к
началу занятий.
   - Слава богу, - сухо сказал Рудольф. - Ты хорошо учишься?
   - Ничего. По французскому лучше всех. - Он  усмехнулся.  -  Уже  научил
ребят ругаться.
   -  Это  им  когда-нибудь  пригодится,  -  улыбнулся  Рудольф.  И  более
серьезным тоном спросил: - А почему тебе пришлось добираться  на  попутных
машинах?
   - Из-за отсутствия денег, - ответил Уэсли.
   - Твоя мать каждый месяц получает на твое содержание довольно приличную
сумму, - сказал Рудольфа - Во всяком случае, на один автобусный  билет  до
Нью-Йорка раз в год этих денег вполне хватит.
   - Она мне не дает ни цента, - сказал Уэсли. - Но я не жалуюсь. Я  после
школы работаю. Мне хватает.
   - Да? - усомнился Рудольф. - Это у тебя единственный костюм?
   - Костюм? Да. Но у меня есть несколько свитеров и джинсов и еще  одежда
для школы и для работы. А зимой мне дают старый плащ сына мистера Крейлера
- он солдат и сейчас во Вьетнаме, - так что я не мерзну.
   - Придется, пожалуй, написать твоей матери, - заметил Рудольф. - Она не
имеет права тратить твои деньги на себя.
   - Не стоит поднимать шум, дядя Руди,  -  отозвался  Уэсли  и  осторожно
поставил стакан на пол. - И  без  того  у  нас  хватает  разговоров.  Мать
говорит, что отдаст мне все до последнего цента, если я буду ходить с  ней
и мистером Крейлером в церковь, как и подобает истинному христианину.
   -  Понятно,  -  заметил  Рудольф.  -  Вот   теперь   картина   начинает
проясняться.
   - Еще та картинка, а? - Уэсли снова усмехнулся. -  Настоящая  испанская
инквизиция в Индианаполисе!
   - Я, пожалуй, выпью, -  сказал  Рудольф.  Он  встал,  подошел  к  бару,
приготовил себе мартини. - Еще пива, Уэсли?
   - Спасибо. - Уэсли поднял стакан с пола, встал и протянул его Рудольфу.
   - Хочешь повидаться с Инид? Она на кухне. - Он  заметил  замешательство
Уэсли. - Ее матери здесь нет. Я ведь писал тебе, что мы  развелись.  -  Он
раздраженно тряхнул головой. - Или ты и этого письма не получил?
   - Нет.
   - Черт побери! Теперь я буду писать тебе до востребования. Неужели тебя
не удивляло, что тебе никто не пишет?
   - Я как-то не задумывался.
   - А ты сам писал Кролику или Кейт?
   - Писал раза два, - ответил Уэсли. - Но  ответа  не  получил  и  бросил
писать. Вам что-нибудь про них известно?
   - Конечно, - ответил Рудольф. Каждый месяц Дуайер присылал ему отчет по
расходам на "Клотильду"; он,  разумеется,  знал,  что  ее  купил  Рудольф.
Согласно распоряжению судебных властей, яхта была оценена -  стоимость  ее
определили в сто тысяч долларов. Значит, Дуайер  не  ошибся.  Но  ни  один
покупатель не предложил ничего  хотя  бы  приближавшегося  к  этой  сумме.
Дуайер отвел яхту на зиму в Сен-Тропез и поставил у причала. - У них все в
порядке. Кейт родила тебе брата. Точнее говоря, единокровного брата.
   - Бедный парень! - вздохнул Уэсли, но все же несколько  повеселел.  Род
продолжается, подумал Рудольф. - Будете писать Кейт,  -  сказал  Уэсли,  -
напишите, что я как-нибудь смотаюсь в Англию и навещу ее. Получается,  что
только у моего отца из всей нашей семьи больше одного ребенка.  А  он  мне
говорил, что хотел бы иметь пятерых. Знаете, он здорово умел управляться с
детьми. - Уэсли смущенно повертел в руках стакан. - Не  люблю  хвастаться,
дядя Руди, но вы посмотрите, что отец сделал из меня. Я, конечно, и сейчас
ничего собой не представляю, но, пока он не вытащил меня из военной школы,
я же был полным психом.
