пьютера. Мир по-прежнему вертелся
как заведенный. Люди брали  в  библиотеках  книги,  контролеры  в  метро
ловили безбилетников, лошади на ипподроме бежали сквозь моросящий дождь.
   - Модернизация архитектуры села, - объясняла она кому-то. - Всего три
книги. Полка C-5.
   Ей в ответ что-то неразборчиво забубнили.
   - Прости, пожалуйста, - вернулась  она  в  разговор.  -  Ну,  хорошо.
Я пропущу семинар. Все конечно, будут недовольны...
   - Извини.
   - Да ладно! Все равно вокруг уже ни рыбки не осталось. Сделаю  доклад
неделей позже - никто не пострадает. Правда же?
   - Ну, в общем, да...
   - Где будем ужинать? У тебя?
   - Нет, у меня не получится. Холодильник сдох, еды почти не  осталось.
Даже готовить невозможно.
   - Я знаю, - сказала она.
   - Знаешь? - не понял я.
   - Конечно. Зато теперь там порядок, правда?
   - Так это ты все убрала?
   - Ага. А что, не надо было? Сегодня утром решила  принести  тебе  еще
одну книгу. Прихожу  -  дверь  открыта,  в  квартире  бедлам.  Ну,  я  и
прибралась немного. Правда, на работу слегка опоздала. Но ты же меня так
здорово угостил... Или все-таки зря?
   - Что ты, наоборот! - сказал я. - Я тебе очень благодарен.
   - Ну тогда забирай меня сегодня отсюда. В воскресенье мы до шести.
   - Идет, - сказал я. - Спасибо!
   - Не за что, - ответила она и повесила трубку.
   Пока я искал, во что облачиться для  ужина,  толстушка  выбралась  из
ванной. Я протянул ей полотенце и банный халат. Она  взяла  вещи  и,  ни
слова не говоря, несколько секунд простояла передо  мною  голой.  Из-под
мокрых волос выглядывали маленькие розовые уши. С  неизменными  золотыми
сережками.
   - Значит, в ду?ше ты сережек не снимаешь?
   - Нет, конечно, я же тебе говорила.  Они  у  меня  крепко  сидят,  не
потеряются. Тебе нравятся мои сережки?
   - Нет, - ответил я.
 
*** 
 
   В ванной сушились ее блузка, юбка и нижнее белье. Розовый лифчик,
   Розовые трусики, темно-розовая юбка, бледно-розовая  блузка.  У  меня
заныло в висках. Терпеть не могу, когда в ванной сушат  белье  и  чулки.
Сам не знаю, почему. Не люблю, и все.
   Я вымыл голову, ополоснулся, почистил зубы, побрился, надел  трусы  и
брюки. Рана на животе болела, но уже не так сильно, как вчера. Перед тем
как раздеться я о ней даже не вспомнил.
   Толстушка сидела на кровати, сушила волосы феном и  читала  Бальзака.
Дождь по-прежнему не кончался. В ванной - женские трусики, на кровати  -
женщина с книгой и  феном,  за  окном  -  бесконечный  дождь…  Я  словно
вернулся на несколько лет назад в то, что называлось семейной жизнью.
   - Тебе нужен фен? - спросила она.
   - Нет, - ответил я.
   Этот фен здесь оставила жена, когда уходила.  Моим  коротким  волосам
фен не нужен.  Я  сел  рядом  с  ней,  откинулся  на  спинку  кровати  и
зажмурился. Перед глазами поплыли разноцветные пятна. Если вспомнить,  я
не спал уже несколько суток. Каждый раз, когда  хотел,  меня  совершенно
садистски будили. Я ощутил, как беспробудная тьма затягивает меня в свою
бездну. Будто все  жаббервоги  Земли  протягивали  ко  мне  лапы,  желая
утащить за собой.
   Я очнулся и потер лицо руками. Кожа, чистая  и  выбритая  впервые  за
несколько дней, натянулась и задубела, как на барабане. Словно  я  потер
не свое лицо. Шею саднило. Две паршивые  пиявки  насосались  моей  крови
всласть.
