стиля
хиппи, который был  в  моде  у  калифорнийских  рок-звезд.  На  меня  он
подействовал  ошеломляюще.  Он  прекрасно  отвечал   описанию,   данному
когда-то Дженел тем привлекательным мужчинам,  которые  кишмя  кишели  в
Беверли-Хиллз и которых называли жуликами-сводниками Дон-Жуанами. Дженел
называла их слизняками. Но  может,  она  сказала  так,  чтобы  несколько
подбодрить меня. Я понял, что никакой девушке  не  избежать  чар  такого
парня, как Фрэнк Рицетти. Он  был  исполнительным  постановщиком  нашего
фильма от Саймона Белфорта.
   Моузес Уортберг не стал терять  времени  на  всякую  ерунду  и  сразу
перешел к делу. Властным голосом он сразу все поставил на свои места.
   - Я не доволен оставленным нам Маломаром сценарием, -  сказал  он.  -
Его подход неверен. Это не фильм нашей студии. Маломар бь1л  гением,  он
мог сделать так, чтобы фильм получился. У нас нет никого, равного ему.
   Вмешался  Рицетти,  голос  его  был  вкрадчив,  как  бы   завораживал
слушателей:
   -  Не  знаю,  мистер  Уортберг.  У  вас  здесь  несколько  прекрасных
режиссеров. Он прямо-таки с нежностью посмотрел на Саймона Белфорта.
   Уортберг бросил на него пронизанный холодом взгляд, и больше  тот  не
произнес ни слова. Белфорт немного покраснел и отвел взгляд.
   - Мы потратили много денег на этот фильм, - продолжал Уортберг. -  Мы
должны оправдать их. Но мы не хотим, чтобы критики  обрушились  на  нас,
обвиняя  нас  в  том,  что  мы  испортили  детище  Маломара.  Мы   хотим
использовать его репутацию во имя картины. Хоулинэн выдаст сообщение для
печати, подписанное всеми нами о том, что  картина  будет  сделана  так,
какой ее хотел видеть Маломар. Что это будет картина Маломара, последняя
дань ему  как  великому  кинодеятелю,  внесшему  большой  вклад  в  дело
киноискусства.
   Уортберг сделал паузу, во время которой Хоулинэн  вручил  всем  копии
сообщения.
   Прекрасно  выполненный  заголовок,  отметил  я,  с  вензелем  студии,
выполненным красно-черным.
   Келлино непринужденно заметил:
   - Моузес, старина, я полагаю, тебе бы нужно отметить,  что  Мерлин  и
Саймон будут работать со мной над новым сценарием.
   - Хорошо, уже сделано, - сказал Уортберг. - И потом, Уго, позволь мне
напомнить тебе, что ты не должен вмешиваться в постановку  и  режиссуру.
Это наше дело.
   - Конечно, - сказал Келлино.
   Джефф Уэгон улыбнулся и откинулся на спинку кресла.
   - Сообщения для прессы - это наша официальная позиция, - сказал он. -
Однако я должен сказать вам, Мерлин, что когда  Маломар  помогал  вам  в
работе над сценарием, он был  очень  болен.  Это  ужасно.  Нам  придется
переделать его, и у меня есть несколько  мыслей  на  этот  счет.  Работы
предстоит очень  много.  Как  раз  сейчас  мы  вовсю  повсюду  трубим  о
Маломаре.
   - У тебя здесь все в порядке, Джек? - спросил он Хоулинэна.
   Хоулинэн утвердительно кивнул. Келлино очень искренне сказал мне:
   - Надеюсь, вы будете  работать  со  мной  над  этой  картиной,  чтобы
сделать ее великим фильмом, таким, каким его хотел видеть Маломар.
   - Нет, - сказал я. - Я не могу этого сделать. Я работал над сценарием
с Маломаром, и полагаю,  что  сценарий  великолепен.  Так  что  не  могу
согласиться ни на какие изменения или переделку  и  не  подпишу  поэтому
никакого сообщения для прессы.
