енно,  идеально,  спокойно.
Когда-нибудь поймешь. По крайней мере, я желаю тебе этого от  души...  Я
всю жизнь был военным и ни о чем не жалею. Моя жизнь по-своему  удалась.
Я и сейчас еще вспоминаю, как пахнут порох и кровь, как сверкают  клинки
и зовет в атаку труба. Хотя ради чего мы сражались, я давно уже позабыл.
Слава, любовь к Родине, боевой  дух,  ненависть  к  врагу  -  ничего  не
осталось... А ты, я вижу, очень боишься потерять себя.  Я  тоже  боялся.
Тут нет ничего зазорного. -  Полковник  умолк  и  уставился  в  пустоту,
подбирая слова. - Но когда потеряешь себя,  приходит  покой...  Глубокий
покой, какого ты никогда не испытывал прежде. Помни об этом.
   Я молча кивнул.
   - Я, кстати, слышал о  твоей  тени,  -  говорит  Полковник,  подбирая
хлебом остатки рагу на тарелке. - Говорят, твоя тень  совсем  плоха.  От
еды ее тошнит.  Третий  день  с  койки  не  встает.  Кажется,  долго  не
протянет. Ты бы сходил, повидал ее,  если  не  противно.  Уж  она-то,  я
понял, ищет с тобою встречи.
   - Да, наверное... - бормочу я,  изображая  легкое  замешательство.  -
Мне-то не противно. Но позволит ли Страж?
   - Когда тень умирает, хозяин  имеет  право  с  ней  встретиться.  Так
заведено. Для Города смерть тени - большое событие. Даже Страж не  может
вмешаться. Да и зачем ему...
   - Ну, что ж. Сходить, что ли, прямо сейчас? - словно бы размышляю  я,
выдержав паузу.
   - Давай. Дело нужное. - Старик похлопывает меня по плечу.  -  Как раз
успеешь, пока дорогу не замело. Все-таки для человека нет  ничего  ближе
тени. Простишься с ней по-человечески - спокойнее жить  будешь.  Дай  ей
помереть спокойно. Как ни тяжело - это все для твоей же пользы.
   - Понимаю, - говорю я, надеваю пальто и заматываю шею шарфом.
 
31 
СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ 
Турникет. "Полис". Стиральный порошок 
 
   До станции Аояма-Иттемэ долго идти не пришлось. Мы шагали по  шпалам,
а когда проносились электрички, прятались за бетонными опорами. В  окнах
можно  было  различить  пассажиров.  Никто  из  них,  понятно,  даже  не
скользнул по нам взглядом. Пассажиры метро никогда не глядят в окно. Они
читают газеты или рассеянно смотрят перед собой. Метро - просто  удобный
способ перемещать с места на место куски городского пространства.  Никто
не ездит в метро из желания развлечься.
   Народу в вагонах было немного, и почти все сидели. Час пик прошел.  Я
вспомнил, что обычно в десять утра на линии Гиндза куда многолюднее.
   - Какой сегодня день? - поинтересовался я.
   - Не знаю, - ответила я. - Никогда не задумывалась о днях недели.
   - Для будней пассажиров маловато. - Я озадаченно покачал  головой.  -
Наверное, воскресенье.
   - Ну и что, если воскресенье?
   - Да ничего... Просто воскресенье.
   Передвигаться  в  тоннеле  метро  оказалось  проще,  чем   я   думал.
Просторно, нечего обходить, никаких светофоров и  машины  не  ездят.  Ни
пьяных, ни бьющей в глаза рекламы. Сигнальные огоньки освещают путь  под
ногами, а от  вентиляции  даже  воздух  свежий.  После  гнилостной  вони
Подземелья и пожаловаться не на что. Мы пропустили один поезд на  Гиндзу
и один на Сибуя. И вскоре из темноты показалась станция Аояма-Иттемэ.
   Не дай бог  нас  заметят  служащие  метро,  подумал  я.  Скандала  не
оберешься. О том, чтобы рассказать им всю правду, и речи быть не  может.