   - Эй, - оторвалась она  от  книги.  -  Ты  хочешь,  чтобы  кто-нибудь
проглотил твое семя?
   - Сейчас - нет.
   - Не то настроение?
   - Ага.
   - И ты не хочешь со мной переспать?
   - Сейчас - нет.
   - Потому что я толстая?
   - Глупости, - сказал я. - У тебя очень красивое тело.
   - Но тогда почему?
   - Не знаю.
   - Сам не пойму. Но чувствую, что не должен с тобой этого делать.
   - Моральный принцип? Или психическая установка?
   - Установка,  -  повторил  я.  Это  прозвучало  неожиданно  резко.  Я
посмотрел в потолок и задумался. - Да нет,  конечно,  дело  не  в  этом.
Скорее, здесь что-то вроде инстинкта. Или  предчувствия.  А  может,  моя
память уже потекла назад... Не могу объяснить как следует. Переспать я с
тобой, пожалуй, хотел бы. И даже очень. Но  что-то  меня  останавливает.
Такое чувство, будто сейчас не время.
   Спрятав ноги под подушку, она посмотрела на меня в упор.
   - А ты не врешь?
   - О таких вещах я не вру.
   - И ты правда так думаешь?
   - Я так чувствую.
   - Докажи.
   - Доказать? - удивился я.
   - Покажи, что ты правда  хочешь  со  мной  переспать!  Так,  чтобы  я
поверила...
   В первую секунду я растерялся, но потом решил расстегнуть штаны  -  и
действительно ей показать. Я слишком устал, чтобы  искать  еще  какие-то
аргументы. К тому же, еще немного - и меня не будет на этом свете. А  от
того,  что  семнадцатилетней  девчонке  покажут  крепко  стоящий   член,
национальной трагедии не случится.
   - Хм-м, - протянула она, рассматривая мой  аргумент.  -  А  потрогать
можно?
   - Нельзя, - сказал я. - Ну как? Убедил?
   - Хм-м... Ну ладно.
   Я застегнул штаны. Под окном медленно проехал тяжелый грузовик.
   - Когда за дедом пойдешь? - спросил я.
   - Посплю немного, вещи высохнут, - ответила она. - К  вечеру  вода  в
Подземелье спадет. Тогда и двинусь обратно через метро.
   - В такую погоду твои вещи до утра не просохнут, - заметил я.
   - Ты что, серьезно? Что же делать?
   - За углом прачечная. Можешь там просушить.
   - Но мне даже выйти не в чем!
   Я пошевелил мозгами, но ничего не придумал. Не  оставалось  ничего  -
только идти в прачечную самому. Я зашел в  ванную,  собрал  ее  белье  и
засунул в пакет  с  рекламой  "Люфтганзы".  Выбрал  из  уцелевших  вещей
темно-оливковые брюки и голубую рубашку. Оделся, сунул ноги в коричневые
туфли - и глубоко вздохнул. Бесценную часть  последнего  дня  жизни  мне
предстояло угробить на складном стульчике в прачечной-автомате. На часах
было 12:17.
 
32 
КОНЕЦ СВЕТА 
Тень исчезает 
 
   Когда я захожу в Сторожку, Страж стоит перед задней  дверью  и  колет
дрова.
   - Вот теперь  и  пойдет  настоящий  снег!  -  говорит  он,  поигрывая
топориком. - Утром сдохло четыре зверюги. Завтра помрет еще больше.  Эта
зима будет особенно лютая.
   Я снимаю перчатки, подхожу к печке и грею окоченевшие  пальцы.  Страж
укладывает мелко наколотые дрова в поленницу и вешает топорик на  стену.
Затем подходит и тоже греет руки над печкой.
   - Похоже, скоро снова придется сжигать зверей одному, - говорит он. -
Твоя тень мне, конечно, неплохо помогала. Ну да что поделаешь. Такова уж
моя работа.
   - Ей уже так плохо?
