ользовать ее в  более  "общем"  направлении.  Поэтому  в  последующие
месяцы Калли "выпустил" ее. Он устраивал  ей  свидания  по  уик-эндам  с
самыми крупными людьми, что приезжали в Вегас, инструктируя  ее  никогда
не брать у них денег и не всякий раз  ложиться  с  ними  в  постель.  Он
объяснял ей смысл этих правил:
   - Ты ищешь только верняк. Того, кто готов влюбиться в тебя, потратить
на тебя кучу денег, покупать тебе дорогие  подарки.  Но  они  не  станут
этого делать, если будут думать,  что  переспать  с  тобой  они  смогут,
выложив всего лишь пару сотен. Ты должна действовать очень, очень мягко.
Собственно говоря, иногда очень  даже  полезно  не  ложиться  с  ними  в
постель в первую же ночь. Как в прежние дни. Но если же это  происходит,
ты должна заставить их поверить, что не выдержала их натиска.
   Его не удивляло, что Чарли соглашалась делать все, о чем  он  говорил
ей. Еще в первую их ночь он заметил  в  ней  этот  мазохизм,  так  часто
встречающийся у красивых женщин. Это было ему знакомо.
   Недостаток любви к  себе,  желание  доставить  удовольствие  кому-то,
кому, по их мнению, они действительно небезразличны. Сутенерские штучки,
ясное дело, но Калли сутенером не был, а делал это ради ее же блага.
   Чарли Браун обладала еще одной добродетелью. Она могла съесть больше,
чем кто-либо еще, кого Калли знал. В первый раз, когда она проявила свою
прожорливость, Калли был  поражен  до  глубины  души.  Она  тогда  съела
бифштекс с печеным картофелем, омара с жареным картофелем по-французски,
пирожное, мороженое, а затем помогла очистить  и  тарелку  Калли.  И  он
извлек  выгоду  из  ее  способностей,  потому  как  некоторые   мужчины,
некоторые денежные  мешки  бывали  зачарованы  этой  ее  особенностью  и
влюблялись без ума. Для них было удовольствием приглашать ее на  обед  и
наблюдать, как она поглощает неимоверное количество еды, что, похоже, не
только ей не вредило и не делало менее голодной, но и  не  добавляло  ни
грамма жира ее фигуре.
   Чарли приобрела автомобиль, лошадей для езды верхом; она купила  дом,
в котором до этого снимала квартиру, и все деньги  она  отдавала  Калли,
чтобы он клал их на ее счет в банке. Калли открыл  для  нее  специальный
счет. Его собственный консультант по  налогам  стал  обслуживать  и  ее.
Калли фиктивно принял ее на работу в отель, чтобы она могла отчитываться
об источнике доходов. Он никогда не брал с нее ни цента. Но за несколько
лет она перетрахалась со всеми значительными менеджерами казино в Вегасе
плюс с некоторыми владельцами отелей. Она спала с крупными  дельцами  из
Техаса, Нью-Йорка и Калифорнии, и Калли подумывал о том, чтобы запустить
ее на Фуммиро. Но когда он предложил  это  Гроунвельту,  тот,  не  давая
никаких объяснений, лишь сказал:
   - Нет, Фуммиро - нет.
   Калли спросил, почему, и Гроунвельт ответил:
   -  Эта  девчонка,  она  какая-то  немножко  с  прибабахом.  Не  стоит
рисковать, подсовывая ее настоящему крупняку.
   Калли принял такой довод.
   Самым удачным ходом Калли в использовании Чарли Браун стало  сведение
ее с судьей Брианка, федеральным судьей Лас-Вегаса. Калли  организовывал
свидания. Чарли ожидала в одном из номеров, судья  входил  через  задний
ход в номер Калли и потом шел в  номер  к  Чарли.  Судья  Брианка  очень
аккуратно наведывался каждую неделю, и когда Калли стал просить  его  об
одолжениях, им обоим было ясно, какой будет счет.
