ослушай, не так уж трудно тебя понять. К тому же, ты писал каждый
день, И пару раз звонил ей. Тебе был необходим отдых. - Он  сделал  так,
что это прозвучало нормально. Но я видел, что мой месячный побег напугал
его. Он был вправду обеспокоен.
   А потом  мы  ехали  по  моему  району,  всегда  наводившему  на  меня
депрессию.  Это  было  огромное   пространство,   застроенное   высокими
шестиугольными зданиями, возведенными государством для бедных. Я  жил  в
пятикомнатной квартире за пятьдесят баксов в месяц, включая коммунальные
услуги. И первые несколько лет все было хорошо. Вначале там  жили  много
работавшие законопослушные бедняки. Но благодаря своим добродетелям, они
материально продвинулись и переехали в частные  дома.  Теперь  мы  имели
дело с голью перекатной, которая не могла или  не  хотела  жить  честно.
Наркоманы, алкоголики,  семьи  без  отцов  на  пособии.  Большинство  из
новоприбывших были негры,  так  что  Валли  чувствовала,  что  не  может
жаловаться, чтобы ее не  сочли  расисткой.  Но  я-то  знал,  что  нам  в
ближайшее время необходимо было выбираться оттуда в белый  район.  Я  не
хотел быть привязанным к еще одному приюту. Мне плевать было на то,  что
кто-то сочтет это расизмом. Я чувствовал  ненависть  людей,  которым  не
нравился цвет моей  кожи  и  которым  практически  нечего  было  терять.
Здравый смысл подсказывал мне, что это была опасная ситуация. И что  она
будет ухудшаться. Мне не слишком нравились и белые, так почему я  должен
был  любить  черных?  И,  конечно,  отец  и  мать  Валли  сколько-нибудь
заплатили бы за дом для нас. Но я не хотел брать у них деньги. Я взял бы
деньги только у Арти. Счастливчика Арти.
   Машина остановилась.
   - Заходи, отдохни, попьем кофе, - сказал я.
   -  Мне  надо  домой,  -  сказал  Арти.  -  Кроме  того,  я  не   хочу
присутствовать при сцене. Прими удар как мужчина.
   Я дотянулся до заднего сиденья и вытащил из машины чемодан. - Хорошо,
- сказал я. - Большое спасибо, что ты меня подбросил.  Я  зайду  к  тебе
через пару дней.
   - Хорошо, - сказал Арти. - Ты уверен, что у тебя есть деньги?
   - Я говорил тебе, что вернусь с выигрышем, - сказал я.
   - Волшебник Мерлин, - сказал он. И мы оба засмеялись.
   Я пошел по дорожке, которая вела к  моей  парадной  и  ждал,  что  он
заведет машину, но  он,  видимо,  следил,  как  я  войду  в  дом.  Я  не
оглядывался. У меня был ключ, но я постучал. Не знаю, почему. Как  будто
у меня  не  было  права  воспользоваться  ключом.  Открыв  дверь,  Валли
подождала, чтобы я вошел и поставил чемодан на кухню прежде, чем  обнять
меня. Она была очень спокойна, очень бледна, очень сдержана. Мы обыденно
поцеловались, как будто не было события,  разлучившего  нас  впервые  за
десять лет.
   - Дети хотели дождаться, - сказала  Валли.  -  Но  было  уже  слишком
поздно. Они могут повидаться с тобой утром, прежде, чем пойдут в школу.
   - Хорошо, - сказал я. Я хотел зайти к ним в спальни, но  боялся,  что
разбужу их, и они встанут и будут утомлять Валли.  Она  выглядела  очень
усталой.
   Я перетащил чемодан в нашу спальню, и она пошла за мной.  Она  начала
распаковывать чемодан, а я сел на кровать и смотрел на  нее.  Она  ловко
управлялась; достала  коробки,  в  которых,  как  она  догадалась,  были
подарки, и положила их на тумбочку, грязную  одежду  сложила  кучей  для
стирки. Потом отнесла ее в ванную и бросила в корзину. Она  не  выходила
оттуда, поэтому я пошел за ней. Она плакала, опершись на стену.
