действовать,
а не ковырять в носу. Понял?
   - Понял, так точно! - отчеканил адъютант.
   - Запиши телефон, позвонишь мне завтра, часов в одиннадцать вечера...

   Тяжелая,   бронированная  изнутри  дверь  штаб-квартиры  "Национального
антикоммунистического   командования"   явно    была    рассчитана   и    на
психологический  эффект.  Этой  же  цели  служила,  по-видимому,  и  красная
лампочка где-то сбоку,  которая начала лихорадочно мигать,  как только дверь
захлопнулась  за  Полуниным.   Верзила  в  голубой  рубашке,   с  кольтом  в
расстегнутой кобуре, вырос перед ним, преграждая путь:
   - Вам кто нужен?
   - Мне? Мне нужен сеньор Гийермо Келли. Есть у вас такой?
   - По какому вопросу?
   Полунин подмигнул:
   - Сожалею,  дружище,  государственный секрет!  Вы лучше звякните там по
своему интеркому, что к дону Гийермо прибыл человек из Монтевидео...
   Охранник скрылся в телефонной будке,  рядом с Полуниным тут же оказался
другой, такого же роста.
   - Солидная штука,  -  сказал Полунин, одобрительно разглядывая дверь. -
Прямо как  в  Национальном банке.  И  часто вам  тут  приходится выдерживать
осады?
   - Выдержим, когда понадобится, - мрачно заверил верзила.
   Его напарник вышел из кабины, глядя на Полунина подозрительно.
   - Оружие есть?
   - Не имею привычки носить с собой, даже в разобранном виде.
   - Все равно придется вас обыскать, таково правило.
   - Что ж, не могу отказать в этом удовольствии, только чтобы без щекотки
- иначе, ребята, я за себя не ручаюсь...
   Он  балагурил,  пытаясь  заглушить ощущение  опасности и  замаскировать
неуверенность,  которая овладевала им все сильнее; по правде сказать, он уже
почти жалел,  что ввязался в эту авантюру. Там, в безопасном Монтевидео, все
казалось просто; сценарий был одобрен не только шалопутным Лагартихой (тот и
сам  готов  лезть  на  рожон  против чего  угодно),  но  и  доктором Морено,
человеком солидным и рассудительным... Впрочем, что Морено? Он-то остается в
стороне,  Филипп правильно заметил: для старика это развлечение, своего рода
шахматы;  но каково быть пешкой?  Да ведь его,  в  случае чего,  отсюда и не
выпустят - вон мордовороты какие, придушат и глазом не моргнут...
   - Послушайте,  -  сказал он,  подставляя охраннику другой бок,  - а вот
такой у  меня вопрос:  неужто вы и дамочек так же?  Райская у вас тут жизнь,
че, прямо хоть самому сюда просись... Или дамы избегают вас посещать?
   Не удостоив его ответом,  охранник закончил поверхностный обыск, отошел
к столу и нажал кнопку.  Лампочка перестала мигать,  а по лестнице спустился
еще один синерубашечник.
   - Проводи к  соратнику Келли,  -  сказал  тот,  что  обыскивал.  -  Вы,
ступайте с ним! По пути не задерживаться, по сторонам не глазеть, ясно?
   - Амиго, вы отстали от века, - доверительно отозвался Полунин. - У меня
в  каждой пуговице кинокамера кругового обзора.  И все заряжены инфракрасной
пленкой!
   Весело насвистывая,  он в сопровождении стража поднялся на третий этаж,
миновал коридор с окрашенными в бурый цвет стенами,  маленькую комнатку, где
один  синерубашечник крутил  ручку  ротатора,  а  другой  пересчитывал пачки
увязанных брошюр;  потом  еще  коридор  У  одной  из  дверей  охранник велел
Полунину остановиться и  поправил пояс  с  кобурой.  Постучавшись и  получив
ответ, он распахнул дверь и вскинул руку в фашистском приветствии:
   - Бог и Родина! Соратник, к вам человек с первого поста!
   - Пусть войдет, - послышалось изнутри.
   Охранник  посторонился,   и  Полунин  вошел  в  небольшой  кабинет.  За
письменным столом,  спиной к окну,  сидел худощавый,  его возраста, человек,
скорее европейского обличья -  с  бритым лицом и  светлыми,  расчесанными на
косой пробор волосами.
   - Очень рад -  Келли, - представился блондин, протягивая руку Полунину.
- Сеньор?..
   - Мигель. Из Монтевидео, от доктора.
   - Да-да, я понял... Прошу садиться, прошу. Курите?
   - Спасибо...
