В   конце   концов,   Франция  уже
национализировала более двадцати процентов своей промышленности,  -  мир  от
этого не перевернулся...
   - Он не перевернулся и после того, как у нас национализировали все сто,
- с улыбкой вставил Полунин.
   - Ну это для кого как,  -  хмыкнул Морено.  -  Видел я  в  свое время в
Париже ваших эмигрантов...  жалкое зрелище.  Вот чего я не хочу своим детям,
понимаете?  Чтобы их не выкинули завтра хорошим пинком в зад, пусть уж лучше
я буду ладить со своими рабочими сегодня.  И если когда-нибудь депутаты этих
рабочих  сумеют  провести  в  парламенте закон  о  всеобщей национализации -
пожалуйста!  Я,  скорее всего,  буду голосовать против,  но  если пройдет их
предложение - пожалуйста! По закону - не имею ничего против!
   - В общем,  -  продолжая улыбаться, сказал Полунин, - вы не реакционер,
необходимость переустройства мира вы признаете,  но предпочитаете, чтобы это
делалось эволюционным путем.
   - Да,  да!  Именно так,  -  с энтузиазмом подтвердил Морено. - И знаете
почему?  Будущее,  как я вам уже сказал, меня не интересует, а вот прошлое -
очень.  Да, сеньор! Когда есть время, я читаю исторические труды. Почти все,
что вы здесь видите,  - он повернулся в кресле и обвел жестом книжные полки,
- это история. И не только ибероамериканская, - вообще история человечества.
Особенно,  конечно,  Европы...  со  всеми ее курбетами.  Поэтому кое-что мне
известно...


ГЛАВА ПЯТАЯ

   - Французы?  Scheise*.  Все до единого.  Воевать не воевали, - Гудериан
прошел  сквозь  Францию,  как  топор  сквозь  масло,  -  зато  потом  начали
свинячить. Исподтишка, по-бандитски, как и положено неполноценной расе.
   ______________
   * Дерьмо (нем.).

   - Удивительно, что в первую мировую войну они еще как-то дрались...
   - Что? В первую? Не говори глупостей, Карльхен!
   - Виноват, герр оберст. Мне казалось...
   - Тебе казалось,  тебе казалось!  Что ты знаешь о первой войне? Столько
же, сколько и об этой...
   - В этой я воевал, герр оберст, - обидчиво возразил Карльхен.
   - Воевал! Ха! Три дня, если не ошибаюсь? Один выстрел из панцерфауста -
и  то промах.  Промазать по "шерману" с  дистанции в  десять метров!  Позор!
Итак,  по поводу французов. В первую войну они дрались только потому, что не
оставалось ничего другого. В Вердене боялись высунуть нос из-под земли; будь
Дуомон  и  другие  форты  связаны  с  тылом  подземными коммуникациями -  не
осталось бы ни одного солдата. На Марне Клемансо ставил сзади заградительные
отряды из сенегальцев. Ясно? А эта война с самого начала приняла маневренный
характер - они и побежали. Нет, французы - дерьмо. И женщины не лучше. Шлюхи
все до единой. Но какие!
   Сеньор  Энрике  Нобле,  он  же  Гейнрих Кнобльмайер,  бывший  полковник
вермахта,   а  ныне  владелец  автозаправочной  станции,  задумчиво  покачал
головой, придаваясь воспоминаниям - трудно сказать, горестным или приятным.
   - А другой,  говоришь,  итальянец?  -  спросил он после паузы. - Ничего
себе - итальянец, русский, француз. Невообразимо мерзкая компания! Итальянцы
еще хуже французов -  предатели по натуре. Это у них в крови. Роковая ошибка
фюрера -  поверил толстому борову Музолини.  Где только не предавали нас эти
пожиратели макарон!  Северная Африка! Эритрея! Шталинград! Сицилия! Неаполь!