   - Да, сейчас тебя психом не назовешь.
   - Самое главное, - сказал Уэсли, - что я сам себя не чувствую психом. А
это уже хорошо.
   - Еще бы.
   - Раз мы уже заговорили о детях - можно мне взглянуть на Инид?
   - Конечно, - обрадовался Рудольф.
   - Она по-прежнему много болтает?
   - Да, - ответил Рудольф и повел  его  на  кухню.  -  Даже  больше,  чем
прежде.
   Но на этот раз Инид застенчиво молчала, поэтому Уэсли сказал:
   - Здравствуй, Инид! Я твой кузен Уэсли. Узнала меня?
   Инид равнодушно посмотрела на него и отвернулась.
   - Уже поздно, -  принялась  оправдываться  няня.  -  В  это  время  она
начинает капризничать.
   - Я как-нибудь зайду к вам утром, - сказал Уэсли. В маленькой кухне его
по-взрослому низкий голос звучал  громко  и  резко,  и  Инид  закрыла  уши
руками.
   - Мисс, ведите себя как следует, - сделала ей замечание няня.
   - Это я, наверное, слишком громко говорю, - виновато заметил Уэсли, идя
вслед за  Рудольфом  в  гостиную.  -  На  судне  привыкаешь  -  приходится
перекрикивать и ветер, и море.
   В гостиной Рудольф налил себе еще мартини, выжал в него ломтик лимона и
вдруг почувствовал, как он рад, что Уэсли пришел к нему в гости и  захотел
повидаться с Инид. Может быть, когда-нибудь в  далеком  будущем  мы  снова
станем единой семьей. У меня почти нет личной жизни, с грустью подумал он,
и ему стало жаль себя. Надо держаться своей семьи. Он  одинок,  не  связан
брачными узами - эпизод с Жанной ушел в прошлое и почти  забылся,  дочь  -
под надежным присмотром, к тому же она еще  в  таком  возрасте,  когда  он
видит в ней всего  лишь  прелестную  игрушку,  так  что,  едва  он  начнет
общаться со своими племянниками, они станут  ему  нужнее,  чем  он  им.  И
все-таки пусть это случится поскорее.
   - Какая бы причина ни привела тебя в Нью-Йорк, - сказал он взволнованно
и приподнял стакан в знак приветствия, - я страшно рад тебя видеть.
   - Спасибо. - Уэсли, немного смущенный, тоже поднял свой стакан.
   - Надеюсь, больше в барах не дерешься, - улыбнулся Рудольф.
   - Не беспокойтесь, - сдержанно отозвался Уэсли. - Я  с  этим  покончил.
Хотя, бывает, кулаки так и чешутся. В нашей  школе  много  черных,  и  они
часто дерутся с белыми, а белые - с ними. Меня, наверное, считают  трусом.
Ну и плевать - переживу. Я получил  хороший  урок.  И  потом,  когда  отец
забирал меня из военной школы, я дал ему обещание не  драться.  И  нарушил
это обещание только раз. Причем при особых обстоятельствах. - Уэсли мрачно
смотрел в стакан: сейчас  он  казался  старше  своих  лет.  -  Всего  раз.
Говорят, каждая собака имеет право один раз кого-нибудь укусить. В  память
об отце я должен держать свое обещание. Это самое малое,  что  я...  -  Он
замолк, стиснул зубы. Рудольф испугался, что парнишка вот-вот расплачется.
   - Конечно, должен, - поспешно сказал он. - А где ты остановился?
   -  В  общежитии  Христианской  ассоциации  молодых  людей.  Там  совсем
неплохо.
   - Послушай, - сказал Рудольф, - завтра утром я увожу Инид в Монток к ее
матери, а вернусь в воскресенье один. Хочешь прокатиться со мной, подышать
морским воздухом?.. - Он замолчал, заметив встревоженный взгляд Уэсли.
