тором забыл весь белый свет.
   Ее книга - дешевая, в мягкой  обложке  -  приютилась  на  столе,  как
уснувший кролик. Я вгляделся в название -  "Путешественник  во  времени.
Жизнь Герберта Уэллса", том второй . Судя по всему, книга личная, не  из
библиотеки. Рядом лежали три остро заточенных карандаша.  И  семь-восемь
канцелярских скрепок. Просто наваждение какое-то. Куда ни пойди -  всюду
скрепки...
   А может, какой-то природный катаклизм наводнил весь мир канцелярскими
скрепками? Или просто я сам реагирую на скрепки острее, чем следует? Так
или   иначе,   ситуация   неестественная.   Словно   кто-то   планомерно
разбрасывает скрепки в тех местах, где я вот-вот  появлюсь,  -  да  так,
чтобы я обязательно их увидел. Неспроста. Слишком много всего неспроста.
Черепа, скрепки... Я чувствовал, что все это как-то связано между собой.
Но  что  общего  может  быть  между  звериным  черепом  и  металлической
скрепкой? Не понимаю, хоть тресни.
   Наконец длинноволосая вернулась с тремя книгами в руках.  Вручила  их
мне, взяла мороженое и стала есть, хоронясь за конторкой от  посторонних
глаз. Я глядел сверху. Ее шея казалась мне хрупкой и очень красивой.
   - Большое спасибо, - сказала она.
   - Взаимно, - ответил я. - Кстати, зачем вам канцелярские скрепки?
   - Ка-анцеля-арские  скре-епки?  -  снова  пропела  она.  -  Скрепками
скрепляют бумагу. Это все делают. А вы разве нет?
   И то правда. Я еще раз  поблагодарил  ее,  сгреб  книги  и  вышел  из
библиотеки. Действительно, скрепками пользуются все  на  свете.  Заплати
всего тысячу иен - и обеспечишь себя скрепками на всю оставшуюся  жизнь.
Я заглянул в канцтовары, купил себе  на  тысячу  иен  скрепок  и  поехал
домой.
 
*** 
 
   Вернувшись, я первым делом забил продуктами холодильник.  Завернул  в
пленку рыбу и мясо. Уложил в морозилку все скоропортящееся, а также хлеб
и кофейные зерна. Сунул тофу в кастрюлю с водой. Выстроил пиво в  секции
для бутылок.  Разложил  овощи:  свежие  вглубь  холодильника,  старые  -
поближе  к  дверце.  Переоделся  в  домашнее,  спрятал  одежду  в  шкаф,
расставил на полке в ванной новые шампуни и мыло. И, наконец, подошел  к
телевизору и рассыпал вокруг черепа скрепки.
   Ну и сочетаньице.
   Все  равно  что  пуховая  подушка  с  ледорубом  или  чернильница   с
сельдереем. Я вышел на балкон и посмотрел на эту композицию издалека, но
впечатление не изменилось. Что общего может быть между черепом животного
и канцелярскими скрепками? И все же что-то их объединяло.  Просто  я  не
знал - или не помнил, что именно.
   Я опустился на кровать и долго сидел, уставясь на череп со скрепками.
В голове ничего не всплывало. Только время, минута за  минутой,  уходило
без толку. За окном промчались одна за другой  машина  скорой  помощи  и
автобус  ультралевых  с  мегафонами.  Захотелось  виски,  но   я   решил
потерпеть. В ближайшее время  мне  понадобится  трезвая  голова.  Минуту
спустя  ультралевые  пронеслись  в  обратном  направлении.  Заблудились,
наверное. В этом районе очень  много  извилистых  улочек,  и  сбиться  с
дороги легко.
   Прекратив бесплодную медитацию, я встал с кровати, уселся за кухонный
стол  и  начал  листать  библиотечные  книги.  Первым   делом   проверил
изображения всех небольших травоядных и сравнил их черепа с  экземпляром
на телевизоре. Травоядных  средней  величины  на  Земле  оказалось  куда
больше, чем я предполагал. Шутка сказать: одних подвидов оленей -  более
тридцати.