Нет,  нет,  об итальянцах не хочу и думать -  повышается давление.  Русские,
представь себе,  дело другое.  Русские для нас - враг номер один, это верно;
но -  заметь,  Карльхен,  -  это враг,  которого можно уважать, ибо он умеет
драться.  О! Что верно, то верно - всыпали нам так, как еще никто и никогда.
Тебе повезло,  что ты свои три дня фронтовой жизни провел под Аахеном,  а не
на Одере.  Там бы тебя, мой милый, не хватило и на три минуты! Я скажу одно:
никто из тех,  кто провел всю войну на Западном фронте,  не знает, что такое
вторая мировая война.
   - А  таких,  наверное,  и не было,  -  заметил Карльхен,  расставляя по
полкам  желтые  банки  моторного  масла.   -   Командование  их   все  время
перебрасывало туда-сюда.
   - Некоторым удалось отсидеться!  Исключительные случаи, конечно. Я тебе
говорю,  только мы,  солдаты Восточного фронта, видели истинный лик Беллоны.
Поэтому к русским у меня отношение особое Разумеется -  как к врагам, это не
требует уточнений!  Впрочем,  этот  русский,  может  быть,  и  не  враг.  Ты
говоришь,  живет в Аргентине? Возможно, из тех, кто воевал на нашей стороне.
Или  из  белогвардейцев.   Да,   Карльхен,  русских  мы  недооценили...  как
противников, я хочу сказать. Тоже фатальная ошибка фюрера.
   - Вас послушать, так фюрер только и делал что ошибался.
   - Фюрер был человек,  Карльхен,  не  больше.  Нельзя было так слепо ему
доверять:   простой  ефрейтор,   никакого  представления  о   стратегии,   -
возмутительно...
   Тяжелый  грузовик с  двумя  прицепами свернул  с  шоссе,  направляясь к
станции. Герр оберст оживился: наконец-то хоть один клиент за все утро.
   - Если в баках у него пусто,  такой возьмет не меньше трехсот литров, -
сказал он, подойдя к окну и наблюдая, как автопоезд выруливает к заправочным
колонкам.  -  Ты ему намекни,  Карльхен, что дизельного топлива он дальше не
найдет до самого Каакупе.  И обрати внимание - правая верхняя мигалка у него
не горит. Скажи, что у нас гарантированные лампочки фирмы "Бош"!
   К  сожалению,  клиент  оказался не  из  выгодных -  газойля взял  всего
девяносто  литров,  от  предложения  заменить  лампочку  в  верхней  мигалке
отказался,  заявив,  что  нижняя,  мол,  мигает,  и  ладно.  Зато  проклятый
индеец-унтерменш не  упустил случая попользоваться всем тем,  что  входило в
даровой сервис:  долил воды в  радиатор,  под самую пробку заполнил запасные
водяные баки,  подкачал воздух  в  нескольких скатах;  компрессор работал не
меньше десяти минут - опять же прямой убыток.
   - Мерзость,  - энергично сказал герр оберст. - Чернозадые должны жить в
резервациях! Немедленно свяжись с ближайшим постом жандармерии, скажи, что у
сукиного сына не работает верхний сигнал правого поворота, пусть ему воткнут
хороший штраф...
   Несколько минут он сидел молча,  барабаня пальцами по столу нечто вроде
Баденвейлеровского марша и уныло глядя в окно, из которого открывался тот же
осточертевший вид:  заправочные колонки -  желтая "Шелл", зеленая "Тексако",
голубая "ИПФ",  пустынное шоссе,  гнусная тропическая зелень.  По  шоссе  на
ржавом  велосипеде с  вихляющимся передним  колесом  медленно ехала  толстая
индианка с  сигарой во рту и  огромным тюком поклажи на голове.  Герр оберст
зажмурился от глубочайшего отвращения.
   - Непонятно, - сказал он Карльхену. - Какого черта притащилась сюда эта
так  называемая  "экспедиция"?   И,   главное,  что  делает  немка  в  столь
омерзительной компании? Ты уверен, что это действительно немка?
