как
поверят!..  Да,  у  вас  сейчас нет денег, но умрет отец, - будемте говорить
откровенно,  -  у  вас  сто  тысяч  верных. Значит, вы сейчас стоите эти сто
тысяч и можете иметь кредит.
     - Банк будет в Заполье?
     - Да...    Коммерческий    Зауральский    банк.   Главные   учредители:
Стабровский,  Ечкин,  Шахма,  Драке  и я. Видите, все иностранцы, то есть не
русские  фамилии,  а  это  неудобно.  Нам  необходимо  привлечь Луковникова,
Огибенина  и  еще  человека  три-четыре.  У  нас  устав уже написан, и Ечкин
выхлопочет  его утверждение. О, этот человек может сделать решительно все на
свете!..  Знаете,  говоря между нами, я считаю его гениальным человеком. Да.
Представьте  себе,  у  него  решительно  ничего нет, а он всегда имеет такой
вид,  точно у него в бумажнике чек на пятьсот тысяч. Стабровский умен и тоже
гениальный  человек,  но  до  Ечкина ему далеко, как до звезды небесной... И
Стабровский это сам знает.
     - Что же я буду делать в Заполье, пока ваш банк не откроется?
     - Э,  дела  найдем!..  Во-первых,  мы  можем предоставить вам некоторые
подряды,  а  потом...  Вы  знаете, что дом Харитона Артемьича на жену, - ну,
она  передаст его вам: вот ценз. Вы на соответствующую сумму выдадите Анфусе
Гавриловне  векселей  и  дом...  Кроме того, у вас уже сейчас в коммерческом
мире  есть свое имя, как дельного человека, а это большой ход. Вас знают и в
Заполье и в трех уездах... О, известность - тоже капитал!
     Галактион  так и не мог заснуть всю ночь. У него горела голова, и мысли
в  голове  толклись,  как  в жаркий летний день толкутся комары над болотом.
Хитрый  немец  умело  и ловко затронул его самое больное место, именно то, о
чем  он  мечтал только про себя. Правда, предстояло сделать решительный шаг;
но  все  равно  его  нужно было когда-нибудь сделать. От этого зависело все.
Одно  только  нагоняло  на Галактиона сомнение: он не доверял хитрому немцу.
Продаст  и  надует  при  случае за какой-нибудь "кусочек хлеба с маслом". От
таких людей нужно ожидать всего.
     Галактиону  делалось обидно, что ему не с кем даже посоветоваться. Жена
ничего  не  понимает,  отец  будет против, Емельян согласится со всем, Симон
молод, - делай, как знаешь.
     Перед  отъездом  из  Суслона  Штофф  имел  более  подробный  разговор с
Галактионом и откровенно высказался:
     - Я  знаю,  что  вы  не  доверяете  мне... Это отлично. Никому не нужно
верить,  даже  самому себе, потому что каждый человек может ошибаться. Да. А
можно  верить  только  одному - делу. Вы только подумайте: вот сейчас мы все
хлопочем,   бьемся,   бегаем  за  производителем  и  потребителем,  угождаем
какому-нибудь  хозяину,  вообще  зависим  направо  и  налево, а тогда другие
будут  от  нас  зависеть.  У нас всегда будет урожай на нашей ниве... Расчет
самый  простой:  по  вкладам  мы  будем  платить семь процентов, а по ссудам
будем  получать  до двадцати. Капитал будет... Вы только сообразите, сколько
пропадает  теперь  мертвого  капитала  у  попов,  писарей, купцов, а из этих
мелочей составится страшная сила, как из мелких речонок наливается море.


III

     Решительный  разговор  с  отцом  Галактион думал повести не раньше, как
предварительно  съездив  в  Заполье  и  устроив там все. Но вышло совершенно
наоборот.
     После  отъезда  Штоффа Галактион целых три недели ходил точно в тумане.