К счастью, перед самой платформой мы увидели железную лесенку.  Доберись
мы до лесенки - и останется лишь перебраться  через  небольшую  оградку.
Только бы нас не заметили!
   Спрятавшись за опору, мы проследили, как  со  стороны  Гиндзы  прибыл
очередной поезд, открыл двери,  выплюнул  одних  пассажиров  и  заглотил
других. Дежурный по станции проверил, что все пассажиры сели, дал сигнал
отправления - и поезд унесся прочь. Дежурный исчез.  На  противоположном
платформе людей в фуражках тоже не видно.
   - Вперед! - скомандовала толстушка. - Только не беги. Иди  как  ни  в
чем не бывало. Побежишь - только людей напугаешь.
   - Понял, - ответил я.
   Вынырнув из-за опоры, мы  поднялись  по  лесенке  и  перелезли  через
ограждение на платформу с таким  безразличным  видом,  будто  занимаемся
этим каждый день.
   Несколько человек посмотрели на нас - и наш вид  привел  их  в  явное
замешательство.  Вымокшие  до  нитки,  грязные  с  ног  до   головы,   с
растрепанными волосами  и  потеками  слез  на  чумазых  физиономиях.  На
рабочих-путейцев мы явно не походили. Люди с такой внешностью в метро не
работают. А кому же еще приходит в голову разгуливать по путям?
   Пока они размышляли, мы  прошмыгнули  по  платформе  к турникетам.  И
только тут впервые вспомнили о билетах .
   - А билетов-то у нас нет, - спохватился я.
   - Скажем, что потеряли, и заплатим деньги, - предложила она.
   Я подошел к молодому контролеру и сообщил, что мы потеряли билеты.
   - Вы хорошо поискали? - спросил он. - Вон, сколько  у  вас  карманов.
Посмотрите получше!
   Стоя у турникета, мы старательно делали вид, что ищем билеты. Все это
время он разглядывал нас с ног до головы.
   - Нету, - сказал я.
   - На какой станции сели?
   - На Сибуя.
   - И сколько заплатили на входе?
   - Не помню, - ответил я. - Сто двадцать иен, а может, сто сорок.
   - Не помните?
   - Я задумался, - сказал я.
   - А точно на Сибуя? - усомнился контролер.
   - Так ведь эта ветка начинается на Сибуя. С чего бы я вас обманывал?
   - Но вы могли перейти с другой станции. Ветка-то вон  какая  длинная!
Можно пересесть с ветки Тодзай через Цуданума или Нихонбаси.
   - Цуданума?
   - Например.
   - Ну хорошо, сколько досюда от Цуданума? Я заплачу. Вы согласны?
   - Так вы сели на Цуданума?
   - Нет. Никогда в жизни не был на Цуданума.
   - Так зачем же платите?
   - Но вы же сказали!
   - Я сказал "например".
   Подошла  очередная  электричка,  выплюнула  очередных  пассажиров,  и
турникеты заполнил поток людей. Я проводил их задумчивым взглядом. Среди
них не было ни одного безбилетника. Мы продолжали переговоры.
   - Ну, хорошо. Сколько нам заплатить, чтобы вы нас отпустили?
   - Платите сколько проехали, - сказал контролер.
   - Тогда от Сибуя.
   - Но вы же не помните, сколько заплатили!
   - Да с чего бы я помнил? - разозлился я. - Вы что,  помните,  сколько
стоит, например, кофе в "Макдональдсе"?
   - Я не пью кофе в "Макдональдсе", - возразил контролер.  -  Чего  зря
деньги выкидывать?
   - Я сказал "например"! Такие вещи сразу из головы вылетают.
   - Все безбилетники заявляют одно и то же.  Приходят  именно  к  этому
выходу и говорят, что сели на Сибуя.
   - Но я готов заплатить сколько вы скажете! Так сколько?
   - А я откуда знаю?