   - Ты бросил меня, - сказала она. И я засмеялся. Потому, что это  было
не правдой и потому, что ей не надо было этого говорить. Она могла  быть
остроумной или разумной, или трогательной, но должна  была  просто,  без
выкрутасов, сказать, что чувствует. Как писала рассказы в Новой Школе. И
от ее честности я и засмеялся. И думаю, что засмеялся еще и потому,  что
знал теперь, что смогу справиться с  ней  и  с  ситуацией.  Я  мог  быть
остроумным и забавным, и нежным, и успокоить ее. Я мог доказать ей,  что
это ничего не значило, что я оставил ее и детей.
   - Я писал тебе каждый день, - сказал я. - Я звонил тебе  раза  четыре
или пять раз.
   Она спрятала лицо в моих руках.
   - Я знаю, - сказала она. - Просто я никогда не была уверена,  что  ты
вернешься. Мне ничего не надо, я просто люблю тебя. Я просто хочу, чтобы
ты был со мной.
   - Я тоже, - сказал я.  Это  было  легче  всего  сказать.  Она  хотела
приготовить что-нибудь поесть, но я отказался. Я быстро  принял  душ,  и
она ждала меня в постели. Она всегда надевала ночную рубашку, даже  если
мы собирались заняться любовью, и я должен был снять ее. Это шло  от  ее
католического детства, и ей это нравилось. Это входило  в  наш  любовный
ритуал. И, увидев  ее  лежащую  в  ожидании  меня,  я  обрадовался,  что
сохранил ей верность. У меня было много  других  грехов,  но  этого,  по
крайней мере, не будет. А это тогда и  там  кое-чего  стоило.  Не  знаю,
давало ли это что-нибудь ей.
   С потушенным светом, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить детей, мы
занимались любовью, как всегда на протяжении более десяти лет, что знали
друг друга. У нее было приятное  тело,  приятная  грудь  и  естественная
невинная чувственность.  Все  части  ее  тела  страстно  откликались  на
прикосновение. Наша любовь почти всегда была успешной, как и этой ночью.
А потом она глубоко уснула, держа меня за руку, пока не перевернулась на
другой бок, и наша связь не прервалась.
   Но мои биологические  часы  на  три  часа  опережали  время.  Теперь,
очутившись в домашней безопасности с женой и детьми, я  не  мог  понять,
зачем я сбежал.  Зачем  оставался  в  Вегасе  почти  три  месяца,  такой
одинокий и отрезанный. Я чувствовал облегчение животного,  заползшего  в
нору, и был счастлив быть бедным, обремененным  браком  и  детьми,  быть
неудачником до тех пор, пока  могу  лежать  в  постели  рядом  с  женой,
которая любит меня и поддержкой обезопасит против всего мира. А потом  я
подумал:
   - вот что должен был чувствовать Джордан  прежде,  чем  узнал  плохие
новости. Но я не был  Джорданом.  Я  был  Волшебником  Мерлином,  я  все
устрою.
   Важно помнить все хорошее,  все  счастливые  времена.  Большая  часть
десяти лет была счастливой. Один раз  я  даже  перепугался  оттого,  что
слишком счастлив для своих средств, обстоятельств и амбиций. Я подумал о
казино, ярко горящем в пустыне,  о  Диане,  играющей  от  заведения  без
возможности выиграть или проиграть, стать счастливой или несчастной. И о
Калли в зеленом фартуке за столом,  тоже  играющем  от  заведения.  И  о
мертвом Джордане.
 
*** 
 
   Теперь, лежа в постели и  чувствуя  вокруг  дыхание  своей  семьи,  я
испытывал необычайный прилив сил. Я обеспечу им безопасность от  мира  и
даже от самого себя.
