ает он. -  Я  помню,  каково  это  -  между  собой
прошедшим и тем, в кого  еще  превратишься.  Мотает  туда-сюда.  Но  как
только вырастают новые зубы, о старых уже не вспоминаешь.
   - Значит, именно так теряют себя? - уточняю я.
   Старик молчит.
   - Извините, что задаю столько вопросов, - говорю  я.  -  Но  я  почти
ничего не знаю о Городе. Все время боюсь что-то сделать не так. Кто этим
городом управляет? Для чего ему такая высокая Стена? Почему каждое  утро
зверей выгоняют, а вечером запускают  обратно?  Что  такое  старые  сны?
Ничего понять не могу... А кроме вас, даже не у кого спросить.
   - Я тоже не до конца понимаю, как здесь все устроено, - тихо отвечает
Полковник. - К тому же, не все можно выразить словами. И еще есть то,  о
чем я не должен рассказывать. Но ты  не  волнуйся.  В  каком-то  смысле,
Город устроен справедливо. Постепенно он даст тебе все, в чем ты  можешь
нуждаться, и все, что тебе нужно знать. Ты должен всему  научиться  сам.
Главное - знай: этот город совершенен. В нем есть  все  что  угодно.  Но
если этого не понимать, то в нем нет  ничего.  Абсолютный  ноль.  Хорошо
запомни это. Что бы тебе ни рассказывали другие,  оно  так  и  останется
чужими рассказами. Лишь то, чему ты выучишься сам, станет частью тебя. И
поможет выжить. Открой глаза и уши, включи голову - и  ты  увидишь  все,
что Город может тебе передать. А коли помнишь, какой ты был, - используй
и это, пока не исчезло. Больше я тебе ничего не скажу.
 
*** 
 
   Если Фабричный Квартал, в котором живет библиотекарша, утопил прежний
лоск в безысходном мраке, то дома Резиденции в юго-западной части Города
растеряли былую пышность в унылых сумерках.  Все,  что  когда-то  дышало
весенней свежестью, давно расплавилось от летнего зноя, а потом задубело
под зимним  ветром.  Двухэтажные  коттеджи  на  склоне  Западного  холма
строились так, чтобы под одной крышей раздельно жило три семьи,  и  лишь
узенький вестибюль под козырьком в середине здания  был  бы  общим.  Все
дома в Резиденции белые. Полностью белые, куда ни глянь:  от  перекладин
под крышей до оконных рам  и  балконных  перил.  Каких  только  оттенков
белого  цвета  не  встретишь,   бродя   по   склону   холма:   белый   -
ослепительно-яркий от свежей краски, белый - порыжевший за много лет  от
солнца, и белый - вылизанный дождями и ветром до потери всякого цвета.
   Ни оград, ни заборов в Резиденции  нет.  Только  у  каждого  входа  -
цветочная клумба в метр шириной.  Ухаживают  за  клумбами  всегда  очень
тщательно; весной на них распускаются крокусы, ноготки и анютины глазки,
а осенью цветут космеи. Утопая в живых цветах, эти  здания  еще  сильнее
напоминают заброшенные руины.
   Когда-то это был самый  процветающий  район  в  Городе.  Всякий  раз,
спускаясь по тропинке с холма,  я  представляю  себе,  как  носились  по
улицам дети, слышалось пианино, пахло горячим ужином. Моя память одну за
другой распахивает прозрачные двери Времени, и  прошлое  Города  оживает
перед моими глазами. Когда-то здесь жили семьи государственных служащих.
Люди не очень богатые, но и не самого низкого ранга; городские чиновники
средней руки. И, как  могли,  берегли  эту  заводь  своего  размеренного
благополучия.
   Потом они все исчезли. Не знаю, куда и почему.