   Продолжать эту душераздирающую  дискуссию  больше  не  было  сил.  Мы
просунули в окошко тысячеиеновую купюру и рванули наружу. Контролер  еще
долго что-то кричал нам вслед, но мы сделали вид, что не услышали. Перед
самым концом света препираться из-за билета в метро - это уже  чересчур.
Тем более что мы ни одной станции не проехали.
   На улице моросил дождь. Мелкие капли  насквозь  промочили  деревья  и
землю. Наверно, он шел всю ночь. Мне стало особенно тоскливо.  Последний
бесценный день в моей жизни. Так не  хочется,  чтобы  в  этот  день  шел
дождь! Небо ради такого случая могло бы и проясниться  на  денек-другой.
Пускай потом льет хоть целый месяц, как в романе Балларда , - мне  будет
уже все равно. А сейчас я хочу валяться на газоне под  ярким  солнышком,
слушать музыку и потягивать холодное пиво. И  ничего,  абсолютно  ничего
больше не требую от этой жизни!
   Но несмотря на мои молитвы, дождь кончаться  не  собирался.  С  неба,
словно обернутого несколько раз целлофаном, все  опадала  мелкая,  почти
невесомая морось. Захотелось купить газету и узнать прогноз  погоды,  но
для этого надо было  спускаться  в  метро  -  а  очередной  перепалки  с
контролером я бы не перенес.  Пришлось  обойтись  без  прогноза.  Ничего
особенно радостного этот день все  равно  не  сулил.  Я  даже  не  знал,
понедельник сегодня или среда.
   Прохожие шли под зонтиками. Все, кроме нас. Спрятавшись под козырьком
какого-то здания, мы безучастно разглядывали этот город, как  туристы  -
руины  Акрополя.  По  перекрестку  туда-сюда  проносились   разноцветные
автомобили. Мне уже не верилось, что у нас под  ногами  -  тьма  тьмущая
жаббервогов.
   - Хорошо, что сегодня дождь, - сказала толстушка.
   - Это почему?
   - От ясной погоды у нас бы слезы текли в три ручья.
   - А, ты об этом...
   - Что будем делать? - спросила она.
   - Выпьем чего-нибудь горячего. Потом домой - и в ванну.
   Мы зашли в ближайший супермаркет и в кофейне  у  входа  заказали  два
кукурузных супа и сэндвич с ветчиной и яйцом. Девица за стойкой при виде
нас изрядно удивилась, но тут же взяла себя в руки  и  приняла  заказ  с
профессиональной радостью на лице.
   - Два супа, один сэндвич? - уточнила она.
   - Так точно, - кивнул я. И добавил:
   - Какой сегодня день?
   - Воскресенье.
   - Вот видишь, - повернулся я к толстушке. - Что я говорил!
   В ожидании супа и сэндвича  я  решил  занять  время  чтением  "Супоцу
Ниппон" , забытой кем-то на соседнем стуле. Читать спортивную  прессу  -
занятие бессмысленное, но все лучше, чем ничего. Дата выпуска  -  второе
января, воскресенье. Прогноза  погоды  не  было,  но  довольно  подробно
описывалось  состояние  трассы  на  ипподроме:  к  вечеру  дождь   может
кончиться,  но  завтрашние  скачки,  скорее  всего,  пройдут  в  тяжелых
погодных  условиях.  На  стадионе  Дзингу  состоялся  бейсбольный  матч.
"Якульт" проиграл "Тюнити" со счетом 6:2. О том, что прямо под стадионом
Дзингу свили гнездо жаббервоги, не знала ни одна живая душа.
   Толстушка вдруг потребовала у меня  первую  страницу.  Я  раздербанил
газету и отдал ей целый лист. Заголовок, который ее  привлек,  вопрошал:
"Глотанье семени: секрет омоложения?"  А  сразу  под  ним  -  "Как  меня
посадили в клетку для канареек и изнасиловали". Как  можно  изнасиловать
кого-либо в клетке для канареек, я представлял с  трудом.  Разве  только
очень мудреным способом. Я бы такого и в страшном сне не придумал.
