тер.  Как  тебе  это  нравится  -  мой  старый
товарищ по плаванию?
   Что ж, подумал Уэсли, если это только повышает шансы Кролика  в  глазах
девушки, то ничего плохого тут нет.
   - Это правда? - Надин смотрела на него недоверчиво.
   - Правда. После того как картина выйдет, меня, возможно, будут  считать
бывшим киноактером.
   - Вы что, меня разыгрываете? - спросила Надин.
   - Сама убедишься, - сказал Кролик. - Он герой  в  кинокартине,  которую
будут показывать на фестивале.
   - Не герой, - запротестовал Уэсли. - У меня  там  просто  эпизодическая
роль.
   Надин пристально посмотрела на него.
   - Я так и подумала, потому что уж слишком ты хорош  собой,  чтобы  быть
никем. Со мной работает одна девушка, - продолжала  Надин,  -  моя  лучшая
подруга, удивительно милая, она просто с ума сходит по кино.  Привести  ее
сегодня на ужин?
   - Я пробуду в Сен-Тропезе  недолго,  -  сказал  Уэсли  смущенно.  Помня
обещание Элис приехать на две недели в Европу,  он  не  хотел,  чтобы  его
соблазнила удивительно милая французская девушка.
   - Она хорошо говорит по-английски.
   - Видите ли, у  меня  сегодня  свидание.  -  Это  был  пятый  день  его
пребывания здесь, и он  хотел  встретить  Билли  в  гостинице,  когда  тот
появится.
   - А как насчет завтрашнего вечера? - настаивала Надин.
   - Завтра вечером я, наверное, буду в Канне. Как-нибудь в другой раз.
   - А если мы приедем в Канн, - спросила Надин, - ты сможешь достать  нам
билеты на твою картину?
   - Наверно, смогу. Кролик будет знать, где я остановился.
   Черт  побери,  подумал  Уэсли,  только  мне  не  хватает,   чтобы   две
французские девицы висели у меня на шее, когда я налечу  на  этого  сукина
сына Дановича.
   - А ты не забудешь? - спросила Надин,  собираясь  возвращаться  в  свой
магазинчик.
   - Не забуду, - солгал Уэсли.
   Надин поцеловала Кролика, и они с Уэсли  посмотрели  вслед  ее  точеной
маленькой фигурке, танцующей походкой быстро удалявшейся по набережной.
   - Как она тебе? - спросил Кролик.  Раньше  он  этот  вопрос  задать  не
решался.
   - Очень хорошенькая.
   - Ты считаешь, слишком легкомысленна,  чтобы  стать  хорошей  женой?  -
тревожно спросил Кролик.
   -  Она  славная,  -  сказал  Уэсли.  Он  не   хотел   брать   на   себя
ответственность за такое серьезное дело, как женитьба Кролика. - Я ведь ее
почти не знаю.
   - Я тебе вот что скажу: с твоей внешностью и твоими  киношными  делами,
да с тем, чему ты научился у отца, держу пари, ты теперь в сто  раз  лучше
меня разбираешься в женщинах. У меня это всегда было слабым  местом,  и  я
боюсь ошибиться. - Он помолчал. - Тебе не  показалось,  что  она  с  тобой
вроде немного заигрывала?
   - Ну что ты. Кролик, - удивился Уэсли.
   - Я бы не хотел связать себя с женщиной,  которая  строит  глазки  моим
друзьям.
   - Зря волнуешься. Она мне и ресницей не моргнула.
   - Рад слышать. Ну а как насчет тебя?
   - Что насчет меня?
   - Ты ведь приехал на Лазурный берег  не  только  повидаться  со  старым
приятелем и посмотреть какую-то там дурацкую картину...
   - Ну что ты придумываешь. Я только...
   - Ничего я не придумываю, - сказал Кролик. - Я просто хорошо тебя знаю.
Знаю,  когда  ты  в  хорошем  настроении.  Знаю,  когда   тебя   одолевает
беспокойство. Сейчас ты что-то скрываешь. Я все время за  тобой  незаметно
наблюдаю, и ты мне не нравишься, Уэсли.
   - Чепуха все это, - сказал Уэсли резко. - Что  ты  охаешь,  как  старая
баба.
   - Одно я знаю точно: твоему отцу очень не хотелось бы, чтобы ты попал в
беду, особенно из-за этого Дановича. Ты слушаешь меня, Уэсли?
   - Слушаю.
   - Он любил тебя и больше всего на свете хотел, чтобы у тебя в жизни все
было хорошо. Того же хочу и я. У меня нет желания навещать тебя  в  тюрьме
или в больнице или опознавать в морге.