И  сон  плохой  и аппетита нет. Даже Серафима заметила, что с мужем творится
что-то неладное.
     - Тебе нездоровится, Глаша?
     - Мне? Нет, ничего.
     Такой   ответ  совершенно  удовлетворял  простоватую  Серафиму,  и  это
возмущало   Галактиона.  Другая  жена  допыталась  бы,  в  чем  дело,  и  не
успокоилась  бы,  пока  не  вызнала  бы  всего.  Теперь  во время бессонницы
Галактион  по  ночам  уходил  на  мельницу  и  бродил  там из одного этажа в
другой,  как  тень. Мельница работала зимой полным ходом. Рабочих было очень
немного.  Они,  засыпанные  мучным  бусом,  походили  на каких-то мертвецов,
бродивших  бесшумно  из  одного  отделения  в  другое.  Обыкновенно по ночам
обходил  мельницу  Емельян,  как  холостой  человек,  или  сам  Михей Зотыч.
Рабочие   удивлялись,  встречая  теперь  Галактиона.  Раз  ночью  у  жернова
Галактион  встретил  отца.  Старик как-то по-заячьи прислушивался к грузному
движению верхнего камня, припадавшего одним краем.
     - А,  это  ты!  - удивился старик. - Вот и отлично. Жернов у нас что-то
того, припадает краем.
     - Нужно поставить запасный.
     - Остановка выйдет.
     - Ничего не поделаешь.
     Они вместе прошли по всем отделениям. Везде все было в порядке.
     - Если  бы  еще  пять  поставов  прибавить,  так  работы  хватило бы, -
задумчиво  говорил  Галактион,  когда  они  очутились в мельничной конторке,
занесенной бусом, точно инеем.
     - Воды не хватит.
     - Можно паровую машину поставить, родитель.
     - Ни за что! Спалить хочешь все обзаведение?
     Мельница  давно уже не справлялась с работой, и Галактион несколько раз
поднимал  вопрос  о  паровой  машине,  но  старик и слышать ничего не хотел,
ссылаясь  на  страх  пожара.  Конечно,  это  была только одна отговорка, что
Галактион понимал отлично.
     - Вот  ты  про  машину  толкуешь,  а лучше поставить другую мельницу, -
заговорил Михей Зотыч, не глядя на сына, точно говорил так, между прочим.
     Галактион  отлично  понял  его.  Значит, отец хочет запрячь его в новую
работу  и  посадить  опять  в  деревню  года  на  три.  На  готовом  деле он
рассчитывал управиться с Емельяном и Симоном. Это было слишком очевидно.
     - Нет, я не согласен, - спокойно ответил Галактион.
     - Как  не согласен? Что не согласен? Да как ты смеешь разговаривать так
с отцом, щенок?
     - Вторую  мельницу строить не буду, - твердо ответил Галактион. - Будет
с   вас   и   одной.  Да  и  дело  не  стоящее.  Вон  запольские  купцы  три
мельницы-крупчатки  строят,  потом Шахма затевает, - будете не зерно молоть,
а  друг  друга  есть. Верно говорю... Лет пять еще поработаешь, а потом хоть
замок весь на свою крупчатку. Вот сам увидишь.
     - Да ты понимаешь, что говоришь-то?
     - Да  очень  понимаю...  Делать  мне нечего здесь, вот и весь разговор.
Осталось только что в Расею крупчатку отправлять... И это я устроил.
     - Ну, а потом?
     - А потом вы сами по себе, а я сам по себе.
     - Как же это так будет, напримерно?
     - Да  уж так, как случится. Дадите мне что в отдел - спасибо, не дадите
- тоже спасибо.
     - Так, так, миленький... Своим умом хочешь жить.
     Старик  пожевал  губами,  посмотрел  на  сына  прищуренными  глазами  и
совершенно спокойно проговорил:
     - Ничего  ты  от меня, миленький, не получишь... Ни одного грошика, как
есть. Вот, что на себе имеешь, то и твое.