   - Тебе  нравится,  когда  у  тебя  глотают  семя?  -  вдруг  спросила
толстушка.
   - Да как-то... все равно.
   - А знаешь,  что  тут  написано?  "Большинство  мужчин  любит,  чтобы
женщины глотали их семя. Ибо в эти секунды мужчина утверждается в  своем
главенстве над женщиной,  а  она,  принимая  это,  совершает  древнейший
ритуал".
   - Ну, не знаю... - пожал я плечами.
   - А у тебя когда-нибудь глотали семя?
   - Не помню. Вроде нет.
   - Хм-м! - протянула она и снова уткнулась в газету.
   Я познакомился с битвой за рейтинг между Центральной и  Тихоокеанской
бейсбольными лигами.
   Принесли наш заказ. Мы выпили по супу и сжевали сэндвич, разделив его
пополам. Во рту остался вкус обжаренного хлеба, ветчины и яйца. Я  вытер
салфеткой губы, а потом вздохнул. Так глубоко, наверно, вздыхают  только
пару раз в жизни.
   Выйдя  из  супермаркета,  мы  стали  ловить  такси.  От  нашего  вида
шарахались прохожие, и машину поймать удалось далеко не сразу.
   Таксист оказался молодым  парнем  с  волосами  до  плеч.  Здоровенный
магнитофон  на  сиденье  рядом  наяривал  какой-то  хит  из  "Полис".  Я
прокричал водителю, куда ехать, и откинулся на спинку сиденья.
   - Эй, а чего вы такие грязные? -  спросил  водитель,  оглядев  нас  в
зеркальце.
   - Мы подрались, - сказала толстушка. - Прямо под дождем.
   - Во даете! - восхитился он. - Видок у вас - полный  вперед.  На  шее
знаете, какой синячище?
   - Знаю, - ответил я.
   - Ну и ладно. Мне по фигу...
   - С чего бы?
   - А я вожу только тех, кто любит рок. Даже если они грязные. Лишь  бы
вместе оттягивались. "Полис" любите?
   - Неплохо, - вежливо ответил я.
   - Фирма мне говорит - ты, типа,  не  вздумай  такое  крутить.  Ставь,
говорит, только отечественную  попсу.  Представляете?  В  моей  тачке  -
"Матти" или Мацуда Сэйко... Сдохнуть легче! Вот "Полис" - это я понимаю.
Целый день можно слушать, и не надоест. Или регги, тоже неплохо.  Любите
регги?
   - Вполне, - отозвался я.
   Доиграл "Полис", и водитель поставил нам концертник Боба  Марли.  Вся
его приборная доска оказалась завалена кассетами. Но я слишком  устал  и
слишком хотел спать. Я не мог "оттянуться" по рок-н-роллу - хотя в  душе
и благодарил парня, что согласился нас подвезти. Из полудремы на  заднем
сиденье я рассеянно наблюдал, как водитель стискивает руль и подергивает
плечами в такт музыке.
   Когда мы подъехали к моему дому, я расплатился, а затем протянул  ему
тысячу иен чаевых .
   - Это вам на кассеты.
   - Класс! - обрадовался таксист. - Надеюсь, еще встретимся?
   - Непременно, - кивнул я.
   - Я, кстати, почти уверен: лет  через  десять  во  всех  такси  будет
играть сплошной рок-н-ролл! Как считаете?
   - Хорошо бы, - сказал ему я.
   Хотя сам был уверен в обратном. Джим Моррисон умер куда больше десяти
лет назад, но такси, в котором крутили бы "Дорз", мне  еще  ни  разу  не
попадалось. Какие-то вещи на  этом  свете  меняются,  а  какие-то  -  не
меняются никогда. Музыка такси - как раз  из  второй  категории.  Еще  в
эпоху тотального радио в такси всю  дорогу  крутили  бескрылый  японский
попс, безмозглые ток-шоу и трансляции бейсбольных матчей. Из динамиков в
универмагах во все времена журчал  оркестр  Раймона  Лефевра,  в  пивных
барах ставили польку, а во всех торговых  кварталах  чуть  не  с  ноября
крутили рождественские мелодии "Венчурз". Так уж заведено.