   Ту же схему он повторил и с членом Комиссии по Азартным Играм, и  все
это удалось именно благодаря  особым  качествам  Чарли.  Ее  подкупающая
невинность, ее превосходное тело. С ней было  здорово  и  весело.  Судья
Брианка брал ее с собой в отпуск порыбачить. Некоторые банкиры брали  ее
в деловые поездки, чтобы спать с ней, когда не были  заняты.  Когда  они
были заняты, она ходила по магазинам, а когда у них зудело под ширинкой,
она ложилась с ними в постель. Ее не  надо  было  обхаживать  с  помощью
нежных слов,  а  деньги  она  брала  только  на  покупки.  Ей  удавалось
заставить их поверить, что она влюблена в  них,  что  с  ними  ей  очень
здорово, и в постели тоже, и все это без претензий на что-либо. Им всего
лишь требовалось позвонить ей, или позвонить Калли.
   Единственным слабым местом Чарли было то, что дома она была  страшная
неряха. Ее подруга Сара к этому времени уже переехала из  Солт-Лейк-Сити
и  теперь  жила  вместе  с  Чарли  в  ее   квартире,   и   Калли   после
соответствующего инструктажа через  некоторое  время  "выпустил"  и  ее.
Иногда он заходил к ним домой и всегда испытывал отвращение от  того,  в
каком виде они содержали квартиру. Как-то раз утром его просто вывел  из
себя беспорядок на кухне  и  он  за  шкирку  вытащил  их  из  постели  и
заставить отдраить мойку и повесить новые занавески. Делали они это  все
с ворчанием, но когда он взял  их  в  город  обедать,  то  стали  такими
лапушками, что та ночь закончилась для них троих в постели Калли.
   Девушкой-мечтой Вегаса -  вот  кем  стала  Чарли  Браун,  и  вот  все
кончается тем, что, когда она нужна Калли, она исчезает с  Осано.  Этого
Калли никогда не мог понять. Когда она вернулась, ничего вроде бы в  ней
не изменилось, но Калли знал, что если Осано  когда-нибудь  позовет  ее,
она покинет Вегас.
   В течении долгого времени Калли был  верным  и  преданным  помощником
Гроунвельта. И вот он стал подумывать о том, чтобы занять его место.
   Зерно предательства было посеяно в  его  душе,  когда  его  заставили
купить десять пунктов в отеле Занаду и его казино.
   Его пригласили тогда  на  встречу  в  номер  Гроунвельта,  и  там  он
познакомился с Джонни Сантадио. Сантадио было  лет  сорок,  одевался  он
неброско, но элегантно, в английском стиле. Держался прямо, по-военному.
Сантадио провел четыре года в Вест-Пойнте. Его  отец,  один  из  крупных
главарей нью-йоркской мафии, использовал свои политические связи,  чтобы
его сын, Джонни, благополучно получил назначение в военную академию.
   И отец, и сын были патриотами. До того момента, когда  отец  вынужден
был пуститься в  бега,  чтобы  избежать  вызова  конгрессом  в  суд.  Он
все-таки засветился после того, как ФБР  взяло  в  заложники  его  сына,
Джонни, и стало намекать, что,  пока  отец  не  сдастся,  сыну  придется
испытывать  всяческие  неудобства.  Отец  выполнил   их   требования   и
представил перед комитетом конгресса, но затем Джонни Сантадио  уволился
из Вест-Пойнтской академии.
   Джонни Сантадио никогда не  предъявлялось  никаких  обвинений,  и  он
никогда не был осужден. Его даже ни разу не арестовывали. Но только лишь
из-за того, что он был сыном своего отца,  Комиссия  по  Азартным  Играм
штата Невада отказала ему  в  лицензии  на  владение  пунктами  в  отеле
Занаду.
