я делаю?" - повторяет мой вопрос Андрей. Затем говорит уклончиво: "Разные я
дела делаю. Помимо тех задач, которые обычно приписывают МВД, у нас много
других, о которых никто не догадывается. Например, у нас есть точная копия
вашего СВА, только в миниатюре. Мы контролируем вашу работу, одновременно
помогаем, там где требуется радикальное вмешательство - быстро и без шума.
Москва не столько доверяет отчетам Соколовского, как нашим параллельным
докладам".
"Ты уж наверное знаешь по опыту", - продолжает он. - "Лейтенант МВД может
приказывать вашему полковнику, а слово майора МВД - это закон для ваших
генералов. Во всяком случае неписаный закон,- генерал задним умом понимает что
это приказ, нарушение которого может иметь очень неприятные последствия."
"Ты знаешь Политсоветника Семенова и полковника Тюльпанова?" - спрашивает Андрей
и не дожидаясь моего ответа продолжает. - "Мы редко встречаемся с ними, но они
повседневно чувствуют нашу отеческую заботу. Начиная с таких мелочей как
создание соответствующей аудитории и морального духа в Доме Культуры Советского
Союза."
"Мы очень часто приглашаем для дружеского собеседования Вильгельма Пика и прочих
вождей," - слова "дружеское собеседование" и "вожди" Андрей произносит
подчеркнуто ироническим тоном. - "Мы с ними даже за руку не здороваемся - чтобы
им в голову не пришли всякие вольтерьянские мысли. Мы с ними не цацкаемся как
ваш Тюльпанов."
"Только поработав в нашем аппарате, можно познать глубину человеческой подлости.
Вообще никому руки подавать не хочется". - презрительная усмешка кривит губы
Андрея. - "Все наши дорогие гости ходят на цыпочках. Если не нравится - до
Бухенвальда не далеко. Пик и братия это хорошо знают - там уже коптятся
некоторые его коллеги."
"Демократизация Германии... Ха... Всех булочников и колбасников - на Колыму.
Ликвидация собственников, как класса. Из ихних локалей построим красные уголки
имени Пика или еще какой-нибудь сволочи," - последние слова Андрея это смесь
холодного презрения и гадливости. - "Знаешь как мы производили чистку Берлина
после капитуляции? В одну ночь! Тридцать тысяч человек из постели курсом на
Сибирь. Мы имели все списки еще тогда, когда войска стояли за Одером. Получили
все от местных коммунистов."
Андрей молчит некоторое время, закидывает ногу за ногу, смотрит на собственное
колено.
"От старательных подлецов отбою нет. Знаешь, после капитуляции у нас буквально
стояли очереди добровольных доносчиков и информаторов. Один раз я приказал
прикладами разогнать целую толпу этой человеческой мрази из моей приемной - не
выдержал."
Слова Андрея напоминают мне о характерном отношении советских солдат к нашим
немецким "единомышленникам."
Незадолго до соединения советских и американских войск группе русских солдат
повстречался одинокий немец. На спине его был рюкзак, рядом он вел велосипед, на
котором было нагружено все его остальное имущество. Он шел на восток. Увидев
советских солдат немец пришел в дикий восторг: "Stalin-gut... Ich Kommunist...
Kamerad"...
Он попытался объяснить солдатам, что он идет в Советскую Россию, что он вместе с
ними хочет строить коммунизм. Солдаты, молча переглянулись, повернули его лицом
на запад и добродушно дали подзатыльник. Когда немец попытался упорствовать в
своем желании итги на восток, то солдаты обозлились, отобрали у него велосипед и
рюкзак. Избитый паладин в Кремль после коммунистического крещения еле унес ноги
назад под напутственные слова солдат: "Теперь камрад настоящий коммунист. Твое -
мое. Сталин - гут." Солдаты были глубоко убеждены, что они сделали доброе дело -
спасли человеку жизнь.