   Я снял звериный череп с телевизора, поставил на стол и  стал  сличать
его с иллюстрациями. Потратил на это час двадцать,  но  ни  к  одной  из
девяноста трех особей на картинках череп не подошел. Абсолютный тупик. Я
закрыл книги, отодвинул их на дальний угол стола и потянулся.
   Делать нечего. Я включил кассету с "Тихим человеком"  Джона  Форда  и
растянулся на кровати.
   И тут в мою дверь позвонили.
   Я посмотрел в глазок. За дверью стоял мужик средних лет в комбинезоне
Токийской службы газа. Не снимая цепочки, я приоткрыл дверь на несколько
сантиметров и спросил, что ему нужно.
   - Плановая проверка! - ответил он.
   - Подождите, - сказал я, прошел в комнату, взял со стола нож, сунул в
карман брюк и только потом открыл дверь. Газ на утечку  проверяли  всего
пару недель назад. Да и сам мужик держался как-то не очень естественно.
   Тем не менее я с равнодушным видом завалился  на  кровать,  продолжая
смотреть "Тихого человека". Вооружившись какой-то штуковиной, похожей на
прибор, каким врачи измеряют давление, мужик проверил газ  в  ванной,  а
затем перешел на кухню. Туда, где на столе громоздился звериный череп. Я
встал и, не убавляя громкости телевизора, подкрался  к  кухонной  двери.
Чутье не обмануло меня. В тот миг, когда я заглянул  на  кухню,  мужчина
уже засовывал череп в черный пластиковый пакет. Выхватив нож, я  прыгнул
на него сзади, заломил ему руку назад и приставил лезвие к кончику носа.
От испуга он мгновенно выронил пакет обратно на стол.
   - Я не хотел ничего дурного! -  запричитал  он  дрожащим  голосом.  -
Просто увидел его, и вдруг - так захотелось!  Не  удержался  и  сунул  в
пакет. Наваждение какое-то. Внезапный порыв... Простите меня!
   - Еще чего! - сказал я. Мне еще не приходилось слышать, чтобы газовые
инспекторы внезапно вспыхивали страстью к черепам животных.  -  Если  не
скажешь правду - перережу твою поганую глотку!
   По-моему,  это  прозвучало  ужасно  фальшиво.   Но   мужик,   похоже,
сомневаться не стал.
   - Я скажу правду! - прохрипел он. - Только не сердитесь...  На  самом
деле, мне заплатили, чтобы я эту штуку у вас украл. Два  каких-то  типа.
Пристали прямо на улице. Мол, не хочешь ли подработать.  Дали  пятьдесят
тысяч иен . И еще столько же обещали, когда  товар  принесу...  Я  бы  и
слушать не стал, но один из них был такой верзила. Откажись -  живым  бы
не отпустили. Вот и  пришлось  соглашаться...  Пожалуйста,  не  убивайте
меня! У меня две дочки. Скоро школу заканчивают...
   - Две? И обе заканчивают? - засомневался я.
   - Да. Одна этой весной , другая через два года.
   - Хм-м... Какую школу, где?
   - Старшая - городскую гимназию Симура, а младшая  -  частный  колледж
Футаба в Ецуя.
   Сочетание достаточно дикое, чтобы этого не могло быть на самом деле .
Я решил ему поверить.
   Приставив к его горлу нож, я выудил бумажник из заднего  кармана  его
брюк и проверил содержимое. Пять новеньких банкнот по десять тысяч  иен.
Еще семнадцать тысяч мелкими  купюрами.  Помимо  денег  -  удостоверение
инспектора Службы  газа  и  цветное  фото  семьи.  Обе  дочери  одеты  в
новогодние кимоно.  Ни  ту,  ни  другую  даже  миловидной  не  назовешь.