   Теперь  Резиденцию  населяют  отставные   военные.   Лишенные   тени,
никчемные, как опустевшие коконы насекомых, доживают они  свою  одинокую
жизнь под всеми ветрами на склоне Западного холма. Беречь им  давно  уже
нечего. В каждом коттедже Резиденции ютится по семь  или  восемь  старых
вояк.
   Жилище, куда определил меня Страж, - небольшая  комната  в  одном  из
этих домов. Под крышей  со  мной  обитают  полковник,  два  майора,  два
лейтенанта и сержант.  Сержант  готовит  еду  и  следит  за  хозяйством,
полковник отдает приказы.  Точь-в-точь  как  в  настоящей  армии.  Шесть
стариков,  которые  всю  свою  жизнь  занимались  подготовкой  к  войне,
ведением   войны,   устранением    последствий    войны,    революциями,
контрреволюциями - и не смогли найти ни времени, ни возможности  создать
собственную семью.
   Каждое  утро,  проснувшись,  они  наскоро  завтракают  и  без  всяких
приказов отправляются каждый на свою работу. Кто соскребать облупившуюся
краску с домов, кто выпалывать сорняки  на  газонах,  кто  ремонтировать
старую мебель, кто - грузить на тележку продукты, которые распределяют у
подножья холма. Закончив утреннюю работу,  старики  садятся  у  дома  на
солнышке и предаются бесконечным воспоминаниям.
 
*** 
 
   Доставшаяся мне комната находится на втором этаже и смотрит окнами на
восток. Вид из окон не самый лучший: половину обзора  закрывает  вершина
холма и лишь сбоку просматриваются Река и Часовая Башня.  Похоже,  здесь
не живут  уже  очень  давно:  штукатурка  на  стенах  покрылась  темными
пятнами, а оконные рамы - толстым слоем  белесой  пыли.  Всей  мебели  -
старенькая кровать, небольшой обеденный стол и два  стула.  На  окнах  -
тяжелые шторы с едким запахом плесени. Половицы рассохлись и стонут  при
каждом шаге.
   Каждое  утро  из  соседней  комнаты  выходит  Полковник.  Мы   вместе
завтракаем, а потом задергиваем шторы как можно  плотней  и  до  полудня
играем в  шахматы.  Кроме  шахмат  в  обычный  солнечный  день  заняться
попросту нечем.
 
*** 
 
   - В такой чудный  день  сидеть  дома,  задернув  шторы,  должно  быть
невыносимо для такого молодого, как ты, - замечает Полковник.
   - И не говорите...
   - Хотя мне,  конечно,  заполучить  партнера  в  шахматы  -  только  в
радость. У здешних стариков игра не в  почете.  Я,  наверно,  последний,
кому интересны шахматы.
   - Почему вы согласились лишиться тени?
   Старик долго разглядывает свои пальцы  в  ярком  свете  из  расщелины
между шторами. Затем отходит от окна и снова садится  за  стол  напротив
меня.
   - Почему, говоришь? -  повторяет  он.  -  Наверно,  я  слишком  долго
защищал этот город. Наверно, мне казалось, покинь я его - вся моя  жизнь
потеряла бы смысл... Впрочем, так это или нет - сейчас уже не важно.
   - И вы никогда не раскаивались в том, что остались без тени?
   - Нет, - качает старик головой. - В этой жизни я не совершал  ничего,
за что бы теперь раскаивался.
   Я съел стеной его обезьяну и расчистил место для своего короля.
   - Отличный ход, - одобрил Полковник. - Защищаешь стеной единорога,  а
заодно высвобождаешь короля. Хотя, конечно, и даешь  развернуться  моему
рыцарю...
   Пока старик размышляет над следующим ходом, я кипячу воду и завариваю
свежий кофе. Сколько таких же полудней у нас еще  впереди,  думаю  я.  В
городе, обнесенном высокой стеной, выбирать особенно не из чего.