   Мы поднялись на лифте. Моя дверь была по-прежнему сорвана  с  петель,
но кто-то  заботливо  приставил  ее  на  место  -  так,  чтобы  казалась
закрытой. Не знаю, кто это был, но сил ему  было  явно  не  занимать.  Я
отодвинул железную плиту, как кроманьонец - камень в пещеру,  и  впустил
толстушку внутрь. Затем, уже изнутри, придвинул дверь на  место  -  так,
чтобы нельзя было заглянуть снаружи, - и для пущего спокойствия  накинул
цепочку.
   В квартире царил идеальный порядок.
   На секунду я даже решил,  что  вчерашний  разгром  привиделся  мне  в
страшном сне Подземелья. Вся мебель - на прежних местах, продукты с пола
убраны, битые бутылки и осколки посуды исчезли. Книги  с  пластинками  -
снова на полках. Одежда аккуратно висит  в  шкафу.  В  кухне,  ванной  и
спальне все сияет чистотой. На полу ни соринки, ни пятнышка.
   И все-таки - последствия деструкции налицо.  В  телевизоре  на  месте
кинескопа зияет черная дыра, в мертвом холодильнике хоть  шаром  покати,
искромсанная одежда из гардероба исчезла, а что осталось - поместится  в
дипломате. В посудном шкафу -  только  пара  стаканов  и  тарелка.  Часы
стоят, ни один электроприбор не работает. Кто-то тщательно перебрал  все
вещи в квартире и выбросил то, что, на его  взгляд,  уже  непригодно.  В
доме стало просторнее - и, в общем, уютнее.  Ничего  лишнего.  Некоторых
нужных вещей не хватало, но что мне сейчас могло бы понадобиться, я даже
не представлял.
   Я сразу же пошел в ванную, проверил газовый  обогреватель  и  включил
воду . Мыло, бритва, зубная щетка, полотенце, шампунь -  все  на  месте.
Душ работает. Даже банный халат уцелел. Если чего-то и не хватало, я все
равно не понял, чего именно.
   Пока ванна наливалась, я  вышел  в  комнату  и  застал  толстушку  за
чтением "Шуанов" Бальзака.
   - Слушай, а разве во Франции тоже были выдры? - спросила она.
   - Были, наверное.
   - А сейчас есть?
   -  Не  знаю,  -  ответил  я.  Еще  только  выдрами   я   сегодня   не
интересовался.
   Я присел в кухне на стул и попытался собраться с мыслями. Это что  же
получается? Кто-то нарочно пришел и вылизал каждый уголок моего  жилища?
Но кто? Те громилы от кракеров? Или люди Системы? Что ими двигало, о чем
они думали, я не имел ни малейшего представления. Но как бы то ни  было:
к анонимным уборщикам квартиры я, в общем, испытывал благодарность.  Что
ни говори, а приятно вернуться в чисто прибранный дом.
   Я предложил толстушке мыться первой. Она заложила страничку в  книге,
встала с кровати, прошла в кухню и начала раздеваться.  Шурша  при  этом
одеждой настолько естественно и откровенно, что я,  сидя  в  комнате  на
кровати, немедленно представил ее голой. Ее тело было сразу и  взрослым,
и детским. Тугая плоть обволакивала ее, как молочное желе, чуть  больше,
чем обычного человека. И в то же время то была очень правильная полнота:
если смотреть в глаза, очень легко забыть  о  том,  что  она  толстушка.
Плечи, бедра, шея, животик - упругие, как у китенка. Грудь небольшая, но
так и просится в мужскую ладонь. Попка безупречно подтянута.