Одинакового роста - не разобрать, какая в гимназии, какая в колледже.  В
отдельном  кармашке  бумажника  -  проездной  на  метро  от  Сугамо   до
Синаномати. Ничего опасного для меня.  Я  сложил  нож  и  отпустил  свою
жертву.
   - Можешь уматывать, - сказал я, возвращая бумажник.
   - Спасибо вам! Спасибо! - чуть не расплакался он. - Вот только... Как
же мне дальше быть? Деньги-то я взял, а принести ничего не смогу! Что со
мной теперь сделают?
   Я не знал, что с ним сделают. О чем ему и сообщил. От  кракеров  -  а
скорее всего, это именно кракеры,  -  можно  ожидать  чего  угодно.  Эти
ребятки специально продумывают все  так,  что  предугадать  их  действия
невозможно. Может, вырежут бедняге глаза. А может, заплатят еще  столько
же и скажут: "спасибо за услугу". Кто их знает.
   - Значит, один - верзила? - уточнил я.
   - О да, просто монстр какой-то! А другой -  наоборот,  почти  карлик.
Метра полтора, не больше. Карлик одет очень дорого. Не то  что  верзила.
Но оба без тормозов в голове - ясно с первого взгляда...
   Я объяснил ему, как  выбраться  из  дома  через  пожарный  выход.  На
задворках моей многоэтажки есть очень тесный проход между домами, и если
там выйти, с улицы не очень-то и разглядишь. Если мужику повезет,  уйдет
незамеченным.
   - Огромное вам спасибо! - сказал он голосом человека, которого только
что вынули из петли. - Если можно, не сообщайте в мою компанию...
   - Не буду, - пообещал я. Выставив незваного гостя, я запер  дверь  на
замок и набросил цепочку. Затем прошел в кухню, сел, выложил нож на стол
и извлек из пакета череп.
   По крайней мере, я понял одно. Кракерам  нужен  череп.  То  есть,  он
представляет для них какую-то очень большую ценность.
   Пока у меня с кракерами на равных: у меня есть череп, но я не знаю, в
чем его ценность; они знают - или полагают,  что  знают,  -  в  чем  его
ценность, но черепа у них  нет.  Пятьдесят  на  пятьдесят.  У  меня  два
возможных хода. Первый - позвонить в  Систему,  доложить  обстановку,  и
тогда либо прикроют меня, либо увезут куда-нибудь череп. Второй  вариант
- позвонить симпатичной толстушке и узнать, в чем ценность черепа.
   Однако втягивать в эту заварушку Систему пока не хотелось.  Доложи  я
им,  что  происходит,  -  меня  тут  же  подвергнут  долгой   и   нудной
перепроверке. Сразу придется отвечать на кучу вопросов  и  писать  целый
ворох отчетов. В этом смысле, крупная организация  -  страшно  неудобная
штука. Слишком много сил и времени тратишь зря. И слишком много  дураков
встречаешь во время работы.
   Позвонить же толстушке невозможно чисто практически:  я  не  знаю  ее
телефона. Можно, конечно, добраться до их конторы, но вряд ли  охрана  у
входа пропустит меня без предварительного согласования.
   Хорошенько все взвесив, я решил не делать ничего.
   Взяв  щипцы,  я  легонько  ударил  череп  по  темечку.  "Кон-н-н",  -
прогудело в ответ. Словно его хозяин, зверь непонятной породы,  негромко
застонал. Я повертел череп в руках, пытаясь  понять,  отчего  получается
такой странный звук. И  еще  раз  ударил  по  нему  щипцами.  "Кон-н-н".
Похоже, гудит всегда из одного места.
   Я постучал еще несколько раз - и так, и эдак, в  разных  местах  -  и
наконец понял, где это. Как бы я ни стучал, гул исходил из  небольшой  -
лишь пара сантиметров в диаметре - неглубокой ямки на переносице черепа.