     - Покорно благодарю, родитель.
     Больше  отец  и  сын не проговорили ни одного слова. Для обоих было все
ясно,  как  день.  Галактион, впрочем, этого ожидал и вперед приготовился ко
всему.  Он  настолько  владел  собой,  что  просмотрел  с  отцом  все книги,
отсчитался по разным статьям и дал несколько советов относительно мельницы.
     - Завтра,  то  есть сегодня, я уеду, - прибавил он в заключение. - Если
что вам понадобится, так напишите. Жена пока у вас поживет... ну, с неделю.
     - А кто же ее кормить будет?
     - Я   пришлю   денег  из  Суслона  на  прокорм,  а  за  квартиру  потом
рассчитаюсь.
     - За  пять  лет,  миленький. Не забудь... По три целковых в месяц - сто
восемьдесят рубликов.
     - И  это заплачу. Сейчас у меня ничего нет, а вышлю, как пришлю подводу
за семьей.
     Когда  Галактион  вышел,  Михей Зотыч вздохнул и улыбнулся. Вот это так
сын...  Правильно  пословица  говорится:  один  сын  -  не  сын,  два сына -
полсына,  а  три  сына  - сын. Так оно и выходит, как по-писаному. Да, хорош
Галактион. Другого такого-то и не сыщешь.
     "А  денег  я  тебе  все-таки не дам, - думал старик. - Сам наживай - не
маленький!..  Помру, вам же все достанется. Ох, миленькие, с собой ничего не
возьму!"
     Вернувшись  домой,  Галактион почувствовал себя чужим в стенах, которые
сам  строил. О себе и о жене он не беспокоился, а вот что будет с детишками?
У  него  даже  сердце  защемило  при  мысли  о детях. Он больше других любил
первую  дочь  Милочку,  а старший сын был баловнем матери и дедушки. Младшая
Катя росла как-то сама по себе, и никто не обращал на нее внимания.
     - Ну,  Серафима, собирайся в дорогу, - коротко объяснил Галактион жене.
- Через неделю я за тобой пришлю. Переезжаем в Заполье.
     - Совсем?
     - Совсем.
     Серафима  даже  заплакала  от  радости  и  бросилась  к мужу на шею. Ее
заветною  мечтой  было  переехать  в Заполье, и эта мечта осуществилась. Она
даже  не  спросила, почему они переезжают, как все здесь останется, - только
бы  уехать  из  деревни.  Городская  жизнь  рисовалась  ей  в самых радужных
красках.
     Только  на прощанье с отцом Галактион не выдержал. Он достал бумажник и
все,  что  в  нем  было, передал отцу, а затем всю мелочь из кошелька. Михей
Зотыч не поморщился и все взял, даже пересчитал все до копеечки.
     - Денежка счет любит, - бормотал старик.
     У  жены Галактион тоже не взял ни копейки, а заехал в Суслон к писарю и
у  него  занял  десять рублей. С этими деньгами он отправился начинать новую
жизнь. На отца Галактион не сердился, потому что этого нужно было ожидать.
     Анфуса  Гавриловна  обрадовалась  и испугалась, когда увидала зятя. Она
совсем не ждала гостя.
     - Надолго ли, Галактион? - спрашивала расхлопотавшаяся старушка.
     - А совсем, мамаша.
     - Как совсем?
     Галактион  любил  тещу,  как  родную  мать,  и рассказал ей все. Анфуса
Гавриловна  расплакалась, а потом обрадовалась, что зять будет жить вместе с
ними. Главное - внучата будут тут же.
     - Поживите   пока   с   нами,  а  там  видно  будет,  -  говорила  она,
успокоившись  после  первых  излияний. - Слава богу, свет не клином сошелся.
Не  пропадешь  и  без  отцовских капиталов. Ох, через золото много напрасных
слез льется! Тоже видывали достаточно всячины!