   Джонни Сантадио произвел впечатление на Калли. Держался он  спокойно,
говорил по делу и мог даже  сойти  за  выпускника  одного  из  старейших
университетов Новой Англии из какой-нибудь старинной семьи янки. Он даже
не был похож на итальянца. В  комнате  находились  только  они  трое,  и
Гроунвельт начал разговор с фразы:
   - Не хотелось бы тебе владеть несколькими пунктами в отеле?
   - Почему бы и нет? - сказал Калли. - Подпишу маркер...
   Джонни Сантадио улыбнулся. Мягкой, почти сладкой улыбкой.
   - Из того, что я знаю о вас от Гроунвельта, -  сказал  Сантадио  -  я
заключил, что у вас очень хороший характер, так что я  внесу  деньги  за
ваши пункты.
   Калли все понял сразу же. Он будет владеть пунктами как прикрытие для
Сантадио.
   - Я не возражаю, - сказал Калли.
   - Вы достаточно чисты, чтобы Комиссия  по  Азартным  Играм  дала  вам
лицензию? - спросил Сантадио.
   - Конечно, - ответил Калли. - Если только у  них  нет  закона  против
того, чтобы трахать баб.
   На этот раз Сантадио  не  улыбнулся.  Просто  подождал,  когда  Калли
закончит говорить, а затем продолжил:
   - Я одолжу вам денег для  покупки.  Вы  подпишите  бумагу  на  сумму,
которую я  внесу.  Там  будет  указано,  что  вы  должны  платить  шесть
процентов, и вы их заплатите. Но даю  вам  слово,  что,  выплачивая  эти
проценты, вы ничего не потеряете. Вы понимаете?
   Калли сказал:
   - Конечно.
   Теперь заговорил Гроунвельт:
   - То, что мы делаем, - это  абсолютно  законная  операция,  Калли,  я
хочу, чтобы это было  ясно.  Но  важно,  чтобы  никто  не  знал,  что  у
господина Сантадио находится твоя расписка. Комиссия по Играм  за  такие
вещи может наложить вето на присутствие твоего имени в нашей лицензии.
   - Я понимаю, - сказал Калли.  -  Но  что,  если  со  мной  что-нибудь
случится? Если меня собьет машина, или я попаду в авиакатастрофу? Это вы
продумали? Как тогда Сантадио получит свои пункты?
   Гроунвельт улыбнулся и похлопал его по спине:
   - Разве я не был тебе почти отцом?
   - Конечно же, были, - искренне ответил Калли. Он и в самом  деле  так
думал. Искренность прозвучала в его голосе, и  он  видел,  что  Сантадио
одобряет ее.
   - Тогда так, - сказал Гроунвельт, - ты пишешь завещание  и  завещаешь
мне эти пункты. И если с тобой что-нибудь случится, Сантадио знает,  что
я возвращаю ему деньги за пункты. Ты как, не против, Джонни?
   Джонни Сантадио кивнул. Затем спросил Калли скучным голосом:
   - Вы знаете какой-нибудь способ, чтобы мне дали  лицензию?  Могут  ли
они дать зеленый свет несмотря на моего отца?
   Калли стало ясно, что Гроунвельт,  видимо,  рассказал  Сантадио,  что
один из членов Комиссии у него в кармане.
   - Это будет сложно, -  задумчиво  произнес  Калли,  -  это  потребует
времени и это будет стоить денег.
   - Сколько времени? - спросил Сантадио.
   - Пару лет. Вы именно хотите быть в лицензии непосредственно?
   - Совершенно верно, - сказал Сантадио.
   - Когда Комиссия по Играм начнет проводить расследование, найдут  они
что-нибудь против вас?
   - Ничего не найдут, кроме того, что я сын своего отца. И кучу  всяких
слухов и докладов в архивах ФБР и  нью-йоркской  полиции.  Просто  сырой
материал. Никаких доказательств чего бы то ни было.
