Внутри меня во второй раз что-то екнуло. Мне все еще доставляло такое
удовольствие быть в ее обществе, чувствовать ее рядом, смотреть на  нее.
Мне все еще нравилось то выражение, которое принимали ее  глаза  и  рот.
Мне нравились ее  глаза.  Они  могли  причинить  такую  боль  и  все  же
оставаться такими веселыми. Я думал,  что  ее  рот  -  прекраснейший  на
свете. Черт, я все еще был ребенком. И не в том дело, что  я  знал,  что
она обманывает меня. Она и в самом деле не любила  врать  и  делала  это
через силу. В шутку она говорила, что лжет. Но это было правдой. И  даже
эта шутка была плутовством.
   Но это бы все ничего. Я, конечно, страдал, но это  было  еще  ничего,
даже хорошо. И все же  время  шло,  и  она  доставляла  мне  все  меньше
радости, и все больше заставляла страдать.
   Я был уверен, что она и Элис любовники. Однажды, на той неделе, когда
Элис не было в городе, она уехала на съемки, я пошел в квартиру Дженел с
Элис, чтобы провести там ночь. Элис  издалека  позвонила  Дженел,  чтобы
поболтать с ней. Дженел болтать не захотела, хотела побыстрей  закончить
разговор, даже  рассердилась.  Через  полчаса  телефон  зазвонил  вновь.
Дженел протянула руку, сняла трубку и бросила ее под кровать.
   Одной из ее черт, которые мне нравились в ней, было то,  что  она  не
любила, когда ее прерывают в разгар любовных утех. Иногда, в  гостинице,
она  не  позволяла  мне  отвечать  на  звонки  или  же  открывать  дверь
официанту, который нес обед или напитки, если мы собирались в постель.
   Через неделю, в воскресенье утром я позвонил Дженел. Я знал, что  она
обычно встает поздно, поэтому не звонил ей  до  одиннадцати.  Последовал
сигнал "занято". Подождав полчаса, я позвонил опять, и  опять  "занято",
потом стал звонить через каждые десять минут, и так  целый  час,  и  все
время было "занято". И вдруг меня осенило, я подумал, что наверно Дженел
с Элис в постели, а трубка валяется  под  кроватью.  Когда  я,  наконец,
дозвонился, то ответила Элис. Голос ее был мягкий,  очень  довольный.  Я
сразу все понял.
   В другой раз, когда мы собирались в Санта Барбару, ей вдруг позвонили
и попросили приехать в офис постановщика, чтобы репетировать  роль.  Она
сказала мне, что это займет только полчаса, и я поехал в студию вместе с
ней. Постановщик был ее старый друг, и когда он вошел в офис, то  сделал
нежный, любящий жест, проведя пальцами по ее лицу, и она улыбнулась ему.
Я сразу же разгадал смысл этого жеста: это было проявление  нежности  со
стороны бывшего возлюбленного, а теперь хорошего друга.
   По пути в Санта Барбару, я спросил Дженел, была ли  она  когда-нибудь
вместе с этим постановщиком.
   Она повернулась ко мне и сказала: "Да". И  больше  я  не  задавал  ей
вопросов.
   Однажды мы назначили свидание вечером за обедом, и я приехал за ней в
их с Элис квартиру. Открыла Элис. Мне она всегда нравилась  и,  странно,
но я не думал, что она - возлюбленная  Дженел.  Я  еще  не  был  в  этом
уверен. Элис всегда целовала меня в губы, это было очень  приятно.  Она,
казалось, всегда была рада моему обществу. Мы прекрасно  ладили  друг  с
другого. Но в ней чувствовалось отсутствие женственности: она была очень
тонка, носила обтягивающие блузки, чтобы подчеркнуть свою фигуру, и была
слишком деловита. Она предложила мне выпить, поставила запись Эдит Пиаф,
и мы стали ждать, пока Дженел выйдет из ванной.
   Дженел поцеловала меня и проговорила:
   - Прости меня, Мерлин, я пыталась дозвониться до  тебя  в  гостинице.
Сегодня вечером у меня репетиция. Ко  мне  заедет  режиссер  и  подвезет
меня.
   Я был поражен. И опять у меня екнуло внутри. Она широко улыбалась, но
уголки рта ее немного вздрагивали, что заставляло меня думать о том, что
она лжет. Она внимательно вглядывалась в мое лицо, видимо, хотела, чтобы
я поверил ей, но она видела, что я не верю.
   Она сказала:
   -  Он  подъедет  сюда  забрать  меня.  Я  постараюсь  освободиться  к
одиннадцати.