   - Да, не сказал бы, что хорошо, - качает он головой. - Уж три  дня не
встает. Я, конечно, смотрю за ней. Но против Судьбы не попрешь.  Что  ни
говори, есть вещи, над которыми человек не властен...
   - Я могу с нею поговорить?
   - конечно. Поговори. Но только полчаса и не больше. Через  полчаса  я
пойду жечь зверей.
   Я киваю.
   Он снимает со стены связку  ключей,  выходит  во  дворик  и  отпирает
железные ворота на Площадь теней. Затем, обогнав меня,  быстрыми  шагами
подходит к сарайчику, открывает дверь и пропускает меня внутрь. Внутри -
пусто, никакой мебели, холодный пол выложен голыми кирпичами. Из оконных
щелей сквозит нечеловеческим холодом. Словно сарайчик строили изо льда.
   - Я тут ни при  чем!  -  говорит  Страж,  следя  за  моим  блуждающим
взглядом. - Не думай, что я держу ее здесь, потому что мне это нравится.
Тени должны умирать здесь. Так положено. А я  просто  выполняю  правила.
Твоей еще повезло! Иногда приходится содержать по три тени сразу...
   Я не хочу затягивать разговор и просто киваю.  Я  уже  вижу,  что  не
должен был оставлять ее здесь одну.
   - Твоя тень там, внизу, - говорит он. - Спускайся вниз.  Там  немного
теплее. Хоть и запах похуже.
   Страж проходит в дальний угол сарайчика и поднимает отсыревшую крышку
погреба. Вниз ведет грубая стремянка. Страж спускается  первым  и  машет
мне рукой. Я отряхиваю снег с пальто и лезу следом.
   Резкий запах нечистот ударяет мне в нос. Окон в погребе  нет,  воздух
никак не проветривается. Весь погреб - не  больше  обычной  кладовки,  и
одну треть занимают нары, на которых лежит моя вконец  исхудавшая  тень.
При моем появлении она поднимает голову. Под нарами я  замечаю  глиняный
ночной горшок, а в углу - покосившийся столик с тускло  горящей  свечой.
Больше ничто здесь не светит и уж явно не  греет.  Под  ногами  -  сырая
земля. Адский холод забирается под одежду и пронизывает до  костей.  Моя
тень,  закутавшись  по  уши  в  одеяло,  глядит  на   меня   недвижными,
безжизненными глазами. Похоже, старик был прав: долго она не протянет.
   - Ну, я пойду, - говорит Страж, брезгливо морщась от вони. - А вы тут
болтайте о чем хотите. Все равно она уже слишком дохлая,  чтобы  к  тебе
прицепиться...
   Когда он уходит, тень подзывает  меня  рукой,  приглашая  присесть  у
изголовья.
   - Извини, - шепчет она.  -  Ты  мог  бы  подняться  и  проверить,  не
подслушивает ли Страж?
   Я киваю, поднимаюсь по стремянке, открываю крышку и убеждаюсь, что  в
сарайчике пусто.
   - Никого, - говорю я.
   - Нам нужно поговорить! - сразу оживляется тень. - На самом  деле,  я
гораздо здоровее, чем выгляжу. Конечно, со здоровьем неважно. Но тошнить
не тошнит, и хожу нормально. Просто для Стража ломаю комедию.
   - Зачем? Чтобы убежать?
   - Ну конечно,  зачем  же  еще?  Дурака  повалять?  Зато  мне  удалось
выиграть время. Мы должны смыться в ближайшие три дня. А не то  я  здесь
концы отдам от холода. Кости  уже  как  каменные.  Что  там  наверху  за
погода?
   - Снег, - отвечаю я, засовывая руки поглубже в карманы. - Ночью мороз
ожидают. Холод собачий.
   - Когда идет снег, умирает много зверей, - говорит Тень. -  У  Стража
работы прибавляется. Бежать надо, когда он занят.  Пока  он  будет  жечь
зверей в Яблоневом лесу, сноимешь у  него  со  стены  ключи  и  отопрешь
сарай.