   - Спасибо, - поблагодарил его Уэсли. - С  удовольствием,  но  в  другой
раз. Мне пора обратно в Индианаполис.
   - Тебе не придется голосовать. Я дам тебе денег  на  самолет.  -  Когда
наконец я перестану предлагать людям деньги вместо того, что им  на  самом
деле нужно? - с отчаянием подумал он.
   - Не стоит, - отказался Уэсли. - По правде говоря,  мне  даже  нравится
голосовать. Каких только людей не встретишь!
   - Нет так нет, - обиженно  сказал  Рудольф,  но  осуждать  мальчика  за
нежелание встретиться с Джин и заново пережить в памяти все события он  не
мог. - Но если хочешь переночевать, - добавил он, - я могу  устроить  тебя
здесь на диване. Комнаты для гостей у нас нет, но  мешать  тебе  никто  не
будет. - Гостеприимство по-родственному, а не доллары.
   - Спасибо, - отозвался Уэсли, стараясь не обидеть  дядю,  -  я  неплохо
устроился в общежитии.
   - В следующий раз, когда соберешься в Нью-Йорк, предупреди заранее. Тут
рядом есть очень приличные отели, и тебе будет там удобно. Сходим в  театр
или еще куда-нибудь... - Он не договорил. Чего доброго, парень решит,  что
он подлизывается...
   - Обязательно, - неуверенно согласился Уэсли. - В следующий  раз.  А  в
этот раз, дядя Руди, я хочу поговорить с вами  об  отце.  -  Он  испытующе
вгляделся в Рудольфа. - Мне не довелось близко знать отца. Я встретился  с
ним мальчишкой, может, я и сейчас мальчишка, но мне хочется узнать, что он
был за человек... Понимаете, о чем я говорю?
   - Пожалуй.
   - Я составил список людей, знавших отца в разные периоды его  жизни,  и
вы с тетей Гретхен стоите первыми в этом списке. А как же иначе?
   - Да, конечно. Как же иначе. - Рудольф  боялся  вопросов,  которые  ему
могут задать, боялся ответов, которые вынужден будет дать  этому  высокому
серьезному юноше.
   - Когда мы с ним познакомились, -  продолжал  Уэсли,  -  я  сразу  стал
смотреть на него как на героя, чуть ли  не  святого,  потому  что  он  так
относился ко мне, к Кейт и Дуайеру, и от каждого умел добиться всего,  что
нужно, ни разу не повысив  голоса,  и,  что  бы  ни  случилось,  оставался
хозяином положения. Но он ведь не всегда был  такой.  Я  смотрел  на  него
глазами ребенка. Я хочу понять его по-настоящему. Для своего же блага. Это
поможет мне понять себя.  Каким  я  хочу  стать,  что  делать  в  жизни...
Извините меня, я совсем запутался... - Он раздраженно передернул  широкими
плечами.
   - Не так уж ты далек от истины, - ласково ответил Рудольф. - Я все тебе
расскажу... все, что  помню.  Но  сначала  нам  следует,  по-моему,  пойти
поужинать. - Первая заповедь цивилизации: прошлое подождет.
   - Против хорошего ужина я не возражаю, - поднимаясь, согласился  Уэсли.
- В пути я ел что попало, а дома меня кормят... - Он  скорчил  гримасу.  -
Мать помешана на растительной пище.  Но  я  же  не  белка.  Дядя  Руди,  -
улыбнулся он, - я только и слышу  о  том,  какой  вы  богатый.  Может,  вы
угостите меня бифштексом?
   - На это, пожалуй, моего богатства хватит, - засмеялся  Рудольф.  -  Во
всяком случае, несколько раз в году я могу позволить себе  такую  роскошь.
Подожди, я только попрощаюсь с Инид и надену пиджак.
   Когда он вытаскивал  пиджак  из  стенного  шкафа,  раздался  телефонный
звонок. Он поднял трубку.