 
9 
СТРАНА ЧУДЕС БЕЗ ТОРМОЗОВ 
Аппетит. Фиаско. Ленинград 
 
   В ожидании длинноволосой я состряпал нехитрый ужин. Растер  в  ступке
соленые сливы, приготовил из  них  соус  для  салата,  обжарил  в  масле
несколько сардин с бататами, потушил  говядину  с  сельдереем.  В  целом
вышло довольно неплохо.
   До ее прихода еще  оставалось  время.  Потягивая  пиво  из  банки,  я
отварил имбирь в соевом соусе. Начинил фасоль кунжутной  приправой  .  А
потом завалился  на  кровать  и  стал  слушать  старенькую  пластинку  -
фортепьянные концерты Моцарта  в  исполнении  Робера  Казадезуса  .  Мне
кажется, Моцарт особенно глубоко  проникает  в  нас,  если  слушать  его
именно в старых записях. Хотя, возможно, это - лишь мой предрассудок.
   Перевалило за семь, за окном уже совсем стемнело, а ее все не было. В
итоге я прослушал полностью 23-й, а за ним и  24-й  концерты.  Наверное,
передумала и решила не приходить. Если так - я не могу ее осуждать.  Как
ни крути, а в решении "не приходить" явно больше здравого смысла.
   Тем не менее, когда я стал  выбирать  очередную  пластинку,  в  дверь
позвонили. Я посмотрел в глазок: за дверью, прижимая к груди пачку книг,
стояла девушка из библиотеки. Не снимая цепочки,  я  приоткрыл  дверь  и
спросил, нет ли вокруг посторонних.
   - Никого нет, - ответила она.
   Я снял цепочку, впустил ее. И только она вошла, запер дверь на замок.
   - Какие запахи! - воскликнула она, поводя носом.  -  Можно  на  кухню
заглянуть?
   - Да ради бога. Ты у подъезда  никого  не  видела?  Дорожных  рабочих
каких-нибудь или машины с людьми внутри?
   - Никого, - ответила она, проскользнула на кухню и, положив книги  на
стол, принялась открывать одну за другой крышки у кастрюль и сковородок.
   - Да! - спохватился я. - Хочешь есть - могу тебя ужином накормить. Не
ахти какой ужин, конечно...
   - Ой, что ты! Я как раз такое люблю.
   Я разложил  еду  по  тарелкам  и  с  возрастающим  любопытством  стал
смотреть, как она уписывает все подряд - блюдо  за  блюдом,  начиная  от
края стола. Когда твою стряпню уплетают с таким энтузиазмом  -  ей-богу,
хочется отдать поварскому делу всю жизнь. Я достал бутылку  "Олд  кроу",
налил в большой стакан виски, набросал льда. Затем поджарил ломтики тофу
на сильном огне, откинул на тарелку, добавил тертого имбиря - и принялся
за виски, закусывая имбирным тофу.  Моя  гостья,  не  говоря  ни  слова,
работала челюстями. Я предложил ей виски, но она отказалась.
   - Дай лучше тофу попробовать, - попросила она. Я положил в ее тарелку
оставшиеся ломтики и дальше пил без закуски.
   - Если хочешь, от обеда рис остался  и  соленые  сливы.  А  еще  могу
быстро заварить мисо , - предложил я на всякий случай.
   - Высший класс! - обрадовалась она.
   Я приготовил простенький  бульон  из  сушеного  тунца,  закинул  туда
морской капусты, лука, соевой пасты и, когда все сварилось, подал вместе
с рисом и солеными сливами. В считанные секунды она  подчистую  умяла  и
это. Теперь, когда на столе осталось лишь несколько  сливовых  косточек,
она наконец-то казалась довольной.
   - Большое спасибо, - сказала она. - Было очень вкусно!
   Впервые  в  жизни  я  видел,  чтобы  худенькая  симпатичная   девушка
заглатывала пищу, как взбесившийся экскаватор. С другой  стороны,  я  не
мог не признать: смотрелось  это  красиво.  Наполовину  заинтригованный,
наполовину шокированный, я рассматривал ее довольное лицо.