   - А Ворота?
   - Через Ворота нельзя. Страж их запирает.  Да  и  видно  все  как  на
ладони. Если он сразу догадается - пиши пропало.  Через  Стену  тоже  не
перебраться. Я же тебе не птица...
   - Но как тогда бежать?
   - Положись на меня. У меня план - не  придерешься!  Я  теперь  многое
знаю об этом городе. И карта твоя помогла, и Страж рассказывал.  Он  уже
не верит, что я сбегу, поэтому охотно все выбалтывает. Да и ты молодец -
усыпил его бдительность. Времени мы, конечно, много  ухлопали,  но  пока
все идет по плану. Страж не ошибся - сил у меня пока слишком мало, чтобы
с тобой соединиться. Но на воле я приду в себя, и мы опять будем вместе.
А тогда и я не умру, и ты сможешь  вернуться  к  тому  себе,  каким  был
прежде.
   Я ничего не говорю - только молча смотрю на тусклое пламя свечи.
   - Что с тобой? - спрашивает моя тень.
   - А каким я был прежде?
   - Эй, перестань! Ты же, надеюсь, не сомневаешься?
   - Увы, - говорю я. - Сомневаюсь. Еще  как.  Во-первых,  я  не  помню,
каким я был прежде. Стоит ли внешний мир того, чтобы туда  возвращаться?
И тот ли это я, к которому стоит вернуться?
   Тень хочет что-то сказать, но я, подняв руку, останавливаю:
   - Погоди. Выслушай до конца. Я  не  помню,  каким  был  когда-то.  Но
теперь  я  привязываюсь  к  этому  Городу.  Мне  нравится   девушка   из
Библиотеки, да и Полковник  -  хороший  человек.  Я  люблю  смотреть  на
зверей. Зима здесь, конечно, жестокая, но в  любое  другое  время  очень
красиво. Здесь никто никого не обижает и ни с кем не спорит. Жизнь очень
скромная, но всего хватает. И все равны. Никто ни на что не жалуется,  у
других ничего не отнимает. Трудиться приходится много, но  работают  все
охотно. Работа ради работы.  Не  хочешь  -  не  делай.  Ни  зависти,  ни
печалей, ни страданий…
   - Ни денег, ни собственности, ни чинов, - продолжает за меня тень.  -
Ни судов, ни больниц. Ни старости, ни страха смерти. Так?
   Я киваю.
   - Ну, и что ты скажешь? Зачем покидать такой город?
   - Еще бы, - говорит моя тень и, достав из-под одеяла  руку,  потирает
высохшее лицо. - Я понимаю, о чем ты. Мир,  о  котором  ты  говоришь,  -
идеальная Утопия. Разумеется, я не  против  такого  мира.  Поступай  как
знаешь. Если что, я  и  здесь  тихонько  помру...  Однако  ты  упускаешь
кое-что важное.
   На этих словах тень заходится кашлем. Я терпеливо жду.
   - Помнишь мои слова о том, что это Город-урод? -  продолжает  она.  -
Что в нем все не правильное, ненастоящее - и в этом он  совершенен?  Так
вот. Ты сейчас говоришь о совершенстве. А я тебе расскажу об уродстве  и
фальши. Слушай меня хорошенько. Во-первых - и это жизненно важно,  -  на
свете не бывает полного совершенства. Как не бывает и вечного двигателя.
Ты ведь знаешь, что энтропия постоянно возрастает. Куда  же,  по-твоему,
Город сбрасывает излишнюю хаотичность? Конечно,  ты  прав:  все  в  этом
Городе - ну, может, за исключением Стража, - живут без  споров,  обид  и
страстей. Им всего хватает, они живут очень мирной, размеренной  жизнью,
в которой ничего не происходит. А почему? Не потому ли, что в них  самих
чего-то не хватает?
   - Да, - вроде бы соглашаюсь я. - Я понимаю, о чем ты...
