ки, сидел Доннелли.
   - Наслаждаетесь весельем и забавами знаменитого  фестиваля?  -  спросил
Рудольф.
   Доннелли бросил на него сердитый взгляд.
   - Не надо было мне сюда приезжать.
   - Почему? - удивился Рудольф.
   - Этот мальчишка, ее сын Билли, так на меня посмотрел в аэропорту...
   - Вам показалось.
   - Не показалось. Боюсь, теперь он из-за меня  устроит  Гретхен  веселую
жизнь. Он что, ревнует?
   - Нет. Вероятно, просто беспокоится: все-таки вы намного ее моложе,  он
боится, как бы ей потом не пришлось мучиться.
   - Он вам это сказал?
   - Нет, - признался Рудольф. - Он ничего не говорил.
   - Она рассказывала мне о нем. - Доннелли допил  виски  и  знаком  велел
бармену подать еще. - От него и в детстве была одна морока.
   - Он сказал, что открывает в своей жизни новую страницу.
   - В аэропорту в Ницце он не открывал никаких новых  страниц  -  это  уж
точно. А где второй парень - этот Уэсли? Гретхен сказала, что  они  должны
были вдвоем приехать на машине из Испании.
   - Он здесь, - неопределенно ответил Рудольф.
   - Где это "здесь"? - не отступался Доннелли. - Когда мы прилетели,  его
здесь не было, а он, черт побери, должен был ее встретить после всего, что
Гретхен для него сделала. - Он с жадностью отпил из стакана. - Держу пари,
все это дело рук ее сыночка.
   - Ну зачем так нервничать из-за одного взгляда в аэропорту? Уверяю вас,
все будет в порядке.
   - Хотелось бы надеяться. Потому что, если он испортит  своей  матери  и
эти две недели, я сверну ему шею. Так и передайте. И скажите, что я сделал
его матери предложение.
   - И что же она ответила?
   - Засмеялась.
   - Поздравляю.
   - Я настолько на ней помешался, что ничего не  вижу  кругом,  -  мрачно
сказал Доннелли.
   - Вы будете лучше видеть, если перестанете так налегать... - и  Рудольф
слегка постучал стаканом по стойке бара.
   - Вы тоже решили меня перевоспитывать?
   - По-видимому, Гретхен уже затрагивала эту тему?
   - Конечно, затрагивала. Я обещал ей, что, если она за  меня  выйдет,  я
перейду на вино.
   - И что она ответила?
   - Опять засмеялась.
   Рудольф улыбнулся.
   - Желаю вам хорошо провести время в Канне.
   - Постараюсь, но только если у Гретхен все будет о'кей.  Между  прочим,
за день до нашего вылета из Нью-Йорка мне звонил адвокат и сказал, что, по
его мнению, наше дело в Коннектикуте уладится до конца года.
   - Вот видите, все складывается в нашу пользу, так что не надо сидеть  с
таким трагическим видом.
   Рудольф  дружески  похлопал  Доннелли  по  плечу  и  вышел   из   бара.
Пресс-конференция в холле закончилась,  но  рекламный  агент  Симпсон  еще
собирал бумаги.
   - Ну как, прошло нормально? - спросил его Рудольф.
   - Прекрасно, - ответил он. - Она умеет их очаровать. Вы знаете,  я  был
на просмотре в Париже и думаю, что одно из первых мест нам обеспечено.
   Рудольф согласно кивнул, хотя, пожалуй,  ни  один  рекламный  агент  на
свете не признает в первую неделю работы, что его клиента ждет провал.
   - Мне хотелось бы, чтобы в газетах было побольше фотографий Уэсли.
   - Никаких проблем, - сказал агент. - О нем уже и так все  говорят,  что
он - чудо, и фотографии не повредят.
   - Он сейчас тоже здесь, и, если его начнут узнавать на улице, мы  сразу
его найдем. Тогда газетчики смогут взять у него несколько интервью еще  до
того, как картина будет показана.