   - Послушай... И ты всегда столько ешь? - не удержался я.
   - В общем, да, - спокойно ответила она. - Примерно столько я обычно и
ем.
   - Но ты такая худенькая...
   - У меня растяженье желудка, - призналась она. - Сколько  ни  ем,  не
толстею.
   - Ого! - удивился я. - На еду, небось, кучу денег тратишь?
   О том, что в один присест она уплела весь мой завтрашний  рацион,  я,
понятно, говорить не стал.
   - Просто ужас какой-то, -  кивнула  она.  -  Когда  ем  где-нибудь  в
городе, враз по два ресторана посещать приходится. Лапшой  с  пельменями
червячка заморю , а потом уже обедаю по-человечески. Почти вся  зарплата
на питание улетает.
   Я опять предложил ей виски, но ей захотелось пива. Я достал банку  из
холодильника  и  на  всякий  случай  разогрел  на  сковородке  с  дюжину
франкфуртских сосисок. Из которых - увы! - сам успел съесть только  две.
Она пожирала все подряд с аппетитом  станкового  пулемета,  втягивающего
ленту с патронами для  полного  и  окончательного  разгрома  врага.  Мой
недельный запас еды таял буквально на глазах. Не говоря уже о  том,  что
из этих сосисок я мечтал приготовить свою фирменную немецкую солянку под
кислым соусом.
   Достав упаковку картофельного салата, я смешал его с морской капустой
и консервированным тунцом. Она уничтожила это под вторую банку пива.
   - Вот  оно,  счастье!  -  объявила  она.  Почти  ничего  не  съев,  я
заканчивал третье виски со льдом.  При  виде  того,  как  ест  она,  мой
аппетит заклинило.
   - На десерт могу предложить шоколадный торт, - сказал я.  Разумеется,
через минуту торта не стало. Глядя на нее, я чувствовал, как мой желудок
поднимается к горлу. Я люблю готовить и угощать. Но, что  ни  говори,  у
всего должен быть предел.
 
*** 
 
   Думаю, именно поэтому мой пенис не встал, когда нужно. Просто все мои
мысли были сосредоточены на желудке. И все же такого фиаско - чтобы  мой
пенис подвел меня в нужный момент, - со мной не случалось,  наверное,  с
года Токийской Олимпиады . До этого проклятого вечера я  жил,  абсолютно
уверенный в своей потенции, и такая измена сразила меня наповал.
   - Не бери  в  голову.  Слышишь?  Это  все  пустяки!  -  утешала  меня
Длинноволосая Библиотекарша с  Растянутым  Желудком.  После  десерта  мы
стали пить виски и пиво, прослушали две-три пластинки -  и  оказались  в
постели. За свою жизнь я спал с разными девушками, но библиотекарши  мне
еще не попадались. И, кроме того, я ни с кем до сих пор не оказывался  в
постели так быстро. Видимо, с ней это вышло потому, что я  умудрился  ее
накормить. В любом случае, до финала дело не дошло. Мой желудок напрягся
и разбух, как пузо дельфина, а все,  что  ниже  пояса,  утратило  всякую
силу.
   Она прижалась ко мне всем телом и погладила меня по груди.
   -  Ну,  чего  ты?  С  каждым  случается.  Не   вздумай   так   ужасно
расстраиваться!
   Но чем больше она меня успокаивала, тем глубже вгрызалось мне в нутро
осознание  дикого  факта:  мой  пенис  предал  меня,  когда  я  на  него
рассчитывал. Я призвал на  помощь  вычитанную  где-то  концепцию,  будто
висящий пенис эстетичнее стоящего. Но это меня ни капельки не утешило.
   - Ты когда в последний раз с женщиной спал? - спросила она.
   Я порылся как следует в памяти.