   Я был уверен, что смогу написать еще книгу и стать богатым, что мы  с
Валли будем счастливы всегда,  и  что  эта  странная  нейтральная  зона,
разделявшая нас, исчезнет; я никогда не  предам  ее  и  не  погружусь  в
колдовской сон на тысячу лет. Я никогда не стану Джорданом.
 
Глава 10 
 
   В  апартаментах  Гроунвельта  Калли  выглядывал   в   большие   окна.
Красно-зеленый змей неонового Стрипа убегал  в  черные  пустынные  горы.
Калли не думал о Мерлине или о Джордане, или о Диане. Он  нервно  ожидал
выхода Гроунвельта из спальни, готовясь отвечать и зная, что его будущее
поставлено на кон.
   Это были огромные апартаменты со встроенным баром в гостиной, большой
кухне,  использовавшейся  также  как  столовая;  все  окна  выходили  на
пустынные окружающие горы. Пока Калли  беспокойно  переходил  к  другому
окну, из спальни вышел Гроунвельт.
   Гроунвельт был безупречно одет и причесан, хотя было уже за  полночь.
Он подошел к бару и спросил Калли:
   - Хочешь выпить? - У него был восточный выговор, как у нью-йоркца или
бостонца.  Гостиная  была  окружена  полками,  набитыми  книгами.  Калли
подумал, читает  ли  их  Гроунвельт.  Газетным  репортерам,  писавшим  о
Гроунвельте, такое не могло даже придти в голову.
   Калли подошел к бару, и Гроунвельт махнул  ему,  чтобы  наливал  сам.
Калли взял стакан и налил немного виски. Он заметил, что Гроунвельт пьет
чистую содовую.
   - Ты хорошо поработал, - сказал Гроунвельт. -  Но  ты  помогал  этому
парню, Джордану, за столом баккара. Ты пошел против меня. Ты берешь  мои
деньги и идешь против меня.
   - Он был моим другом, - сказал Калли. - Это не было большим бизнесом.
И я знал, что такой, как он, поделится, если выиграет.
   - Он тебе что-нибудь  дал,  -  прежде,  чем  застрелился?  -  спросил
Гроунвельт.
   - Он собирался всем нам дать по двадцать тысяч, мне и этому мальчику,
сшивавшемуся со мной и с Дианой, блондинкой, работающей за баккара.
   Калли видел, что Гроунвельт заинтересован и не слишком гневается, что
он помогал Джордану.
   Гроунвельт подошел к большому окну и уставился  на  черные  пустынные
горы, сиявшие под лунным светом.
   - Но ты не получил денег, - сказал Гроунвельт.
   - Я был болваном, - сказал Калли. - Мальчик решил подождать, пока  мы
не посадим Джордана в самолет, так что нам с Дианой тоже пришлось ждать.
Это ошибка, которой я никогда  больше  не  сделаю.  Гроунвельт  спокойно
сказал:
   -  Все  делают  ошибки.  Это  не  имеет  значения,  если  ошибка   не
смертельна. - Ты сделаешь и еще. - Он допил свой напиток. -  Ты  знаешь,
почему этот парень, Джордан, так поступил?
   Калли пожал плечами.
   - От него ушла жена. Полагаю,  забрала  все,  что  у  него  было.  Но
возможно, с ним было и что-то не а порядке физически, возможно,  у  него
был рак. Последние несколько дней он ужасно выглядел.
   Гроунвельт кивнул.
   - Эта девчонка из баккара, она хорошо трахается?
   Калли пожал плечами.
   - Неплохо.
   В  этот  момент  Калли  с  удивлением  увидел  молоденькую   девушку,
выходившую из спальни в гостиную. Она была накрашена и одета  на  выход.
На плече у нее небрежно болталась сумочка. Калли признал в ней  одну  из
стриптизерок отеля. Не солистка, а из кордебалета. Она была миловидна, и
он припомнил, что ее голые груди со сцены производили впечатление.