   - Но именно поэтому Город и совершенен. Потому что они отказались  от
собственной  сути.  Именно  с  потерей  себя  их  жизнь  растянулась  до
бесконечности. Никто не стареет и не умирает. Хочешь жить вечно?  Ничего
нет проще. Оторвись от своей тени, как от пуповины, и  подожди,  пока  в
ней иссякнет жизнь. Нет тени - нет и проблемы. А разгонять пену города и
правда можно без конца.
   - Разгонять пену?
   - Ну, к этому мы еще  вернемся...  Главная  проблема  -  что  в  тебе
настоящее, а что нет. Ты говоришь, в этом городе нет ни споров, ни обид,
ни страстей? Замечательно! Дай мне бог здоровья - и  я  зааплодирую  вот
этими руками. Но подумай сам: если нет споров, обид и страстей - значит,
нет и обратного. Радости, блаженства, любви.  Ведь  именно  потому,  что
существуют отчаяние, разочарование и печаль, на свет рождается  Радость.
Куда ни пойди - ты нигде не встретишь восторга без отчаяния. Вот  это  и
есть Настоящее… А еще есть Любовь. Что у тебя с девчонкой из Библиотеки?
Возможно, ты действительно ее любишь,  но  это  чувство  ни  к  чему  не
приводит. Потому что она  своего  Настоящего  лишена.  Человек,  который
забыл, кто он на самом деле, - не человек, а ходячий мираж. Какой  смысл
приручать  такого  человека?  И  ради  чего   жить   такой   жизнью   до
бесконечности? Ведь если я умру - ты станешь одним из них и уже  никогда
не выйдешь из этого города...
   Молчание, тяжелое и холодное,  затапливает  погреб.  Моя  тень  снова
заходится кашлем.
   - Но я же не могу ее здесь оставить, -  говорю  я.  -  Какой  бы  она
ни была - я люблю ее, и она мне нужна. Сердце не обманешь. Если я  убегу
сейчас с тобой, потом пожалею. А убежав однажды из Города, уже никогда в
него не вернусь.
   - Черт бы тебя  побрал!  -  говорит  моя  тень,  садясь  на  нарах  и
прислоняясь затылком к стене. - Тебя не переспоришь. Сколько мы с  тобой
уже знакомы, а ты все такой же упрямый. Чего ты хочешь? Чтобы мы убежали
втроем - ты, я и она? Но это невозможно!  Люди  без  тени  за  пределами
Города жить не могут.
   - Это я и сам понимаю, - киваю я. - Но может, тебе стоит  бежать  без
меня? А я бы тебе помог...
   - Да нет же, ты не понимаешь! Если я убегу  и  оставлю  тебя  одного,
твоя жизнь превратиться в кошмар. Это мне рассказывал  Страж.  Все  тени
умирают здесь. Даже  те,  кого  изгнали  из  Города,  возвращаются  сюда
умирать. Иначе они не смогут  умереть  до  конца,  и  от  них  останется
нежить. Их хозяева скитаются в вечности с полумертвыми остатками  своего
"я". Для этого и существует Лес. Там живут люди, которые  не  смогли  до
конца убить свои тени. Иначе говоря, если я  убегу  в  одиночку  -  тебя
изгонят в Лес, и ты навсегда заблудишься там, запутавшись в  собственной
нежити. Ты же слышал про Лес?
   - Да уж, - говорю я.
   - Но даже в  Лес  забрать  ее  с  собой  не  получится.  Эта  девушка
совершенна, потому что не помнит, кто  она.  А  совершенные  люди  живут
в Городе. В Лесу они жить не могут, и ты все равно остаешься один.  Тебе
остается только бежать со мной.
   - А куда исчезает забытое "я"?
   - Тоже мне, Читатель Снов, - устало  вздыхает  тень.  -  Кому  ж  это
знать, как не тебе?
   - Но я правда не понимаю.