   - Недели две назад, кажется...
   - И все было нормально?
   - Ну разумеется! - ответил я. Что за  черт.  Каждый  день  кто-нибудь
спрашивает меня о сексе. Или сейчас так принято?
   - И с кем же ты спал?
   - С девушкой по вызову. По телефону заказываешь - приезжает.
   - А может, от секса с подобной... дамой тебя гложет чувство вины?
   - Скажешь тоже -  "дама"!  -  мрачно  усмехнулся  я.  -  Девушка  лет
двадцати.  Ничего  меня  не  гложет.  Все  было  чисто,   опрятно.   Без
неприятного осадка внутри. Тем более, я уже не первый раз с такой спал.
   - Ну, а дальше как обходился? Мастурбировал?
   - Нет, - сказал  я.  "Дальше"  меня  завалило  работой  так,  что  до
сегодняшнего дня было некогда забрать любимый пиджак из химчистки.
   Когда я сообщил ей об этом, она закивала с таким видом, будто  теперь
ей все ясно.
   - Все от этого! - убежденно сказала она.
   - От того, что не мастурбировал?
   - Да ну тебя! - отмахнулась она. - От того, что  переработал.  Ты  же
постоянно в работе по уши, да?
   - Ну, в общем, да... Пару дней назад не  спал  двадцать  шесть  часов
кряду.
   - А что за работа?
   - Да... С компьютерами вожусь, - ответил я. Как отвечаю  всякий  раз,
когда меня спрашивают  о  работе.  Во-первых,  это  не  совсем  ложь,  а
во-вторых, мало кто настолько соображает в компьютерах, чтобы приставать
с дальнейшими расспросами.
   - Сутки напролет шевелить мозгами? Да это же дикий стресс! Вот  ты  и
отключился на время. С кем угодно бывает.
   - Ну, не знаю... - мрачно сказал я. Может, так оно и есть. Физическая
измотанность, мандраж от кутерьмы за последние двое суток, и вдобавок  -
столбняк  от  созерцания  Обжорства  Во  Плоти.  От  такого  кто  угодно
превратится во временного импотента. Вроде бы убедительно.
   Однако интуиция говорила мне: все не  так  просто.  Здесь  явно  было
что-то еще. До сих пор я не раз уставал точно так же, и нервничал ничуть
не меньше, но моя потенция всегда удовлетворяла и меня, и кого положено.
Видимо, все-таки дело в женщине. Точнее - в какой-то ее особенности.
   В особенности?
   Растяженье желудка. Длинные волосы. Библиотека...
   - Эй. Приложи-ка ухо к  моему  животу,  -  вдруг  попросила  она.  И,
откинув одеяло, обнажилась с головы до пят.
   Стройное, гладкое, очень  красивое  тело.  Ни  складочки,  ни  грамма
лишнего веса. Довольно большая грудь. Как  она  и  просила,  я  поместил
голову между ее грудью и пупком и приложил ухо к  гладкой,  как  ватман,
коже. Чудеса: несмотря на огромное количество пищи, которое загрузили  в
этот живот, я не назвал бы его ни вздутым, ни  даже  просто  тугим.  Еда
исчезла в нем, как исчезало все подряд в бездонном пальто Харпо Маркса .
Мягкий, уютный живот с теплой и нежной кожей.
   - Ну как? Что-нибудь слышно? - спросила она.
   Я затаил дыхание и прислушался.  Но  не  услыхал  ничего  особенного,
кроме ровного биения  сердца.  Так,  лежа  на  опушке  в  далеком  лесу,
издалека различаешь мерный стук топора дровосека.
   - Ничего не слышно, - честно ответил я.
   - Разве не слышно желудка?  -  удивилась  она.  -  Ну,  как  там  еда
переваривается...
   - Я не очень хорошо разбираюсь, но это, по-моему, беззвучный процесс.