   - Не заставляй меня жалеть, что я приехал с тобой повидаться.
   - Плевать мне, если ты меня вообще больше не увидишь, - сказал  Кролик,
- лишь бы вколотить в твою башку хоть  что-то  разумное.  У  тебя  впереди
прекрасная жизнь - не губи ее. Твоего отца нет в живых, ну  ничего  теперь
не поделаешь. Уважай его память - вот все, о чем я тебя прошу.
   - Мне пора возвращаться в отель, - сказал Уэсли. - Я жду звонка.
   Кролик остался на корме, а Уэсли под его  осуждающим  взглядом  сел  на
взятый напрокат одноцилиндровый мопед  и  с  треском  помчался  в  сторону
отеля.


   Подъехав, он увидел на стоянке "пежо" с откидывающимся верхом.
   - Вас в баре ожидает какой-то джентльмен, - сказал ему портье,  отдавая
ключ от номера.
   В пустом баре Билли в одиночестве потягивал пиво. Он сидел ссутулившись
и казался маленьким и несчастным. Костюм его был помят, а спутанные ветром
волосы так и остались непричесанными. После поездки в  открытой  машине  в
Париж, а затем сюда лицо его, и без того смуглое, стало еще темнее.  Похож
на араба, решил, подходя к нему, Уэсли.  Билли  встал,  и  они  обменялись
рукопожатиями.
   - Ну, кузен, давно бы пора приехать, - сказал Уэсли.
   - А по-другому ты разговаривать не умеешь? - спросил Билли раздраженно.
   - Пошли ко мне, - сказал Уэсли, кинув  взгляд  на  бармена,  который  у
другого конца стойки чистил лимоны. - Поговорим там.
   - Подожди, я допью. К тому же тебе и самому кружка пива не помешала бы.
   - Мне многое не помешало бы. Допивай быстрее.
   Билли огляделся.
   - Хороший отель. Стоит, наверное, кучу денег.
   - Я же собирался пробыть здесь всего дня два, а не весь сезон. Ну  что,
допил свое пиво?
   - Допил, но надо еще заплатить.
   - Запишите на мой счет, - бросил Уэсли бармену.
   - Спасибо, - сказал Билли, выходя вслед за Уэсли из бара.
   - Это самое малое, что я могу сделать, - с издевкой  заметил  Уэсли,  -
для моего верного кузена.
   В номере Уэсли сразу же набросился на Билли.
   - Достал? - резко спросил он.
   - Сейчас я тебе все объясню. Человек,  который  его  для  меня  хранил,
скрывается от полиции. В Париже его нет, и его девчонка  сказала,  что  не
знает, где он. Но он будет ей звонить и...
   - Когда? Когда он собирается ей звонить?
   - Она точно не знает. Наверное, скоро.
   - Скоро? В День независимости? Или, может быть, на рождество?
   - Какого черта ты так со мной разговариваешь? Я сделал все, что от меня
зависело.
   - По-моему, ты врешь. Билли, - сказал Уэсли ровным тоном.
   - Почему ты всех подозреваешь? Я ведь сам вызвался помочь тебе, правда?
Никто меня не заставлял под дулом пистолета. Я изо всех сил старался.
   -  Врешь!  Ты  ведь  знаешь,  где  этот  пистолет...  если  он   вообще
существует...
   - Он существует. Клянусь тебе.
   - Тогда ты скажешь, где он находится. Сейчас же. - И Уэсли, как  кошка,
прыгнул на Билли и принялся его душить. Билли отчаянно  сопротивлялся,  но
Уэсли был тяжелее его на сорок  фунтов.  Они  молча  продолжали  бороться.
Потеряв равновесие. Билли упал, и Уэсли придавил  его  коленом.  Лицо  его
по-прежнему было спокойно, цепкие,  как  у  маньяка,  руки  сдавили  горло
Билли. И только когда Билли уже начал терять сознание, Уэсли  чуть  разжал
пальцы.
   - Ты скажешь или нет?
   - Отпусти. - Билли задыхался. - Ты мог меня задушить.
   - Вполне вероятно. - Руки Уэсли снова начали сдавливать его горло.
   - Рудольф... Он в Сен-Поль-де-Вансе... отель "Коломб д'Ор". Отпусти!
   Уэсли медленно разжал руки и встал. Он помог Билли подняться,  и  Билли
повалился на стул, ощупывая руками шею.
   - Откуда взялся дядя Рудольф? Только без вранья.