   - Будет сделано. Мне этот материал и самому пригодится.
   - Спасибо, - сказал Рудольф и поднялся к себе в номер. Чемодан стоял на
стуле - там, где он его оставил. Он набрал шифр  и  открыл  его.  Пистолет
по-прежнему лежал на месте.  Какой  отвратительный  предмет,  подумал  он,
снова запирая чемодан. Он поймал себя на том,  что  открывает  чемодан  не
меньше десяти раз в день.
   Он пошел в ванную и принял две таблетки успокоительного. С тех пор  как
он приехал в Париж, он находился в крайне возбужденном состоянии - у  него
даже появился нервный тик. Действия таблеток хватало на два часа.
   Когда он вошел в спальню, зазвонил телефон. Он снял трубку,  и  женский
голос произнес:
   - Можно попросить мистера Рудольфа Джордаха?
   - Я у телефона.
   - Вы меня не знаете, - сказал женский голос. - Я знакомая  Уэсли.  Меня
зовут Элис Ларкин.
   - Да, Уэсли рассказывал мне о вас. Вы где сейчас?
   - В Нью-Йорке. А Уэсли с вами?
   - Нет.
   - Вы не знаете, где он?
   - В данный момент, к сожалению, нет.
   - Он должен был позвонить мне еще на прошлой неделе, - сказала Элис.  -
Я хотела перенести свой отпуск  и  на  несколько  дней  приехать  в  Канн.
По-моему, с отпуском все будет в порядке, но мне  хотелось  бы  знать,  не
переменились ли у него планы.
   - Мне кажется, вам следует  немного  подождать,  прежде  чем  принимать
решение. Дело в том, что Уэсли куда-то исчез. Если он  появится,  я  скажу
ему, чтобы он вам позвонил.
   - С ним ничего не случилось? - с беспокойством спросила она.
   - Насколько мне известно, нет,  -  ответил  Рудольф,  взвешивая  каждое
слово. - Хотя утверждать не берусь. Он человек непредсказуемый.
   - Что верно, то верно. - Теперь ее голос звучал сердито.  -  Во  всяком
случае, если вы  его  все-таки  увидите,  пожелайте  ему  от  меня  самого
большого успеха.
   -  Непременно.  -  Он  медленно  положил  трубку.   Таблетки   еще   не
подействовали. От этого одержимого можно сойти с ума. Может,  подумал  он,
когда я его найду, отдать  ему  этот  проклятый  пистолет  и  умыть  руки?
Рудольф подошел к окну и посмотрел на море - синее и спокойное.  Внизу  на
набережной Круазетт гуляли люди; над их головами светило солнце  и  весело
хлопали на ветру флаги фестиваля. Счастливцы, подумал  Рудольф,  глядя  на
пеструю толпу. Поменяться бы с кем-нибудь из них местами!


   Билли вернулся в свой номер, когда уже стемнело. Весь день  он  мотался
по старому порту, рассматривал яхты, заходил в  бары  и  рестораны.  Уэсли
нигде не было. Он позвонил матери в гостиницу, но  телефонистка  ответила,
что миссис Берк просила ни с кем ее не соединять. Наверное, в  постели  со
своим бородачом. Лучше уж об этом не думать.
   Он разделся и принял душ. После долгого жаркого дня это было  настоящее
блаженство - стоять под острыми струйками холодной воды, забыв обо всем на
свете и чувствуя лишь их приятное покалывание.
   Когда он выходил из душа,  в  дверь  номера  постучали.  Билли  обмотал
вокруг бедер полотенце и, оставляя на ковре мокрые следы, подошел к двери.
Перед ним стояла улыбающаяся Моника.
   - О! - выдохнул Билли.
   - Я вижу, ты готов к приему гостей, - сказала она. - Можно войти?
   Он бросил взгляд в коридор, проверяя, одна ли она.