   Девушка поцеловала Гроунвельта в  губы.  Она  не  замечала  Калли,  и
Гроунвельт не представил ее. Он проводил ее до двери, и  Калли  заметил,
что он достал бумажник и вытащил стодолларовую банкноту. Он взял девушку
за руку, когда она открывала дверь, и банкнота исчезла. Когда она  ушла,
Гроунвельт возвратился в комнату и сел на диван. Он снова махнул  рукой,
и Калли сел в одно из кресел к нему лицом.
   - Я знаю про тебя все, - сказал Гроунвельт. -  Ты  мастер  счета.  Ты
хорошо манипулируешь колодой  карт.  По  работе,  которую  ты  для  меня
сделал, знаю, что ты способный. И я всю дорогу проверял тебя.
   Калли кивнул и ждал.
   - Ты игрок, но не дегенерировавший игрок. Ты  умеешь  играть.  Но  ты
знаешь, всех мастеров счета выдворяют из  казино.  Здешние  боссы  залов
давно хотели тебя выкинуть. Я остановил их. Ты это знаешь.
   Калли ждал.
   Гроунвельт смотрел ему прямо в глаза.
   -  Я  все  про  тебя  понимаю,  за  исключением  одной   вещи.   Твои
взаимоотношения с Джорданом, и что ты  делал  с  ним  и  с  этим  другим
мальчиком. На девушку тебе, как я знаю, было плевать.  Так  что  прежде,
чем мы пойдем дальше, объясни мне это.
   Калли сделал паузу и осторожно начал:
   - Я мошенник. Джордан был странным парнем. У меня было  предчувствие,
что мы с  ним  могли  бы  подзаработать.  Мальчик  и  девушка  создавали
обрамление.
   Гроунвельт сказал:
   - Этот мальчик, кто он такой? Шуточка, которую  он  сыграл  с  Чичем,
могла оказаться опасной.
   Калли пожал плечами.
   - Хороший мальчик.
   Гроунвельт сказал почти ласково:
   - Он тебе нравился. Он тебе действительно нравился, и Джордану и тебе
не следовало идти с ними против меня.
   Калли внезапно согнулся. Он смотрел на сотни томов  книг,  окружавших
комнату.
   - Да, они мне нравились. Мальчик написал книгу, но заработал  на  ней
немного. Нельзя прожить жизнь так, чтобы никто  не  нравился.  Они  были
приятными парнями. В них не было  мошеннической  жилки.  Им  можно  было
доверять. Они не пытались меня обойти. Я рассудил,  что  это  будет  для
меня новым опытом.
   Гроунвельт рассмеялся. Он ценил юмор. И был заинтересован. Хотя очень
немногие это знали, Гроунвельт был хорошо начитан.  Сам  он  считал  это
позорным пороком. "Как зовут Мальчика? - Он спросил как бы между  делом,
но был заинтересован по-настоящему. - Как называется книга?"
   - Его зовут Джон Мерлин, - сказал Калли. - Насчет книги не знаю.
   Гроунвельт сказал:
   - Я ничего  о  нем  не  слышал.  Забавное  имя.  -  Он  на  мгновение
задумался. - Это его настоящее имя?
   - Да, - сказал Калли. Наступила долгая пауза.  Гроунвельт  как  будто
размышлял о чем-то, а потом вздохнул и сказал Калли:
   - Я намерен изменить твою жизнь. Если ты сделаешь то, что я скажу,  и
будешь  держать  язык  за  зубами,  у  тебя  будет  хорошая  возможность
заработать большие деньги и стать в этом отеле администратором.  Ты  мне
нравишься, и я играю на тебя. Но помни, если ты проведешь меня,  у  тебя
будут большие неприятности.
   Я говорю - большие неприятности. Ты представляешь, о чем я говорю?