   - Разумеется, герр оберст, я ведь с ней разговаривал.
   - И что выяснил?
   - Они тут что-то изучают.  Народные обычаи,  что ли,  я не очень хорошо
понял. А девушка - настоящая немка, герр оберст.
   Плохо скрытое воодушевление,  прозвучавшее в последней фразе Карльхена,
заставило Кнобльмайера поинтересоваться:
   - Хороша собой?
   - По-моему,  да,  герр оберст. Впрочем, после местных любая европейская
женщина кажется нам красавицей, - рассудительно добавил молодой немец.
   - Ты прав!  И заметь странную вещь:  немка,  которая родилась здесь, не
идет  ни  в  какое сравнение с  уроженкой фатерланда.  Во  время войны я  не
понимал  этого  деления  -  "народные  немцы",  "имперские немцы",  -  какая
разница,  если те и  другие принадлежат к одной расе?  Разумеется,  я имел в
виду чистое потомство,  не тех,  кто смешал свою кровь с  туземцами.  Теперь
вижу -  ошибался.  Возьми здешних немок,  хотя бы в Колонии Гарай, - все они
неполноценные, даже самые молоденькие. А ведь от хороших родителей! Помню, у
нас дома девушка в шестнадцать-семнадцать лет - кровь с молоком, кругленькая
вся,  здоровая -  не ущипнешь...  А  эти какие-то худосочные.  Климат,  надо
полагать,  или здешние продукты.  Так эта,  говоришь, хороша? Да, давно я не
видел настоящей германской девушки - с хорошим цветом лица, с косами...
   - У этой, герр оберст, кос тоже нету. Прическа у нее короткая совсем, и
еще очки.
   Кнобльмайер разочарованно фыркнул:
   - Ну  какая же  это немка -  без кос!  Проклятые янки со  своими модами
Добрались,  видно,  и  до  нашей  молодежи,  Граубе в  прошлом году  летал в
Федеративную Республику -  не узнать, говорит, старой доброй Германии, всюду
кока-кола,  гангстерские фильмы,  молодежь одета,  как  цирковые обезьяны...
Проклятое время! Ничего, человечество еще поймет, что оно потеряло, позволив
жидам и  большевикам раздавить нас,  последний оплот европейской культуры...
Карльхен, внимание, новый "бьюик", этот будет заправляться суперэкстрой...
   Низкая открытая машина величественно развернулась и  замерла у колонки,
качнувшись на рессорах.  Карльхен кинулся к двери,  надевая полосатое кепи с
эмблемой "Эссо".
   - Прослушай мотор! - крикнул ему вслед Кнобльмайер. - Скажи, свечи ни к
черту, нужно сменить как минимум половину!
   Карльхен вставил конец шланга в  горловину бака  и,  пока урчащая помпа
перекачивала  высокооктановый бензин  в  ненасытную  утробу  трехсотсильного
конвертибля,  успел протереть замшей ветровое стекло и проверить давление во
всех шинах,  включая и  запасную.  Хозяин "бьюика" свечи менять не  захотел,
сказав, что нет времени, но согласился взять про запас и купил всю коробку -
комплект восемь штук, самой дорогой марки "Чемпион".
   - Вот это клиент! - удовлетворенно сказал герр оберст, убирая выручку в
кассу.  -  Надо полагать,  из  Азунциона.  Машина стоит не меньше четырехсот
тысяч.
   - Если не  больше,  по  новому курсу.  Доллар дошел уже  до  семидесяти
гуарани*.  А девочка с ним была ничего,  правда, герр оберст? Ничего, хотя и
метиска.
   ______________
   * В данном случае - денежная единица в Парагвае.

   - От метисок меня уже с души воротит.  Видеть не могу.  Мерзость! Нужно
будет, чтобы ты познакомил меня с этой немкой из экспедиции. Она молодая?
   - Лет двадцать, я думаю...
   - Да,  мне уже не по зубам. Впрочем, не имел в виду ничего серьезного -
просто поболтать с соотечественницей. Давно она из Германии?
   - Сразу после войны.  Жила где-то не то в Голландии, не то в Бельгии, я
не разобрал.  Герр оберст,  я,  пожалуй,  прокачаю тормоза в  вашей машине -
педаль начинает пружинить, мне это не нравится.
   - Согласен, можешь выполнять!
   Карл вышел и начал звать запропастившегося куда-то мальчишку-помощника.
Герр  Кнобльмайер,  поигрывая  сцепленными за  спиной  пальцами  и  выставив
круглый живот,  прошелся по  комнатке,  постоял перед  рекламными плакатами,
вдумчиво сравнивая двух голых красоток,  блондинку и брюнетку,  потом строго
оглядел полку с расставленными Карльхеном банками. Вид строя ему чрезвычайно
не понравился. Из парня никогда не будет толку - не умеет сделать даже такой
простой вещи.  Ведь  сколько раз  объяснял:  банки  должны стоять совершенно
ровной шеренгой - ganz genau!* - и каждая повернута лицевой стороной вперед,
дабы фирменная марка была видна точно на середине каждого цилиндра,  подобно
кокарде на  лбу  солдата.  А  это  что  такое?  Невиданное свинство,  просто
невиданное!
   ______________
   * Совершенно точно (нем.).

   Пыхтя от  возмущения,  герр оберст принялся поворачивать двигать банки,
время  от  времени проверяя результат своих  трудов  при  помощи  деревянной
рейки.  Наконец  банки  выстроились как  надо  -  положенная вплотную  рейка
прикасалась к каждой и была строго параллельна краю полки. И фирменные знаки
с  надписями тоже выровнялись в  безукоризненную шеренгу:  "ШЕЛЛ Мотор-Ойл",
"ШЕЛЛ Мотор-Ойл", "ШЕЛЛ Мотор-Ойл"! ШЕЛЛ! Мотор-Ойл! Первый! Второй! Первый!
Второй! Первый! Второй!
   Выставив  обтянутый комбинезоном зад,  полковник Кнобльмайер приложился
щекой  к  полке  и  зажмурил левый глаз.  Да,  теперь строй был  безупречен.
Довольный собой,  полковник еще раз строго оглядел банки и  упругим строевым
шагом, наигрывая губами Баденвейлер-марш, отправился распекать Карльхена.

   - "...Парагвай,  таким образом,  это  единственная в  Латинской Америке
страна,  где  население говорит на  двух  языках.  Хотя официальным является
испанский,   не   менее  восьмидесяти  процентов  парагвайцев  пользуются  в
повседневной жизни мелодичным языком своих предков..."
   - Своих кого? - переспросила Астрид, не поднимая головы от машинки.
   - Предков, - повторил Филипп. - Не потомков же!
   Астрид допечатала слово и,  повернувшись к  Филиппу,  пальцем поправила
съехавшие на нос очки.
   - Откуда вы взяли этот процент - восемьдесят?
   - Неважно  откуда.  Дальше!  Абзац.  "Гуарани  -  язык  со  странной  и
трагической судьбой. Обязанный своим происхождением древнему праязыку тупи -
этому санскриту Южной Америки..."
   Астрид, продолжая печатать, хихикнула и покрутила головой.
   - Что вам еще не нравится? - вздохнул Филипп.
   - Мэтр,  я  подавлена  вашей  эрудицией...  И  подумать,  что  все  это
надергано из путеводителей... "санскриту Южной Америки"... дальше?
   - Вы  меня сбиваете с  мысли,  -  сердито сказал Филипп.  Он  диктовал,
расхаживая по  комнате из  угла в  угол и  то и  дело поглядывая на дорожную
маленькую "оливетти", которую Астрид по своему дурацкому обыкновению держала
на коленях. Печатала она быстро, машинка стрекотала и раскачивалась, в конце
каждой  строчки выдвинувшаяся до  отказа  каретка перевешивала и  кренила ее
так,  что Астрид всякий раз приходилось спасать равновесие, чуть приподнимая
левое колено перед тем, как потянуть пальцем за рычажок интервала.
   - Послушайте,  -  сказал вдруг Филипп, - неужели нельзя держать машинку
на столе, как делают нормальные люди?
   Астрид отрицательно мотнула головой.
   - Так удобнее,  -  сказала она.  - На столе слишком высоко. "С середины
тридцатых годов"... дальше?
   - "...Пьесы  на  гуарани прочно  завоевывают себе  место  в  репертуаре
парагвайских театров.  Наиболее интересным автором является,  пожалуй, Хулио
Корреа,  глубокий  знаток  народного  быта,  как  немногие  понимающий  душу
простого парагвайца.  Пьесы Корреа "Иби-Яра" ("Кровопийца) и "Карай Эулохио"
("Господин Эулохио) до сих пор исполняются бродячими труппами в самых глухих
углах страны..."
   - Погодите, - сказала Астрид. - Я тут, кажется, что-то напутала...
   Пока она  перечитывала лист,  придерживая его за  верхний край,  Филипп
задумчиво смотрел на ее колени.  Конечно, вот что все время отвлекало его, а
вовсе не машинка. Круглые и загорелые колени мадемуазель ван Стеенховен были
первым интересным открытием, которое экспедиция сделала в этой стране.
   Филипп, например, раньше и не подозревал об их существовании, постоянно
видя Астрид в одних и тех же вытертых до голубизны джинсах. Ее костюм никого
не удивлял ни в Монтевидео, ни на аргентинском экскурсионном пароходике, где
многие туристки тоже были в  брюках.  Но  уже на пристани в  Асунсьоне стало
ясно,  что  переводчице придется срочно менять свой гардероб -  на  нее  так
глазели,  что Филипп не знал куда деваться.  Сама-то она, конечно, и ухом не
повела - ну, смотрят и пускай смотрят. Может, аборигены просто в восторге?
   В  гостинице разразился скандал.  Портье  сделал ей  замечание,  Астрид
стала  кричать,  что  не  намерена  жертвовать  своими  привычками  в  угоду
провинциальному ханжеству,  что весь цивилизованный мир давно носит джинсы и
что  у  нее,  наконец,  просто  нет  ничего  другого -  в  бикини,  что  ли,
разгуливать!
   Решили  поймать ее  на  слове.  Дино,  всегда  хвалившийся безошибочным
глазомером,  побывал в магазине готового платья,  и наутро,  когда ничего не
подозревавшая Астрид прошествовала по  коридору в  купальном халате,  из  ее
номера  были  изъяты  джинсы и  заменены обновками.  К  сожалению,  хваленый
глазомер Дино  оказался не  таким  уж  точным.  Когда Астрид вышла наконец к
завтраку,  члены экспедиции молча переглянулись.  "Ты просто идиот, - сказал
потом Филипп итальянцу,  - где ты это покупал, в магазине "Все для малюток",
что ли?" -  "Э,  какая разница,  -  отмахнулся тот, - зато ты видишь теперь,
какие у нее ноги? Кто мог подумать, мамма миа..."
   - Да, - вздохнула Астрид, - тут и в самом деле пропущена часть фразы...
Ну-ка,  Филипп,  попытайтесь вспомнить -  насчет Роа Бастоса,  я  вам прочту
начало... Филипп, вы слышите?
   - Что? Да-да, я слушаю, читайте...
   Они  проработали еще  с  полчаса,  пока  наконец не  дотянули очерк  до
нужного объема. "В нашем следующем "Письме из сельвы", - отстрекотала Астрид
с пулеметной скоростью, - мы расскажем вам, дорогие читатели..."
   - Так  о  чем  же  мы  будем  рассказывать  в  следующем  письме  вашим
легковерным тартаренам,  мсье Маду? - спросила она. - Давайте про гигантских
тарантулов!  Вчера  один  сидел  у  меня  на  оконной сетке.  Я  прямо,  как
увидела...
   - Мы все-таки этнографы,  а не энтомологи.  Напишите...  м-м-м, ну хотя
бы... о ритуальных танцах племени тупиру.
   - А  оно  действительно существует?  Потому что если вы  имеете в  виду
тапиров, то это не совсем то, - ехидно сказала Астрид.
   - Идите к черту,  -  огрызнулся Филипп, но все же задумался. - Нет, мне
где-то попадалось это название...  именно "тупиру",  не мог же я спутать? Но
проверить не мешает, вы правы. Поезжайте-ка на следующей неделе в Асунсьон и
побывайте в двух музеях:  "Историко Насьональ", это в парке Кабальеро, и еще
в  "Сьенсиас Натуралес" -  в  Ботаническом саду.  Возьмите с собой блокнот и
подробно запишите все, что сможете узнать о местных племенах.
   - Чтоб мне лопнуть,  -  сказала Астрид. - Ничего себе задание! А может,
нам съездить вместе? Мсье Маду, дама вас приглашает...
   - Нет, вы поедете сами, - непреклонно сказал Филипп.
   Надувшись,   Астрид   достучала  одним   пальцем   заманчивое  обещание
рассказать  о  танцах  тупиру,   потом  отпечатала  подпись:   "Ф.Маду,  ваш
специальный корреспондент в Южной Америке".  Выдернув лист,  она бросила его
на стол, к уже отпечатанным, и сунула машинку в футляр.
   - Ну  что  ж,  -  сказал  Филипп,  пробегая глазами  последнюю страницу
очерка.  -  По-моему,  на этот раз получилось вполне убедительно... Я сейчас
посмотрю,  готовы ли у  Дино отпечатки,  и вы тогда собирайтесь-ка сейчас на
почту, хорошо?
   - Только если дадите джип, на велосипеде я туда больше не поеду...
   - Хорошо,  поезжайте на джипе,  - нехотя согласился Филипп. Этот старый
вездеход,  который  они  смогли  взять  напрокат  благодаря щедрости доктора
Морено,  был  теперь для  него  постоянным источником дополнительных забот и
тревог. Особенно с тех пор, как выяснилось, что и у Астрид, как у Дино, тоже
есть международные водительские права.  Водила она хотя и довольно лихо,  но
как-то очень уж по-любительски.
   - И не забудьте переодеться,  - добавил он. - Если я еще раз увижу, что
вы пытаетесь вскарабкаться за руль в этой вашей юбчонке...
   - Великолепная мужская логика!  - Астрид даже взвизгнула от восторга. -
Насколько помню, наше прибытие сюда ознаменовалось великой Битвой за Джинсы,
вы же сами тогда влетели ко мне в  номер и закричали страшным голосом:  "Как
шеф экспедиции -  я требую -  чтобы вы,  мадемуазель, - немедленно сняли эти
проклятые штаны!" Я была ошеломлена,  и не удивительно, мсье, поставьте себя
на мое место!  О  нет,  я  не хочу сказать,  что меня так уж шокировало само
требование,  поймите правильно,  - но, думаю, боже мой, при чем тут "как шеф
экспедиции"? Если бы...
   - Ну  хватит,  хватит,  -  прервал  Филипп,  -  умерьте  свою  порочную
фантазию,  Астрид.  Я  вовсе не  кричал на  вас  "страшным голосом".  И  уж,
конечно,  мое совершенно разумное требование уважать местные обычаи не могло
быть выражено в такой... м-м-м... двусмысленной форме.
   - Двусмысленной!! Ничего себе! Ворваться к беззащитной девушке с криком
"снима