Я погладил дно ямки кончиком пальца. В  отличие  от  обычной  кости,  та
казалась более шероховатой. Как если бы то,  что  здесь  было  когда-то,
отломали насильно. Например, какой-нибудь рог...
   Рог?
   Но если это так - получается, что у меня  в  руках  череп  однорогого
животного. Я  снова  открыл  "Иллюстрированный  атлас  млекопитающих"  и
попытался найти кого-нибудь с единственным рогом на  морде.  Бесполезно.
Такого животного не было. Если, конечно, не считать носорога; однако  ни
размерами, ни формой этот череп на носорожий не походил.
   Ну что ж. Вздохнув, я достал из холодильника лед, открыл бутылку "Олд
кроу" и смешал себе виски со льдом. День кончается, можно и  виски  себе
позволить. И закусить консервированной  спаржей.  Обожаю  белую  спаржу!
Покончив со спаржей, я нашпиговал белую булку копчеными устрицами. Съел.
И налил еще виски.
   Удобства ради  я  решил  исходить  из  того,  что  череп  принадлежит
единорогу. Иначе ничего не сдвинется с места. Итак:
 
   У меня в руках - череп единорога.
 
   Просто черт знает что.  Отчего  в  мою  жизнь  все  время  вторгается
какая-то мистика? Что  я  сделал  не  так?  Я  -  простой,  приземленный
человек, конвертор на вольных хлебах. Нет у меня ни особого  честолюбия,
ни  сильных  страстей.  Ни  семьи,  ни  друзей,  ни  любовницы.  Обычный
работяга, которому лишь бы денег скопить  до  пенсии,  а  потом  послать
подальше все это конвертирование - и на старости  лет  спокойно  учиться
игре на скрипке или греческому языку. Отчего меня затягивает в  какие-то
дикие истории с единорогами и обеззвученными толстушками?
   Допив вторую порцию виски, я пошел в спальню,  отыскал  в  телефонной
книге  номер  библиотеки,  позвонил  и   попросил   соединить   меня   с
абонементным отделом. Секунд через десять я услышал в трубке голос  моей
длинноволосой знакомой.
   - "Атлас млекопитающих" на проводе, - представился я.
   - Спасибо за мороженое, - сказала она.
   - Пустяки, - сказал я. - У меня еще одна просьба. Можно?
   - Про-осьба? - пропела она. - Смотря какая.
   - Меня интересуют единороги.
   - Единоро-оги... - повторила она.
   - Посмотришь?
   Она помолчала. Наверное, покусывает губу, представил я.
   - А что конкретно тебя интересует в единорогах?
   - Все, - ответил я.
   - Послушай, но уже без десяти пять! Мы вот-вот закрываемся, я страшно
занята. Приходи завтра к открытию - найду тебе все, что  нужно,  хоть  о
двенадцатирогах!
   - Я не могу ждать. Это очень срочно.
   - Уф-ф, - вздохнула она. - Насколько срочно?
   - Дело касается эволюции, - пояснил я.
   - Эволю-у-уции?.. - переспросила она  удивленно.  Я  представил,  как
отчаянно эта бедная девушка пытается разгадать, с кем  имеет  дело  -  с
обычным человеком, похожим на сумасшедшего, или все-таки с  сумасшедшим.
И помолился о том, чтобы она выбрала первое. Тогда еще можно  надеяться,
что она войдет в мое положение.
   Тишина, как  беззвучный  маятник,  раскачивалась  между  нами  секунд
десять.
   - Эволюция - это то, что развивалось сто  тысяч  лет,  так  или  нет?
Может, я чего-то не понимаю, но что там может  быть  настолько  срочным?
Что не может подождать один-единственный день?
   - Бывает эволюция и за сто тысяч лет, и за какие-нибудь три часа.  По
телефону толком не объяснишь. Но я хочу, чтобы  ты  мне  поверила.  Дело
касается нового этапа в эволюции человека.
