместились следующим образом:  Аликс,  Мария  и  я  втроем  в  спальне.
Уборная общая. В столовой Демидова, в зале Боткин, Чемодуров и Седнев. Чтобы
идти в ванную и ватерклозет, нужно  проходить  мимо  часового.  Вокруг  дома
построен очень высокий дощатый забор в двух саженях от окон: там стояла цепь
часовых и в садике тоже".
   Здесь развернется последнее действие драмы. Финал династии.
   ДЕКОРАЦИЯ ФИНАЛА
   Царь с царицей будут жить в угловой просторной комнате с четырьмя окнами.
Два окна выходят на Вознесенский  проспект.  Только  крест  над  колокольней
виден из окон. Два других  окна  выходят  в  глухой  Вознесенский  переулок.
Комната очень светлая, с палевыми обоями, с волнообразным фризом из  блеклых
цветов.
   На полу ковер, стол с  зеленым  сукном,  бронзовая  лампа  с  самодельным
абажуром, ломберный столик, между окон  этажерка,  куда  она  поставит  свои
книги. Две кровати (на одной из них будет спать Алексей, когда его  привезут
из Тобольска) и кушетка.
   Ее туалетный столик с зеркалом и двумя электрическими лампами  по  бокам.
На столе - баночка с кольдекремом  и  надписью  "Придворная  Его  Величества
аптека". Странно сейчас звучала эта надпись.
   Умывальник с  треснутой  мраморной  доской,  платяной  шкаф,  где  теперь
помещалась вся одежда царя и царицы...
   В Вознесенский переулок выходили окна еще одной большой  пустой  комнаты,
там стояли стол, стулья и огромное трюмо. В этой комнате будут  жить  четыре
великих княжны. Они приедут в мае. И, пока не привезут их походные  кровати,
будут спать на матрасах прямо на полу.
   Обе эти комнаты как раз находились прямо над той полуподвальной комнатой.
   Рядом с комнатой великих княжон в столовой с  видом  на  сад  спала  Анна
Демидова. В большой зале (гостиной) - Боткин, Чемодуров и Седнев.
   Еще одна, пока запечатанная комната предназначалась для Алексея.
   Наискосок от великих княжон - комната коменданта, с финиковыми  обоями  в
золотой багетной раме и  головой  убитого  оленя.  И  еще  одна  -  рядом  с
комендантской - отведена под караул.
   Завершала декорацию уборная  ("ватерклозет"  -  как  именовал  ее  царь).
Фаянсовое судно, оставшееся от инженера Ипатьева, будет загажено комендантом
и караульными. И среди бесстыдных рисунков на стенах  уборной,  изображавших
царицу и Распутина, среди матерных  изречений  охраны  и  размышлений  типа:
"Писал и сам не знаю зачем, а вы, незнакомые, читайте" - надпись на  бумаге,
приколотая к стене: "Убедительно просят оставлять стул таким же чистым,  как
его занимали". Это совместное творчество  бывшего  царя  и  его  лейб-медика
Боткина.
   Войдя в комнату, Аликс  подошла  к  правому  окну,  на  косяке  начертила
карандашом свой любимый знак - "свастику" и число прибытия: 17(30).
   Другую "свастику", как заклинание,  она  начертила  прямо  на  обоях  над
кроватью, где должен был спать Бэби.
   17(30) апреля - так, сама того не зная, она обозначила  начало  последней
Игры с последним царем.
   Игра началась сразу.
   ПОСЛЕДНЯЯ ИГРА
   (УРАЛЬСКИЙ ДНЕВНИК АРЕСТАНТА)
   Прибывшие вещи вынесли в коридор и  в  присутствии  бывшего  воспитанника
Кадетского  корпуса,  а  ныне  члена  Уралисполкома  Дидковского  и  бывшего
слесаря, а ныне коменданта Авдеева начался осмотр.
   Открывали чемоданы, тщательно  просматривали.  Осмотрели  ручной  саквояж
Аликс. Забрали фотоаппарат (это запомним!),  который  она  привезла  еще  из
Царского,  и  еще  забрали,   как   напишет   комендант   Авдеев   в   своих
"Воспоминаниях",  -  "подробный  план  города  Екатеринбурга".  Как  он  мог
очутиться в ее саквояже, если они предполагали, что едут в Москву?  Впрочем,
даже если и не мог - то должен был там очутиться. Как два пистолета, которые
"нашлись" у князя Долгорукова.
   Открыли даже флаконы с лекарствами - перерыли всю ее походную аптечку.
   Из дневника: "17(30) апреля. Осмотр вещей был подобен таможенному:  такой
строгий, вплоть до последнего пузырька аптечки Аликс. Это меня взорвало и  я
резко высказал свое мнение комиссару..."
   Аликс не понимает причины  этого  обыска.  Она  нервничает,  возмущается:
"Истефательство!" Ее акцент вызывает улыбки обыскивающих: смешон  бессильный
гнев бывшей императрицы. А она продолжает гневный  монолог,  она  вспоминает
даже "хосподина Керенского". Она  приводит  в  пример  этого  революционера,
который, тем не менее, был  джентльмен.  Слово  "джентльмен"  очень  веселит
бывшего слесаря Авдеева... И, наконец, не выдержал Николай. Он  заявил:  "До
сих пор мы имели дело с порядочными  людьми!"  Это  было  высшее  проявление
гнева воспитаннейшего из монархов.
   Зачем проводили этот обыск?
   Чтобы продемонстрировать им условия новой жизни в столице Красного Урала?
Но лишь отчасти.
   Искали драгоценн