зываемых "следопытов",  -  летали они на  легких
скоростных бомбардировщиках.
   ______________
   * Сокр. от "Royal Air Force" (англ.) - Королевские воздушные силы.

   - Я  хотел  бы  еще  раз  уточнить некоторые детали задания,  -  сказал
комэск,  раздернув занавеску перед картой.  -  Осветители идут  по  маршруту
первого  эшелона с  десятиминутным опережением.  Головная машина  взлетает в
семнадцать тридцать -  значит, в двадцать два ноль-ноль они будут над целью.
Выведение на  цель  всех  эшелонов  производится радионавигационной системой
"Лоранс"* -  штука это новая,  по сути дела мы впервые применяем ее в  таком
глубоком рейде. Будем надеяться, что наши мудрецы-электронщики не подкачали;
если все сойдет успешно, осветители будут над Дрезденом одновременно с вами.
Ведущим отряда целеуказания летит лейтенант Топпер.
   ______________
   *   Сокр.   от   "Long   Range   Aeronavigational  System"  (англ.)   -
аэронавигационная система дальнего действия.

   - Слушаюсь, сэр, - отозвался лейтенант.
   - В  двадцать  два  ноль-ноль  осветители подвесят парашютные бомбы,  в
двадцать два  ноль пять вы  начнете обозначивать точку прицеливания красными
целеуказателями типа  "карпет",  в  двадцать  два  пятнадцать первый  эшелон
атакует  цель.  Непосредственно руководить  сбрасыванием  по  сектору  будет
мастер-бомбардир Пятой  авиагруппы.  Теперь  попрошу  внимания.  Пожалуйста,
сержант, шторы.
   - Слушаюсь, сэр!
   В   комнате  стало   темно,   потом  рядом  с   картой  вспыхнул  белый
прямоугольник освещенного экрана,  криво поползла сетка городских кварталов,
снятых с воздуха.  Изображение выровнялось и установилось,  показав в центре
вычерченный белым сектор с  углом немногим менее 90o и радиусом в 2400 ярдов
- эта  цифра была аккуратно надписана от  руки,  так же  как и  радиусы двух
концентрических окружностей вокруг вершины сектора - 250 и 500 ярдов. Снимок
был  четкий  и  детально  проработанный,   несмотря  на  сильное  увеличение
проекционного аппарата.
   - Как видите,  - продолжал командир эскадрильи, - здесь дана одна точка
прицеливания вместо обычных двух или трех. Поскольку самолеты выходят на нее
с  разных боевых курсов,  зона  поражения образует вот  такую  веерообразную
фигуру...   площадью  около  трех  квадратных  миль.  Фактически  она  может
оказаться несколько большей.  Эту тактику мы уже применяли осенью при налете
на  Бремерхафен,  и  она  дала  отличный результат.  Здесь  только важно  не
ошибиться!   С  аэрофотоснимками  Дрездена  вы  имели  возможность  детально
ознакомиться за эту неделю;  точка прицеливания, как видите, находится рядом
с линией железной дороги, чуть левее крайнего из четырех мостов через Эльбу,
- комэск подошел к экрану и,  стоя сбоку, трогал указкой называемые объекты.
- Этот  мост  -  двойной,  железнодорожный и  для  городского транспорта,  с
другими его не спутаешь.  Тем более что здесь отчетливо видна поднятая линия
полотна, оно переброшено через улицы по Путепроводам. Сооружение, которое вы
видите в  круге,  это стадион -  его тоже ни с чем не спутаешь,  разве что с
Цвингером -  есть у  них  там такая штука вроде открытого театра,  вот она -
видите,  правее  и  ниже...  Топпер,  постарайтесь не  промахнуться,  первый
целеуказатель надо сбросить прямо на середину арены...
   Топпер  машинально  пробормотал:   "Постараюсь,   сэр".   Выбор   точки
прицеливания казался ему странным.  За  девять дней он  действительно хорошо
изучил аэрофотоснимки и план Дрездена,  внимательно проштудировал полученную
из разведотдела документацию.  Дрезден,  конечно,  с каким-нибудь Эссеном не
сравнишь,  но  все  же  это шестой по  значению промышленный город Германии,
производящий точные приборы,  взрывчатые вещества,  медикаменты,  парашютный
шелк,  электронное оборудование и  многое другое.  В  Дрездене есть  большой
арсенал,    громадные   казарменные   комплексы,   прекрасно   оборудованная
сортировочная станция.  Все это, естественно, расположено по периметру жилой
зоны,  а  намеченная  площадь  поражения  ограничена  центром  города  и  не
затрагивает ни одного из объектов, имеющих военную ценность...