В первые месяцы после капитуляции, в период междуцарствия, солдаты иногда
занимались охотой на немцев с автомашинами - просто чтобы покататься. Если
"Фриц" пытался доказать что он "свой", коммунист, то солдаты с удивлением
спрашивали партдокументы: "Смотри, Петя - видал дурака! Если уж у нас коммунизм
- так это понятно. Но чего этим идиотам нужно? Наверное какая-нибудь сволочь!" И
"идеологический Фриц" получал дополнительную санобработку (санитарная обработка
- жаргон), после которой, лежа в госпитале, имел время пересмотреть свои взгляды
на коммунизм. Машина после прогулки, если оставалась цела, просто отдавалась
очередному "Фрицу", показавшемуся солдатам симпатичным. Русская душа живет
импульсами.
Функционеры КПД-СЕД, водрузив на радиаторах автомашин красные флажки и чувствуя
себя хозяевами, гоняли по Берлину как на пожар, превышая все границы дозволенной
скорости. Тут уж каждый советский офицер или солдат за рулем считал своим
кровным долгом заняться идеологической перековкой зазнавшегося "камрада". Чем
выше по партийному чину был "камрад", тем большей честью считалось разбить ему
радиатор и физиономию. "Чтобы не так торопился к коммунизму!" - говорилось в
таких случаях.
Сам комендант берлинского Кремля - Карлсхорста полковник Максимов только
посмеивался, когда ему докладывали о подобных проделках.
Это не были просто акты варварства. Пожив в Германии, советские солдаты
отзывались о немцах с уважением и даже некоторой завистью. По адресу же немецких
коммунистов слышались выражения: "Подлецы и продажные шкуры". Советский человек,
увидав Европу, глубоко убежден, что коммунистом может быть только дегенерат,
состоящий на жаловании у Москвы.
"Да, кстати, - что ты делал недавно на Петерсбургерштрассе?" - неожиданно
спрашивает Андрей.
Я удивленно смотрю на его неподвижную фигуру. Неделю тому назад я действительно
был на Петербургерштрассе. Одна из моих московских знакомых Ирина пригласила
меня к себе. Она окончила в Москве Институт Иностранных Языков и теперь работала
в Берлине в должности преподавательницы немецкого языка. Когда я нашел нужный
мне дом, то он мало чем отличался от остальных. Снаружи не было никакой надписи,
не было даже красного флага, указывающего что дом занят оккупационным
учреждением. Проходя по улице, можно было подумать что это обычный немецкий дом.
Но когда я открыл дверь, то очутился нос к носу с часовым в форме войск
погранохраны МВД. Моя офицерская форма и удостоверение личности помогли мало.
Ирина должна была сойти вниз и подтвердить мою личность, только тогда я получил
пропуск. В этом здании была школа цензоров МВД, здесь же они и жили на
казарменном положении. Условия были очень строгие, как и во всех учреждениях под
опекой МВД. Даже в воскресенье, уходя куда-либо, Ирина, хотя она и была
вольнонаемной, должна была получить разрешение у своего начальника, затем
отметить в регистрационной книге время ухода и цель, возвращаясь она ставила
время прихода и опять свою роспись. Жили они все, по ее собственным словам, на
правах полузаключенных.
"Откуда ты знаешь, что я был на Петербургерштрассе?" - спрашиваю я.
"Откуда? Очень просто - предварительно я поинтересовался твоим личным делом. Не
подумай что это то личное дело, которое ты имеешь здесь, в Отделе Кадров. Ведь я
не ошибусь, если буду утверждать, что недавно ты слушал "Евгения Онегина" в
Адмирал-Паласте, смотрел балет "Петрушка". Могу даже напомнить с кем ты там
был".
Андрей искоса смотрит на меня, интересуясь как я буду реагировать на его слова.
Он попрежнему любит дешевые эффекты.
"Впрочем это пока не считается грехом, Адмирал-Паласт в советском секторе," -
говорит он - "Но рекомендую тебе воздержаться от посещения театров в других
секторах - такие вещи идут по статье дебет. Понял?! Мы имеем свою бухгалтерию на
каждого офицера СВА вплоть до маршала Соколовского. Твое личное дело пока в
полном порядке - с чем тебя и поздравляю".
"Да, о Петерсбургштрассе!" - продолжает Андрей. - "Там есть еще несколько
интересных заведений. Например специальный питомник немецких инструкторов -
кадры будущего немецкого МВД. Некоторые вещи удобнее делать немецкими руками."
"Меня поражает одно - то чего эти люди стараются", - говорит Андрей. - "Мне
иногда кажется, что некоторые из них искренне верят, что они строят лучшую
Германию. Вся эта мелочь даже не получает доппайков как спецтройка".