   - Это что, как в "Космической одиссее 2001 года" ?
   - Именно, - ответил я. - Я тоже смотрел "Одиссею" на видео. Несколько
раз.
   - Эй... Знаешь, что я о тебе думаю?
   -  Наверно,  пытаешься  разобраться,  насколько  я   агрессивен   как
сумасшедший. Верно?
   - В общем, примерно так, - сказала она.
   - Ты прости, что сам за себя говорю, но  мое  сумасшествие  не  очень
агрессивно.  А  если  честно,  это  даже  и  не  сумасшествие.   Немного
чудаковатости, немного  твердолобости,  плюс  нелюбовь  к  самоуверенным
типам, но сумасшествия нет. Конечно, кому-то я в жизни не  нравлюсь,  но
сумасшедшим меня еще никто не называл.
   - Так...  -  задумалась  она.  -  Ну,  разговариваешь  ты,  в  общем,
нормально. И человек  вроде  неплохой.  И  мороженым  угостил...  Ладно!
Встречаемся в кафе рядом с библиотекой в  полседьмого.  Я  передам  тебе
книги. Устроит?
   -  Все  немного  сложнее.  Сразу  всего  не   расскажешь,   но   есть
обстоятельства, которые мне  сейчас  не  позволяют  выйти  из  дома.  Уж
извини, но...
   - То есть… Ты хочешь сказать... - проговорила она и нервно  постучала
ноготками по зубам. По крайней мере, именно так мне  послышалось.  -  Ты
требуешь, чтобы я принесла эти книги тебе домой. Я правильно понимаю?
   - Если честно, то да, - подтвердил я. - С единственной разницей: я не
требую, а прошу.
   - Значит, на жалость давишь?
   - Именно так, - сказал я. - Если б ты знала, сколько  всего  на  меня
свалилось...
   Между нами снова повисло молчание. Но это  молчание  не  походило  на
отключенный звук - по крайней мере, я слышал в трубке  мелодию,  которую
включают перед окончанием рабочего дня. Мы просто не говорили ни слова.
   - Я здесь пять лет работаю, - наконец сказала она. - Но еще  ни  разу
не встречала такого нахала, как ты. "Доставьте книги  ко  мне  домой"...
Где это видано, а? Тем более - при первой же  встрече.  Тебе  самому  не
стыдно?
   - Стыдно, конечно. Но я сейчас не принадлежу себе.  И  все  остальные
пути перекрыты. Я могу лишь надеяться, что ты войдешь в мое положение.
   - Черт знает что! - с чувством сказала она. - Ладно. Рассказывай, как
к тебе добираться.
   И я с радостью подчинился.
 
8 
КОНЕЦ СВЕТА 
Полковник 
 
   - Я думаю, вернуть свою тень тебе  уже  не  удастся,  -  говорит  мне
старый Полковник, поднося к губам чашку с кофе.
   Как и многие, кто всю жизнь отдает приказы, Полковник  разговаривает,
держа спину  прямо  и  выставив  подбородок  вперед.  Однако  в  нем  не
чувствуется ни спеси, ни стремления повелевать окружающими. После многих
лет в армии у него осталась только прямая осанка, любовь к дисциплине  и
неиссякаемый арсенал воспоминаний. Для меня Полковник, можно сказать,  -
идеальный сосед. Всегда приветлив, спокоен. Да еще и отличный шахматист.
   - Страж верно  говорит,  -  продолжает  он.  -  Ни  теоретически,  ни
практически у тебя не остается никаких шансов. Жить  в  Городе  с  тенью
нельзя. А покинуть Город,  однажды  попав  в  него,  невозможно.  Говоря
по-военному - для обратного маневра места  нет.  Все  входят,  никто  не
выходит. По крайней мере, пока Город окружает Стена.