     Харитона  Артемьевича  не  было  дома,  -  он  уехал куда-то по делам в
степь.  Агния  уже третий день гостила у Харитины. К вечеру она вернулась, и
Галактион  удивился,  как  она  постарела  за  каких-нибудь  два года. После
выхода  замуж  Харитины у нее не осталось никакой надежды, - в Заполье редко
старшие  сестры  выходили  замуж после младших. Такой уж установился обычай.
Агния,  кажется,  примирилась  с  своею  участью  христовой  невесты  и мало
обращала на себя внимания. Не для кого было рядиться.
     - Ну,  а  что  зелье-то наше? - сурово спросила ее Анфуса Гавриловна, -
она все больше и больше не любила Харитину.
     - Ничего...  Два  новых  платья  заказала  да  соболий  воротник велела
переделать.
     - Наказал  меня  господь дочкой, - жаловалась Анфуса Гавриловна зятю. -
Полуштофова   жена   модница,   а   эта  всех  превзошла.  Ох,  плохо  дело,
Галактион!.. Не кончит она добром.
     Вечером,  когда  уже  подали самовар, неожиданно приехала Харитина. Она
вошла,  не  раздеваясь,  прямо  в  столовую,  чтобы  показать  матери  новый
воротник.  Галактион  давно  уже  не видал ее и теперь был поражен. Харитина
сделалась  еще  красивее,  а  в  лице  ее  появилось  такое уверенное, почти
нахальное выражение.
     - А,  деревенская  родня  приехала! - здоровалась Харитина с гостем, по
своему обыкновению глядя прямо ему в лицо. - Надолго ли?
     - Не знаю, как поживется.
     - Оставайся на святки. Будем веселиться напропалую.
     - Это  у  тебя  веселье  только на уме, - оговорила мать. - У других на
уме дело, а у тебя пустяки.
     - Что же, мамаша, не всем умным быть.
     - Да  ты  сядь, не таранти. Ох, не люблю я вот таких-то верченых! Точно
сорока на колу.
     - Что  же,  я  и  разденусь.  Хотела только показать вам, мамаша, новый
воротник. Триста рублей всего стоит.
     Харитину  задело  за  живое  то  равнодушие,  с  каким  отнесся  к  ней
Галактион.  Она  уже привыкла, чтобы все ухаживали за ней. Снимая шубку, она
попросила его помочь.
     - Не  умеешь  помочь  раздеться,  увалень!  -  пошутила она. - Привык с
деревенскими бабами обращаться!
     На  Галактиона  так  и  пахнуло  душистою  волной,  когда  он подошел к
Харитине.  Она  была в шерстяном синем платье, красиво облегавшем ее точеную
фигуру.  Она  нарочно  подняла руки, делая вид, что поправляет волосы, и все
время не спускала с Галактиона своих дерзких улыбавшихся глаз.
     - Что, хороша? - сказала она и засмеялась.
     - Перестань  ты,  бесстыдница!  - заворчала Анфуса Гавриловна. - Хоть и
зять, а все-таки мужчина. Что руки-то задираешь, срамница?
     - Я в корсете, мамаша.
     Галактион  опустил  глаза,  чувствуя, как начинает краснеть. Ему как-то
вся  кровь  бросилась  в  голову.  Агния  смотрела на него добрыми глазами и
печально  улыбалась.  Она  достаточно  насмотрелась  на  все  штуки сестрицы
Харитины.
     - Ну,  а что твоя деревенская баба? - спрашивала Харитина, подсаживаясь
к  Галактиону  с  чашкой  чая. - Толстеет? Каждый год рожает ребят?.. Ха-ха!
Делать  вам  там  нечего,  вот и плодите ребятишек. Мамаша, какой милый этот
следователь Куковин!.. Он так смешно ухаживает за мной.