   - ...Чтобы  надежнее  обеспечить успех  операции,  -  продолжал комэск,
выключив проектор и распорядившись поднять шторы, - начиная с двадцати часов
будут  производиться  отвлекающие  налеты  на  Бонн,   Дортмунд,  Лейпциг  и
Нюрнберг.  Впрочем,  это, скорее всего, перестраховка: разведывательный рейд
месяц назад показал,  что  город практически не  располагает средствами ПВО.
Напомню еще  раз:  запасной цели на  сегодня нет,  так  что  это должен быть
Дрезден и только Дрезден...
   Что-то  в  этом есть странное,  опять подумал лейтенант Топпер.  Почему
именно этот  город,  если  пренебрегают военными объектами?  Хорошо было  бы
спросить, но таких вопросов начальству не задают.
   Выходя из  комнаты,  он все же не удержался и  спросил -  не командира,
правда,  а младшего лейтенанта Брукса,  который в этот момент оказался с ним
рядом. Весельчак Брукс рассмеялся.
   - Старина,  не ломай себе голову,  -  ответил он.  - Мало ли может быть
причин?  Представь,  например,  что в  Дрездене с начала войны застряла теща
какого-нибудь маршала авиации -  естественно,  бедняга хочет обеспечить себе
спокойное будущее...

   Опоздание нарастало, как снежный ком. В Тетшене, у самой границы, поезд
простоял несколько часов,  пропуская эшелоны из Западной Богемии. В половине
шестого  прибыли наконец на  пограничную станцию -  опять  началась проверка
документов,  на  этот раз  особенно придирчивая.  Людмила спокойно протянула
очередному гестаповцу свои бумаги - в дороге их проверяли так часто, что она
уже перестала опасаться.  Сошло и  на  этот раз:  внимательно просмотрев все
печати и  отметки,  гестаповец сложил документы аккуратной пачечкой и вернул
Людмиле,  буркнув "в  порядке".  После его  ухода она все же  перевела дух с
облегчением.
   Теперь  уже   было  совсем  близко,   эти  места  она  знала  наизусть.
Единственная попутчица сошла  на  границе,  Людмила выключила свет,  подняла
маскировочную шторку  -  за  холодным стеклом  грохотала тьма,  прочерченная
искрами  из  паровозной трубы,  изредка  пробегали тускло  освещенные синими
фонарями  перроны  маленьких  станций  и   полустанков:   Шмилка,   Криппен,
Бад-Шандау, Кенигштейн, Велен... Долгое ее путешествие подходило к концу.
   После  платформы  Дрезден-Рейк   Людмила  собрала  в   сумку  туалетные
принадлежности, достала из багажной сетки свой чемоданчик, - на следующей, в
Штрелене,  ей  выходить.  Уже застегивая пальто,  она вдруг сообразила,  что
остановок не  было ни на одной из пригородных станций -  ну конечно,  это же
поезд  дальнего  следования!   Вот  и   первый  пункт,   не  предусмотренный
инструкцией; не срывать же теперь стоп-кран...
   В девятом часу поезд медленно вкатился под высокие гулкие своды вокзала
Дрезден-Главный.  Вместе  с  группой навьюченных снаряжением солдат  Людмила
прошла мимо  загнанно сипящего паровоза,  у  высоких красных колес возился с
фонарем    смазчик,    девчонка   в    замасленной   железнодорожной   форме
переговаривалась с  высунувшимся из окна будки машинистом.  "А то забирайся,
поедем  вместе  в  Берлин!"  -  крикнул он  с  певучим австрийским акцентом,
показывая белые зубы.  Неосознанная тревога ударила Людмилу в  сердце -  она
так  мечтала поскорее очутиться в  Дрездене,  а  сейчас ей  вдруг захотелось
вернуться в свое купе и не выходить до самого Берлина. Действительно, почему
ей не дали задания туда, где погиб Эрих...
   У  выхода  вниз,  на  перроны нижнего яруса,  шла  проверка документов,
пассажиры сгрудились кучей,  солдаты шумели.  Людмила,  ожидая, пока очередь
рассосется,  отошла в  сторону.  Поразительно,  до  чего  одинаковую картину
видишь теперь на всех вокзалах Германии - толчея, давка, одни рвутся куда-то
с очумелым видом, другие сидят равнодушно и отрешенно - видно, уже не первый
день,  расхаживают  патрули,  настороженно  оглядывая  лица,  у  питательных
пунктов толкутся военные транзитники.  Всюду одно и то же - и в Аугсбурге, и
в Мюнхене,  и в Вене,  а здесь так и вовсе.  На соседнем пути - видно, давно
уже неисправном и неиспользующемся - расположились беженцы, какие-то солдаты
подозрительно распущенного вида, без ремней, в сборном обмундировании. Вечер
был холодный,  и между рельсов,  уже тронутых ржавчиной,  горел костерок, на
котором что-то варилось.  Людмила вспомнила,  каким чистым и  вылизанным был
этот вокзал три года назад, когда она впервые попала в Дрезден.