   Хоулинэн спокойно, вкрадчивым тоном, вставил:
   - Мы все понимаем ваши чувства. Вы были  очень  близки  с  Маломаром,
работая над фильмом. Я согласен с тем, что  вы  только  что  сказали,  и
думаю, это прекрасно. В Голливуде редко встретишь такую верность,  но  в
то же время вы должны  помнить,  что  у  вас  доля  в  фильме.  В  наших
интересах обеспечить ему успех. Если вы не друг этой картине, а ее враг,
то вы просто вынимаете деньги из своего же кармана и выбрасываете их.
   Мне стало по-настоящему смешно, когда я выслушал его монолог.
   - Я  друг  этой  картины.  Именно  поэтому  я  не  хочу  переделывать
сценарий. А вы те, кто является врагом этой картины.
   Келлино резко, грубо заявил:
   - Гоните его. Пусть убирается. Он нам не нужен.
   Первый раз я посмотрел в лицо Келлино и вспомнил его описание, данное
Осано. Как обычно, Келлино был  прекрасно,  со  вкусом  одет  в  отлично
сидящий костюм, великолепную рубашку, шелковистые коричневые туфли.
   Выглядел он прекрасно, и я вспомнил,  как  Осано,  характеризуя  его,
использовал слово "скобарь".
   - Скобарь, - говорил он - это  крестьянин,  который  стал  богачом  и
приобрел большую известность и который старается  приобщиться  к  классу
аристократов. Он все делает правильно. Он изучает  их  манеры,  улучшает
свою речь и одевается как ангел. Но как бы он ни  одевался,  как  бы  ни
чистился, всегда у него на туфлях прилипнет кусочек грязи.
   И, глядя на  Келлино,  я  думал,  как  прекрасно  он  отвечает  этому
определению.
   Уортберг сказал Уэгону:
   - Урегулируйте вопрос, - и вышел из зала.  Он  не  мог  унизиться  до
того, чтобы обсуждать что-либо лично с каким-то паршивым писателем. Он и
пришел-то на совещание из одного только уважения к Келлино.
   Уэгон спокойно сказал:
   - Мерлин важен в  этом  деле,  Уго.  Я  уверен,  что  он  подумает  и
согласится с нами.  Доран,  почему  бы  нам  не  собраться  снова  через
несколько дней?
   - Конечно, - сказал Доран. - Я позвоню.
   Мы поднялись, чтобы распрощаться и уйти. Я подал свою копию сообщения
для прессы Келлино.
   - У вас чем-то запачканы туфли, - сказал я. - Вытрите этим листком.
   Когда мы покинули центр, Доран сказал мне, чтобы я не  беспокоился  и
что он все уладит за неделю, что Уортберг и Уэгон не пойдут на то, чтобы
я сделался их врагом. Они пойдут на компромисс. И чтобы я не  забывал  о
своей доле.
   Я сказал, что не уступлю ни строчки и попросил его ехать  быстрее.  Я
знал, что Дженел будет ждать меня в гостинице, и казалось, что я  больше
всего на  свете  желал  опять  увидеть  ее,  коснуться  ее,  поцеловать,
соединиться с ней и слушать ее истории.
   Я был доволен, что у меня появилось  оправдание,  чтобы  остаться  на
неделю в Лос-Анджелесе и побыть с ней шесть или семь дней. Я и  в  самом
деле не изменил ни строчки в сценарии и не написал ни одной в дополнение
к нему. После смерти Маломара,  я  знал,  это  будет  еще  одна  халтура
центра.
   Когда Доран высадил меня у отеля Беверли-Хиллз,  он  тронул  меня  за
руку и сказал:
   - Подожди минутку. У меня к тебе есть кое-что сказать.
   - Давай, - нетерпеливо ответил я.