   - Алло!
   - Руди... - услышал он голос Гретхен. - Ты где ужинаешь? - От  смущения
она всегда становилась довольно  резкой  и  прямолинейной.  Они  давно  не
разговаривали, и он меньше всего ожидал ее звонка в пятницу вечером.
   - Видишь ли... - Он был в нерешительности. - У меня неожиданный  гость.
Уэсли. Он приехал  из  Индианаполиса  на  попутных  машинах.  Я  веду  его
ужинать. Пойдешь с нами?
   - Ему нужно о чем-то  с  тобой  поговорить?  -  разочарованно  спросила
Гретхен.
   - Да нет. Во всяком случае, никакого секретного разговора, насколько  я
знаю, не предвидится.
   - Мне не хотелось бы мешать вам...
   - Не говори глупостей, Гретхен. Может, тебе самой  нужно  о  чем-то  со
мной поговорить? - В прошлый раз, когда они вместе ужинали,  Гретхен  была
расстроена и дала ему понять, что это  из-за  голливудского  режиссера,  у
которого она работает и с которым то  сходится,  то  расходится.  Как  его
зовут? Кинселла. Эванс Кинселла. Надменный голливудский сукин сын.  Только
один раз Гретхен повезло с мужчиной, и  надо  же  ему  было  врезаться  на
машине в дерево. Она, наверное, и звонит-то из-за этого Кинселлы, но  если
ей уж так приспичило излить душу, то это можно сделать и после  того,  как
они проводят Уэсли до общежития.
   - Я позвонила, - сказала Гретхен, -  потому  что  мне  сегодня  вечером
нечего делать. Мой приятель меня обманул. Для разнообразия. - Она невесело
рассмеялась. - Вот я и вспомнила, что у  меня  есть  родственники.  Хорошо
повидаться с родственниками, когда нет других занятий. А как Уэсли?
   - Ничего, - ответил Рудольф. - Вырос. И такой же  серьезный.  Даже  еще
более серьезный.
   - Что-нибудь случилось? - спросила она.
   - Не страшнее, чем у нас с тобой, - весело ответил он.
   - А как он отнесется к моему появлению?
   - Прекрасно. Он сказал, что мы с тобой первые в  списке  тех,  кого  он
хочет видеть.
   - Что это значит? - встревожилась она.
   - После ужина я тебе все объясню. Парень просит бифштекс. -  Он  назвал
ей ресторан, положил трубку и, надев пиджак, спустился вниз.  Уэсли  стоял
посреди гостиной и осматривался по сторонам.
   - Знаете, - усмехнулся он, - вот таким, по-моему,  и  должен  быть  дом
истинного христианина.


   По дороге к ресторану Рудольф заметил, что Уэсли ходит точь-в-точь  как
отец: так же горбится, так же угрожающе поводит плечами. В детстве Рудольф
думал, что Том  нарочно  так  ходит:  пусть  все  знают,  что  перед  ними
вырвавшийся на свободу опасный хищник, и  держатся  подальше.  Повзрослев,
Рудольф увидел в этой походке способ самозащиты. Так  брат  давал  понять,
чтобы его оставили в покое.
   Узнав, что Гретхен тоже придет в ресторан, Уэсли обрадовался:
   - Здорово! Она - блеск, настоящая леди. Не то что эти дамочки,  которых
мы катали. Деньги у них прямо из  ушей  сыпались...  -  Он  смешно  затряс
головой. - Они день и ночь разгуливали  полуголые  и  на  всех...  плевать
хотели. - После двух стаканов  пива  у  него  слегка  развязался  язык.  -
Знаете, я иногда не могу понять: вот некоторые женщины за всю  свою  жизнь
пальцем не пошевелили, а держатся так, будто им принадлежит весь мир.
   - Они репетируют перед зеркалом, - сказал Рудольф.
   - Репетируют перед зеркалом! - расхохотался Уэсли. - Надо запомнить.  А
тетя Гретхен работает, правда?