"Знаешь что это такое - спецтройка?" - Андрей опять смотрит на меня. - "Немцы
называют трио Гротеволь-Пик-Ульбрихт сокращенно ГПУ. А мы сами окрестили их для
краткости "спецтройкой".
Андрей снова начал рассказывать лозунги со стен уборных. Видно ему доставляет
удовольствие делиться со мной литературными перлами из архивов МВД.
"А знаешь ты что такое СЕД?" - звучит голос майора Госбезопасности. - "Немцы
говорят - "So endet deutschland". Может быть они и не подозревают насколько они
правы. Это станет ясно когда Германия обернется Германской ССР, а теперешняя СЕД
будет переименована в КП(б)Г. Конечно дело не в названиях, а в сущности."
У Андрея странное выражение лица. В нем остатки наигранной таинственности - эта
свойственная его душе потребность удовлетворения ярко выраженного чувства
собственного Я. С другой стороны - в нем неприкрытая горечь. Еще в студенческие
годы у Андрея были сильно развиты какие-то темные подсознательные инстинкты.
Может быть и здесь он не просто Андрей Ковтун, а только майор Госбезопасности
при исполнении служебных обязанностей? Может быть этот разговор просто
провокация с целью выяснить мою реакцию?
Для нашей общей пользы я говорю Андрею: "Ты болтаешь довольно странные вещи.
Будь на твоем месте кто другой, то я безусловно поставил бы об этом в
известность соответствующие органы. Но поскольку предо мной майор
Госбезопасности, да еще в полной форме, то я принимаю все эти штучки как
заведомую провокацию. Исходя из этого я считаю излишним давать ход делу. Крой
пока не надоест."
Андрей смотрит на меня и смеется: "Однако ты предусмотрительный человек.
Застраховаться никогда не мешает. Кто это сказал -"Не полководец тот, кто не
обеспечивает путь для отступления." Мольтке что-ли? Для успокоения собственной
совести можешь принимать все за провокацию. С такой предпосылкой я даже могу
говорить откровеннее."
Андрей встает и начинает ходить по комнате. Остановившись у книжного шкафа, он
рассматривает корешки книг.
"Посмотри вот," - он вытащил книгу о Голландии, листает ее и показывает мне. -
"Голландцы моют мылом даже тротуары перед домами. Все сыты и одеты. Мне эти
маленькие страны особенно жалко. За каким им чертом коммунизм? А достаточно двух
десятков подлецов - и они тоже будут маршировать с красными флагами. А мытье
тротуаров... Они тогда и сами мыться перестанут."
Андрей бесцельно перебирает книги на полках. Стоя ко мне спиной он говорит:
"Забавно только - как легко целые нации суют голову в эту петлю. Возьми
Германию. Если бы Сталин имел всю Германию в своих руках - немцы бы уже сегодня
плясали все как один под его дудку. Знаешь как у них - "Befehl ist Befehl".
Конечно сначала предпосылка - будет создана форма самостоятельного немецкого
государства, с премьерами и прочими марионетками. Пощекочут немецкое чувство
национализма. А потом, когда возьмут вожжи в руки, немцы единогласно проголосуют
за создание Германской ССР. Какая она там будет по счету - двадцатая или
двадцать первая".
Шагая по комнате, Андрей продолжает свои созерцательные размышления. Видимо ему
давно не представлялось возможности высказывать свои мысли вслух.
"Форма и содержание", - говорит он, как будто ни к кому не обращаясь. - "Возьми
к примеру социализм и коммунизм. По Марксу социализм - это первичная стадия
коммунизма. Социалистические тенденции очень сильны в мире. Прогресс
современного общества естественно требует каких-то новых форм.
Социал-демократические партии, социализация при Гитлере, сегодняшние
социалистические течения в Англии. Это видишь на каждом шагу. Так что -
действительно все дороги ведут к Коммунизму?"
Андрей молчит некоторое время, как будто он не может выразить то, что хочет
сказать.