Пища растворяется в желудочном соке. Движение по кишечнику, в  принципе,
происходит, но шуметь ничего не должно.
   - Не может быть! Я ведь отлично чувствую, как желудок работает на всю
катушку. Ну-ка, послушай еще немного...
   Я напряг слух и еще с полминуты лежал в тишине,  рассеянно  глядя  на
чуть всклокоченный пушок на ее лобке. Но  ничего,  кроме  ровного  стука
сердца, не услышал.  Мне  вспомнилось  кино  "Враг  внизу".  Ее  желудок
выполнял свою миссию так же яростно и беззвучно, как подлодка  с  Куртом
Юргенсом на борту .
   Я поднял голову, перелег на  подушку,  обнял  ее  за  плечи.  И  стал
слушать, как пахнут ее волосы.
   - У тебя есть тоник? - спросила она.
   - В холодильнике, - ответил я.
   - Хочу водки с тоником. Можно?
   - Конечно.
   - А ты что будешь?
   - То же самое.
   Встав с кровати, она ушла нагишом на кухню.  Пока  она  готовила  там
водку с тоником, я порылся в пластинках,  поставил  "Teach  Me  Tonight"
Джонни Мэтиса, вернулся в постель, и мы тихонько  спели  втроем:  Джонни
Мэттис, мой обмякший пенис и я.
   - The sky is a blackboard... - напевал я  себе  под  нос,  когда  она
вернулась с напитками на пачке книг о единорогах вместо  подноса.  И  мы
стали пить водку с тоником под Джонни Мэтиса.
   - Сколько тебе лет? - спросила она.
   - Тридцать пять, - ответил я.  Голые  факты,  не  вводящие  никого  в
заблуждение, - одна из немногих радостей этой жизни. -  Давно  развелся,
живу один. Детей нет. Любовниц тоже.
   - А мне двадцать девять. Через пять месяцев - тридцать.
   Я снова посмотрел на нее. Она вовсе не выглядела на свои годы. Больше
двадцати трех я бы ей не дал. Совсем не обвисшая попка, на  шее  никаких
морщин... Похоже, я катастрофически теряю способность угадывать  возраст
женщины с первого взгляда.
   - Выгляжу я молодо, но мне правда двадцать девять, - повторила она. -
А ты точно не бейсболист какой-нибудь?
   От удивления я поперхнулся и пролил водку с тоником себе на грудь.
   - С чего бы? - сказал я. - Лет пятнадцать уже  в  бейсбол  не  играл.
Почему ты так решила?
   - По-моему, я видела твое лицо  в  телевизоре.  Но  по  телевизору  я
смотрю только новости или бейсбол. Может, тебя в новостях показывали?
   - Нет, никогда.
   - А в рекламе?
   - Ни разу.
   - Ну что ж. Значит, обозналась... - вздохнула она. - Но ты все  равно
не похож  на  компьютерного  червяка.  Все  эти  твои  разговоры  -  про
эволюцию, про единорогов. Нож в кармане таскаешь...
   И она показала на мои брюки, валявшиеся у кровати. Из заднего кармана
выглядывал нож.
   - Я занимаюсь обработкой данных по биологии, - сказал я. - Одна фирма
создает дорогостоящие биотехнологии и  боится,  что  их  могут  украсть.
Сама,  небось,  знаешь:  компьютерное  пиратство  -   бич   современного
общества...
   - Да ну? - Она явно не верила ни единому моему слову.
   - В конце концов, ты вон тоже на работе  с  компьютером  возишься,  и
тоже не похожа на компьютерного червяка.
   Она легонько постучала ногтями по передним зубам.
   - Но я-то пользуюсь им - ты сам видел, как: только  для  повседневных
надобностей. Ввела название книжки, определила номер, узнала - взяли  ее
или на полке стоит. Ну, еще калькулятором  могу  пользоваться,  понятное
дело... Я после университета пару лет на компьютерные курсы ходила.
   - А