   - Я позвонил ему в Нью-Йорк. Я подумал, что  уж  если  кто  может  тебе
помочь, так это он. Исключительно ради тебя. Ты ведь не думаешь, что  я  о
себе беспокоился?
   -  Струсил,  -  презрительно  сказал  Уэсли.  -  И  позвал  на   помощь
Санта-Клауса. Мне следовало бы это  предвидеть.  Чего  еще,  черт  возьми,
можно ожидать от теннисиста?
   - Отправляйся теперь в Сен-Поль-де-Ванс, кровожадный идиот, и попытайся
придушить дядю Рудольфа.
   - Может быть, так и сделаю. А ты катись отсюда. И чтоб я тебя не видел,
не то пожалеешь.
   - Больше я к тебе без ножа не  подойду,  -  сказал  Билли,  вставая.  -
Предупреждаю.
   - Спасибо. Буду иметь в виду.
   В дверях Билли обернулся.
   - Еще одно слово. Что бы ты ни думал, я - твой друг.
   Уэсли надменно кивнул, и Билли вышел из номера.
   Снизу  он  позвонил  в  Сен-Поль-де-Ванс  и  рассказал  Рудольфу,   что
произошло.
   - О господи, - сказал Рудольф. - Неужели он в таком скверном состоянии!
   - Даже хуже, - сказал Билли. - Лишился рассудка. Вы лучше переезжайте в
другой отель, а то он и вас начнет душить.
   - Никуда я переезжать не стану, -  спокойно  сказал  Рудольф.  -  Пусть
приходит.
   - Только не встречайтесь с ним  наедине,  -  сказал  Билли,  восхищаясь
дядиным спокойствием.
   - Я готов встретиться с ним так, как он пожелает.
   - Вы что-нибудь придумали?
   - Возможно.
   - Я бы на вашем месте все же отделался от той вещицы  до  его  прихода.
Бросьте ее в море.
   - Нет, - задумчиво сказал Рудольф, - я думаю, этого  не  стоит  делать.
Она в ближайшем будущем может пригодиться.
   - Желаю удачи.
   - Увидимся на следующей неделе на фестивале в Канне. Я заказал для всех
нас номера в отеле "Мажестик". Ты  -  в  одном  номере  с  Уэсли.  Но  при
сложившихся обстоятельствах... - он усмехнулся, - придется поместить  тебя
на другом этаже.
   - Вы все успеваете предусмотреть, - с сарказмом сказал Билли.
   - Почти все, - ответил Рудольф.
   Билли повесил трубку и, подойдя к стойке портье, сказал:
   - Пожалуйста, запишите этот разговор на счет мистера Джордаха.


   Уэсли не позвонил ни в  этот  день,  ни  на  следующий.  Зато  позвонил
адвокат из Антиба.
   - У меня есть кое-какие новости, - сказал он. - Человек, к  которому  я
намеревался обратиться по поводу вашего дела, в настоящее  время  сидит  в
тюрьме. Но через две недели он выйдет и вернется домой в Марсель. Я с  ним
свяжусь и сообщу ему, где он сможет вас найти.
   - Я буду в отеле "Мажестик" в Канне, - сказал Рудольф.
   - Извините за задержку.
   - Ничего не поделаешь. Благодарю вас за труды. Я буду ждать звонка.
   Ничего не поделаешь, подумал Рудольф, вешая телефонную трубку.  Хороший
заголовок для истории моей жизни. Ничего не поделаешь.



10

   Рекламный агент "Комедии реставрации"  напечатал  статью  о  Гретхен  -
женщине, чья первая режиссерская  работа  должна  была  вместе  с  другими
фильмами представлять американское киноискусство  на  Каннском  фестивале.
Поэтому, когда самолет Гретхен приземлился в аэропорту Ниццы, ее уже ждали
фотографы. Они снимали, как Гретхен выходит из самолета, как встречается с
Билли  и  Рудольфом.  Гретхен  крепко  обняла  и  поцеловала  сына,   едва
удерживаясь от слез.
   - Сколько времени прошло, - прошептала она.
   Билли  был  смущен  проявлением  материнских   чувств   в   присутствии
фоторепортеров и мягко, но решительно высвободился из объятий матери.
   - Мама, - сказал он, - давай отложим эту семейную сцену на потом.
   Ему вовсе не улыбалась перспектива появиться на страницах газет чуть не
задушенным в родственных объятьях, независимо от  того,  пойдет  ли  такая
фотография на пользу картине или нет.
   Гретхен отступила, и ее губы плотно сжались  в  столь  хорошо  знакомую
Билли тонкую холодную линию.