"Теперь посмотри на то, что мы сегодня имеем в России, говорит он - "Это
называется социализмом. По форме это как будто действительно социализм - все
принадлежит обществу в лице государства. А по содержанию? По содержанию это
государственный капитализм или социалистическое рабовладение. Народ вытягивает
последние жилы ради будущего коммунистического рая. Больше всего это похоже на
осла, перед которым на оглобле привязан пучок сена - осел тянет, а сено все на
том же месте. А наивные идеалисты на Западе путают понятия социализм и коммунизм
и добровольно суют голову в тот же хомут."
"Помнишь сказку Андерсена "Новое платье короля" - продолжает Андрей - "Чудесная
вещичка! Помнишь как голого короля вели по улицам, а все кругом расхваливали
какое у него чудесное платье. Невидимое, но чудесное. Коммунизм играет роль
такого платья в современном обществе. Одни расхваливают его потому что
зарабатывают на этом, другие надеются заработать, третьи из боязни, что их
примут за реакционных дураков. И все хором повторяют: "Ах, какое хорошее
платье!" А никто, кроме нас не знает что это за платье. Не даром кремлевские
ткачи берегут свою стряпню за семью замками."
"Есть твердые законы человеческой психики. Если человеку изо дня в день
повторять одно и то же - то он в конце концов начинает верить этому. Здесь можно
вспомнить заповедь Геббельса: "Чем ложь невероятнее, тем ей больше верят." Из
гитлеровской компании я больше всех уважаю Геббельса, он был умный человек и
откровенный циник."
После ужина мы сидим еще некоторое время за столом. Я задумался над словами
Андрея. На эти темы не часто приходится говорить, стараешься даже не думать.
Нужно признать, что коммунистическое учение - это действительно сильная вещь.
Еще не существовало в мире другого мировоззрения, которое бы служило таким
универсальным оружием в руках держащего его. Гитлер имел базой расовую доктрину,
теорию национального превосходства германской расы. Слабость национальной
доктрины была в ее региональной ограниченности. Чем больше расширялась
Гитлеровская Империя, тем труднее было применять эту доктрину. В оккупированных
странах она служила больше во вред Гитлеру, чем на пользу. Преимущество
коммунистической доктрины - в ее интернационализме.
Муссолини хотел построить Новую Италию по образцу Римской Империи. Его идея была
стара, как пыль веков. Вместе с тем история говорит нам, что только те
политические доктрины прошлого имели успех, которые корнями уходили в будущее.
Коммунистическая доктрина сильна именно своими рецептами исцеления всех болезней
современного общества - в будущем.
В демократическом мире пролетарии надеются улучшить свое существование, хватаясь
за коммунизм, - для человека вполне естественно стремиться к лучшему. Мы уже
потеряли все иллюзии, но не видим другого пути, не имеем возможностей. Часто мы
тщетно пытаемся убедить себя в том, чему мы уже не верим, пытаемся найти
какой-то компромисс.
"Как это ни странно, но с коммунистическим ученьем можно провести только одну
историческую параллель - это христианское ученье", - говорит Андрей. - "Только
оно было так же ортодоксально. Благодаря этому оно и распространилось по всему
свету. Христианское ученье говорило душе человека: "Отдай твоему ближнему", - не
так ли? История шагнула к материализму. Коммунизм бьет по инстинктам человека.
Вульгарный примат коммунизма - "возьми у твоего ближнего." Новое общество по
примеру пауков в яме. Это принцип. А все остальное - только мелочи оформления.
Пестрые тряпки чтобы прикрыть наготу."
"Человек должен верить во что-то," - продолжает он - "Почему люди поклонялись
солнцу или языческим идолам и богам?" - "По той же причине. Сталин преследует
религию потому, что она является его конкурентом в борьбе за душу человека. Убив
веру в Бога, Сталин поставил на его место идола - самого себя. Производное от
амебы поставило себя на место Бога."
"Знаешь, меня еще до войны приводила в ярость страсть Сталина к лицемерию и
преклонению со всех сторон. Умный и морально чистый человек сам бы положил этому
конец. Больше того, эта грязная черта его характера дает мне повод к
беспокойству," - Андрей пощелкивает пальцами подбирая подходящее выражение. -
"Ему определенно было бы приятно, чтобы весь мир... Нет сомнения, если бы он мог
проделать этот эксперимент безнаказанно, то он не колебался бы ни минуты. Эта
цель стара, как и всякая диктатура. Есть много примеров чем все эти затеи
кончаются. А ведь на карту поставлена судьба нашего народа."