   Полунин сел,  чуть отодвинув кресло от  стола,  закинул ногу на  ногу и
неторопливо закурил, разыгрывая этакого супермена. Самообладание, впрочем, и
в  самом деле вернулось;  он даже удивился,  заметив,  что пальцы совершенно
тверды, и не отказал себе в мальчишеском удовольствии продемонстрировать это
хозяину кабинета,  протянув зажигалку и  ему.  Так  же  бывало в  маки  -  в
последний момент,  как бы  перед тем ни волновался,  всегда удавалось зажать
нервы  в  кулак.  Пустив  к  потолку  длинную  струю  дыма,  он  огляделся с
непринужденным видом.  Широкое, ничем не занавешенное окно выходило на крыши
с телевизионными антеннами, у одной стены стоял большой книжный шкаф, другую
украшали три портрета: в центре - Пий XII в белой камилавке, а по сторонам -
чуть ниже -  Адольф Гитлер и Хуан Доминго Перон. Обстановка была подчеркнуто
спартанской.
   Келли  позвонил,   из   боковой  двери  тотчас  же  появилась  кукольно
хорошенькая девушка в  очень тесной юбке и  голубой,  как  и  у  охранников,
форменной рубашке с белым галстуком и серебряным изображением распростершего
крылья кондора - символом "Альянсы". Сам Келли был в обычном темном костюме,
обязанность носить форму на руководство явно не распространялась.
   - Пожалуйста, соратница, кофе, - сказал он. - И покрепче!
   - Какая  приятная  неожиданность,  -  Полунин,  улыбаясь,  подмигнул  в
сторону  двери,  за  которой скрылась соблазнительная синерубашечница.  -  Я
думал, в ваш орден нет доступа женщинам... Представлял себе вас чем-то вроде
тамплиеров, ха-ха-ха!
   - Ошибка!  - Келли тоже улыбнулся и предостерегающе поднял палец. - Это
Морено говорил вам  об  ордене?  Умный человек,  но  некоторые вещи от  него
ускользают.  Орден,  дон Мигель, это всегда нечто эзотерическое, замкнутое в
узком кругу;  мы же представляем собой движение.  Движение, которое рано или
поздно -  я  в  это  верю  -  объединит всех аргентинцев,  независимо от  их
общественного положения,  - всех, кому не безразлична судьба нации. Зачем же
исключать женщин из этого числа?  Сегодняшняя аргентинка,  смею вас уверить,
не  хуже  нас  с   вами  понимает  необходимость  защищать  вечные  ценности
христианской культуры,  которым грозит все большая опасность как со  стороны
откровенно  атеистического  марксизма,   так  и   со  стороны  растленной  и
лицемерной плутократии доллара. Кстати, учтите вот еще что: именно женщина -
как  воплощение консервативно-охранительного материнского начала -  особенно
болезненно ощущает малейшее неблагополучие в этой сфере... Ведь кто в первую
очередь  страдает  от   современного  падения  нравов,   от   алкоголизма  и
наркомании,  от распада семейных связей? Опять же они, женщины. Нет-нет, дон
Мигель, не следует недооценивать их политического потенциала, вспомните хотя
бы историю...  В принципе,  любая из наших подруг может стать Жанной д'Арк -
если судьба призовет...
   Не прошло и пяти минут,  как потенциальная Жанна д'Арк появилась снова,
теперь уже с  подносом в  руках.  Разлив кофе,  соратница дона Гийермо Келли
кокетливо улыбнулась Полунину и вышла, цокая острыми каблучками и раскачивая
бедрами, как Мэрилин Монро в "Ниагаре".
   - Итак, что нового за рубежом? - осведомился Келли небрежным тоном.
   - Мне  поручено  передать  вам,  что  в  тамошней  аргентинской колонии
появилось несколько новых лиц,  -  сказал Полунин. - В основном студенты, из
университетов Кордовы, Буэнос-Айреса и Ла-Платы.
   - Такая   информация  должна  скорее  интересовать  органы  федеральной
полиции, - заметил Келли. - Не понимаю, почему Морено направил вас ко мне.
   - Это не просто эмигранты, - возразил Полунин и отпил из своей чашечки.
- Соратница умеет варить кофе, поздравляю.
   - Спасибо.  Дело  еще  и  в  сорте -  настоящий "Оуро Верде",  мне  его
присылают прямо из Сан-Паулу. Что вы хотите сказать, "не просто эмигранты"?
   - Видите  ли...   Морено  считает,  что  это  первый  случай  появления
коммунистов в  среде студенческой оппозиции.  До  сих  пор  там  преобладали
католики справа и анархо-синдикалисты слева... если не считать троцкистов.