   - Хорошо, - проговорил я. - Через ее плечо я  мог  видеть,  как  Элис
смотрится в свое зеркало, и не смотрит на нас, явно стараясь не слушать,
о чем мы говорим.
   Я подождал, действительно, приехал режиссер. Это был молодой  парень,
но уже почти совсем лысый, очень деловой и решительный. У него  даже  не
было времени выпить с нами. Он спокойно сказал Дженел:
   -  Мы  репетируем  у  меня.  Я  хочу,  чтобы  завтра  ты  была   само
совершенство,  когда  будем  репетировать  в  костюмах.  Мы  с  Эвартсом
поменяли кое-что из одежды и по содержанию.
   Он повернулся ко мне.
   - Прошу извинить меня за испорченный вечер, но такова наша  актерская
работа.
   Это была избитая фраза, звучавшая как пародия.
   Он выглядел весьма неплохо. Я холодно улыбнулся ему и Дженел.
   - О'кей, - процедил я. - Забирайте ее, на сколько вам надо.
   При этих словах Дженел немного забеспокоилась и сказала режиссеру:
   - Ты полагаешь, мы сможем управиться к десяти?
   И режиссер сказал:
   - Если будем работать в поте лица, то может быть.
   Дженел сказала:
   - Почему бы тебе не подождать здесь, у Элис. Я вернусь к десяти и  мы
сможем еще поехать поужинать. Идет?
   - Конечно, - ответил я.
   И остался у Элис. После того как они уехали, мы стали разговаривать о
том, о сем. Она похвасталась, что заново отделала квартиру,  взяла  меня
за  руку  и  повела  показывать  комнаты.  Они  выглядели  действительно
прекрасно. На кухне были сделаны специальные жалюзи, буфеты  и  шкафчики
были отделаны чем-то вроде мозаики. На  потолке  были  подвешены  медные
кастрюли и прочее.
   - Мило, - сказал я. - Не могу  и  подумать,  чтобы  Дженел  пришло  в
голову все это.
   Элис рассмеялась:
   - Нет, это все я.
   Затем она повела меня  показывать  три  спальни.  Одна  из  них  явно
предназначалась для ребенка.
   - Это для сына Дженел, когда он приезжает к нам. Потом  мы  прошли  в
главную спальню, где  стояла  огромная  постель.  Она  и  в  самом  деле
переделала ее.
   Это  была  явно  женская  спальня:  с  куклами  на  стенах,  большими
подушками на диване и телевизором в ногах постели.
   - Чья это спальня? - спросил я.
   - Моя, - ответила Элис.
   Мы  прошли  в  третью  спальню,  которая  была  явно  бутафорской   и
использовалась, это было  видно,  как  чулан.  Всякого  рода  рухлядь  и
обломки мебели были  разбросаны  по  комнате.  Постель  была  маленькая,
покрытая стеганым одеялом.
   - Ну, а это чья спальня? - спросил я издевательски.
   -  Это  спальня  Дженел,  -  ответила  Элис,  отпустила  мою  руку  и
отвернулась.
   Я понял, что она лжет: они с Дженел спали вместе в большой спальне.
   Мы вернулись в гостиную и стали ждать.  В  десять  тридцать  зазвонил
телефон. Это была Дженел.
   - О Боже! - сказала она. В ее голосе звучали трагические  нотки,  как
будто ее поразила неизлечимая болезнь. - Мы  еще  не  закончили.  Может,
через час. Ты подождешь?
   Я рассмеялся.
   - Конечно, подожду.
   - Я позвоню еще, - сказала Дженел.  -  Как  только  будет  ясно,  что
кончаем, о'кей?
   - Конечно, - сказал я.
   Мы подождали с Элис до двенадцати часов. Она хотела  приготовить  мне
что-нибудь поесть, но я отказался. К этому времени мне уже стало смешно.
Нет ничего смешнее, когда с тобой поступают, как с полным идиотом.
   В полночь телефон зазвонил снова, и я уже знал, что она скажет. И она
действительно сказала это. Они еще не кончили. И когда  кончат,  она  не
знает.
   Я был очень счастлив с ней. Я знал, что она когда-то устанет.  Что  я
не увижу ее до утра и не буду ей звонить завтра из дома.
   - Дорогой мой, ты  очень-очень  мил,  так  мил.  Я  не  знаю,  как  и
извиняться перед тобой, - сказала Дженел. - Позвони мне завтра во второй
половине дня.
   Я попрощался с Элис. Она поцеловала меня в дверях.  Это  был  поцелуй
сестры. Она спросила:
   - Ты позвонишь завтра Дженел, да?