   Пройдя  наконец  еще  одну  проверку,  она  спустилась вниз,  вышла  на
продуваемую ледяным  ветром  Винерплац.  Площадь  поразила ее  своим  видом:
заставленная  распряженными  фурами,   одноколками,   телегами  с  беженским
скарбом,  она  походила сейчас  на  стойбище кочевников,  огромный цыганский
табор.  Ржали  лошади,  где-то  даже  мычала  корова,  наверное голодная или
недоенная,  по-деревенски пахло навозом и  дымом от  разложенных на асфальте
костров.  Главный поток беженцев из Силезии докатился уже,  видно, и до этих
мест.
   Орава  детей  в  невообразимом тряпье вылетела из-за  угла  с  визгом и
воплями,  приплясывая и  размахивая какими-то предметами.  Людмила испуганно
замерла от неожиданности, вышедший вместе с ней пожилой пассажир засмеялся.
   - Ряженые,  -  объяснил он,  -  сегодня ведь фашинг,  вот они и  шумят.
Пускай побегают напоследок...
   В  самом  деле,  сегодня  последний  день  карнавала,  сообразила  она.
Когда-то,  впервые услышав от фрау Ильзе слово "фашинг", она решила, что это
какой-то фашистский праздник, а оказалось вроде нашей масленицы...
   Человек,  к  которому она  должна  была  явиться сегодня с  приветом от
Роберта,  жил в Штризене,  туда ходил трамвай 10-й или автобус маршрута "C".
Стоя на пустой остановке, Людмила с беспокойством думала, что непредвиденное
опоздание очень некстати:  ее ждали утром,  а она так и не явилась.  Роберт,
правда,  обещал  дать  условную телеграмму,  но  сообразит ли  этот  человек
справиться о задержке поезда...
   Она думала о своей будущей работе,  а мысли ее все время возвращались к
фрау  Ильзе.  Обязательно надо ее  навестить -  узнать хотя бы,  как  она...
Фетшер, если не посажен, о ней позаботится, но едва ли он уцелел - наверное,
тоже  добрались и  до  него.  А  главная его  защита  -  то,  что  он  лечил
высокопоставленных бонз -  после двадцатого июля могла уже и  не  сработать.
Хорошо бы заехать хоть на десять минут,  это,  конечно,  рискованно, но... В
конце концов,  они не думали о риске,  когда помогали ей бежать. Но если это
делать,  то только сегодня,  сейчас,  пока не побывала в Штризене. Потом уже
будет нельзя...
   Ноги у нее совсем закоченели,  она повернулась,  притопывая, чтобы хоть
немного согреться, и увидела "десятку", но идущую в обратном направлении, со
стороны Гроссергартена.  Людмила вдруг  сообразила,  что  именно этот  номер
проходит  и   по   Остра-аллее;   конечно,   отсюда  он  свернет  вправо  по
Фалькенштрассе,  потом  будет Анненкирхе,  Постплац и  поворот налево,  мимо
театра. Но что же все-таки делать, куда ехать - в Штризен или туда? Главное,
как назло,  ни автобуса,  ни трамвая...  В конце концов, что тут такого, она
ведь ничем не рискует,  кроме самой себя,  а  если не заехать сейчас к  фрау
Ильзе,  этого она себе никогда не простит. Трамвай уже подходил к остановке,
Людмила подхватила чемоданчик и перебежала через площадь.
   Дверь открыла сама фрау Ильзе.  Видимо,  она  не  сразу узнала гостью -
Людмила была в  трауре,  с опущенной черной вуалеткой,  -  но потом глаза ее
вдруг испуганно округлились,  она схватила ее за рукав и втащила в переднюю,
приложив палец к губам.
   - Гертруда,  дорогая,  -  заговорила она неестественно громко,  запирая
дверь,  -  очень рада вас видеть,  но боюсь,  что из вашего платья ничего не
получится -  впрочем,  сейчас мы  посмотрим вместе,  я  уже все распорола...
Входите, прошу...
   Они   вошли  в   профессорский  кабинет,   беспорядочно  загроможденный
посторонней мебелью. Фрау Ильзе плотно и тщательно задернула портьеры.