   - Не беспокойся, это просто светский визит. Со мной никого нет.  -  Она
проскользнула в номер, и Билли закрыл дверь. - Ну и  ну,  -  сказала  она,
оглядывая огромную, красиво обставленную комнату. - Мы растем! Это  совсем
не то, что в Брюсселе. Капитализм тебе к лицу, мой мальчик.
   - Как ты меня нашла? - спросил Билли, пропустив мимо ушей  ее  слова  о
Брюсселе.
   - Очень просто. На этот раз ты оставил свой новый адрес.
   - Постараюсь избегать подобной ошибки в дальнейшем. Что тебе надо?
   - Мне просто хотелось с тобой повидаться. - Она села  скрестив  ноги  и
улыбнулась ему. - Ты не возражаешь, если я закурю?
   - А если я скажу, что возражаю?
   - Я все равно закурю. - Она засмеялась, вынула из сумочки сигарету,  но
огня к ней не поднесла.
   - Пойду оденусь. Я не привык принимать посторонних дам в голом виде.  -
Он направился было в ванную, где были брюки и рубашка, но  Моника,  бросив
сигарету, схватила его за руку.
   - Не надо. Я вовсе не посторонняя.  Кроме  того,  чем  меньше  на  тебе
надето, тем лучше ты выглядишь. - Она подняла голову и посмотрела на него.
- Поцелуй меня.
   Он попытался высвободиться, но она его крепко держала.
   -  Ну  и  что  ты  теперь  задумала?  -  спросил  он  резко,  хотя  уже
почувствовал знакомое возбуждение.
   - Все то же, - усмехнулась она.
   - В Испании того же не было, - заметил он, проклиная внезапно возникшее
желание.
   - В Испании я была занята другими делами. И к тому же я  туда  приехала
не одна, если ты помнишь. Теперь я одна,  ничем  не  занята  и  все  будет
по-старому. Я, кажется, тебе как-то говорила, что "новые  левые"  меня  не
удовлетворяют. С тех пор ничего не изменилось.
   - О господи! - Он был уверен, что в конечном счете пожалеет об этом.  -
Пойдем в постель.
   - В общем-то за этим я и пришла. - Она встала, и они поцеловались. -  Я
по тебе скучала, - прошептала она. - Иди ложись, я разденусь.
   Он лег, не снимая обмотанного  вокруг  бедер  полотенца.  Моника  через
голову сдернула платье. Он закрыл глаза. Один последний раз, подумал он, в
конце концов, какого черта? Этажом выше мать, по-видимому, занимается  тем
же. Он слышал, как Моника босиком идет к кровати. Щелчок выключателя - она
погасила свет. Билли отбросил полотенце. Она упала на него с тихим стоном,
и он крепко ее обнял.


   Он лежал на спине в душной темной комнате, а  Моника  уютно  устроилась
рядом, положила голову ему на плечо. Он вздохнул:
   - Лучше не бывает. Все, кто согласен, пусть скажут "да".
   - Да, - сказала Моника. - Теперь не забывай оставлять свой адрес.
   - Не забуду, - сказал он, хотя не был уверен, что говорит  правду.  Она
заставила его пройти через слишком многое,  и  единственным  местом,  где,
находясь с нею, он чувствовал себя в безопасности, была  постель.  -  А  у
тебя какой сейчас адрес?
   - Зачем он тебе?
   - Вдруг я буду проходить мимо твоего отеля и меня охватит  внезапное  и
неодолимое желание.
   - Когда неодолимое желание возникнет у меня, я навещу тебя здесь. Я  не
хочу, чтобы меня видели с тобой. Ты будешь достаточно часто  меня  видеть,
но только в этой комнате.
   - Черт побери! - Он высвободил руку и сел. - Почему  инициатива  должна
всегда исходить от тебя?
   - Потому что я люблю действовать таким образом.
   - Действовать! Мне не нравится это слово.