   - Конечно, я позвоню ей из дома, - ответил я.
   Я вылетел из Нью-Йорка на очень раннем самолете, и из  аэропорта  им.
Кеннеди позвонил Дженел. Она обрадовалась.
   - Я боялась, что не позвонишь.
   - Я же обещал, что позвоню.
   - Мы работали до трех ночи и сегодня репетиция будет не раньше девяти
вечера. Я могу приехать к тебе в гостиницу на пару часов, если хочешь, -
предложила она.
   - Конечно, я хочу тебя видеть. Но я  сейчас  в  Нью-Йорке.  Я  сказал
тебе, что позвоню из дома.
   Последовало долгое молчание.
   - Понимаю, - наконец проговорила она.
   - Ладно, -  сказал  я.  -  Я  позвоню  тебе,  когда  опять  приеду  в
Лос-Анджелес. Хорошо?
   Опять последовало долгое молчание, а потом она сказала:
   - Ты был невероятно добр ко мне, но я не могу больше  позволять  тебе
причинять мне боль.
   И повесила трубку.
   Однако в следующий мой приезд в Калифорнию мы помирились и начали все
сначала. Она хотела быть совершенно честна со мной, обещала, что никогда
больше не будет лгать мне и в доказательство рассказала мне  об  Элис  и
себе. Это была интересная история, но ничего не  доказывала,  во  всяком
случае, мне. Если не  считать  того,  что  было  неплохо  узнать  правду
наверняка.
 
Глава 37 
 
   Дженел жила у Элис  Десанитис  уже  два  месяца,  прежде  чем  начала
понимать, что Элис любит ее. Ей понадобилось для этого столько  времени,
потому что обе они  днем  очень  напряженно  работали.  Дженел  носилась
туда-сюда для переговоров, которые устраивал ей ее агент. Элис  работала
допоздна дизайнером костюмов для дорогого фильма.
   У них были отдельные спальни. Но поздно по вечерам Элис  приходила  в
комнату Дженел и садилась на ее постель,  чтобы  поболтать  с  ней.  Она
готовила кто-нибудь поесть  и  горячий  шоколад,  чтобы  лучше  спалось.
Обычно  они  разговаривали  о  работе.  Дженел  рассказывала  истории  о
хитроумных и  не  очень  хитроумных  шагах,  которые  предпринимались  в
отношении нее в течение дня, и обе они смеялись над этим.  Элис  никогда
не говорила Дженел, чтобы она поощряла эти шаги, пользуясь  своей  южной
красотой и очарованием.
   У Элис был проницательный взгляд.  Она  была  высокого  роста,  очень
деловая и твердая в отношениях с внешним миром. Но она была очень  мягка
и добра с Дженел. Она, как  сестра,  целовала  Дженел,  прежде  чем  они
укладывались спать каждая в своей спальне. Дженел восхищалась ее умом  и
высочайшей компетентностью в своем деле - дизайне одежды.
   Элис закончила свою работу на картине в то же самое время, когда  сын
Дженел Ричард приехал к ним, чтобы провести с матерью часть своих летних
каникул. Обычно, когда сын приезжал к ней, она посвящала  ему  все  свое
свободное  время:  показывала  ему   город,   водила   его   на   разные
представления, на каток, в Диснейленд.  Иногда  она  на  неделю  снимала
небольшую квартирку на  берегу  океана.  Ей  всегда  доставляли  большую
радость эти приезды сына, и она всегда чувствовала себя  счастливой  тот
месяц, когда он был с ней. Но в то лето, к счастью  или  несчастью,  она
получила небольшую роль в телесериале, что  вынуждало  ее  быть  занятой
большую часть времени, когда у нее должен был находиться  сын.  Но  зато
это обеспечивало ей жизнь на целый год. Она начала писать длинное письмо
своему бывшему мужу с объяснением, почему Ричард не может приехать к ней
этим летом, а потом  положила  голову  на  стол  и  начала  плакать.  Ей
показалось, что она тем самым как бы отказывается от своего собственного
сына.
   Ее спасла Элис. Она сказала Дженел, чтобы та  все-таки  вызвала  его:
Элис будет с ним. Она все ему  покажет.  Она  свозит  его  к  Дженел  на
работу, чтобы он посмотрел, как  она  работает,  и  увезет  его  оттуда,
прежде чем он начнет действовать на нервы режиссеру. Элис будет занимать
его в течение дня. А потом  Дженел  сможет  составлять  ему  компанию  в
остальное время. Дженел была за это бесконечно благодарна Элис.