     - Да  будет  тебе!  - сердито крикнула Анфуса Гавриловна. - Не пристало
нам твои-то гадости слушать... Постыдилась бы хоть Галактиона.
     - Что  мне  его  стыдиться,  мамаша?  Дело  прошлое: я была в него сама
влюблена. Даже отравиться хотела. И он...
     - Будет! Перестань, срамница!
     Анфуса  Гавриловна  была  рада,  когда  Харитина  начала собираться. Ей
нужно  было еще заехать к портнихе, в два магазина, потом к сестре Евлампии,
потом  еще  в  два  места. Когда Галактион надевал ей шубку, Харитина успела
ему шепнуть:
     - А  помнишь,  дурачок,  как  я  тебя целовала? Я тебя все еще немножко
люблю... Приезжай ко мне с визитом. Поговорим.
     Никогда  еще  Галактион  не был так несчастлив, как в эту первую ночь в
Заполье.  Ему  было как-то особенно больно и обидно. Что будет? Как он будет
жить?  А  тут  еще  Харитина!  Эта  встреча  была  последнею  каплей  в чаше
испытаний.  Разве она такая была? Да, она сейчас красивее, в полном расцвете
молодости,  а  ему  было  больно  на  нее  смотреть.  Какое  у нее сделалось
нахальное  лицо,  как  она  смотрит,  какие  движения,  какие  слова!  И  не
стыдно...   Галактион  с  каким-то  ужасом  думал  об  этой  погибшей  душе,
припоминая  свое  минутное  увлечение.  Да,  она  тогда была другая, - такая
чистая,  нетронутая,  красивая  именно  этою своею чистотою. А теперь кто ее
окружает?  Какие  разговоры она слышит? Что ее интересует? Если б она гнала,
что  у  него  сейчас  на душе и как ему больно за нее! О ее выходке тогда на
мельнице,  у кровати больного отца, он как-то даже забыл и не придавал этому
особенного  значения.  Так,  молодая  глупость. Кровь молодая расходилась. А
теперь уже совсем другое...
     Галактион  лежал  и  думал  о  Харитине,  думал  и сердился, что думает
именно о ней, а не о своих детях.


IV

     Отправляясь  в  первый  раз  с визитом к своему другу Штоффу, Галактион
испытывал  тяжелое  чувство.  Ему  еще  не  случалось  фигурировать  в  роли
просителя,  и  он испытывал большое смущение. А вдруг Штофф сделает вид, что
не помнит своих разговоров на мельнице? Все может быть.
     Штофф  был дома и принял гостя с распростертыми объятиями. Он по-русски
расцеловался с Галактионом из щеки в щеку.
     - Слышал,  слышал,  голубчик,  -  повторил  он.  -  Этим  и должно было
кончиться... Чем скорее, тем лучше.
     - Откуда вы узнали, Карл Карлыч? - удивился Галактион.
     - А сорока на хвосте принесла... Право, отлично. Одобряю.
     Штофф  занимал  очень  скромную  квартирку. Теперь небольшой деревянный
домик  принадлежал  уже  ему,  потому  что  был нужен для ценза по городским
выборам.  Откуда  взял  немец  денег на покупку дома и вообще откуда добывал
средства  -  было покрыто мраком неизвестности. Галактион сразу почувствовал
себя  легче  в  этих  уютных  маленьких  комнатах, - у него гора свалилась с
плеч.
     - Будем  устраиваться...  да... - повторял Штофф, расхаживая по комнате
и  потирая руки. - Я уже кое-что подготовил на всякий случай. Ведь вы знаете
Луковникова?  О,  это большая сила!.. Он знает вас. Да... Ничего, помаленьку
устроимся.  Знаете,  нужно жить, как кошка: откуда ее ни бросьте, она всегда
на все четыре ноги встанет.