   - Еще как, - ответил Рудольф.
   - В этом, по-моему, все и дело. Кто не работает, тот  дерьмо.  Извините
за выражение, - спохватился он.
   - Ничего.
   - Отец и покрепче выражался, - сказал Уэсли. -  Вот  некоторые  говорят
так, будто у них в заднице якорь сидит. Он таких не любил. Он говорил, что
крепкие словечки - это одно дело, а похабщина - совсем другое.
   - Правильно он говорил. - Интересно, подумал Рудольф, который так и  не
преодолел детской неприязни к ругательствам и всегда тщательно  следил  за
своей речью, а я тоже вхожу в эту категорию людей с якорем в заднице?
   - Знаете, - продолжал Уэсли. - Кролик очень  высокого  мнения  о  вашей
сестре. Он сказал мне, что вам следовало бы жениться на ней.
   - Тут возникли бы  определенные  затруднения,  -  возразил  Рудольф,  -
поскольку мы брат и сестра, а я не египетский фараон.
   - Как это? - не понял Уэсли.
   - В Древнем Египте у фараонов было принято жениться на сестрах.
   - Понятно, - отозвался Уэсли. - Я, знаете, не очень-то силен в науках.
   - Ты еще молодой.
   - Ага-а, - протянул Уэсли, задумавшись над своей молодостью.
   Нет, в мальчишке определенно есть хорошие задатки,  а  теперь  Крейлеры
получили  законное  право  искоренять  и  губить  их.  Это  же   настоящее
преступление! Завтра нужно будет еще раз спросить у Джонни Хита - он и его
жена едут с ними в Монток,  -  нет  ли  какой-нибудь  возможности  вырвать
мальчишку из рук матери.
   - Кстати, об образовании, - сказал Рудольф, - ты собираешься в колледж?
   - Мать говорит, это пустая трата денег, -  пожал  плечами  Уэсли.  -  Я
много читаю, но не то, что велят в школе. Я тут заинтересовался мормонами.
Наверное, хотел узнать, почему мать и мистер Крейлер такие -  потому,  что
они мормоны, или сами по себе. - Он усмехнулся. - Я думаю, они мерзкие  по
природе, а от религии вся дрянь из них так и полезла.  Но,  -  добавил  он
серьезнее, -  религия  эта  необычная.  Мормоны  определенно  были  людьми
храбрыми, они пошли наперекор всем Соединенным Штатам, пересекли  в  своих
фургонах половину  страны,  поселились  в  пустыне,  и  пустыня,  говорят,
зацвела. Но эти их женщины! Смотрю я на  свою  мать  и,  клянусь  вам,  не
понимаю, зачем люди женятся! Послушаешь ее десять  минут  -  и  всю  жизнь
просидишь холостяком. И вообще, брак... - Он  нахмурился.  -  Наша  семья,
например. Вы развелись. Тетя Гретхен развелась, мой отец тоже... В чем тут
дело, а?
   - Не ты первый об этом спрашиваешь, - сказал  Рудольф.  -  Может  быть,
просто такое сейчас время. Мы меняемся, стараемся  приспособиться  друг  к
другу, притереться, и ничего не получается. Наверное, мы к этому не совсем
готовы.
   - У нас в школе  есть  одна  девчонка,  -  снова  нахмурился  Уэсли,  -
хорошенькая, постарше меня. Мы... Ну, мы с  ней  дурачились  в  машине  на
заднем сиденье и у нее дома, когда родителей не было... Раза два... И  она
уже начала поговаривать о свадьбе. Вижу, ее на этом прямо  заклинило.  Ну,
тогда я перестал с ней  встречаться.  А  вы  женитесь  еще  раз?  -  И  он
подозрительно уставился на Рудольфа, словно ожидая,  что  вот-вот  услышит
звон свадебных колоколов.
   - Трудно сказать, - ответил Рудольф. - Пока не собираюсь.