   - Ладно, объясню... Звери выносят его за Стену. Они  вдыхают  в  себя
человеческую память и выбрасывают ее во внешний  мир.  Точно  грязь  или
пену, скопившиеся в Городе за  ночь.  А  с  приходом  зимы  умирают.  Но
убивает зверей не зимняя стужа  и  не  голод.  Они  умирают  от  тяжести
человеческих страстей, которыми их нагружает Город.  А с приходом  весны
рождаются новые звери. Столько же, сколько умерло. Детеныши  подрастают,
точно так же впитывают в себя людское "я", а потом умирают. Это -  плата
за совершенство. Ты хочешь совершенства такой ценой? За  счет  слабых  и
беззащитных, что покорно влачат свою ношу?
   Я ничего не отвечаю - лишь молча разглядываю носки своих ботинок.
   - Когда звери умирают, Страж отрубает им  головы,  -  продолжает  моя
тень. - Поскольку именно  в  черепах  у  зверей  остается  людское  "я".
Очистив черепа  от  плоти,  он  хоронит  их  на  полгода.  А  когда  они
успокаиваются,  извлекает  из-под  земли  и  передает  в  Библиотеку.  И
Читатель Снов выпускает на волю их содержимое. Читатель Снов -  то  есть
ты - должен быть в Городе новичком,  у  которого  еще  не  умерла  тень.
Забытые  человеческие  "я",  которые  он  прочитал,  вылетают  наружу  и
растворяются в атмосфере. Вот что такое "старые сны". Иначе  говоря,  ты
играешь роль Заземления. Понимаешь?
   - Понимаю, - говорю я.
   - Когда тень  Читателя  Снов  умирает,  он  оставляет  эту  работу  и
превращается  в  обычного  горожанина.  Так   Город   подпитывает   свое
совершенство до бесконечности. Наслаивая одно уродство  на  другое  -  и
слизывая пену, всплывающую на поверхность. И это ты считаешь правильным?
Посмотри на все с этой стороны. Со стороны зверей,  теней  и  обитателей
Леса.
   Очень долго - так долго, что начинают болеть глаза, -  я  разглядываю
пламя свечи, не произнося ни слова. И смахиваю слезу, вдруг  набухшую  в
уголке глаза.
   - Жди меня завтра в три, - говорю я своей тени.  -  Я  согласен.  Это
место не для меня.
 
33 
СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ 
Стирка в дождь. Машина в аренду. Боб Дилан 
 
   В дождливое воскресенье все четыре сушилки в прачечной  были  заняты.
На дверцах машин висели разноцветные пластиковые пакеты. В тесном зале я
увидел трех женщин: домохозяйку  лет  под  сорок  и  двух  студенток  из
общежития неподалеку. Домохозяйка сидела на складном стульчике, уставясь
в окошко машины и наблюдая, точно по телевизору, как крутятся  ее  вещи.
Студентки, пристроившись рядом, разглядывали журнал мод. Когда я  вошел,
все трое посмотрели на меня и  снова  уткнулись  кто  в  стирку,  кто  в
журнал.
   Я уселся на стул, положил на колени пакет с  рекламой  "Люфтганзы"  и
принялся ждать. У студенток никаких пакетов не было, из  чего  я  понял,
что их белье уже сушится. Значит, как только одна из машин  освободится,
наступит  моя  очередь.  Много  времени  это  не  займет,  подумал  я  с
облегчением.  Если  бы  пришлось  просидеть  тут  целый  час,  глядя  на
крутящееся белье, точно бы  крыша  поехала.  У  меня  оставалось  меньше
суток.
   Сидя на стуле, я уставился в  одну  точку  перед  собой  и  полностью
расслабился. В прачечной стоял характерный запах  разогретой  сушилки  и
стирального порошка. Студентки обсуждали фасоны свитеров. Ни одну из них
я не назвал бы красавицей. Симпатичные  девушки  не  читают  журналов  в
прачечных-автоматах в воскресный день.
   Машины не  останавливались.  В  прачечных-автоматах  существуют  свои
неписаные  законы.  Один  такой:  "Если  на  автомат  смотреть,  он   не
остановится никогда". Снаружи видно, что вещи давно высохли,  а  барабан
все вращается, точно его заел