   - Я уже давно хотел тебе об этом сказать, но все думал,  что,  может,
это не мое дело.
   - О Боже, - сказал я. - О чем ты говоришь? Я спешу.
   Доран несколько печально усмехнулся:
   - Конечно. Я знаю, Дженел ждет тебя, да? О  Дженел  я  и  хотел  тебе
сказать.
   - Послушай, - сказал я Дорану. - Я знаю все о ней и мне нет  никакого
дела до того, кем она была, что делала. Мне все равно.
   Доран помолчал.
   - Ты знаешь эту, Элис, которая живет с ней?
   - Да, - сказал я. - Хорошая девушка.
   - Она немного дайка, - сказал Доран.
   Я вдруг стал смутно догадываться, как будто был простаком, который не
может сосчитать туфли.
   - Ну и что?
   - А то, что Дженел... - сказал Доран.
   - Ты хочешь сказать, что она лесбиянка? - сказал я.
   - Она бисексуальная, - сказал Доран. - Она любит мужчин и женщин.
   Я немного подумал, потом рассмеялся и сказал:
   - Никто не безупречен. - Вышел из машины и пошел к себе в номер,  где
меня ждала Дженел, и мы побыли вместе, прежде, чем идти на ужин.  Но  на
этот раз я не стал просить ее рассказывать мне истории. Я  не  сказал  о
том, что мне поведал Доран. Это не было нужно. Я это понял уже  давно  и
на этом успокоился.  Это  было  лучше,  чем  обсуждать  ее  отношения  с
другими.
 
Книга 6 
 
Глава 34 
 
   В течение многих  лет  Калли  Кросс  искал  свою  "золотую  жилу"  и,
наконец,  нашел  ее.  Это  был  Занаду  Два,  заполненный  "товаром"   и
обладавший могуществом "Карандаша". "Золотой Карандаш". Он мог все.  Мог
обеспечить не только номер, еду и выпивку, но и выяснить  сколько  стоит
билет на самолет в любом уголке мира, вызов самых дорогих  девушек,  мог
заставить исчезнуть  маркер  какого-нибудь  клиента,  распределить  чины
среди хозяев, принимающих высокопоставленных игроков, играющих  в  отеле
Занаду.
   Все эти годы Гроунвельт был для него скорее отцом, чем боссом. Дружба
их упрочилась. Они  вместе  боролись  со  всем  тем  сбродом,  жуликами,
ворами, взломщиками, сотни которых пытались проникнуть в  святая  святых
отеля, в его  хранилище  и  архивы,  и  опустошить  их.  Им  приходилось
распознавать этот сброд как на подступах к отелю, так и в нем  самом,  и
безжалостно отбрасывать его прочь.  Они  возбуждали  иски  о  возмещении
против доверенных  представителей,  мошенничавших  с  маркерами,  против
воров, пытавшихся опустошить тотализаторы, торговые и  игровые  автоматы
вопреки всякой логике, не имея на это ни малейших шансов,  "затейников",
которые  обворовывали  легковерных  артистов,  находя  их  по  телефону,
обманщиков-дилеров  по  недвижимости,  фальшивомонетчиков,  компьютерных
мальчиков за столиками под пиратским флагом, шулеров игры в кости, -  их
были тысячи. Калли и Гроунвельт вели с ними беспощадную войну.
   За эти годы Калли  завоевал  большое  уважение  у  Гроунвельта  своей
способностью вынюхивать и привлекать  в  гостиницу  новых  клиентов.  Он
организовал  проведение  в  Занаду  всемирного  турнира  по   триктраку,
привлекал клиента, стоившего миллион долларов в  год,  даря  ему  каждое
Рождество  новый  Роллс-Ройс.  Отель  проводил  машину  по  расходам  на
рекламу,  без  налога.  Клиент  с  удовольствием  принимал   машину   за
шестьдесят тысяч долларов, которая обошлась бы  ему  в  сто  восемьдесят
тысяч долларов с налогом, что давало ему двадцатипроцентное покрытие его
убытков. Но  высшим  достижением  Калли  было  дело  с  Чарльзом  Хэмси.