   - Но я не думал, что потеряю тень  навсегда!  -  жалуюсь  я.  -  Я-то
полагал, это лишь на время. Никто мне не объяснил...
   - А здесь никто ничего не объясняет,  -  говорит  Полковник.  -  Этот
город живет по своим законам. Что ты знаешь, чего не знаешь - Городу все
равно. Жаль, конечно, что у тебя все так вышло...
   - Но что будет с моей тенью?
   - Да ничего особенного. Поживет какое-то время там. Пока  не  помрет.
Ты видел ее с тех пор?
   - Пока нет. Ходил проведать  несколько  раз,  да  Страж  не  пускает.
Говорит - из соображений безопасности, .
   - Ну, что ж… Ничего не поделаешь, - качает головой старик. - Все-таки
присматривать за тенями - его работа. Он за них  отвечает.  Тут  я  тебе
ничем не помогу. Нрава он крутого, других никогда не  слушает.  Остается
только ждать, когда у него изменится настроение.
   - Так я, пожалуй, и поступлю, - киваю я. - Но все-таки…  Чего  именно
он боится?
   Допив кофе, он ставит чашку на блюдце, достает из нагрудного  кармана
платок и вытирает губы. Как и его  мундир,  платок  далеко  не  нов,  но
безупречно чист и отглажен до совершенства.
   - Того, что вы с твоей тенью будете цепляться друг  за  друга.  Тогда
ему придется вас заново расцеплять...
   Он вновь сосредоточивается на игре. Эти шахматы немного отличаются от
тех, что я знал, - и правилами, и фигурами, - так что старик побеждает в
них чаще.
   - Моя обезьяна ест твоего епископа, не возражаешь?
   - Вперед! - соглашаюсь я. И, передвинув стену на левый фланг, отрезаю
его обезьяне путь к отступлению.
   Старик кивает несколько раз и опять застывает над  доской.  Хотя  мое
положение безнадежно и его победа предрешена, он не устраивает расправы,
но обдумывает ход за ходом. Игра для него - не борьба с  противником,  а
проверка собственного интеллекта.
   - Расставаться с тенью,  обрекая  ее  на  смерть,  всегда  больно,  -
говорит Полковник, двигает по диагонали слона и ставит вилку моим королю
и стене. Мой король уже совсем  голый;  до  мата  остается  каких-нибудь
два-три хода. - Эта боль у всех одинакова. Вот и со мною было так же. Но
одно дело, когда  расстаешься  с  тенью  в  детстве,  толком  к  ней  не
привыкнув. У меня куда хуже: я позволил своей тени  умереть,  когда  мне
было шестьдесят пять. В  таком  возрасте,  поверь  мне,  слишком  тяжело
кого-нибудь забывать...
   - Но сколько тень живет после того, как ее отрежут?
   - Смотря какая тень, -  отвечает  старик.  -  Чьи-то  тени  густые  и
сильные, чьи-то - не очень. Но в  этом  городе  никакие  тени  долго  не
живут. Слишком суровый для них климат. Очень долгие и холодные зимы.  Ни
одна тень не дотягивает до весны.
   Я надолго задумываюсь над доской - и, наконец, решаю сдаться.
   - Даю тебе фору в пять ходов, - говорит Полковник. - Попробуй,  имеет
смысл. Пять ходов - неплохой отрыв,  чтобы  повернуть  ситуацию  в  свою
пользу. Игра - такая штука:  никогда  не  знаешь,  что  будет,  пока  не
победишь или не проиграешь окончательно.
   - Давайте попробуем, - соглашаюсь я.
   Пока я обдумываю ходы, Полковник встает  у  окна,  чуть  приоткрывает
плотную штору и смотрит в щель на улицу.
   - У тебя сейчас самый  тяжелый  период.  Как  с  зубами.  Старые  уже
выпали, а новые еще не выросли. Понимаешь, о чем я?
   - Мою тень уже отрезали, но она еще не умерла?
   - Вот именно, - кив