   Келли молча допил кофе и налил себе еще.
   - Будьте как  дома,  дон  Мигель,  наливайте себе  сами.  Почему Морено
считает, что теперь коммунисты действительно появились?
   - Это установлено.
   - Кем?
   - Ну... - Полунин пожал плечами. - Скажем, мною!
   Келли опять помолчал.
   - А если расшифровать? - спросил он, улыбаясь.
   Полунин тоже улыбнулся.
   - Не надо пока... расшифровывать, - сказал он убеждающе.
   Они  сидели,  смотрели друг  на  друга через стол и  широко улыбались -
словно два старых приятеля,  которые встретились после долгой разлуки и  еще
не  нашли  слов,  чтобы  выразить радость этой  встречи.  Потом  Келли начал
смеяться,  все громче и громче; словно заразившись смехом, захохотал наконец
и Полунин.
   - Довольно!  -  заорал вдруг Келли и грохнул кулаком по столу; случайно
или нарочно,  рука его сдвинула при этом беспорядочно нагроможденные бумаги,
и из-под них высунулось черное рыльце кольта.  - Вы что, загадки сюда пришли
загадывать?
   Полунин перестал смеяться не сразу.
   - Спокойно,  спокойно,  -  сказал он, утирая глаза платком. - Не хотите
мне верить - не надо. Я не настаиваю! Только послушайтесь совета: не держите
на столе эту дрянь,  если у вас не в порядке нервы.  Пистолет не новый, вон,
на конце ствола даже воронение стерто,  -  значит, до вас он мог побывать во
многих руках;  вы уверены, что у него не подпилено шептало? Некоторые идиоты
подпиливают,  особый гангстерский шик - чтобы спуск срабатывал от легчайшего
прикосновения.  Я вот помню случай с одним неврастеником -  тоже так стукнул
кулаком по столу, а пистолет от сотрясения выстрелил. Зачем рисковать?
   Келли выгреб из-под бумаг кольт и сунул его в ящик.
   - Он был на предохранителе. Извините, я погорячился, но так разговор не
пойдет - я должен знать, с кем имею дело.
   Полунин, глянув на него изумленно, допил кофе.
   - Дело?  Мы  с  вами никаких дел не  имеем и,  надо полагать,  иметь не
будем.  Я  пришел передать вам информацию,  которую мы с Морено сочли нужным
довести до  вашего сведения.  Что  я,  прошусь к  вам  на  службу?  Или  жду
денежного  вознаграждения?  Очень  жаль,  сеньор  Келли,  но  так,  пожалуй,
разговор действительно не пойдет.
   - Хорошо,  я  же  сказал -  я  погорячился,  -  повторил Келли и  снова
наполнил его чашку.
   Но теперь горячиться начал Полунин:
   - Какого черта,  в самом деле! Там, внизу, меня лапает какой-то кретин,
ищет оружие,  дает идиотские указания:  "не  задерживаться,  не  смотреть по
сторонам", - на чем воспитываются ваши кадры, хотел бы я знать, на комиксах?
А  здесь вы начинаете на меня орать,  стучать по столу...  Да будь я  трижды
проклят!  Единственное,  что  меня  примиряет с  увиденным здесь,  это  ваша
секретарша. Можно ее телефон?
   Келли опять заулыбался, видя, что инцидент исчерпан.
   - Сожалею, дон Мигель. Она, как бы это сказать, заангажирована.
   - Надолго?
   - В общем,  да. Итак, дон Мигель, продолжим, если вы не возражаете. Так
что там с этими коммунистами? Чем они заняты?
   - Налаживают контакты.  Собственно,  доктора это и  беспокоит.  Вы ведь
понимаете,   что,   если  здешние  красные  решат  -   и  сумеют  -  всерьез
сконтактироваться  с   католиками,   сеньору   президенту  останется  только
упаковывать чемоданы...
   - Не нужно смотреть так мрачно.
   - Смотреть нужно трезво.  Католики - это вооруженные силы, прежде всего
флот и авиация. Ну а коммунисты - это, как вам известно, народ.
   - Не всякие.  Коммунисты из аудиторий не имеют с народом ничего общего,
- возразил Келли. - Вы когда-нибудь видели студента из рабочей семьи? Или из
семьи арендатора?
   - Тут вы правы, - кивнул Полунин. - Я ведь не случайно сказал: если они
решат сконтактироваться всерьез; пока это не серьезно. Но это уже симптом, и
довольно тревожный.
   - Допустим. Что предлагает Морено?
   - Держать глаза хорошо открытыми. Разумеется, никаких акций... чтобы не
спугнуть птичек раньше времени.  Это первое.  Второе - доктор считает, что в
свете того,  о  чем мы  сейчас говорили,  хорошо бы немного придержать ваших
ребят.
   - Что он имеет в виду?
   - Ну,  все эти мелкие акции,  -  пренебрежительно сказал Полунин, снова
закуривая.  -  Газеты в  Монтевидео пишут об  этом чуть ли не каждый день...
раздувая,  естественно,  антиаргентинскую истерику еще больше.  То  избиение
какого-то  синдикального делегата*,  то налет на помещение ячейки,  словом в
этом  роде.  Доктор не  уверен,  что  это  целесообразно.  Булавочные уколы,
которые приводят только к озлоблению...
   ______________
   * Синдикатами в Аргентине называют профсоюзы. Делегат в данном случае -
представитель профсоюза на предприятии.

   - Понимаю его мысль, - прервал Келли. - Но не забывайте, нам приходится
думать и о практической тренировке наших кадров. Если они будут сидеть сложа
руки,  толку от них не дождешься. В конце концов СА в Германии тоже начинали
с уличных драк.
   - Возможно, вы правы, - сказал Полунин. - Просто доктор Морено считает,
что вряд ли  есть смысл обострять отношения с  рабочими,  когда обстановка в
стране и без того достаточно напряжена.
   - Понимаю,  понимаю,  - повторил Келли. - Что ж, я доведу его мнение до
сведения руководства.  Итак,  эти  красные там,  в  Монтевидео,  -  кто это,
конкретно? У вас есть имена?
   Полунин поднял два пальца.
   - Наиболее  активные,  -  сказал  он,  -  Освальдо  Лагартиха  и  Рамон
Беренгер. Тот и другой - студенты.
   - Юристы,  Надо полагать?  -  поинтересовался Келли,  записывая имена в
настольном блокноте.
   - Да, оба. То ли с третьего курса, то ли с четвертого.
   Келли усмехнулся.
   - Вам не приходилось, дон Мигель, видеть в рабочих пригородах на стенах
старые лозунги:  "Будь патриотом -  убей студента"? Я недавно видел, в Нуэва
Чикаго.  Старый,  краска  совсем  выцвела,  это  писали в  конце  сороковых.
Конечно, экстремизм, но нельзя отрицать, что тут есть здоровое зерно. Боюсь,
они  нам  еще доставят немало хлопот,  все эти леворадикальные сеньоритос...
которых  не  устраивает  капитализм,  но  очень  устраивают  чековые  книжки
папочек-капиталистов.  Знаете, дон Мигель, когда о мировой революции говорит
рабочий, мне это понятно; более того, даже когда он не говорит, а действует,
когда  он  становится моим  активным врагом  -  я  могу  понять  логику  его
поступков,  могу испытывать к нему известное уважение.  Если понадобится,  я
буду в него стрелять,  так же как и он в меня,  тут все просто и честно.  Но
вот  эта мразь...  которая приезжает на  митинг в  собственном "кадиллаке" -
причем  предусмотрительно  оставляет  его  подальше  за  углом!  -  а  потом
взбирается  на  трибуну  и  начинает  орать  о  несправедливости буржуазного
общества,  это вообще не человек. Это взбесившаяся вошь, которую надо давить
И  самое смешное,  что  этим  рано  или  поздно займутся сами  рабочие,  вот
увидите... Ладно, мы проверим местные связи ваших студиозов.
   - Кстати,  по этому поводу,  -  сказал Полунин.  -  Доктор настоятельно
рекомендует осторожность.  Дело в том, что Лагартиха периодически появляется
в Буэнос-Айресе...
   - Он что, курьер?
   - Вряд ли. Я думаю, его функции шире. Как бы то ни было, он может снова
очутиться здесь в  любой момент.  Мы,  естественно,  постараемся вовремя вас
предупредить: тогда можно будет хотя бы засечь его здешние контакты, выявить
явки, адреса. Но если поднять тревогу преждевременно, нить может оборваться.
Тут важно не спугнуть птичек.
   - Уж  это-то  я  понимаю,  -  буркнул  Келли.  -  Никто  не  собирается
вламываться с  обысками к  их  родным...  Речь  пойдет только о  наблюдении.
Передайте Морено, что мне нужны фотографии.
   - О! Чуть не забыл...
   Полунин  достал  бумажник,  порылся  в  нем  и  протянул Келли  отрезок
восьмимиллиметровой кинопленки.
   - Они здесь оба, порознь и вместе. Лагартиха - это который повыше.
   Келли  разыскал среди  бумаг  большую  лупу  и,  повернувшись со  своим
вращающимся креслом к окну, принялся изучать кадры.
   - Обратите внимание на  тот,  что снят перед Паласио Сальво,  -  сказал
Полунин. - Шестой, если не ошибаюсь. Лагартиха там с девушкой...
   - Шестой сверху или шестой снизу?  А-а,  вижу.  Сальво есть, но девушки
пока... Вы хотите сказать - рядом с ним?
   - Да, просто она в брюках.
   - Ах, вот что... поди тут разбери. Тоже из их компании?
   - Нет, это наша. Ее подсадили к Лагартихе.
   - Подсадили?  -  Келли усмехнулся,  вглядываясь внимательнее. - В таких
случаях, амиго, обычно подкладывают.
   - Ну,  знаете,  это  уж  ее  дело  -  выбирать тактику.  Я  не  стал бы
связываться с агентом, который нуждается в подобного рода подсказках...
   - Кто она, если не секрет?
   - Немка,   баронесса  фон   Штейнхауфен.   В   Уругвае  с   бельгийским
паспортом...   фамилию   пришлось   слегка   подправить,   получилось   "ван
Стеенховен".
   - Морено,  я вижу, времени даром не теряет. Умный старик, хотя и не без
заскоков...   -   Келли  повернулся  к  столу,  нажал  кнопку.  Когда  вошла
"соратница", он протянул ей пленку. - В фотолабораторию, пожалуйста. Обычные
отпечатки для архива, а портреты пусть сделают шесть на девять - экземпляров
по двадцать.  Скажите,  чтобы хорошо подобрали бумагу,  мне нужна предельная
четкость изображения.
   - Немка,  говорите,  -  задумчиво сказал он,  когда секретарша вышла. -
Гм... интересно, где он ее раздобыл. Представить себе Морено с немцами...
   Горячо, подумал Полунин. Совсем горячо! А, была не была...
   - Ну, баронессу-то раздобыли мы, - сказал он. - К доктору она отношения
не имеет, это наши особые каналы. Но почему вы считаете, что у него не может
быть контактов с немцами?
   - Деловые контакты у него есть,  в Западной Германии.  А здешних немцев
он ненавидит как чуму...  И не без оснований, будем уж откровенны, - добавил
Келли. - Но, конечно, личные наши симпатии...
   Полунин,  заинтересованный еще  больше,  подождал конца  фразы -  и  не
дождался.
   - В том-то и дело,  -  сказал он осторожно.  - Иногда для пользы дела с
кем только не  приходится...  Поэтому я  не удивился бы,  узнав,  что доктор
решил поближе познакомиться с немецкой колонией, последнее время его заметно
беспокоит проблема иностранцев.
   - Что вы имеете в виду?
   - Посудите сами -  кого только не понаехало сюда за десять послевоенных
лет...
   - Наша традиционная политика,  -  Келли пожал плечами.  - Не забывайте,
Аргентина создана иммигрантами. Они и до войны ехали.
   - Верно,  и все же есть существенная разница.  До войны ехали в поисках
работы,  в поисках свободной земли для колонизации, эти иммигранты хлопот не
доставляли.  А  после сорок пятого года  сюда  хлынули политические беженцы,
или,  скажем точнее,  люди,  ставшие беженцами в силу политических факторов.
Это несколько меняет картину, вы согласны? Мы тут как-то говорили с доктором
о русских... Я ведь, кстати, и сам русский...
   - Вот как,  -  в голосе Келли прозвучало замешательство.  -  Я-то сразу
понял, что вы, не местный уроженец, но... Белый русский, надо полагать?
   - Не красный же, каррамба!
   - Разумеется,  разумеется...  Так  что  вы  начали  говорить о  русской
колонии?
   - Ну,  это  как  пример.  Дело не  только в  русских,  есть еще поляки,
прибалты, балканцы - огромное количество выходцев из Восточной Европы, людей
совершенно загадочных,  о  которых никто  ничего  толком  не  знает.  Доктор
считает это  серьезным упущением -  оставлять их  без  надлежащего контроля.
Особенно,  конечно,  русских...  по вполне понятным причинам.  Не мешало бы,
скажем,  иметь хотя бы приблизительную картину их настроений, разновидностей
политической ориентации, ну и так далее.
   - В  принципе он  прав,  -  согласился Келли.  -  Но  это не так просто
осуществить.
   - Простите, не вижу никакой проблемы. Несколько хороших информаторов, и
вы всегда будете в курсе.
   - Да, но... Хорошие информато