   - Как тебе мое тело? Неплохо? - донеслось из кухни.
   - Неплохо, - ответил я, не поворачиваясь.
   - Знаешь,  сколько  мне  стоит  форму поддерживать?  Постоянно  -  то
мучное, то сладкое...
   Я молча кивнул.
   Пока она мылась, я снял мокрые штаны, переоделся в остатки одежды  и,
завалившись на кровать, прикинул, чем бы дальше заняться. Скоро полдень.
У меня в запасе - двадцать четыре часа с небольшим. Я  должен  составить
план действий. Последний день жизни негоже проводить как попало.
   Дождь за окном продолжается. Мелкий, тихий, почти незаметный. Если бы
не капли на стекле - и не скажешь, что дождь.  Под  окном,  разбрызгивая
лужи, проезжают  машины.  Во  дворе  слышны  детские  голоса.  Толстушка
напевает  в  ванной  какую-то  песню.  Опять,   наверное,   собственного
сочинения.
   Я лежу на кровати и чувствую, что начинаю засыпать. Но позволить себе
этого не могу. Засну - потеряю несколько часов жизни, так  ничего  и  не
сделав.
   Однако что именно нужно делать, я представляю смутно.
   Я снимаю с ночника у постели крохотный абажур, похожий  на  маленький
зонтик, с минуту верчу на пальце и возвращаю на  место.  Как  бы  то  ни
было, в четырех стенах оставаться  нельзя.  Видимо,  придется  выйти  из
дому. Выберусь наружу - а там и подумаю.
   От мысли, что мне осталось жить двадцать  четыре  часа,  я  впадаю  в
странное  состояние.  Казалось  бы,  дел  должно  быть  невпроворот,   а
задумаешься - и провернуть-то особо нечего. Я  снова  снимаю  с  ночника
абажур, верчу на пальце. И вспоминаю плакат с видом Франкфурта на  стене
в супермаркете. По городу течет река, через  реку  переброшен  мост,  по
воде плывут белые птицы. Очень даже неплохой город. Как и мысль провести
там последние часы жизни. Однако добраться  до  Франкфурта  за  двадцать
четыре часа невозможно.  Но  даже  будь  такое  возможно  -  перспектива
провести десять с лишним часов в самолете с искусственной  авиапищей  не
привлекала меня, хоть убей. К тому же, очень возможно, что на самом деле
город окажется не таким замечательным, как на плакате. Меньше  всего  на
свете мне хотелось бы уйти  из  этой  жизни  разочарованным.  А  значит,
путешествия исключаются.
   Остается один вариант - изысканный ужин  с  дамой.  Больше  пожеланий
не возникает. Я отыскал в записной книжке номер библиотеки,  позвонил  и
попросил соединить с абонементным отделом.
   - Алло!
   - Спасибо за консультации по единорогам, - сказал я.
   - Тебе спасибо за ужин.
   - Если хочешь, можем сегодня опять поужинать.
   - Поу-у-ужинать? - повторила она. - У меня сегодня семинар.
   - Семина-ар? - повторил за ней я.
   - Семинар по проблемам загрязнения водоемов.  Ну,  знаешь,  когда  от
всяких стиральных порошков рыба дохнет и так далее. Мы это все  изучаем,
и у меня сегодня доклад.
   - Я думаю, это очень актуальная тема, - сказал я убежденно.
   - Еще бы! Поэтому, может, перенесем на  завтра?  Понедельник  у  меня
выходной, провели бы вечер спокойно.
   - Завтра вечером меня уже не будет. Я не могу по телефону  подробнее,
но... Я буду далеко.
   - Далеко? Ты уезжаешь?
   - В каком-то смысле...
   - Подожди секунду!
   Она отложила  трубку  и  заговорила  с  посетителем.  Я  слушал,  что
происходит в библиотеке. Капризно кричала девочка, ее  успокаивал  отец.
Чьи-то пальцы стучали по клавиатуре ком