   - Да, - сказал Калли. - Меня это не пугает. Вы знаете, что  я  нечист
на руку. Но на меня можно положиться, если это требуется.
   Гроунвельт кивнул.
   - Самое главное - держать язык за зубами. - Говоря это, он вспомнил о
начале вечера, проведенном в обществе девушки из  кордебалета.  Язык  за
зубами. Кажется, это единственное, что поддерживало его в  эти  дни.  На
мгновение он почувствовал усталость, упадок сил, что  в  последний  год,
кажется повторялось чаще. Но он знал, что  просто  ходя  туда  сюда,  не
восстановится. Как  некий  мифический  великан,  он  черпал  силу,  если
врастал  в  животворную  почву  казино.  Он  заряжался  от  всех  людей,
работавших на него, от всех людей, которых знал, богатых и знаменитых, и
обладавших властью, изнывавших за его костями и картами, бичуя  себя  за
зелеными фетровыми столами. Но он молчал  слишком  долго  и  видел,  что
Калли  пристально  наблюдал  за  ним  с  любопытством  и  раздумьем.  Он
показывал новому наемнику свою слабость.
   - Язык за зубами, - повторил Гроунвельт. - И ты должен забросить свои
дешевые мошенничества, особенно со шлюхами. Что с того, что они  требуют
подарков? Что с того, что они сдерут с тебя здесь сотню,  здесь  тысячу?
Помни, что им надо платить. Тебе оказывают услугу. Ты не  должен  ничего
брать от женщины. Ничего. Рассчитывайся со шлюхами, если ты не сводник и
не болван. Запомни это. Давай им сотенную.
   - Сто долларов? - обиженно спросил Калли. - А нельзя ли пятьдесят?  Я
же не владелец казино.
   Гроунвельт слегка улыбнулся.
   - Думай сам. Но если она что-то из себя представляет, давай сотенную.
   Калли кивнул и ждал. Пока все было  ерундой.  Гроунвельт  должен  был
подойти к сути. Что он и сделал.
   - Сейчас самая моя большая проблема, - продолжал  Гроунвельт,  -  это
налоги. Ты знаешь, что обогатиться можно только в темноте. Некоторые  из
владельцев отелей просиживают  со  своими  сотрудниками  в  бухгалтерии,
подправляя счета. Болваны. Когда-нибудь федеральные власти  выловят  их.
Кто-нибудь  что-нибудь  скажет,  и  они  начинают   горячиться.   Сильно
горячиться. Чего я не люблю, так это  горячиться.  Но  настоящие  деньги
таятся именно в счетах. И здесь ты должен помочь.
   - Я буду работать в бухгалтерии? - спросил Калли.
   Гроунвельт нетерпеливо помотал головой.
   - Ты будешь на сделках, - сказал он. -  По  крайней  мере,  некоторое
время. И  если  ты  себя  проявишь,  то  поднимешься  до  моего  личного
помощника. Я обещаю. Но ты должен доказывать мне свою  способность.  Все
время. Ты уловил, о чем я говорю?
   - Конечно, - сказал Калли. - Есть риск?
   - Только  от  тебя  самого,  -  отвечал  Гроунвельт.  И  внезапно  он
уставился на Калли спокойно и внимательно,  как  будто  хотел  без  слов
что-то  донести.  Калли  смотрел  ему  в  глаза,  и   лицо   Гроунвельта
искривилось гримасой усталости и брезгливости, и внезапно  Калли  понял.
Если он докажет свою способность, но  если  он  провалится,  то  получит
возможность быть похороненным в пустыне. Он знал, что  это  расстраивало
Гроунвельта,  и  почувствовал  странную  связь  с  этим  человеком.  Ему
захотелось убедить его.
   - Не беспокойтесь, мистер Гроунвельт, - сказал он. - Яне провалюсь. Я
ценю, что вы делаете для меня. Я не подведу вас.