   Калли сказал:
   - Этого достаточно, чтобы Комиссия завернула вас.
   - Я знаю, - сказал Сантадио. - Поэтому-то мне и нужна ваша помощь.
   - Я попробую.
   - Ну, замечательно, - сказал Гроунвельт, - Калли, ты можешь составить
завещание у моего адвоката, так,  чтобы  у  меня  была  копия,  а  мы  с
господином Сантадио позаботимся обо всех остальных деталях.
   Сантадио пожал Калли руку, и Калли ушел.
 
*** 
 
   Удар случился с Гроунвельтом через год после этого разговора, и, пока
он находился в больнице, в Вегас прилетел Сантадио и встретился с Калли.
Калли заверил Сантадио, что Гроунвельт поправится, и что  он  продолжает
работать с Комиссией по Играм.
   И тогда Сантадио заметил:
   - Те десять процентов, что вы имеете - это не единственный мой  доход
от казино. У меня есть еще друзья, которые  владеют  частью  Занаду.  Мы
очень озабочены состоянием Гроунвельта, сможет ли  он  управлять  отелем
после своего удара. Я бы  хотел,  чтобы  вы  поняли  меня  правильно.  К
Гроунвельту я испытываю огромное уважение. Если он способен вести отель,
замечательно. Но если нет, если отель покатится вниз, я  хочу,  чтоб  вы
дали мне знать.
   В эту минуту Калли нужно было принять решение, оставаться  ли  верным
Гроунвельту до конца, или строить свое собственное будущее. Он  ответил,
опираясь только на инстинкт:
   - Я дам вам знать. Не только ради ваших интересов и моих, но  и  ради
господина Гроунвельта.
   Сантадио улыбнулся.
   - Гроунвельт  превосходный  человек.  Все,  что  мы  можем  для  него
сделать, я бы хотел, чтобы мы сделали. Это без вопросов. Но ни для  кого
из нас не было бы здорово, если отель начнет скатываться вниз.
   - Правильно, - согласился Калли. - Я дам вам знать.
   Когда  Гроунвельт  вышел  из   больницы,   он   выглядел   совершенно
выздоровевшим, и Калли доложил о делах  непосредственно  ему.  Но  Калли
видел, что прежней силы, требуемой для управления  отелем  и  казино,  у
него уже нет, и он доложил об этом Джонни Сантадио.
   Прилетел  Сантадио,  и  они  провели  с  Гроунвельтом  обсуждение,  и
Сантадио спросил Гроунвельта, не думал ли он о продаже своего  права  на
проценты от отеля и о том, чтобы оставить руководящую должность.
   Гроунвельт, выглядевший теперь  гораздо  болезненнее,  тихо  сидел  в
своем кресле-и смотрел на Калли и Сантадио.
   - Я понимаю вашу озабоченность, - сказал он Сантадио. - Но думаю,  со
временем я смогу выполнять эту работу. Позвольте сказать вам  следующее.
Если еще через шесть месяцев дела не  пойдут  лучше,  я  сделаю  как  вы
предлагаете,  ну  и,  конечно,  вы  получаете  возможность  купить   мои
проценты. Устраивает это вас, Джонни?
   - Конечно, - сказал Сантадио. - Вы знаете, что я верю вам больше, чем
любому другому. Если вы говорите, что вам нужно  шесть  месяцев,  я  вам
верю, и если вы говорите, что уходите, если через шесть месяцев дела  не
нормализуются, я вам верю. Оставляю все в ваших руках.
   На этом встреча  и  закончилась.  Но  вечером,  когда  Калли  отвозил
Сантадио в аэропорт, тот сказал:
   - Внимательно следи за всем. Информируй меня как идут  дела.  Если  с
ним действительно будет паршиво, мы не можем ждать.
   Именно тогда Калли пришлось притормозить в своем предательстве, ибо в
следующие шесть месяцев Гроунвельт действительно улучшил положение  дел.