   И когда Ричард приехал, чтобы провести  у  нее  свой  месяц,  то  они
смогли опять, как и прежде, провести вместе это счастливое время.  После
работы Дженел возвращалась в квартиру Элис и у Элис с Ричардом  уже  все
было готово, чтобы всем вместе отправиться в город и провести там вечер.
Они  ходили  в  кино,  а  потом,   уже   поздним   вечером,   где-нибудь
перекусывали. Это было очень удобно и просто. Дженел поняла, что она  со
своим бывшим мужем никогда так прекрасно не проводила время с  Ричардом,
как это делали она с Элис. Это было как бы почти  идеальное  замужество.
Элис никогда с ней не ссорилась, не спорила и  не  упрекала  ее.  Ричард
никогда не был угрюмым, мрачным или непослушным. Он жил так,  как  живут
дети, может, в одних лишь мечтах, с  двумя  обожающими  матерями  и  без
отца. Он любил Элис, потому что она кое в чем баловала его, а  строгость
проявляла лишь изредка. Брала его днем на уроки игры в теннис,  а  потом
они играли вместе. Она обучала его писать и танцевать, и  в  самом  деле
была "идеальным отцом". Она была спортивного вида, хорошо сложена, но  у
нее не было свойственной отцам грубости,  резкости,  властности.  Ричард
очень хорошо отвечал на ее отношение к нему Он помогал Элис готовить для
Дженел обед, когда та приходила с работы, а потом смотрел, как  обе  они
готовятся выйти с ним вместе в город. Ему нравилось  также  одеваться  в
белые спортивные брюки и темно-синюю куртку, и белую с оборками  рубашку
без галстука. Ему нравилась Калифорния.
   Когда наступил день его отъезда домой, Элис и Дженел проводили его на
полуночный самолет, а потом, наконец, вновь оставшись одни, взявшись  за
руки, вздохнули с облегчением, как это бывает у дружной четы,  когда  от
них уезжает гость. Дженел почувствовала  себя  настолько  тронутой,  что
крепко обняла и поцеловала  ее  в  мягкие,  нежные,  тонкие  губы.  Этот
поцелуй длился долю секунды.
   Возвратившись в квартиру,  они  приготовили  себе  какао,  как  будто
ничего не произошло. Потом  пошли  каждая  в  свою  спальню.  Но  Дженел
охватило какое-то беспокойство.  Она  постучалась  к  Элис  и  вошла.  И
удивилась, увидев Элис лежащей в постели раздетой, в одном  белье.  Элис
всегда носила  лифчик,  тесно  стягивавший  ее  грудь.  Каждая  из  них,
конечно, не раз видела другую в различных стадия неодетости.  Но  сейчас
Элис  сняла  лиф,  чтобы  дать  свободу  телу,  и,  слегка  улыбнувшись,
посмотрела на Дженел.
   При виде груди Элис Дженел испытала  любовный  порыв,  почувствовала,
что краснеет. С ней еще  такого  не  случалось,  чтобы  она  могла  быть
привлекательное для другой  женщины.  Особенно  после  случая  с  миссис
Уортберг. Когда Элис накрылась одеялом, Дженел присела  к  ней  на  край
кровати, и они  стали  говорить  о  том,  как  хорошо  провели  время  с
Ричардом, все вместе. Вдруг Элис разразилась слезами.
   Дженел пригладила свои темные волосы и сказала:
   - Элис, что с тобой? - очень озабоченным голосом. Уже в  этот  момент
они обе поняли, что играют свои роли, что позволит им  сделать  то,  что
каждая из них хочет сделать.
   Элис, всхлипывая, сказала:
   - У меня нет никого, кого бы я любила, и никого, кто бы любил меня.
   Последовал момент, когда Дженел где-то в своем сознании почувствовала
иронию. Это была сцена, которую она сама разыгрывала с мужчинами. Но  ее
горячая благодарность Элис за прошедший  месяц,  момент  испытанного  ею
порыва оказались более обещающими, чем удовлетворение от иронии, которое
она могла бы испытать. Она тоже  любила  играть.  Она  раскрыла  Элис  и
дотронулась до ее груди. Почувствовала, что соски ее набухают. Потом она
наклонилась к Элис и закрыла их своим ртом.  Эффект  был  поразительным.
Она почувствовала, что по ее телу потек  ужасный  ток  жидкости,  и  она
стала сосать грудь Элис. Она почувствовала себя  младенцем.  Грудь  Элис
была такая теплая, Дженел почувствовала такую сладость во рту. Она легла
рядом с Элис, но не выпускала ее груди, хотя та  стала  давить  ее  шею,
чтобы Дженел опустилась ниже. В конце концов Элис оставила свои попытки.