   - Придется привыкнуть, милый, - сказала Моника. Она тоже теперь  сидела
и искала сигареты на тумбочке у кровати.  Вынув  из  пачки  сигарету,  она
чиркнула спичкой, и пламя осветило ее лицо и глаза.
   - Ты ведь, кажется, сказала, что сейчас свободна.
   - Свободное время тоже когда-нибудь кончается.
   - Если ты не скажешь, где я могу тебя разыскать, то это последняя  наша
встреча.
   - Мы увидимся здесь, - сказала она, затягиваясь,  -  завтра  в  это  же
время.
   - Сука.
   - Меня всегда поражал твой лексикон. - Она встала и  начала  в  темноте
одеваться. - Между прочим, сегодня днем около одного отеля я видела твоего
двоюродного брата. Того самого парня, с которым ты играл в теннис.
   - Да? Кто тебе сказал, что он мой двоюродный брат?
   - Я нашла его в справочнике "Кто есть кто".
   - Как всегда, очень остроумно. Около какого отеля ты его видела?
   - А разве он живет не с вами? - не сразу спросила Моника.
   - Нет. Так около какого отеля мы должны его разыскивать?
   - Кто это мы?
   - Ладно, оставим это.
   - Видишь ли, я забыла название отеля.
   - Ты врешь.
   - Может быть, - засмеялась она. - Вот если  ты,  как  хороший  мальчик,
будешь завтра вечером меня здесь ждать, я могу и вспомнить.
   - Ты с ним разговаривала?
   - Нет. Меня интересует другой член семьи.
   - Боже мой, - сказал Билли, - как ты умеешь осложнять секс.
   - Секс? Когда-то ты называл это любовью.
   - Это было давно, - мрачно сказал Билли.
   - Пусть будет по-твоему, мальчик. - Она  бросила  сигарету,  подошла  к
постели, нагнулась и поцеловала его. - Спокойной ночи, мальчик. Мне пора.
   Когда дверь за ней закрылась. Билли откинулся на подушки и уставился  в
темный потолок. Новая проблема - говорить ли Рудольфу, что  Уэсли  сегодня
видели в городе возле отеля, названия которого он не  знает,  хотя  завтра
может выяснить. Но тогда придется объяснять, откуда он это узнал и  почему
надо ждать до завтра. А объяснить что-либо, не упоминая имени  Моники,  он
не мог. Он с раздражением покачал головой. У Рудольфа и без Моники хватает
забот.
   Зазвонил телефон. Это  был  Рудольф,  который  сказал  ему,  что  через
полчаса они все встречаются перед ужином в  баре  внизу.  Повесив  трубку,
Билли пошел в ванную и снова принял душ.  Интересно,  что  делает  мать  -
может быть, тоже принимает душ?



11

   - Нет, - говорила Гретхен, - я не хочу  ничего  устраивать.  Я  устала,
хорошо бы лечь и не вставать по крайней мере двое суток. -  Она  сидела  в
гостиной своего номера вместе с Доннелли и Рудольфом.
   Рудольф предложил после просмотра картины устроить праздничный ужин для
членов жюри, представителей главных прокатных компаний  и  журналистов,  с
которыми у Гретхен и Рудольфа установился контакт. Чем  меньше  оставалось
дней до показа фильма на фестивале,  тем  больше  Гретхен  волновалась,  и
такой вечер мог бы снять напряжение.
   - Будь здесь кто-нибудь еще помимо нас  троих,  -  сказала  Гретхен,  -
тогда, может, и стоило бы что-то устроить. Я не хочу  одна  принимать  все
почести, если они будут, а уж лицезреть в одиночку  вытянутые  лица,  если
картина провалится, и вовсе ни к чему. Вот  если  бы  здесь  были  Фрэнсис
Миллер и Уэсли, я бы согласилась, но эта сучка так и не приехала, а  Уэсли
куда-то пропал, да и вообще я уже стара для таких сборищ...