   Гроунвельт медленно кивнул. Он отвернулся от Калли и стал смотреть  в
окно на пустыню и горы.
   - Слова ничего не значат, - наконец проговорил он. - Я рассчитываю на
то, что ты справишься. Приходи завтра в полдень, и я все выложу.  И  вот
еще что.
   Калли изобразил внимание.
   Гроунвельт резко сказал:
   - Выкинь эту сраную куртку, которую все время носил ты и твои дружки.
Эту дрянь Вегас Виннер. Ты не представляешь, до чего меня раздражали эти
куртки, когда вы втроем шатались по моему казино. И, кстати, скажи этому
чертову владельцу магазина, чтобы он их больше не заказывал.
   - Хорошо, - сказал Калли.
   - Давай еще выпьем, и можешь идти, - предложил Гроунвельт. - Мне надо
немножко проверить казино.
   Они снова выпили, причем Гроунвельт, к изумлению  Калли,  чокнулся  с
ним, как бы для того, чтобы отметить новый этап в  их  взаимоотношениях.
Это придало ему смелости спросить о судьбе Чича.
   Гроунвельт печально покачал головой.
   - Я могу привести тебе и другие факты из  жизни  в  этом  городе.  Ты
знаешь,  что  Чич  в  больнице.  Официально  он  попал  под  машину.  Он
поправится, но в Вегасе ты его больше не увидишь, пока у  нас  не  будет
нового заместителя начальника полиции.
   - Я думал, что у Чича есть связи,  -  сказал  Калли.  Он  хлебнул  из
бокала, и насторожился. Ему хотелось узнать, как видятся вещи на  уровне
Гроунвельта.
   - У него большие связи на Востоке, - сказал Гроунвельт. - Друзья Чича
хотели, чтобы я помог ему выбраться из Вегаса. Я объяснил им, что у меня
нет выбора.
   Гроунвельт откинулся  на  диване  и  медленно  пил.  Как  старшему  и
мудрому, ему всегда нравилось поучать младших. Хотя он знал,  что  Калли
льстит ему, что, возможно, все  понимает  и  без  него.  -  Послушай,  -
продолжал он. - Мы всегда  можем  уладить  недоразумения  с  федеральным
правительством с помощью своих юристов и судов; у нас есть  судьи,  и  у
нас есть политики. Так или иначе мы можем  договориться  с  губернатором
или с Комиссией по Азартным Играм. Руководство полиции управляет городом
так, как мы этого хотим. Я могу поднять трубку и почти любого выгнать из
города. Мы строим образ  Вегаса  как  абсолютно  безопасного  места  для
игроков. Мы не можем добиться этого без заместителя начальника  полиции.
А чтобы употреблять власть он должен иметь ее, а мы должны ее  дать.  Мы
должны обеспечить ему комфорт. Он также должен быть очень крутым  парнем
с определенными  ценностями  и  не  может  позволить  такому,  как  Чич,
безнаказанно стукнуть своего племянника. Он должен выломать ему ноги.  А
мы должны позволить ему. Я должен позволить ему.  Чич  должен  позволить
ему. Люди в Нью-Йорке должны позволить ему. Небольшая цена.
   - Заместитель начальника полиции настолько силен? - спросил Калли.
   - Он должен таким быть, - ответил Гроунвельт. - Только так  мы  можем
управлять  этим  городом.  И  он  славный  малый,  хороший  политик.  Он
останется на своем посту в ближайшие десять лет.
   - Почему только десять? - спросил Калли.
   - Он станет слишком богат, чтобы работать. А это тяжелая работа, -  с
улыбкой ответил Гроунвельт.
 
*** 
 
   После ухода Калли Гроунвельт стал  готовиться  спуститься  в  казино.
Было почти два часа ночи. Он позвонил инженеру и  предложил  закачать  в
систему кондиционирования  воздуха  чистый  кислород,  чтобы  игроки  не
засыпали.  Он  решил  сменить  рубашку.  После  разгово