Андрей медленно опускается в кресло, вытягивает ноги вперед, кладет голову на
плюшевую спинку: "После капитуляции я полагал, что мы возьмем у Европы все
лучшее, - ведь мы в конце концов победители, - и наведем порядок у себя дома.
Вместо этого мы насаждаем здесь свой бардак, а из нашего народа последние жилы
тянем. Перманентная революция! Я здесь строю коммунизм во всегерманском
масштабе, Вильгельм Пик бегает у меня на побегушках, а дома у нас что творится?"

В глазах Андрея вспыхивает злобный огонек. Он вскакивает и снова начинает мерить
ковер шагами. Голос его сдавлен от бешенства: "Ради этого я воевал?!"
"Послушай, Андрей," - говорю я. - "Допустим на момент, что твои слова не
провокация, а твои действительные мысли. Как можно совместить все это с работой
в МВД?"
Андрей на одно мгновение смотрит мне в глаза, затем снова устремляет взор в
несуществующую точку в полутьме комнаты.
"Ты думаешь я для чего красную шапку таскаю?" - говорит он - "Просто для смеха.
Чтобы позабавиться как от меня люди шарахаются. Это теперь единственное
удовлетворение во всей моей работе. Если пусто внутри, то поневоле ищешь что-то
внешнее."
"У тебя эта жилка и раньше была - a la Neron", - говорю я. "Но на этом далеко не
уедешь".
"Да, ты прав. Между прочим - знаешь ты профессиональные болезни работников
МВД?", - криво усмехнувшись, Андрей продолжает. - "Алкоголизм считается самой
безобидной. Большинство наркоманы - морфий, кокаин. Статистикой установлено, что
три года работы в оперативных органах достаточны для хронической неврастении."
Андрей смотрит на меня с непонятной усмешкой: "В Крыму есть даже специальный
санаторий МВД с первоклассным оборудованием для лечения наркоманов и импотентов.
Только это мало помогает. Нервную систему трудно восстановить. Люди с нормальной
психикой не выдерживают этой работы. Интеллигентность для нашей профессии вообще
противопоказана. Интеллигенты выдерживают меньше, чем другие."
"Для того, чтобы сделать карьеру в МВД, нужно быть профессиональным подлецом", -
продолжает он. - "Идеалисты уже давно сложили свои головы, старая гвардия отошла
в область истории ВКП(б). Осталось в основном две категории: или безмолвные
исполнители, которым безразлично каким путем они зарабатывают свой хлеб, или
люди готовые продать свою мать во имя карьеры. Ты знаешь советскую заповедь -
спереди будь рабом твоего начальника, а сзади копай ему могилу, тогда сядешь на
его место. То-же самое в МВД, только в геометрической прогрессии. Как она там -
парабола в квадрате, а гипербола по третьей степени - так что-ли? Все забыл.
Раньше рассчитывал одноконсольные балки и жесткие рамы. Теперь аналогия -
виселица да решетка. Применение сопромата в политическом аспекте."
"Недаром следователи за кокаин хватаются. Ты обращал внимание, что у всех
оперативников восковые лица? Это от ночной работы. - Живут как совы. Днем спят,
а ночью работают".
Андрей еще больше сползает в кресле, закидывает назад голову: "Когда уж больно
тошно станет, сажусь среди ночи в машину и гоняю как чумовой по Берлину. На всю
педаль по Ост-Вест-Аксе. Английские патрули пробовали гоняться, но куда там - у
меня восьмицилиндровая Татра. Разгоню на сто с гаком и ж-ж-ить сквозь
Бранденбургские ворота. Один миллиметр поворота руля - и разлетишься на атомы.
Меня даже иногда искушение берет... Так просто... Всего один миллиметр..."
"Хорошо тебе - ты инженер. Пахнет маслом и дымом," - говорит Андрей тихо, как
будто отвечая своим собственным мыслям. - "А кругом меня пахнет кровью."
"Когда я шел в университет, карьера инженера представлялась мне чем-то солидным.
Как в песне поется "Дощечка медная и штора синяя его окна..." Потом как побывал
на практике, как посмотрел на этих инженеров. Кончал университет просто