   - Люси,  ты сошла с ума - вернуться сюда, где тебя может опознать любой
сосед! Что случилось? Почему ты не в Баварии?
   - Я  получила  сюда  назначение по  трудовой мобилизации,  на  один  из
заводов.  Не  беспокойтесь,  фрау Ильзе,  мои  документы прошли уже  столько
проверок... а что касается соседей, то даже вы меня не сразу узнали, правда?
Мне  очень хотелось вас  повидать,  я  ведь знаю о...  том,  что  произошло.
Примите мое самое глубокое соболезнование, дорогая фрау Ильзе.
   - Спасибо, девочка. Спасибо. Но ты все же так неосторожна...
   - Ничего,  я только на минутку... Почему здесь мебель из других комнат,
к вам вселили кого-нибудь?
   - Да,  целую кучу  беженцев,  три  семьи,  я  попросила перетащить сюда
кое-что из  вещей...  Но  расскажи все же,  как ты там жила!  Я  так за тебя
беспокоилась...
   - Фрау Ильзе, я беспокоилась за вас больше.
   - Ах,  что могло случиться со мной,  -  фрау Ильзе вздохнула.  - Арест?
После смерти Иоахима это меня уже не пугало.  Вообще должна тебе сказать,  я
перенесла все случившееся...  почти спокойно.  Может быть,  потому,  что уже
давно была к этому готова. Я ведь знала... догадывалась, чем они занимаются.
Почти год...  И еще,  не знаю, поймешь ли ты... Люди ведь гибнут по-разному,
смерть сына была для меня вдвойне ужасна своей бессмысленностью, а Иоахим...
он и Эрих знали, во имя чего умирают. Это очень много, моя девочка...
   - Вы правы,  -  тихо отозвалась Людмила.  - Это главное - знать, во имя
чего...
   - Да,  да.  Скажи мне правду,  Люси,  - твой приезд сюда не связан с...
чем-нибудь подобным?
   - Нет,  фрау Ильзе.  Просто в  Баварии уже  столько беженцев,  что  нас
начали  рассылать по  другим местам,  особенно молодых и  одиноких.  Это  уж
просто совпадение, что я попала именно сюда...
   - Я вижу, ты прямо с поезда?
   - Да, только что. Вена - Берлин, он ужасно опоздал.
   - Подумай,  как удачно, еще немного - и ты бы меня не застала. Я теперь
не так часто здесь бываю,  Люси,  живу в основном в Шандау...  Кстати, может
быть,  нам поехать переночевать там?  -  Фрау Ильзе посмотрела на часы. - На
поезд мы еще успеем,  а то ведь здесь тебе даже не помыться с дороги -  я не
хотела бы,  чтобы жильцы видели,  а  то  начнутся всякие расспросы...  Да  и
покормить мне сейчас тебя нечем. Правда, поедем?
   - Спасибо, фрау Ильзе, но я сегодня вечером должка обязательно зайти по
одному  адресу  -  обещала передать письмо.  Если  вы  хотите ехать,  выйдем
вместе, я вас провожу на вокзал...
   - Нет, нет, я тогда тоже останусь. Твой приезд для меня такая радость -
бедный Иоахим до  самого ареста все волновался,  как там наша Людхен...  Как
раз в последний день пришла твоя открытка -  насчет шерсти, мы так смеялись.
Удивительно хороший был день,  знаешь,  никаких предчувствий, ничего; первая
весточка от  тебя,  потом  вечером приехал Райнер,  мы  так  приятно провели
время...  А  ночью за ним пришли -  в половине третьего,  -  я проснулась от
звонка,  сразу посмотрела на часы,  а  он встал и  так спокойно мне говорит:
"Прости,  Ильзхен,  это, вероятно, за мной..." Ну, хорошо! Посиди минутку, я
хоть кофе сварю -  сегодня одна клиентка принесла мне немного настоящего. Ты
знаешь, я ведь теперь успешно занимаюсь шитьем.
   - Фрау Ильзе, если вам нужны деньги - честное слово, я ведь свои никуда
не тратила...
   - Ах что ты, я зарабатываю вполне достаточно. Много ли мне надо!
   - Ну, смотрите. А как доктор Фетшер - его не тронули?
   - Ты знаешь, нет. Его вызывали тогда, допросили, кажется он отсидел два
или три дня. Слишком нужный для них человек. Я всегда говорила: Райнер - это
просто живой парадокс,  он нужен всем решительно. Меня он очень поддержал, я
так ему благодарна! Ну, ты посиди тут, девочка, я сейчас...