Но в докладах, которые Калли делал Сантадио, это  никак  не  отразилось.
Окончательной рекомендацией Сантадио было то,  что  Гроунвельта  следует
отстранить.
 
*** 
 
   Всего лишь месяц спустя племянника Сантадио, босса  игорного  зала  в
одном из отелей на Стрипе федеральное  гранд-жюри  обвинило  в  сокрытии
доходов и мошенничестве, и  Джонни  Сантадио  прилетел  в  Вегас,  чтобы
посоветоваться  с  Гроунвельтом.  Встречался  он  с  ним  под  предлогом
оказания помощи племяннику, но начал  совершенно  с  другого  конца.  Он
сказал Гроунвельту:
   - У вас осталось еще три месяца. Вы пришли  к  какому-нибудь  решению
относительно продажи мне ваших процентов?
   Гроунвельт бросил взгляд на Калли. Калли заметил, что лицо  его  было
чуть грустным, чуть усталым. И тогда Гроунвельт повернулся к Сантадио  и
сказал:
   - Что вы сами думаете?
   - Я озабочен вашим здоровьем  и  делами  отеля.  Я  и  в  самом  деле
полагаю, что, может быть,  заниматься  бизнесом  -  теперь  уже  слишком
большая нагрузка для вас.
   Гроунвельт вздохнул.
   - Возможно, вы правы. Дайте мне подумать. На следующей неделе я иду к
своему врачу, и его заключение, вероятно, сделает для меня вещи довольно
сложными, хочу я этого или нет. Но что с вашим племянником? Чем мы можем
помочь ему?
   Впервые за все время, что Калли был знаком с ним, он  видел  Сантадио
разгневанным.
   - Так глупо,  а  главное,  неоправданно...  Мне  наплевать,  что  его
посадят за решетку, но если его осудят, это еще  одно  черное  пятно  на
моем имени. Все будут думать, что я за  этим  стою,  или  имею  к  этому
отношение. Я приехал сюда, чтобы помочь, но вообще-то у меня нет никаких
реальных идей.
   Гроунвельт выразил сочувствие:
   - Не так уж все безнадежно. У Калли есть подход к федеральному судье,
который будет вести дело. Как там с  этим,  Калли?  Судья  Брианка  ведь
по-прежнему у тебя в кармане?
   Калли подумал.  Что  ему  с  этого  отломится.  Работенка  предстояла
непростая. Судья может попасть в щекотливое, даже опасное положение, но,
если потребуется, Калли придется нажать на него. Игра стоит  свеч.  Если
ему удастся помочь Сантадио, то Сантадио наверняка позволит Калли занять
место Гроунвельта после его ухода. Это бы здорово упрочило его  позиции.
И тогда он станет править Занаду.
   Калли очень внимательно посмотрел на Сантадио.  Когда  он  заговорил,
голос его звучал искренне и твердо:
   - Это будет непросто. И будет стоить денег,  но  если  вам,  господин
Сантадио,  это  действительно  очень  важно,  могу  вам   обещать,   что
племяннику вашему удастся избежать тюрьмы.
   - Вы хотите сказать, что он будет оправдан?
   - Нет, этого я обещать не могу, - ответил Калли. - Возможно, дело  не
зайдет так далеко. Но обещаю вам, что, если его осудят,  то  он  получит
лишь  приговор  с  отсрочкой,  и  очень  вероятно,  что   судья   сможет
контролировать жюри и повлиять на них с  тем,  чтобы  вашего  племянника
освободили.
   - Было бы очень здорово, - сказал Сантадио и тепло пожал Калли  руку.
- Сделайте это для меня - и можете просить что угодно.
   И тут между ними вдруг откуда-то появился Гроунвельт,  добавив  к  их
рукопожатию свою руку, словно благословляя.
   - Вот и отлично, - одобрил  он.  -  Итак,  мы  решили  все  проблемы.
