Армстид  не  раз  бывал  здесь  ночью,  и  все же его хромающая тень едва не
сорвалась в черную бездну.
     - Помогите ему, - сказал Букрайт.- Не то он снова сломает...
     - Тс! - шикнул на него Рэтлиф. -. Сад вон там, на холме.
     -  ...он  снова  сломает  ногу, - сказал Букрайт, понизив голос. - А мы
будем виноваты.
     -  Не  бойтесь,  не  сломает, - прошептал Рэтлиф. - Он тут не одну ночь
провел.  Только  не  подходите  к  нему  слишком близко. Но и слишком далеко
вперед  не  отпускайте.  Прошлой  ночью,  когда  мы там лежали, мне один раз
пришлось  удержать  его силой. - Они пошли дальше, следом за темной фигурой,
которая  двигалась молча и удивительно быстро. Они очутились в овраге, густо
заросшем  жимолостью, с сухим песчаным дном, по которому надсадно скрежетала
хромая  нога.  И  все же они с трудом поспевали за ним. Пройдя шагов двести,
Армстид  повернулся  и полем по склону оврага. Рэтлиф полез следом. - Теперь
осторожней, - шепнул он Букрайту. - Мы уже на месте. - Но Букрайт смотрел на
Армстида.  "Нипочем  ему не вылезть, - подумал он. - Не вылезть ему из этого
оврага".
     Но  Армстид,  волоча  негнущуюся,  дважды  сломанную ногу, взобрался на
почти  отвесный  склон  молча,  без помощи, настороженный, словно взведенный
курок,  каждую секунду готовый отвергнуть всякую поддержку, не допуская даже
мысли,  что  она может ему понадобиться. А потом Букрайт полз следом за ними
на  четвереньках  по  тропинке сквозь чащу шиповника, хурмы и бурьяна, среди
высоких, в рост человека, кустов, перелезая через них, когда они стлались по
земле  у  края  чуть  видимого  в  темноте  дома,  там,  где  его  поставили
чужеземный,  безвестный  архитектор  и  хозяин, чей безымянный прах покоится
рядом  с  прахом его родичей и с останками предков нынешних саксофонистов из
гарлемских  кабаков, под разрушенными надгробьями со стершимися надписями на
ближнем  взгорье  в  четырехстах  ярдах  отсюда, - мертвый остов с рухнувшей
крышей, обвалившимися трубами и высоким прямоугольником окна, сквозь которое
видны  были  звезды по ту сторону дома. На склоне холма, видимо, некогда был
разбит  розарий.  Никто  из  них троих, так же как и все, кто проходил здесь
сотни  раз,  не  знал,  что  упавший  цоколь посреди розария когда-то служил
основанием  солнечных часов. Рэтлиф ползком настиг наконец Армстида, схватил
его  за руку, и тут сквозь их тяжелое дыхание Букрайт услышал беспрестанное,
неторопливое  позвякиванье  лопаты  и глухой, размеренный стук отбрасываемой
земли где-то над собой, на холме.
     - Здесь! - прошептал Рэтлиф.
     -  Да,  я  слышу,  кто-то  копает,  - прошептал Букрайт. - Но почем мне
знать, что это Флем Сноупс?
     -  А  разве Генри уже десять ночей кряду не пролежал здесь, слушая, как
он  копает?  Разве  сам я не приходил сюда вчера ночью вместе с Генри, чтобы
послушать?  Мы  лежали  на этом самом месте до тех пор, покуда он не ушел, а
потом  полезли  на холм и нашли все ямы, которые он вырыл, а после засыпал и
разровнял землю, чтобы скрыть следы.
     -  Ладно,  -  прошептал  Букрайт.  -  Вы с Армстидом видели, что кто-то
копал. Но почем мне знать, что это Флем Сноупс?
     -  Ладно,  - сказал и Армстид с холодной, сдерживаемой яростью, почти в
полный голос; оба они чувствовали, что он дрожит, лежа между ними, дергается
и  трясется всем своим тощим, измученным телом, как побитая собака. - Это не
Флем Сноупс, и точка. Идите домой.
     - Тс! - зашипел Рэтлиф.
     Армстид повернулся и поглядел на Букрайта. Лицо его было в каком-нибудь
футе от Букрайта, теперь совсем невидимое в темноте.
     - Идите, - сказал он. - Идите домой.
     -  Тише,  Генри!  -  прошептал  Рэтлиф.  - Он услышит! - Но Армстид уже
отвернулся,  он  снова  глядел  вверх,  на  темный  холм  и, ругаясь шипящим
шепотом,  дрожал  и  дергался  между ними. - Ну а если вы убедитесь, что это
Флем,  тогда  поверите?  -  прошептал  Рэтлиф  через  лежавшего  между  ними
Армстида.
     Букрайт  не  ответил.  Он  лежал  рядом  с ними, слушая беспрестанное и
неторопливое  позвякивание лопаты и злобное шипение Армстида, чье тощее тело
все  дрожало  и дергалось подле него. Но вот звяканье смолкло. Сначала никто
не двигался. Вдруг Армстид пробормотал:
     -  Нашел!  -  И  бешено  рванулся вперед. Букрайт услышал, или, вернее,
почувствовал, как Рэтлиф схватил Армстида.
     - Стой! - прошептал Рэтлиф.- Стой! Держите его, Одэм! - Букрайт схватил
Армстида  за другую руку. Они держали отчаянно извивавшееся тело до тех пор,
пока  Армстид  не  затих  и  не  лег  снова между ними, неподвижный, сверкая
глазами  и  ругаясь  все  тем  же шипящим шепотом. Руки у него на ощупь были
худые  как палки; но сила в них была нечеловеческая. - Ничего он не нашел! -
шепнул  Рэтлиф. Просто он знает, что оно где-то здесь; может, ему попалась в
доме  бумага,  в  которой написано, где копать. Но ему еще надо отыскать это
место, и нам тоже. Он знает, что оно где-то в саду, но надо его найти. Мы же
видели, что он все ищет. - Букрайт слышал два голоса, они говорили свистящим
шепотом  -  один ругался, другой успокаивал и увещевал, а сами говорившие во
все  глаза глядели на холм, тускло освещенный звездами. Потом заговорил один
Рэтлиф.  -  Так  вы,  значит, не верите, что это Флем, - сказал он. - Ладно.
Смотрите  же!  - Они замерли в траве, все трое, тая дыхание. А потом Букрайт
увидел того, кто копал, - тень, сгусток тьмы, поднимавшийся вверх по склону.
-  Глядите,  -  шепнул  Рэтлиф.  -  Букрайт  слышал, как он и Армстид дышали
хрипло,  со свистом, с надрывом, не сводя глаз с холма. И тут Букрайт увидел
белую  рубашку;  а  еще через мгновение вся фигура отчетливо обрисовалась на
фоне  неба,  замешкавшись  на  вершине холма. Потом она исчезла. - Ну вот, -
прошептал  Рэтлиф.  -  Разве  это  не  Флем Сноупс? Теперь верите? - Букрайт
набрал  полную  грудь  воздуха  и  медленно  выдохнул его. Он все еще держал
Армстида  за  руку.  Он совсем позабыл об этом. Теперь он снова почувствовал
ее, тугую и дрожащую, как стальная проволока.
     - Да, это Флем, - сказал он.
     -  Конечно,  Флем,  - сказал Рэтлиф. - Нам остается только найти завтра
ночью, где оно, и тогда...
     -  Черта  с два, завтра! - сказал Армстид. Он снова рванулся, порываясь
встать. - Идем искать сейчас же.
     Вот что надо делать. Покуда он сам...- Но они вдвоем
     держали  его,  и  Рэтлиф  шепотом спорил с ним, урезонивал его. Наконец
они, ругаясь, прижали его к земле.
     -  Надо сперва узнать, где это, - выдохнул Рэтлиф. - Надо точно узнать,
чтоб сразу взять, нет у нас времени на поиски. Надо все обыскать в первую же
ночь, нельзя оставлять следы, не то он вернется и заметит. Не понимаете, что
ли?  Не  понимаете,  что  мы только раз и сможем поискать, нельзя, чтобы нас
застукали.
     - Что же нам делать? - сказал Букрайт.
     -  Ха!  -  сказал  Армстид. - Ха! - Голос его звучал хрипло, сдавленно,
злобно. В нем не было даже насмешки. - Что нам делать? Вы же, кажется, домой
собирались.
     -  Будет,  Генри, - сказал Рэтлиф. Он встал на колени, не выпуская руки
Армстида.  -  Мы  уговорились взять Одэма в долю. Подождем, по крайней мере,
покуда найдем эти деньги, а потом уж начнем грызться из-за них.
     - А вдруг там только конфедератские деньги? - сказал Букрайт.
     -  Ну  ладно, - сказал Рэтлиф. - А куда, по-вашему, этот Старый Француз
девал  все  деньги,  нажитые,  когда  Конфедерацией  еще и не пахло? Да там,
наверно, полным-полно, и серебряных ложек, и всяких драгоценностей.
     - Ложки и драгоценности можете взять себе, - сказал Букрайт. - Я возьму
свою долю деньгами.
     - А-а, теперь поверили? - сказал Рэтлиф.
     Букрайт не ответил.
     - Что же нам делать? - сказал он.
     -  Я  съезжу  завтра в долину и привезу дядюшку Дика Боливара, - сказал
Рэтлиф.  - Вернусь, как только стемнеет. Но все равно мы сможем приступить к
делу только после полуночи, когда уйдет Флем.
     - Чтобы он нашел их завтра ночью? - сказал Армстид. - Ей-богу, я не...
     Теперь  все  трое стояли. Армстид вдруг начал яростно вырывать руку. Но
Рэтлиф  не  отпускал  его. Он обхватил Армстида обеими руками и держал, пока
тот не утих.
     -  Слушайте,  -  сказал  Рэтлиф.  -  Флем  Сноупс  их не найдет. Как вы
думаете,  ежели  б  он знал, где искать, стал бы он рыться здесь каждую ночь
две  недели кряду? Разве вы не знаете, что люди ищут эти деньги уже тридцать
лет? Что каждый фут земли здесь перевернут по меньшей мере раз десять? Да во
всей  округе нет поля, на которое положили бы столько труда, сколько на этот
несчастный  садик. Билл Уорнер мог бы выращивать здесь хлопок или кукурузу -
просто-напросто  разбросал  бы  семена, и всходы вымахали бы такие, что жать
пришлось бы верхом. А не нашли их до сих пор потому, что они зарыты глубоко;
и  никому  не  удалось  докопаться до них в одну ночь, а потом засыпать яму,
чтоб  Билл  Уорнер  не  нашел ее на другой день, когда придет сюда сидеть на
своем  бочонке  из-под  муки  и  караулить  клад.  Нет,  брат. Есть тут одна
загвоздка.
     Армстид  успокоился. Он и Букрайт оба смотрели в ту сторону, где смутно
маячило лицо Рэтлифа. Немного погодя Армстид спросил хрипло:
     - Какая такая загвоздка?
     - А вот какая - Флем Сноупс может пронюхать, что еще кто-то охотится за
этими деньгами, - сказал Рэтлиф.
     Назавтра,  около полуночи, Рэтлиф снова свернул с дороги и поехал между
кедрами. Букрайт теперь ехал верхом на своей лошади, потому что в фургончике
уже  сидели  трое,  и  снова  Армстид  не  стал  ждать, пока Рэтлиф привяжет
лошадей.  Он соскочил, как только фургончик остановился, со звоном и лязгом,
нисколько  не  таясь,  вытащил  лопату из кузова и, отчаянно хромая, исчез в
темноте, прежде чем Рэтлиф и Букрайт успели соскочить.
     - Ну, теперь пропало дело, можно и по домам, - сказал Букрайт.
     -  Нет,  нет, - сказал Рэтлиф. - Он никогда не бывает здесь так поздно.
Но все равно, лучше догнать Генри.
     Третий человек, сидевший в фургончике, не шевелился. Даже в темноте его
длинная седая борода чуть светилась, словно впитала и себя частицу звездного
света,  пока  Рэтлиф  вез  его  сюда,  и теперь излучала этот свет, Рэтлиф и
Букрайт  ощупью помогли ему вылезти, взяли вторую лопату и кирку, подхватили
старика  и  поволокли  его вниз, в лощину, на звук хромающих шагов, стараясь
настичь Армстида. Но настичь его им не удалось, Они выбрались из лощины, уже
буквально  неся старика, и еще издали услышали наверху, на холме, торопливые
удары  лопаты. Они отпустили старика, который плюхнулся на землю между ними,
дыша порывисто, со свистом, и оба разом взглянули вверх, на темный холм, где
глухо и яростно стучала лопата.
     -  Надо,  чтоб  он  обождал,  покуда дядюшка Дик место укажет, - сказал
Рэтлиф.  Они  бок  о  бок  побежали  на стук, спотыкаясь в темноте, в густом
бурьяне. - Эй, Генри! - прошептал Рэтлиф. - Обождите дядюшку Дика.
     Армстид   не   остановился,   он  остервенело  копал,  одним  движением
отбрасывая  землю и снова вонзая лопату. Рэтлиф ухватился за лопату. Армстид
вырвал  ее  и  повернулся  к  нему,  занеся  лопату,  как топор. Их усталые,
изможденные лица не были видны и темноте. Рэтлиф не раздевался трое суток, а
Генри Армстид, тот, верно, не раздевался, по крайней мере, две недели.
     - Только тронь! - прохрипел Армстид. - Только тронь!
     - Погодите, - сказал Рэтлиф. - Дайте дядюшке Дику найти место.
     -  Прочь,  -  сказал Армстид. - Предупреждаю вас, держитесь от моей ямы
подальше. - Он снова с остервенением принялся копать.
     Секунду Рэтлиф смотрел на него.
     -  Скорей,  -  сказал  он. Он повернулся и побежал, а Букрайт следом за
ним.  Старик сидел там, где они его оставили. Рэтлиф бросился на землю рядом
с ним и стал  шарить  в  траве,  отыскивая  вторую  лопату.  Под руку сперва
попалась кирка.  Он  отшвырнул  ее  и  снова  стал  шарить  по земле; они  с
Букрайтом схватили лопату одновременно. Они  встали,  вырывая  лопату друг у
друга, тянули и дергали ее, хрипло и тяжело дыша, и даже сквозь свое  шумное
дыхание  слышали  торопливые  удары лопаты  Армстида. - Пустите! - прошептал
Рэтлиф. - Пустите!
     Старик изо всех своих слабых сил старался встать на ноги.
     - Обождите, - сказал он. - Обождите,
     Тогда  Рэтлиф,  как видно, опомнился. Он выпустил лопату, почти швырнул
ее Букрайту.
     - Возьмите, - сказал он и судорожно вздохнул. - Боже, - прошептал он. -
Подумать  только,  что  могут сделать с человеком деньги, даже те, которых у
него  еще нет. - Он нагнулся и рывком поднял старика с земли, не с нарочитой
грубостью,  а  просто подхлестываемый нетерпением. Старик не сразу устоял на
ногах, пришлось его поддерживать.
     -  Обождите,  -  сказал он писклявым, дрожащим голосом. Его знали все в
округе.  У  него не было ни роду, ни племени, никто не мог упомнить, когда и
откуда  он  явился;  никто  не  знал,  сколько  ему лет, - высокий, худой, в
грязном  сюртуке, надетом на голое тело, с длинной седой как лунь бородой по
пояс,  он жил в мазанке на самом дне балки в пяти или шести милях от дороги.
Он продавал снадобья от всех болезней собственного изготовления и амулеты, и
о  нем  говорили,  что  он ест не только лягушек и змей, но и жуков - что ни
поймает.  В  мазанке  у  него  не  было  ничего,  кроме кровати с соломенным
тюфяком,  нескольких  горшков,  огромной  Библии  и  блеклого дагерротипного
портрета  юноши  в  конфедератской  форме, которого все, кому доводилось там
бывать,  считали его сыном. - Обождите, - сказал он. - Земля сердится. Надо,
чтоб вон тот человек перестал ее ковырять.
     -  Правильно,  - сказал Рэтлиф. - Покуда земля не успокоится, ничего не
выйдет. Надо его остановить.
     Они  снова  подошли  к  Генри; он продолжал копать, и едва Рэтлиф снова
коснулся  его,  он  повернулся, занес лопату и стоял так, ругаясь бессильным
шепотом, пока сам старик не тронул его за плечо.
     -  Копай,  копай,  молодчик,  - сказал писклявый голос. - А землица что
хранит, то и будет хранить, покуда срок не выйдет.
     -  Правда,  Генри,  -  сказал Рэтлиф. - Мы должны пустить дядюшку Дика,
чтобы он указал нам место. Пошли.
     Армстид  опустил  лопату  и  вылез  из  ямы  (она  была уже в целый фут
глубиной).  Но  лопаты он не бросил; он держал ее до тех пор, пока старик не
прогнал их всех назад, в дальний край сада, а потом вынул из заднего кармана
раздвоенную  персиковую  нитку,  на  конце которой что-то болталось; Рэтлиф,
который  видел  эту  штуку  раньше,  знал, что к рогатке подвешен матерчатый
кисет,  а  в  нем человеческий зуб с золотой пломбой. Старик продержал их на
месте  минут  десять,  то  и  дело нагибаясь и щупая ладонью землю. Потом он
пошел  вперед,  и  все  трое пошли за ним по пятам, и в заросшем травой углу
старого  сада  он  взялся за концы своей рогатки, так что кисет неподвижно и
отвесно свисал к земле, и постоял немного, что-то бормоча себе под нос.
     - Почем мне знать...- сказал Букрайт.
     - Тс! - сказал Рэтлиф.
     Старик  двинулся  дальше,  и  все  трое  -  за  ним.  Это  походило  на
торжественное  шествие, и было какое-то языческое исступление и вместе с тем
какая-то истовость в том, как они медленно, зигзагами, шагали взад и вперед,
мало-помалу   поднимаясь   на   холм.  Вдруг  старик  остановился;  Армстид,
ковылявший следом, ткнулся ему в спину.
     - В ком-то помеха сидит, - сказал он, не оглядываясь. - Нет, не в тебе,
- сказал он, и все поняли, что он обращается к Рэтлифу. - И не в хромоногом.
Вон в том, другом. В чернявом. Пускай уйдет, даст земле успокоиться, а не то
везите меня домой.
     -  Отойдите  к  загородке, - тихо сказал Рэтлиф Букрайту через плечо. -
Тогда все пойдет как надо.
     - Но я...- сказал Букрайт.
     -  Уйдите из сада, - сказал Рэтлиф. - Уже за полночь. Через четыре часа
светать начнет.
     Букрайт  вернулся  к  подножью  холма.  Вернее, он как-то растворился в
темноте,  а  они  не  смотрели  ему  вслед;  они уже шли дальше, и Армстид с
Рэтлифом  не  отставали  от  старика  ни  на  шаг. Снова они стали зигзагами
подниматься  на  холм,  мимо  ямы,  которую начал копать Генри, а потом мимо
другой, засыпанной ямы, вырытой еще кем-то, которую Рэтлиф нашел в ту первую
ночь,  когда  Армстид  привел его сюда; Рэтлиф чувствовал, что Армстид снова
начинает дрожать. Старик остановился. На этот раз они не наткнулись на него,
и  Рэтлиф  не  знал,  что  Букрайт  снова  у  него за спиной, пока старик не
заговорил.
     -  Тронь меня за локти, - сказал он. - Нет, не ты. Тот, какой не верил.
-  Когда  Букрайт  коснулся  его  локтей, руки старика под рукавами, тонкие,
ломкие  и  неживые,  как  гнилые сучья, слабо и непрестанно подергивались; а
когда  старик  снова  вдруг  остановился  и  Букрайт  наткнулся  на него, он
почувствовал,  как  тот  всем  своим  тощим телом подался назад. Армстид без
умолку  ругался  все  тем  же  шипящим шепотом. - Тронь рогатку, - прохрипел
старик. - Ты, какой не верил.
     Когда  Букрайт  тронул  рогатку,  она  упруго  изогнулась, веревка была
натянута, как струна. Армстид сдавленно вскрикнул; Букрайт почувствовал, что
и  его  рука  схватила  рогатку. Рогатка полетела наземь; старик пошатнулся,
рогатка  безжизненно лежала у его ног, пока Армстид, исступленно копая землю
голыми руками, не отшвырнул ее прочь.
     Они  разом  повернулись  и  опрометью  бросились назад, вниз, туда, где
остались лопаты и кирка. Армстид бежал впереди, они едва поспевали за ним.
     -  Только  не  давайте  ему кирку, - прохрипел Букрайт. - А то он убьет
кого-нибудь.
     Но  Армстид  и не думал хватать кирку. Он бежал прямо туда, где оставил
лопату, когда старик вынул свою рогатку и велел ему положить лопату, схватил
ее  и  побежал  обратно  на холм. Когда подоспели Рэтлиф с Букрайтом, он уже
копал. И они принялись копать все трое, яростно отшвыривая землю, мешая друг
другу,  лязгая  и  сталкиваясь  лопатами,  а  старик стоял над ними в тускло
поблескивавшем  под  звездами  окладе  седой  бороды,  с  белыми бровями над
темными  глазницами,  и если бы они даже бросили копать и взглянули на него,
то  все  равно  не могли бы сказать, глядят ли на них его глаза, задумчивые,
безучастные,  равнодушные  к  их  треволнениям. Вдруг все трое на миг словно
окаменели  с лопатами в руках. Потом разом спрыгнули в яму; шесть рук в один
и  тот  же миг коснулись его - тяжелого твердого мешочка из плотной материи,
сквозь которую прощупывались рубчатые кругляши монет. Они дергали его, рвали
друг у друга из рук, тянули, хватали, задыхались.
     -  Стойте!  -  выдохнул наконец Рэтлиф. - Стойте! Мы же уговорились все
делить  поровну. - Но Армстид вцепился в мешочек, ругаясь, тянул его к себе.
-  Пустите,  Одэм,  -  сказал Рэтлиф.- Отдайте ему. - Они выпустили мешочек.
Армстид  прижал  его к себе и скрючился, сверкая на них глазами, пока они не
вылезли  из ямы. - Пускай берет, - сказал Рэтлиф. - Вы же понимаете, что это
не  все.  -  Он  отвернулся.  - Пойдемте, дядюшка Дик, - сказал он. - Берите
свою...-  Он  осекся.  Старик  стоял  неподвижно  и как будто прислушивался,
повернув  голову  в  сторону  лощины,  через которую они пришли. - Ну что? -
прошептал  Рэтлиф.  - Все трое не шевелились, застыли, пригнувшись, в тех же
позах,  в каких попятились от Армстида. - Вы что-нибудь слышите? - прошептал
Рэтлиф. - Есть там кто?
     - Чую четыре алчных души, - сказал старик. - Четыре души алчут праха.
     Они припали к земле. Но все было тихо.
     - Да ведь нас же и есть четверо, - прошептал Букрайт.
     -  Дядюшке  Дику  на  деньги  плевать,  прошептал  Рэтлиф.  -  Если там
кто-нибудь прячется...
     И  они  побежали.  Впереди  бежал Армстид, не выпуская из рук лопаты. И
снопа они едва поспевали за ним, спускаясь с холма.
     - Убью его, - сказал Армстид. - Обшарю кусты и убью.
     - Ну нет, - сказал Рэтлиф. - Просто надо его поймать.
     Когда  он и Букрайт добрались до лощины, они услышали,