   - Отлично, - сказал Рудольф. - Мы просто  поужинаем  в  узком  кругу  и
поздравим друг друга. - Он взглянул  на  часы.  -  Уже  поздно.  Ложись  и
постарайся заснуть. - Он поцеловал Гретхен и направился к двери.
   - Я - с вами, - сказал Доннелли,  -  мне  тоже  надо  выспаться.  Если,
конечно, Гретхен не хочет, чтобы я остался.
   - Нет, спасибо, - сказала Гретхен. - Увидимся утром.
   - Мне надо поговорить с вами, Руди,  -  сказал  Доннелли  по  дороге  к
лифту. - Я беспокоюсь. Она  очень  тяжело  все  это  переносит.  Не  спит,
принимает таблетки, плачет, когда рядом нет посторонних. Я просто не знаю,
как ее успокоить.
   - Хорошо быть женщиной, - отозвался Рудольф. - Я бы сам с удовольствием
поплакал.
   - А я-то думал, что вы полны оптимизма, - удивился Доннелли.
   - Это так и есть, тут дело не в картине.
   - А в чем же?
   - Как-нибудь потом расскажу.
   - Я ничем не могу помочь?
   - Можете. Заботьтесь о Гретхен.
   - А что, если  мы  с  ней  после  просмотра  прокатимся  на  машине  по
окрестностям  -  все-таки  она  хоть  на  пару  дней  вырвется  из   этого
сумасшедшего дома.
   - Я - за, - сказал Рудольф, - если вам удастся ее уговорить.
   - Завтра утром попробую.
   - Прекрасно, - сказал Рудольф. Дверь лифта открылась. - Спокойной ночи,
Дэвид. Отдыхайте. - Доннелли пошел обратно по коридору и остановился перед
дверью Гретхен. Он поднял было руку, чтобы постучать, но раздумал. Сегодня
ей, наверное, лучше спать одной. Он вернулся к лифту и  спустился  в  бар.
Когда бармен спросил, что он будет пить, он ответил не сразу.  И  все-таки
заказал виски с содовой. Вино пока подождет.
   Открывая дверь номера, Рудольф услышал настойчивый звонок телефона.  Он
поспешно снял трубку.
   - Мсье Джордах? - спросил мужской голос.
   - Да.
   - L'avocat d'Antibes m'a dit que vous vorlez me parler...  [адвокат  из
Антиба сказал, что вы хотите со мной поговорить (франц.)]
   - Вы говорите по-английски? -  спросил  Рудольф.  Если  это  тот  самый
человек, то надо, чтобы он понял каждое слово.
   - Говорю немного. - У него был низкий грубый голос. - Адвокат в  Антибе
сказал, возможно, у нас будет маленький бизнес вместе...
   - Когда мы можем встретиться?
   - Сейчас, - ответил мужчина.
   - Где?
   - A La gare. Вокзал. Я буду у стойки в буфете.
   - Я приеду через десять минут, - сказал Рудольф. - Как я вас узнаю?
   - Я одет в синие брюки, - сказал человек,  -  пиджак  коричневый,  я  -
маленький, с великий живот.
   - Договорились, - сказал Рудольф. - Через десять минут.  -  Он  повесил
трубку. Синие брюки, коричневый пиджак, большой  живот.  В  конце  концов,
красота и умение одеваться сейчас не  самое  главное.  Он  отпер  чемодан,
заглянул в него. Пистолет на месте. Он закрыл чемодан, запер его и вышел.
   Спустившись вниз, он вошел  в  комнату  кассира  за  стойкой  портье  и
попросил открыть его сейф. Банк  в  Нью-Йорке  прислал  ему  десять  тысяч
долларов, и Рудольф перевел их во франки. Он знал: то,  что  произойдет  -
хорошее или плохое, - будет стоить  денег.  Он  оглядел  аккуратные  пачки
банкнотов, задумался и взял пять тысяч франков. Остальные пачки он оставил
в сейфе и запер его. Потом вышел из гостиницы, сел в такси и  сказал:  "La
gare".  По  пути  на  вокзал  Рудольф  старался  ни  о  чем   не   думать.