Давайте-ка теперь пойдем куда-нибудь и отпразднуем это.
 
*** 
 
   Через неделю Гроунвельт вызвал Калли к себе.
   - Я получил заключение от врача, -  сказал  он.  -  Он  советует  мне
отойти от дел. Но прежде, чем уйти, мне хочется попытать счастья  кое  в
чем. Я попросил, чтобы в банке на  мой  текущий  счет  перевели  миллион
долларов, и  я  бы  хотел  походить  по  городу  и  испытать  судьбу  за
несколькими столами. И мне бы хотелось, чтобы ты составил мне компанию -
пока не спущу все подчистую, либо не удвою свой миллион.
   Калли показалось, что он ослышался:
   - Вы что, хотите пойти против закона процентов?
   - Хочу сделать еще одну попытку, - ответил Гроунвельт. - В  молодости
я здорово играл. Если кто-то и способен перехитрить проценты, так это я.
Если я не смогу этого сделать, то не сможет никто. Мы  отлично  проведем
время, ты не пожалеешь. На это я выделяю миллион.
   Калли был поражен. За все годы, что он знал  Гроунвельта,  никогда  и
ничто не могло поколебать веры Гроунвельта в процентный закон. В истории
отеля Занаду был однажды период, когда три месяца подряд  игра  в  кости
приносила убытки каждый божий день. Игроки  богатели  на  глазах.  Калли
знал почти наверняка, что дело здесь нечисто. И  уволил  весь  персонал,
обслуживающий столы для игры в кости. Гроунвельт  отдал  кости  со  всех
столов на исследования в лабораторию. Ничего  не  помогло.  И  Калли,  и
менеджер казино были уверены, что  кто-то  придумал  хитрое  устройство,
чтобы управлять  движением  костей.  Других  объяснений  не  было.  Лишь
Гроунвельт держался своего мнения.
   - Ну, что вы трепыхаетесь? - говорил он. - Проценты возьмут свое.
   И в самом деле, через три месяца игра вернулась  в  нормальное  русло
также резко, как и вышла из него. Более трех месяцев  подряд  столы  для
игры в кости стали ежедневно приносить прибыль.  И  к  концу  года  счет
снова стал  по  нулям.  Они  с  Калли  отметили  тогда  это  событие,  и
Гроунвельт, держа стакан в руке, сказал:
   - Можно потерять веру во все, в религию и Бога, в женщин и любовь,  в
добро и зло, в войну и мир. Во все, что угодно. Но закон процентов будет
стоять, как скала.
   И в течение всей следующей недели, что  Гроунвельт  предавался  игре,
Калли не упускал этого из вида. Он еще не  встречал  людей,  которые  бы
играли лучше, чем Гроунвельт. В крэпс он выиграл столько ставок, что это
срезало всю прибыль казино  за  день.  Казалось,  Гроунвельт  смотрит  в
магический кристалл и  видит  все  повадки  удачи,  поднимая  ставки  до
предела при выигрышных бросках. В баккаре какой-то нюх подсказывал  ему,
когда ставить на карту Банкомета, а когда - на  карту  Игрока.  Играя  в
блэкджек, он снижал ставку до пяти  долларов  -  и  к  дилеру  приходила
хорошая карта, задирал ставку до предела - и у дилера был перебор...
   К исходу среды Гроунвельт выиграл пятьсот  тысяч  долларов.  К  концу
недели выигрыш составил шестьсот тысяч. Он продолжал играть.  Калли  все
время был рядом. Они вместе  ужинали,  а  потом  играли,  но  только  до
полуночи. По  словам  Гроунвельта,  чтобы  играть,  нужно  находиться  в
хорошей форме. Следует хорошо высыпаться, не  переедать,  и  ложиться  в
постель с женщиной не чаще, чем раз в три или четыре дня.
   К середине второй недели Гр