   - Билли, - сказала она официальным тоном,  -  разреши  мне  представить
тебя мистеру Доннелли, нашему художнику.
   Билли пожал руку рыжебородому молодому человеку.
   - Очень рад познакомиться, сэр, - сказал он. Еще  один.  Она  никак  не
может от них отказаться. Он отметил,  с  каким  покровительственным  видом
собственника Доннелли держал мать под  руку,  когда  они  проходили  через
небольшую толпу, образовавшуюся у выхода из  таможенного  зала.  Во  время
этой встречи - первой за столько лет  -  Билли  собирался  быть  нежным  и
чутким, но вид матери, как  всегда  красивой,  в  шикарном  светло-голубом
дорожном костюме, под руку с  человеком  не  намного  старше  его  самого,
вызвал у него раздражение.
   Однако ему стало стыдно, что он позволил этому чувству одержать верх. В
конце концов, мать взрослый человек, и что она делает в свободное время  и
кого выбирает - это ее личное дело. Поэтому сейчас, идя с ней к машине, он
нежно сжал ее руку, как бы  извиняясь  за  недавнее  замечание  по  поводу
семейной  сцены.  Она  удивленно  взглянула  на  него,  а  затем  радостно
улыбнулась и сказала:
   - Нас ждут чудесные две недели.
   - Надеюсь. Мне не терпится поскорее посмотреть твою картину.
   - Тем, кто ее видел, она как будто нравится.
   - Мало сказать "нравится", - вмешался в разговор Рудольф. - Все  просто
в восторге. Мне уже предложили продать мою долю в картине со стопроцентной
прибылью, но я отказался.
   - Преданный братец, - весело сказала Гретхен, но тут же нахмурилась.  -
Руди, ты плохо выглядишь. У тебя такой вид, словно  ты  ночи  напролет  не
спишь. В чем дело?
   - Ни в чем, - смущенно рассмеялся Рудольф. - Наверное, слишком  подолгу
засиживаюсь в казино.
   - Честно говоря, я огорчена, - сказала Гретхен, пока носильщик и  шофер
укладывали чемоданы в машину.
   - Чем?
   - Что Уэсли не приехал меня встретить.
   Рудольф и Билли переглянулись.
   - Разве он не в одном с нами отеле? - спросила Гретхен.
   - Нет, - сказал Рудольф.
   - Но он ведь в Канне? После показа картины газеты и  телевидение  будут
рвать его на части. Он должен вести себя как актер, даже если  он  таковым
себя не считает.
   - Гретхен, - осторожно сказал Рудольф, - мы не знаем, где он сейчас. Он
был в Сен-Тропезе - это последнее, что о нем известно,  но  потом  куда-то
исчез.
   - Что это значит?
   - Да ничего, - солгал  Рудольф.  -  Ты  не  беспокойся.  Я  уверен,  он
появится.
   - Да уж лучше ему появиться, - сказала Гретхен,  садясь  с  Доннелли  в
машину. - А то мне придется объявить розыск.
   Из-за багажа в машине не осталось места для Рудольфа,  и  они  с  Билли
направились на стоянку к "пежо".
   - Надо срочно придумать для нее какое-то объяснение, - сказал Рудольф.
   - На этот раз придумывайте сами, - сказал Билли. - То, что я придумал в
последний раз, чуть не стоило мне жизни.
   - Может быть, увидев в газете  фотографию  Гретхен,  он  объявится.  Во
время съемок он очень к ней привязался.
   - Я знаю. Он мне рассказывал. Сейчас его занимает  только  одно  -  как
найти некоего югослава. - Билли с любопытством посмотрел на Рудольфа. -  У
вас есть какие-нибудь новости?
   - Возможно, будут через несколько дней.
   - Вы по-прежнему не хотите сказать мне, что вы затеяли?
   - Нет, - решительно ответил Рудольф. - И не выпытывай.
   Некоторое время Билли  молчал,  сосредоточенно  следя  за  дорогой.  По
случаю приезда матери он вымыл машину и надел чистый, отутюженный  костюм.
Ему было жаль, что отсутствие Уэсли омрачило встречу.
   - Надеюсь, что он не испортит моей матери этот торжественный  момент  в
ее жизни. В аэропорту она была в отличном настроении. И сегодня она  очень
красивая, правда?
   - Очень.
   - А что у нее с этим Доннелли? - Билли повернул голову и  посмотрел  на
Рудольфа.
   - Ничего, насколько мне известно, - ответил Рудольф довольно  резко.  -
Они хорошо поработали вместе, а сейчас мы с ним затеяли одно дело. И здесь
тоже ничего не выпытывай.