   Фрау  Ильзе  вышла,  прихватив что-то  из  буфета,  -  резной буфет  из
столовой тоже был теперь здесь,  его задвинули в угол,  где раньше профессор
сиживал  возле  своего  огромного  приемника.   Приемник  исчез,   на   углу
письменного стола стоял маленький дешевый аппарат фиксированной настройки на
волну  службы  оповещения  ПВО.  Людмила  протянула  руку,  нажала  рычажок.
Приемничек зашипел не  сразу,  потом  прорезался голос:  "...кратковременные
атаки ограниченными силами в  районах Бонн,  Золинген,  Дортмунд.  Небольшая
группа  скоростных самолетов между  Билефельдом и  Падерборном,  направление
юго-восток.  Крупные соединения тяжелых бомбардировщиков в  полосе  Кельн  -
Кассель, направление восток..."
   Выключив радио, Людмила обвела комнату взглядом. Боже мой, человека уже
нет,  а  все  на  месте  -  книги,  карандаши в  деревянном стакане,  старый
массивный "Пеликан" с золотым пером - профессор так к нему привык, что ничем
другим писать не  мог:  возьмешь другую ручку,  говорил он,  и  в  голове ни
единой мысли...  Как  может фрау  Ильзе жить  в  окружении всех этих вещей -
видеть,  вспоминать.  А с другой стороны, это и утешение какое-то - все-таки
память;  разве она  сама согласилась бы  расстаться с  письмом,  с  веточкой
полыни, с томиком Лермонтова...
   Вошла фрау Ильзе с  кофейником,  достала из буфета золоченые мейсенские
чашечки.
   - Садись,  пей  и  рассказывай все по  порядку,  как ты  там жила.  Про
Иоахима  я  тебе  сейчас  говорить  ничего  больше  не  стану,   может  быть
когда-нибудь потом...  Могу  только одно  сказать:  он  до  конца был  таким
молодцом,  я видела его...  накануне, уже после приговора. Один-единственный
раз дали свидание.  Мне сообщили, я сразу побежала туда - это где раньше был
Земельный суд, знаешь, на Мюнхнерплац. Он был совершенно спокоен, и это было
не  наигранное,  не ради меня,  я  бы заметила...  Ну хорошо,  ты все же мне
расскажи!
   Людмила стала рассказывать. Когда ударили часы, она спохватилась - было
уже половина десятого.
   - Фрау Ильзе,  мне пора,  - сказала она. - Я действительно должна идти,
позже будет неудобно...
   - Да-да,  беги,  и спасибо, что навестила. Только ты все-таки не рискуй
больше,  мало ли что.  Лучше позванивай иногда Райнеру, чтобы я знала, что у
тебя все в порядке. Телефон помнишь?
   - Да, конечно. Я непременно буду звонить ему, фрау Ильзе.
   В прихожей, уже отперев дверь, она обняла Людмилу.
   - До  свиданья,  Людхен,  будь  осторожна.  Надо  потерпеть еще  совсем
немного,  скоро все кончится.  Как бы я  хотела когда-нибудь познакомиться с
твоей матерью! Ну, ступай, дитя, храни тебя бог...

   Восемь скоростных "москито" 627-й эскадрильи АГСН* находились в воздухе
уже  полтора  часа.  Лейтенант  Топпер  вылетел  из  Конингсби  в  19.57,  с
двухминутным опозданием по  вине  дежурного на  контроле;  к  этому  времени
"ланкастеры" первого эшелона,  стартовавшие из Рединга в  17.30,  уже прошли
Амьен и приближались к Льежу, где им предстояло снова изменить курс - теперь
уже на  Аахен.  В  отличие от  зигзагообразного маршрута главных сил,  отряд
наведения шел почти по  прямой:  покинув Восточное побережье Англии севернее
Грейт-Ярмута,  он  пересек  Северное море,  Голландию и  стрелой  вонзился в
воздушное пространство Германии между  Мюнстером и  Оснабрюком.  Топпер  шел
ведущим,  за  ним следовала машина мастер-бомбардира Пятой авиагруппы майора
Смита.  К  21.30  они  миновали  Геттинген и  мчались  на  юго-восток,  косо
перерезая  путь  армаде  из  двухсот  пятидесяти  "Ланкастеров"  и   трехсот
"галифаксов", которая приближалась с запада.
   ______________
   * Авиагруппа самолетов наведения.

   На  всем  протяжении полета земля была скрыта облаками.  Лишь в  21.50,
между  Фрейбергом и  Хемницем,  видимость  начала  улучшаться.  Синоптики не
ошиблись -  над  долиной Эльбы  стояло  чистое звездное небо,  лишь  кое-где
подернутое легкими слоистыми облачками.
   Перед Диппольдисвальде,  когда "москито" описывал