Расплачиваясь, он неловко вытащил  из  кармана  несколько  десятифранковых
бумажек. Когда он брал сдачу и давал таксисту чаевые, руки его дрожали.
   Толстяка, человечка в синих брюках  и  коричневом  пиджаке,  он  увидел
возле стойки бара. Перед ним стоял стакан с пастисом.
   - Добрый вечер, мсье, - сказал Рудольф, подходя ближе.
   Человек обернулся  и  окинул  Рудольфа  оценивающим  взглядом.  Он  был
темноволосый, с жирным  лицом,  маленькими,  глубоко  посаженными  черными
глазками и толстыми мокрыми губами. Нелепая светло-голубая кепочка  сидела
у  него  на  затылке,  открывая  выпуклый  морщинистый  лоб.  При   других
обстоятельствах Рудольф не доверился бы такому человеку.
   - Может, пойдем пройдемся, - сказал человечек. - Здесь сильный  свет  -
это вредно глазам.
   Они пошли по узкой, темной и пустынной улочке, где ничто не  напоминало
о яркой многолюдной шумихе фестиваля.
   - Я слушаю предложение.
   - Вы знаете человека по фамилии Данович? - спросил Рудольф. - Югослав.
   Человечек молча прошел еще шагов десять и покачал головой.
   - Может, знаю под другая фамилия. А где, по-вашему, он?
   - Скорее всего, в Канне, - сказал Рудольф - Последний раз его видели  в
ночном клубе "Розовая дверь".
   - Плохое место, - кивнул человечек. - Очень плохое.
   - Верно.
   - Если я найду его, что будет?
   - Вы получите определенную сумму, если с ним разделаетесь.
   - Что значит - разделаетесь?
   - Убьете. - Господи боже, подумал Рудольф, я ли это говорю?
   - Compris [понятно  (франц.)],  -  сказал  человечек.  -  Теперь  будем
говорить про деньги. Сколько это - определенная сумма?
   - Скажем, пятьдесят тысяч франков, или примерно десять тысяч  долларов,
если вы хотите получить в долларах.
   - А сейчас задаток какой? Чтобы искать?
   - У меня с собой пять тысяч франков, -  сказал  Рудольф.  -  Можете  их
взять.
   Человечек остановился и протянул короткую толстую руку.
   - Я берет деньги сейчас.
   Рудольф  достал  бумажник  и  вынул  деньги.  Его   спутник   тщательно
пересчитал их в тусклом свете уличного фонаря. Интересно, что  он  скажет,
если я попрошу у него расписку. При этой мысли Рудольф чуть не рассмеялся.
В мире, с которым он сейчас имеет дело, есть только одна гарантия - месть.
   Человечек запихнул банкноты во внутренний карман пиджака.
   - Когда я найдет его, - сказал он, - сколько я получит?
   - До или после... работы?
   - До.
   - Двадцать тысяч, - сказал Рудольф. - Это будет ровно половина.
   - D'accord [согласен (франц.)], - сказал человечек. - А как  я  получит
остальное?
   - Как вам будет угодно.
   Человечек немного подумал.
   - Когда я скажет, что нашел его, вы передадите адвокату  двадцать  пять
тысяч. Адвокат читает в "Нисматэн", что с этим  человеком...  как  это  вы
называет?
   - Разделались, - сказал Рудольф.
   - Так вот, разделались, и мой друг идет к адвокат и  берет  деньги.  По
рукам? - И он протянул Рудольфу руку.
   Рудольф в своей жизни скреплял рукопожатием множество сделок,  а  потом
праздновал их заключение. На этот раз никакого празднования не будет.
   - Будьте близко от телефон, - сказал  человечек,  повернулся  и  быстро
зашагал в сторону от вокзала.
   Глубоко вздохнув, Рудольф медленно пошел на набережную Круазетт в  свой
отель.