   - Я просто спросил, - сказал Билли. - Естественное беспокойство сына  о
матери. А что он за парень?
   - Отличный парень: талантливый, честолюбивый, честный, пьющий.
   - К этому она уже должна была привыкнуть за  время  жизни  с  отцом.  Я
говорю про пьянство.
   - Твоего отца она тоже приглашала сюда. Но у него теперь какая-то новая
работа, и он не может уехать из Чикаго. Возможно, он наконец взял  себя  в
руки.
   - Не уверен. Хватит и того, что он сделал для своего сына одну полезную
вещь.
   - Что же именно?
   - Привил мне отвращение к пьянству. - Билли усмехнулся. - Послушайте, у
меня идея. Не по поводу родителей, а насчет Уэсли.
   - Какая же?
   - Вы, конечно, знаете, что полиция собирает карточки, которые заполняют
при въезде в гостиницу...
   - Да.
   - У Уэсли здесь, в Канне, наверняка нет знакомых, остановиться ему не у
кого, так что скорее всего он живет в гостинице. Можно пойти в  полицию  и
узнать. В конце концов, он же играет в фестивальной картине... скажем, что
его разыскивают, чтобы взять интервью и сфотографировать...
   - Нет, этого делать нельзя. Чем  меньше  полиция  будет  интересоваться
Уэсли, тем лучше для всех. Нам придется искать его самим. Поброди в районе
порта, зайди в ночные клубы, вообще посматривай по сторонам. А матери пока
скажи, что он стесняется - не хочет никакой шумихи до показа картины,  ему
кажется, что он не очень хорошо сыграл и над ним будут смеяться, а  потому
старается не показываться на людях...
   - Вы думаете, она на это клюнет? - с сомнением спросил Билли.
   - Возможно. Она знает, что парень он странный, и, вероятно, скажет, что
этого от него и следовало ожидать.
   - Меня только удивляет, - сказал Билли, - что он не пришел к вам и даже
не позвонил.
   - Я был почти уверен, что он этого не сделает. Того, что  он  ищет,  от
меня он никогда не получит, и ему это прекрасно известно.
   - А пистолет еще у вас? - спросил Билли.
   - У меня.
   Билли снова усмехнулся.
   - Держу пари, вы единственный человек на фестивале, у  кого  в  кармане
лежит пистолет с глушителем.
   - От такого преимущества я бы с радостью отказался,  -  мрачно  заметил
Рудольф.
   Когда  они  проезжали  по  набережной  Круазетт  в  Канне,  среди  афиш
фестивальных фильмов Рудольф увидел афишу "Комедии реставрации" с фамилией
Гретхен.
   - Теперь, - шутливо сказал Билли, - плюс ко всем другим заботам мне еще
предстоит научиться быть сыном знаменитой матери.  Что  же  мне  говорить,
если у меня будут брать интервью и спрашивать, каково это?
   - Говори, что это потрясающе.
   - Следующий вопрос, мистер Эббот. Не считаете  ли  вы,  что  ваша  мать
приносила вас в жертву ради карьеры?  Ответ:  только  последние  десять  -
пятнадцать лет.
   - Так ты можешь шутить со мной, - резко сказал Рудольф, - но больше  ни
с кем. Надеюсь, тебе это понятно?
   - Да, сэр. Конечно, я валял дурака.
   - Во всяком случае, пока она еще не знаменита, и вообще, в таких местах
сегодня ты знаменит, а завтра - нет. У твоей матери сейчас время сложное и
напряженное, и мы должны быть к ней очень внимательны.
   - Я буду поддерживать ее, как могучий  дуб,  и  она  не  узнает  своего
непослушного сына и будет с изумлением на меня взирать.
   - Хоть ты и не  пьешь,  как  твой  отец.  Билли,  но  ты,  по-видимому,
унаследовал его способность производить впечатление человека, который ни к
чему не относится серьезно.
   - Это просто защитный прием, передаваемый от отца к сыну, чтобы  скрыть
от постороннего взгляда нежную и трепетную душу.
   - Пусть она хоть изредка проглядывает наружу. Это тебя не погубит.
   Когда они вошли в холл гостиницы, Рудольф  спросил,  нет  ли  для  него
каких-либо известий. Нет, ничего не было.
   В глубине холла сидела Гретхен, окруженная журналистами и  фотографами.
Главные знаменитости в Канн еще не прибыли,  и  рекламный  агент  "Комедии
реставрации" старался максимально использовать это время. