ое сообщение радио Монтевидео -
о бомбежке с воздуха действительно говорилось -  и спросил пробегавшего мимо
официанта,  можно ли позвонить отсюда в  Буэнос-Айрес.  "Сеньор,  бесполезно
пытаться, - воскликнул тот, - связи нет с полудня!"
   Правительственный передатчик ЛРА-5  время  от  времени  -  вперемежку с
классической музыкой - повторял короткое официальное коммюнике о неудавшейся
попытке военного переворота,  не  приводя никаких подробностей.  Иностранные
радиостанции противоречили друг  другу,  и  представить себе  четкую картину
положения было трудно.  Все, впрочем, признавали, что путч можно считать уже
ликвидированным.
   Разочарованные слушатели  постепенно  разошлись,  осталась  лишь  кучка
заядлых  спорщиков,   до  хрипоты  обсуждавших  события  политической  жизни
Аргентины за  последние двадцать  лет  и  перспективы на  ближайшее будущее;
спорили с  таким жаром,  что Полунин стал уже опасаться,  не дойдет ли опять
дело до стрельбы - хорошо еще, если по люстрам. Он рассеянно прислушивался к
темпераментной аргументации,  думая о  Дуняше,  о  том,  как  может повлиять
случившееся на поиски Дитмара, и еще о том, что в такие вот моменты особенно
остро ощущаешь нелепость эмигрантского существования,  этой проклятой "жизни
в гостях".  Покуда вокруг все спокойно,  ты живешь как и другие -  с теми же
заботами,  приблизительно теми  же  интересами;  но  когда  в  стране что-то
происходит  -   вот  тут  сразу  и  обнаруживается  разница  между  тобой  и
окружающими.  Забастовки,  политические  демонстрации,  предвыборная борьба,
даже просто газетная полемика вокруг какого-нибудь наболевшего вопроса - все
это  кровно  касается  их,  но  не  касается  тебя,  и  ты  сразу  начинаешь
чувствовать себя чужим, непричастным к жизни общества, ненужным ему...
   Телефонная связь  с  Буэнос-Айресом  восстановилась лишь  на  следующий
день,  к  вечеру;  на  переговорных пунктах образовались такие очереди,  что
Полунин смог дозвониться лишь около полуночи.
   - Евдокия! - закричал он обрадованно, услышав наконец ее сонный голос -
Это я! Как ты там?! У тебя все благополучно?!
   - Ну да, - отозвалась она, - а что такое? Почему ты так поздно?
   - Хорошенькое дело -  поздно!  Я сижу на телефоне с восьми часов! Что у
вас там делается? Где ты была вчера?
   - Вчера?  Дай сообразить... О, конечно, - вчера я была за городом, меня
пригласили на асадо*, - беззаботно сообщила Дуняша - А что у тебя?
   ______________
   * Asado - вид шашлыка (исп.).

   - У меня все в порядке,  только я очень беспокоился вчера, когда узнал!
Я боялся, ты попадешь в какую-нибудь историю...
   - Нет,  я никуда не попала,  я была с Синеоковой в Сан-Исидро, она меня
знакомила с родителями своей будущей belle-fille.  Вообрази,  ее сын женится
на аргентинке! Приятная, впрочем, девушка, хоть и глупа на вид. Хорошо, если
поглупела от любви,  а иначе... Хотя, между нами, молодой Синеоков тоже ведь
не блещет.  Сплетницей я стала ужасной, не хуже княгини... Ой, я ведь совсем
забыла -  можешь себе представить, пока мы там прохлаждались, здесь без меня
произошла революция.  Представляешь?  То  есть она не  произошла,  ее только
хотели сделать.  -  прилетели авионы и  стали бросать бомбы на Плас-де-Майо,
вообрази -  среди бела дня!  Говорят,  там все вверх дном. Я сама не видела,
туда не  пускают,  да и  не такой уж это приятный спектакль,  согласись сам.
Летом сорок четвертого года я  однажды поехала к  подруге в  Бийянкур -  там
главная парижская гар-де-триаж*,  не  знаю как это по-русски,  -  все забито
немецким военным материалом,  пушки,  камионы**,  танки и всякое такое - они
уже бежали,  это было за месяц до либерасьон,  - и вдруг, вообрази, налетают
американцы и начинают бросать свои бомбы куда попало. Кошмар! Я потом видела
один такой кратер - в него поместилась бы вся Тур Эффель, не веришь?
   ______________
   * Gare de triage - сортировочная станция (фр.).
   ** Camion - грузовик (фр.).

   - Насчет Эйфелевой башни ты,  конечно,  загнула,  но  вообще воронки от
американских фугасок бывали здоровенные.
   - Фантастические!  То есть я в тот день -  в Бийянкуре -  осталась жива
просто за счет чуда,  но напугалась ужасно. Поэтому, как ты догадываешься, у
меня  нет  ровно  никакого  желания  идти  смотреть,  как  выглядит  сегодня
Плас-де-Майо. А курию сожгли!
   - Какую курию?
   - Апостолическую курию,  это  вроде  амбассады Ватикана,  не  знаю.  Ее
сожгла толпа, потому что, говорят, все это безобразие устроили иезуиты - ну,
в смысле бомбардировки.  Странно, правда? Никогда не думала, что попы летают
на авионах, - но, разумеется, от этих жезюитов можно ждать всего решительно.
Кошмарная публика,  недаром их  отовсюду повыгоняли.  Ну,  а  как там ты?  Я
сегодня  читала  газету,  про  Кордову ничего  не  сообщают,  значит  у  вас
спокойно. Ты вообще скоро думаешь вернуться?
   Полунин сказал,  что скоро, пожелал ей покойной ночи и повесил трубку -
в стекло кабины уже нетерпеливо постукивали.
   Успокоенный насчет Дуняши,  он мог теперь заняться делами,  но впереди,
как  назло,  было три нерабочих дня:  суббота,  воскресенье и  понедельник -
двадцатого июня  аргентинцы празднуют День флага.  Единственное,  что  можно
было сделать до  вторника,  это выписать из телефонной книги все имеющиеся в
Кордове электромонтажные фирмы. Список получился довольно длинный.
   Во вторник с утра Полунин засел за телефон Он набирал номер, спрашивал,
выслушивал ответ:  "Простите,  вы,  вероятно, ошиблись, этот сеньор у нас не
работает" -  и  вычеркивал еще  одну строчку в  своем списке.  Вычеркнув уже
шесть, он набрал очередной номер.
   - "Консэлек лимитада",  добрый день,  -  отозвалась телефонистка, - чем
могу служить?
   - Пожалуйста,  соедините меня с сеньором Дитмаром, - произнес Полунин в
седьмой раз и, уже приготовившись зачеркнуть "Консэлек", вдруг услышал:
   - Очень сожалею,  но  сеньора Дитмара сейчас нет в  конторе,  он  будет
после обеда. Что ему передать?
   - Нет-нет,   спасибо...   я  зайду  сам,  -  не  сразу  оправившись  от
неожиданности,  сказал  Полунин и  осторожно,  словно боясь  спугнуть удачу,
опустил трубку на рычаги.  Вскочив, он постоял, снова сел и с размаху влепил
кулак в раскрытую левую ладонь.  Есть, черт возьми! Наконец-то! Но тут же им
овладела неуверенность:  слишком уж  легко все получилось,  -  а  что,  если
Лернеру писали про какого-нибудь совершенно другого Дитмара, однофамильца?
   Он снова набрал номер и, услышав знакомый голос, сказал:
   - Простите, сеньорита, это опять я. В котором часу должен вернуться дон
Густаво, вы сказали?
   - Обещал приехать к  трем,  -  ответила телефонистка,  -  но  вы  лучше
зайдите пораньше, в половине третьего...
   Полунин  переписал в  книжку  адрес  "Консэлек лимитада",  а  остальной
список сжег  над  пепельницей.  Потом задумался,  глядя в  окно  на  плоские
крыши-асотеи с развешанным на веревках бельем, косую штриховку телевизионных
антенн   и   туманно   синеющие  вдали   мягкие   очертания  окрестных  гор.
Действительно,  что ли,  есть на  свете какая-то высшая справедливость,  или
просто сработал его  величество случай?  Встретиться здесь,  на  другом краю
земли, через столько лет...
   А все произошло потому, что в тот день - два года назад - шел проливной
дождь,  а портативная "Электра", которую надо было отнести клиенту, не лезла
в  портфель.  Он  упаковал  приемник в  газету,  но  сообразил,  что  газета
размокнет,  пока он  добежит до  станции метро,  и  в  поисках более плотной
бумаги полез в стенной шкаф в прихожей,  куда Свенсон бросал старые журналы.
Вытащив наугад один,  он  развернул его,  прикидывая на глаз,  хватит ли для
упаковки, и на крупной - вполстраницы - фотографии увидел Дитмара.
   Он  даже не  понял сразу,  кто это такой.  Просто что-то очень знакомое
показалось ему в  этом человеке,  сфотографированном в  очереди.  Все были с
чемоданами,  многие в длинных пальто европейского покроя -  явно иммигранты.
Этот,  привлекший его внимание,  тоже стоял с  чемоданом в руке и,  повернув
голову,  смотрел прямо в объектив. Полунин прочитал подпись под снимком, она
гласила: "Через час-другой, покончив с таможенными формальностями, эти новые
аргентинцы окажутся на  улицах гостеприимного,  но  чужого им Буэнос-Айреса.
Что  ждет  здесь этих  людей,  покинувших разоренный войной Старый Свет?"  И
только потом,  не  веря еще своим глазам,  он понял,  кто этот,  улыбающийся
фоторепортеру, "новый аргентинец"...
   Был уже второй час.  Полунин спустился в ресторан,  пообедал и вышел на
улицу,  доказывая себе,  что  попытаться увидеть Дитмара -  по  меньшей мере
неосторожно. Кто знает, хорошая ли у того память на лица? Мог, конечно, и не
запомнить,  но если узнает,  это плохо.  Нет,  идти к нему нельзя. Разве что
взглянуть издали...
   День  был  солнечный,  но  холодный,  почти морозный,  по  аргентинским
понятиям.   Градуса  три-четыре  выше  нуля,   пожалуй,  не  больше.  Жители
Буэнос-Айреса при  такой  температуре мерзнут до  костей,  в  сухом  климате
Кордовы зима переносится легче -  если нет ветра.  Сегодня ветра не было,  и
Полунин даже без шляпы не  чувствовал холода.  Впрочем,  возможно,  ему было
жарко от возбуждения.
   Прохожий объяснил,  как пройти на  улицу Доррего,  это оказалось совсем
близко.  Контора Дитмара помещалась в новом пятиэтажном здании, между кафе и
магазином  готового  платья;   среди   дюжины  металлических,   мраморных  и
стеклянных дощечек  с  названиями разместившихся здесь  фирм  Полунин  сразу
увидел  нужную  ему  -  залитый чернью крупный курсив "КОНСЭЛЕК ЛТДА"  резко
выделялся  на  зеркально  надраенной латуни.  Ниже,  мелкими  буквами,  было
указано: "3-й эт. ком. 85".
   Войдя в  кафе,  Полунин сел  за  столик у  крайнего окна.  Если  Дитмар
подойдет с этой стороны, можно успеть заметить его среди прохожих; шансов не
так много,  но ведь не прогуливаться же по тротуару.  А  если тот будет идти
оттуда,  мимо магазина? Да, место для наблюдения не самое лучшее. Проще было
бы приехать на такси к концу рабочего дня и подождать на той стороне улицы -
тогда все выходящие из дверей будут ему видны. Впрочем, узнает ли он Дитмара
на таком расстоянии...
   Официант принес заказанное -  кофе и двойную рюмку граппы.  В помещении
было   тепло,   тихо,   бармен   за   стойкой   шелестел  газетой,   изредка
переговариваясь вполголоса с  кем-то из посетителей.  Прошло около получаса,
Полунин спросил еще  кофе  и  пачку сигарет,  ожидание начинало казаться ему
бесцельным.  Он  сидел боком к  окну -  так,  чтобы видеть в  лицо прохожих,
идущих по направлению ко входу в  конторское здание.  К счастью,  их было не
так много,  и  следить было не утомительно;  но ведь в самом деле Дитмар мог
подойти сзади - со стороны магазина...
   Он приехал на машине,  -  этого Полунин почему-то не предусмотрел и  за
подъезжавшими машинами не  следил.  Затормозивший у  самого  кафе  новенький
светло-серый пикап ИКА-"Растрохеро" привлек его внимание только тем,  что на
дверце - таким же точно курсивом, как и на табличке у входа, - было выведено
название фирмы "Консэлек".  Увидев надпись, Полунин почти машинально, еще не
успев даже сообразить, кто мог приехать в этой машине, перевел взгляд выше и
увидел за стеклом кабины лицо со шрамом на правой щеке.
   Словно  нарочно выставляя напоказ свою  примету,  Дитмар довольно долго
говорил что-то,  повернувшись к водителю, потом распахнул дверцу и вышел. Он
почти не изменился за эти одиннадцать лет,  разве что только чуть раздобрел,
раздался в плечах.  Лицо было то же - сухощавое, с широким тонкогубым ртом и
орлиным носом. Скорее приятное лицо, недаром он тогда всем понравился. Дино,
правда,  перебежчика сразу невзлюбил - просто так, каким-то шестым чувством;
комиссар  даже  проводил  с  ним  разъяснительную работу:  не  умеешь,  мол,
подняться выше мелкобуржуазных национальных предрассудков,  как  будто немец
не может быть настоящим антифашистом...
   Водитель  пикапа  тоже  вышел,  выгрузил из  кузова  большую  картонную
коробку,  маркированную круглым вензелем "Дженерал электрик", поставил ее на
край тротуара и подошел к Дитмару.  Тот достал сигареты,  протянул водителю,
закурил сам. Потом водитель снова забрался в кабину и уехал, а Дитмар поднял
коробку и, держа перед собой, пошел к двери.
   Полунин  одним  глотком  допил  остывший кофе.  Обернувшись,  он  нашел
взглядом официанта,  показал на  свою пустую рюмку -  повторить.  Тот принес
новую.  Полунин  выплеснул ее  в  рот,  невольно  передернувшись от  резкого
сивушного  запаха  виноградной  водки,  расплатился и  вышел.  По  дороге  в
гостиницу он  зашел на  почту и  отправил две телеграммы -  одну Филиппу,  а
другую Дуняше -  с сообщением,  что возвращается завтра, и просьбой заказать
билет на ближайший гидросамолет до Асунсьона.

   - И ты сам его видел? - спросил Филипп.
   - Как тебя.  Я же говорю -  он стоял вот так, метрах в четырех от окна.
Если бы оно было открыто, я бы слышал, о чем они разговаривают.
   - Фантастика,   -   Филипп  покачал  головой  -   Воображаю,   что   ты
почувствовал, когда увидел его физиономию...
   - Можешь  мне  поверить,  ничего приятного.  Но  ты  все-таки  расскажи
подробнее о здешних делах. Что это за история с грабежом?
   - Какой к черту грабеж!  Это был обыск.  Мне кажется,  они все поняли и
теперь просто разглядывают нас, как блоху под микроскопом...
   Филипп  рассказал  о  случившемся за  время  отсутствия  Полунина.  Тот
слушал, рассеянно поглядывал в окно, где тощая коза лениво общипывала куст и
стайка босоногих мальчишек с воплями гоняла тряпичный мяч.  В Асунсьоне было
солнечно и жарко, - что значит север, зима совсем не ощущается.
   - Ну что ж,  - сказал он, выслушав до конца, - этого следовало ожидать.
Разве что,  может,  не так скоро. Плохо, что Астрид умолчала о полученном от
Лернера адресе.
   - Мы ведь так договорились, ты помнишь.
   - Да нет, я ее не виню, это уж мы сами сглупили... Нужно было подобрать
более гибкий вариант.  А  как  ей  показалось,  Кнобльмайер очень настойчиво
интересовался результатами поездки?
   - В первый раз -  нет.  Но она снова побывала у него накануне отъезда в
Монтевидео.
   - А это еще зачем?
   - Ну,  видишь ли...  Мы  просто подумали,  что такой "прощальный визит"
будет выглядеть естественно,  -  раз уж  она взяла определенную роль,  нужно
играть до конца. Словом, она поехала к нему, и вот тут он опять задал тот же
вопрос:  не  называл ли ей Лернер кого-либо из сослуживцев отца?  Понимаешь?
Астрид,  естественно,  опять  сказала "нет" -  чтобы не  противоречить самой
себе...  Толстяк,  возможно,  именно на  это и  рассчитывал -  поймать ее на
противоречиях.  Так  или иначе,  это уже подозрительная настойчивость.  Это,
скажем прямо, уже настораживает.
   - Да,  это  плохо,  -  сказал Полунин,  помолчав.  -  Если они узнали о
письме, Дитмар наверняка предупрежден. Тот пьяница, скорее всего, был просто
подсадной уткой.
   - Чепуха,  - возразил Филипп, - тогда бы он не дал адреса. Я сам думал,
но это не вяжется.  Такой ход - сообщить нам координаты Дитмара как приманку
- мог бы быть ими предусмотрен только в том случае,  если бы они знали,  что
нам  нужен именно Дитмар.  А  этого они  никак знать не  могли.  Уже хотя бы
потому,  что  сама  Астрид  услышала впервые  это  имя  накануне разговора с
Лернером.  Иначе можно было бы предположить,  что она случайно сболтнула его
там,  в Колонии Гарай, и что немцы, услышав от нее это имя, быстро смекнули,
что к чему.  Французская экспедиция - Дитмар действовал во Франции - тут все
как дважды два.  Но в том-то и дело,  что Астрид про Дитмара не знала, немцы
не  знали,  Лернер тоже не  знал;  следовательно,  его  реакция на  вопрос о
Дитмаре была спонтанной, а не согласованной с кем-то заранее...
   - Все это так,  -  согласился Полунин.  - Однако тебе и самому кажется,
что они что-то пронюхали...
   - У меня такое ощущение.
   - У  меня  тоже.  Поэтому будем  лучше  исходить из  того,  что  Дитмар
предупрежден и  врасплох его  не  застать.  Я  считаю,  надо дать ему  время
успокоиться, - пусть решит, что это была ложная тревога.
   - Он может использовать это время, чтобы скрыться.
   - Никуда он не скроется,  если за ним будут следить. Вот тут-то и может
пригодиться Келли со своими "соратниками"...
   - Прости, я не понял, ты уже с ним говорил?
   - Только по телефону,  вчера.  Договорились встретиться в  понедельник.
Так вот,  я  постараюсь заинтересовать его этим делом,  пусть они и ведут за
ним наблюдение -  пока.  А  что касается экспедиции,  то  ты  прав,  пора ее
сворачивать.  Только без спешки, чтобы это не выглядело бегством. И побольше
шума,  понимаешь?  Ты  как-то  говорил насчет пресс-конференции,  -  сейчас,
пожалуй, самое время... А как это вообще делается?
   - Ну как,  собираешь журналистов,  говоришь им то,  что хочешь сказать,
отвечаешь на  вопросы...  Ты прав,  конференция была бы кстати...  -  Филипп
задумался,  потом  сказал решительно:  -  Вызову-ка  я  Астрид обратно!  Без
переводчицы мне не обойтись,  а в смысле опасности -  сейчас,  думаю, она не
так уж и велика.  Шестнадцатого я,  признаться, струхнул. Стресснер ведь так
тесно связан с  вашим Пероном,  что  переворот в  Аргентине мог  бы  создать
кризисную ситуацию здесь,  вплоть до  беспорядков,  и  уж  тогда-то  боши не
упустили бы  случая свести счеты и  с  нами  -  если  они  действительно нас
расшифровали.  Поэтому-то я  и  прогнал ее в  Монтевидео...  хотя она,  надо
сказать,  отбрыкивалась до последнего.  А  сейчас положение,  судя по всему,
более или менее стабилизировалось.
   - Боюсь, ненадолго.
   - Скажи, а как настроения в Буэнос-Айресе?
   - В политическом смысле? Я, признаться, не особенно интересовался, да и
времени не было. Из Кордовы я вернулся только двадцать второго, что это было
- среда?  Ну,  правильно. Что можно узнать за три дня? Вот поговорю завтра с
Келли,  уж  он  то  должен  чувствовать  обстановку.  Но  мне  кажется,  эта
стабилизация  ненадолго,   -   повторил  Полунин.   -   Похоже  на  то,  что
шестнадцатого была только первая попытка.
   - Некоторые обозреватели считают,  что падение Перона - вопрос месяцев,
- сказал Филипп.  -  Я тут все время слушаю радио.  Когда это случится, боши
побегут из Аргентины, как крысы. И вот тогда мы действительно можем потерять
след.
   - Да,  это опасность реальная. Но действовать прямо сейчас мы не можем,
ты  согласен?  Словом,  вызывай Астрид,  ликвидируйте экспедиционные дела  и
уезжайте отсюда.  Это  время  вам  лучше побыть в  Монтевидео,  пока  я  все
подготовлю.
   - Мне придется слетать домой,  - сказал Филипп, - иногда нужно все-таки
отчитываться перед начальством.
   - Те    лучше,    езжай   во   Францию.    Где-нибудь,    скажем,    до
сентября-октября...  Кстати,  чуть  не  забыл:  мне  нужно расписание рейсов
"Лярошели".
   - Какое расписание,  старина?  Они  работают по  тайм-чартеру.  Тут все
зависит от  фрахта  -  сегодня в  Бразилию,  завтра  в  Австралию.  Конечно,
примерный план у них есть,  все-таки судно обычно фрахтуется заранее, а не в
самую последнюю минуту,  но все очень неопределенно. Керуак говорил мне, что
у них предполагаются осенью два-три рейса в Аргентину, но когда. - Филипп не
договорил и развел руками.
   - Вот как...  -  Полунин задумался. - Неудобство, понимаешь, в том, что
Дитмара придется где-то прятать, если случится задержка.
   - Ничего, это ему засчитают как срок предварительного заключения! Нет у
нас других проблем?
   - Ну, эта тоже не из самых простых, Дино когда собирался приехать?
   - Сказал, что вернется в любой момент, как только понадобится.
   - Пусть пока сидит там Чем меньше вы  будете здесь на виду,  тем лучше.
Прилетите вместе,  когда все будет готово.  Теперь вот еще что нужно решить:
из  денег  Морено на  нашем  банковском счету осталось сейчас около двадцати
тысяч аргентинских пес