Гроунвельт  не  переставал  хвастаться  своим  протеже,  его  хитростью,
ловкостью, сообразительностью еще не один год после этого "дела".
   Гроунвельт сдержанно отнесся к идее Калли скупить все  маркеры  Хэмси
по Вегасу по десять центов за доллар (это были чеки с условным секретным
знаком, во избежание подделки). Но выдал Калли его "голову": делай,  как
хочешь. Дело было  достаточно  верное,  но  все  же  рискованное.  Хэмси
приезжал в Вегас раз шесть в год, не меньше, и всегда  останавливался  в
Занаду. В один из приездов он сорвал  фантастический  банк  за  игрой  в
кости, выиграв семьдесят  тысяч  долларов,  которые  использовал,  чтобы
расплатиться за некоторые из своих маркеров, и  Занаду,  таким  образом,
уже был в выигрыше. Но потом Калли показал себя просто гением.
 
*** 
 
   В один из приездов Чарли Хэмси как-то сказал, что его сын женится  на
одной девушке в Израиле. Калли был очень рад за своего друга и настаивал
на том, чтобы отель  Занаду  взял  на  себя  все  расходы  по  свадебным
торжествам. Калли сказал Хэмси, что реактивный лайнер отеля Занаду  (это
тоже  явилось  плодом  задумки  Калли,  купить  самолет,  чтобы   лишить
"затейников", занимавшихся организацией разного рода торжеств,  пирушек,
их доходов от этого бизнеса) отвезет всю свадебную компанию в Израиль  и
что отель оплатит там их проживание в гостиницах. Отель  Занаду  оплатит
все расходы, включая  свадебные  торжества,  оркестр.  Здесь  была  одна
хитрость. Так как гости свадебных  торжеств  были  со  всех  Соединенных
Штатов, то на самолет они сядут в Лас-Вегасе. Но голова у  них  об  этом
болеть не будет, они все могут остановиться в отеле Занаду бесплатно.
   Калли подсчитал, что все это  обойдется  гостинице,  в  двести  тысяч
долларов, убедив Гроунвельта в том, что все это окупится, а если и  нет,
то они получат пожизненных игроков в лице Чарли Хэмси и его сына. Однако
успех этого начинания превзошел все ожидания. В  Вегас  приехало  больше
ста гостей, собравшихся на свадебные торжества, и пока они отправились в
Израиль, они оставили в казне отеля около миллиона долларов.
   Но на сей раз Калли  намеревался  предложить  Гроунвельту  еще  более
прибыльное дело, такое, которое бы побудило  Гроунвельта  и  компаньонов
назначить его генеральным директором отеля Занаду, сделать ему  наиболее
важную официальную должность по рангу сразу же за самим Гроунвельтом. Он
ждал Фуммиро.  Фуммиро  за  свои  последние  два  приезда  оставил  кучу
маркеров. У него были трудности  с  оплатой.  Калли  знал  причину  этих
затруднений и ему нужно было сделать так, чтобы Фуммиро взял  инициативу
на себя, иначе он откажется от этого плана, если Калли сам предложит ему
решение. Об этом он знал от Дейзи.
   Фуммиро прибыл в город, играл, как обычно, на пианино по утрам  и  на
завтрак ел свой суп. Женщины  его  не  интересовали.  Он  был  полностью
поглощен игрой и за три  дня  проиграл  все  свои  наличные  и  подписал
маркеров еще на триста тысяч  долларов.  Перед  отбытием  из  Вегаса  он
попросил Калли подойти к нему в номер. Фуммиро был  очень  вынослив,  но
немного нервничал:  не  хотел  потерять  свое  лицо.  Боясь,  что  Калли
подумает, что он не хочет платить по своим долгам в  проигранных  играх,
он очень дотошно стал объяснять Калли, что у него в Токио много денег, и
миллион долларов для него - это мелочь, главным затруднением здесь  было
как-то вывезти наличные из Японии, обратив японские йены в  американские
доллары.
   - Мистер Кросс, - сказал он Калли, - если бы  вы  смогли  приехать  в
Японию, то заплачу вам там в йенах, и тогда, я уверен, вы сможете  найти
путь, по которому они достигнут Америки.
   Калли стал уверять Фуммиро в полном к нему доверии Отеля.
   - Господин Фуммиро, - сказал он, - нет никакой нужды торопиться, ваша
репутация высока. Миллион долларов может подождать до вашего  следующего
приезда в Вегас. Никакой проблемы это в самом деле не представляет.  Нам
всегда доставляет удовольствие принимать вас здесь, и находиться в вашем
обществе нам очень приятно. Не беспокойтесь, пожалуйста.  Позвольте  мне
быть к вашим услугам и, если вам что-либо нужно, скажите мне,  и  я  все
сделаю. Для нас честь иметь такого должника.
   На красивом лице Фуммиро отразилось облегчение. Он  имел  дело  не  с
варваром-американцем, а с тем, кто был почти также вежлив и  учтив,  как
японец. Он сказал:
   - Господин Кросс, почему бы вам не  побывать  у  меня  в  гостях?  Мы
прекрасно проведем время в Японии. Я покажу вам дом гейш,  у  вас  будет
изысканнейшая еда, лучшие напитки, лучшие женщины. Вы будете моим личным
гостем и я хочу отплатить вам хоть немного за то гостеприимство, которое
вы всегда оказывали мне, и смогу вручить вам миллион долларов на отель.
   Калли знал, что японское правительство ввело строгие законы, карающие
за контрабанду йен из страны. Фуммиро предлагал пойти  на  преступление.
Он ждал и согласно кивал головой, не забывая постоянно улыбаться.
   Фуммиро продолжал:
   - Я хотел бы сделать что-то для вас. Я всем сердцем  доверяю  вам,  и
именно поэтому говорю вам все это.  Мое  правительство  очень  строго  в
отношении вывоза йен. Но я бы  хотел,  чтобы  у  меня  были  деньги  вне
Японии. И если вы возьмете у меня миллион на  отель  Занаду,  и  сможете
взять еще миллион для меня и  положить  его  в  ваш  сейф,  то  получите
пятьдесят тысяч долларов. Калли почувствовал глубокое удовлетворение  от
того, насколько точно он все рассчитал, и со всей искренностью произнес:
   - Мистер Фуммиро, я сделаю это за одну лишь дружбу с  вами.  Но  мне,
конечно же, нужно поговорить с мистером Гроунвельтом.
   - Конечно, - сказал Фуммиро. - Я тоже поговорю с ним.
   Сразу  же  после  этого  разговора  Калли  позвонил   в   апартаменты
Гроунвельта и получил ответ от его специального оператора-секретаря, что
тот занят и не будет во второй половине дня отвечать ни на какие звонки.
Он оставил для него сообщение, что дело срочное, и стал  ждать  в  своем
офисе. Через три часа у  него  зазвонил  телефон.  Это  был  Гроунвельт,
который попросил Калли зайти к нему.
   Гроунвельт очень изменился за последние несколько лет. Цвет его  кожи
стал нездоровым: из красноватой она  стала  мертвенно  белой.  Лицо  его
было, как у ослабевшего сокола. Он вдруг резко постарел, и  Калли  знал,
что во  второй  половине  дня  он  теперь  редко  посвящает  свое  время
девушкам,  когда  бывает  "занят".  Казалось,  он  все  более  и   более
погружается теперь в чтение своих  книг,  а  большую  часть  текучки  по
управлению делами отеля доверяет Калли. Однако каждый вечер он  все  еще
совершал обход казино, проверяя все закоулки,  наблюдая  за  дилерами  и
крупье,  ведущими  игру,  своим  орлиным  взглядом.  У  него   все   еще
сохранялась прежняя способность служить  центром  притока  электрической
энергии из казино в его коренастое тело.
   Гроунвельт  был  одет  так,  как  он  обычно  одевался,   когда   шел
осматривать казино. Он  подошел  к  панели  управления,  где  включалась
подача чистого кислорода в отделения казино. Но  было  еще  рано  делать
это, вечер только начинался. Иногда он включал подачу  кислорода  уже  в
это время, когда видел, что игроки начинают быстро уставать и их  клонит
ко сну. Это оживляло  их,  как  марионеток.  В  прошлом  году  он  велел
установить панель управления прямо у себя в апартаментах.
   Гроунвельт приказал принести  обед  к  себе  в  номер.  Калли  был  в
напряжении. Почему Гроунвельт  заставил  его  ждать  три  часа?  Фуммиро
первым разговаривал с ним? И  он  инстинктивно  понимал,  что  произошло
именно это, и почувствовал  себя  обиженным.  Эти  двое  были  настолько
могущественны, что он еще не мог пока думать о том,  чтобы  быть  на  их
уровне, и они обсудили все без него.
   Калли спокойно сказал:
   - Думаю, что Фуммиро уже говорил вам о своем плане? Я сказал ему, что
мне нужно проконсультироваться с вами.
   Гроунвельт улыбнулся ему.
   - Калли, мой дорогой, ты само чудо. Прекрасно. Мне самому не устроить
бы этого лучше. Ты заставил этого япошку самого придти к тебе. Я боялся,
что ты окажешься слишком нетерпеливым со всеми этими маркерами,  которые
скапливаются у нас.
   - Это моя подруга Дейзи, -  сказал  Калли.  -  Она  сделала  из  меня
японца.
   Лицо Гроунвельта несколько омрачилось.
   - Женщины опасны, - сказал он. - Такие мужчины, как ты и я, не  могут
позволять им приближаться к нам слишком близко. В  этом  наша  сила.  По
вине женщин  можно  пропасть  ни  за  что  ни  про  что.  Мужчины  более
чувствительны и более доверяют другим. - Он вздохнул. - Ну да ладно, мне
нечего беспокоиться за тебя в этой области. Ведешь ты себя как  надо.  -
Он снова вздохнул, чуть встряхнул головой и вернулся к делам.
   - Единственное, что здесь сложно, так  это  то,  что  нам  так  и  не
удалось найти надежного пути, чтобы выудить наши деньги из Японии. У нас
там состояние в маркерах, но я бы не дал и ломаного гроша за них.  Здесь
целая куча проблем. Во-первых,  если  японское  правительство  прихватит
тебя, то тебе обеспечены целые годы в тюрьме. Во-вторых,  как  только  у
тебя окажутся деньги, ты станешь объектом внимания преступников, которые
попытаются умыкнуть тебя. Японские преступники очень умные. Они сразу же
узнают, когда ты получишь деньги. В-третьих,  два  миллиона  долларов  в
йенах - это  будет  большой,  очень  большой  чемодан.  В  Японии  багаж
просвечивают. Как ты  переведешь  их  в  доллары,  когда  вывезешь?  Как
ввезешь  в  Соединенные  Штаты,  и  потом,  хотя  я  полагаю,  что  могу
гарантировать тебе, что этого не произойдет,  как  насчет  бандитов  уже
здесь? Люди здесь, в  отеле,  узнают,  что  мы  посылаем  тебя  туда  за
деньгами. У меня компаньоны, но я не могу гарантировать, что ни один  из
них не проболтается.  В  результате  по  чистой  случайности  ты  можешь
лишиться этих денег. Вот, Калли, в каком ты положении оказываешься. Если
ты лишишься этих денег, то мы все время будем подозревать  тебя  в  том,
чт