Дженел причмокивала, продолжая сосать, подобно эротическому дитя, а Элис
гладила золотистую голову Дженел, прервавшись лишь на  мгновение,  чтобы
выключить свет у изголовья и чтобы они  оказались  в  темноте.  Наконец,
через немалое время, издав звук удовлетворения, Дженел перестала  сосать
и ее голова упала между  ног  Элис.  Потом  прошло  еще  довольно  много
времени, и Дженел  в  изнеможении  заснула.  Когда  она  проснулась,  то
обнаружила, что  раздета  и,  нагая,  лежит  рядом  с  Элис.  Они  спали
обнявшись, в полном доверии друг к другу,  как  два  невинных  младенца,
умиротворенные.
   Так началось то, что оказалось для Дженел ее наиболее удовлетворявшей
связью, которую она когда-либо испытывала.
   Не то чтобы она любила, нет. Элис любила ее. Отчасти  это  объясняло,
почему их отношения приносили им такое  удовлетворение.  Просто-напросто
Дженел очень понравилось сосать грудь Элис,  что  было  полным  для  нее
откровением. И ничто ее с Элис не сдерживало, она вела  себя  совершенно
свободно, с ней, ставшей теперь ее полной  повелительницей  и  госпожой.
Это было прекрасно. Дженел  не  должна  была  теперь  играть  свою  роль
прекрасной южанки.
   Удивительным  в  этих  отношениях  было  то,  что   Дженел,   мягкая,
женственная, была нападающей  стороной,  сексуальным  агрессором.  Элис,
которая выглядела, по самому мягкому счету, просто каменной стеной, была
на самом деле женщиной, от природы наделенной призванием жить в  паре  с
кем-то еще. Именно Элис превратила  их  спальню  (поскольку  они  теперь
разделяли одну и ту же постель) в настоящую женскую обитель  с  куклами,
висящими на стенах, со специальными жалюзи на окнах,  с  самыми  разными
безделушками, призванными украшать их обиталище. Спальня Дженел, которую
они сохраняли лишь для вида, была неопрятна, грязна, в полном беспорядке
и напоминала в каком-то отношении детскую.
   Что Дженел привлекало особенно в их отношениях, так это было то,  что
она могла играть роль мужчины, причем не только в его прямом назначении,
но  и  в  повседневной  жизни,  в  ее  отдельных  элементах,   малых   и
незначительных, но  которые  и  составляли  жизнь.  Что  касалось  чисто
домашних дел, то в них Дженел была небрежна, порой по-мужски  неряшлива.
Она была настоящая неряха, по сравнению с Элис, которая всегда старалась
выглядеть привлекательной для Дженел. Она даже могла себе позволить,  на
манер мужчины, схватить Элис за грудь и сжать ее,  когда  она  проходила
мимо нее по кухне. Дженел нравилось играть роль мужчины. Она часто  была
настойчива с Элис в этой роли. В это время она испытывала даже большее к
ней влечение, чем когда-либо к мужчине. И потом,  хотя  у  обеих  бывали
свидания  с  мужчинами,  что  было  неизбежным  в  их  профессиях,   где
перемежались обязательства общественного и делового характера, одна лишь
Дженел испытывала удовольствие от того, что проводит вечер  с  мужчиной.
Одна  лишь  Дженел  могла,  при  случае,  отсутствовать  дома  всю  ночь
напролет. А когда возвращалась домой на следующее утро, то находила Элис
буквально больной от ревности, причем до такой степени, что  Дженел  это
стало пугать и она стала подумывать о том, чтобы уехать от нее. Элис  же
никогда не отсутствовала дома всю  ночь.  А  когда  не  приходила  домой
допоздна, то Дженел никогда не беспокоилась о том, а не проводит  ли  та
время в обществе какого-нибудь парня. Ее это не волновало. Для нее  одно
никак не было связано с другим.
   Мало-помалу,  однако,  стало  ясно,  что  Дженел  -  это   совершенно
свободный индивидуум. Что она могла сделать в любой момент  то,  что  ей
нравилось. Что она ни перед кем и ни за что не хотела отвечать. Частично
это объяснялось тем, что Дженел была  настолько  красива,  что  ей  было
трудно избегать проявлений к ней внимания  со  стороны  всех  мужчин,  с
которыми ей так или иначе приходилось сталкиваться: актеров,  помощников
режиссеров, агентов, продюсеров, режиссеров. Однако постепенно, по  мере
того, как проходил год, как  она  жи