     Было   часов  одиннадцать,  и  Евлампия  Харитоновна  еще  спала,  чему
Галактион  был  рад.  Он  не  любил  эту  модницу  больше всех сестер. Такая
противная бабенка, и ее мог выносить только один Штофф.
     - Одного  у нас нет, - проговорил хозяин, заметив, как гость оглядывает
обстановку.  -  Недостает  деточек...  А  я так люблю детей. Да... Вот у вас
целых трое.
     - Заботы много с детьми.
     - А для чего же тогда жить?
     Взглянув на часы, Штофф прибавил совсем другим тоном:
     - Скоро   двенадцать.   Поедемте   в   думу.   Там   сразу   со   всеми
перезнакомитесь.
     - Да я, кажется, и без того всех знаю.
     - Нет,  то  другое...  Мало ли кого можно встретить на свадьбе, - это в
счет у нас нейдет.
     У  Штоффа была уже своя выездная лошадь, на которой они и отправились в
думу.  Галактион  опять начал испытывать смущение. С чего он-то едет в думу?
Там  все  свои  соберутся,  а  он  для  всех чужой. Оставалось положиться на
опытность  Штоффа.  Новая  дума  помещалась рядом с полицией. Это было новое
двухэтажное  здание,  еще  не  оштукатуренное.  У  подъезда стояло несколько
хозяйских экипажей.
     - Здесь   вы   всех   найдете,   -   объяснял   Штофф,   здороваясь   с
представительным швейцаром. - Тарас Семеныч здесь?
     - Точно так-с, - вытянувшись по-солдатски, ответил швейцар.
     Поднявшись  по  лестнице  во  второй  этаж, они прошли куда-то направо,
откуда  доносился гул споривших голосов. Большая комната, затянутая табачным
дымом,  с  длинным  столом  посредине, походила на железнодорожный буфет. На
столе   кипело   два   самовара,   стояла  чайная  посуда,  а  кругом  стола
разместились представители местного самоуправления.
     - Господа,  я  привел  к  вам  дорогого  гостя! - громко отрекомендовал
Штофф своего спутника. - Прошу любить и жаловать!
     Подхватив   Галактиона   под   руку,  Штофф  повел  его  вокруг  стола,
рекомендуя всем:
     - Тараса  Семеныча  вы  знаете?  А  это два купца Ивановых... три купца
Поповых...  старший  городской  врач  Кацман,  а  это  его  помощник, доктор
медицины Кочетов... член управы Голяшкин.
     - Ба, ба! - крикнул знакомый голос.
     Это был Полуянов. Он обнял Галактиона и расцеловал.
     - Слышал,  батенька... как же! Вчера жена что-то такое рассказывала про
тебя  и еще жаловалась, что шубы не умеешь дамам подавать. Ничего, выучим...
У нас, батенька, все попросту. Живем одною семьей.
     Член  управы  Голяшкин,  рослый и краснощекий детина, все время смотрел
на  Галактиона  какими-то  маслеными  глазами  и  сладко улыбался. Он ужасно
походил  на  вербного  херувима,  хотя  и  простой работы. Выждав, когда все
перездоровались,  Голяшкин  подошел  к  Галактиону,  крепко пожал ему руку и
каким-то сладким голосом проговорил:
     - Очень,  очень  рады,  Галактион  Михеич. Мы здесь все попросту. Да...
Одною семьей.
     Херувим  страдал манией повторять чужие слова, точно эхо. Проделав свою
партию,  он  подсел  к  столу  и  широко  вздохнул. Рядом с ним сидел доктор
Кочетов,  красивый  черноволосый  мужчина лет тридцати. Молодое лицо доктора
носило  явные следы усиленного пьянства - кожа на лице была красная, потная,
глаза   опухли  и  слезились,  нос  просвечивал  синими  жилками.  Галактион
почему-то  обратил  особенное  внимание на эту типичную пару. Впрочем, и вся
остальная  компания  не  напоминала праведников, за исключением Луковникова,
резко выделявшегося сво