   - Смешная вещь - религия, - вдруг ни с того ни  с  сего  сказал  Уэсли;
должно быть, разговор о браке смутил его, и он решил  поскорее  переменить
тему. - Я хочу верить в бога, - серьезно продолжал он. -  Кто-то  же  ведь
все это создал, правда? Откуда мы  здесь  взялись,  чем  заняты,  как  все
происходит - например, откуда берется  воздух,  которым  мы  дышим,  вода,
которую пьем, пища, которую едим?  За  последние  месяцы  я  прочитал  всю
Библию от корки до корки. Ответов там нет - по крайней мере я их не нашел.
   Милый мой племянник, хотелось сказать Рудольфу, когда твоему дяде  было
шестнадцать лет, он тоже читал Библию в поисках ответов. И тоже  не  нашел
их.
   - Во что же верить? - спросил Уэсли. - Вот мормоны  говорят,  будто  бы
Джозеф Смит нашел эти медные пластинки и никому  не  показал.  Вы  верите?
Неужели люди способны верить в такую чушь?
   - Еще говорят, будто бы Моисей спустился с горы Синай и принес с  собой
десять  заповедей,  высеченных  богом  на   камне,   -   сказал   Рудольф,
обрадованный тем, что Уэсли не спросил его прямо, верит ли он в бога. -  И
в течение тысячелетий многие люди верили в эту легенду.
   - А вы верите?
   - Нет.
   - И в школе нас тоже учат таким вещам, от которых  просто  смех  берет.
Часами, например,  талдычат,  что  между  черными  и  белыми  нет  никакой
разницы, но стоит только  выйти  за  дверь  и  пройти  один  квартал  -  и
оказывается, все совсем не так. Во Франции было по-другому. А может, я сам
был другим во Франции.  Во  Франции  мне  жилось  весело,  хотя  с  языком
приходилось  нелегко,  а  в  Индианаполисе...  -  Он  пожал   плечами.   -
Большинство учителей, на мой взгляд, законченное дерьмо. Ребята на  уроках
орут, стреляют шариками из жеваной бумаги, бывает, и ножиками пыряются,  а
учителя только и делают, что их  утихомиривают.  Если  в  колледже  то  же
самое, тогда ну его... - Он вопросительно посмотрел на Рудольфа.  -  А  вы
что думаете про колледж? Идти мне туда?
   - Смотря чем ты хочешь потом заниматься, - осторожно  ответил  Рудольф,
тронутый наивной словоохотливостью Уэсли и верой в то, что дядя не предаст
его миру взрослых.
   - Откуда я знаю? - сказал Уэсли. - То есть я знаю, чего хочу, но я пока
не могу об этом никому рассказать. - Тон его вдруг стал холодным.
   - Например, - продолжал Рудольф, не обращая внимания на эту перемену, -
ты кое-что знаешь о море. Тебе оно нравится, правда?
   - Нравилось, - невесело ответил Уэсли.
   - Ты можешь пойти в торговый флот.
   - Кролик говорит, собачья жизнь.
   - Не обязательно.  Неужели  работа  на  "Клотильде"  была  для  Кролика
собачьей жизнью?
   - Нет.
   - И совсем это не собачья жизнь, если  служишь  офицером  на  приличном
судне, если станешь капитаном...
   - Пожалуй.
   - Здесь, в Нью-Йорке, есть училище торгового флота.  По  окончании  его
сразу получаешь офицерское звание.
   - Понятно,  -  задумчиво  отозвался  Уэсли.  -  Может,  стоит  об  этом
поразмыслить.
   - А я тем временем наведу справки, - сказал Рудольф, - и напишу тебе, о
чем узнаю. Только не забудь: теперь я буду писать до востребования.


   В ожидании Гретхен Рудольф выпил мартини  и  решил,  что  теперь  самое
время поговорить с Уэсли о наследстве.
   - После уплаты всех налогов и гонорара адвокатам, - сказал  Рудольф,  -
должно остаться  немногим  более  ста  тысяч  долларов,  которые  подлежат
дележу. - Уэсли и Кейт незачем  знать,  что  это  те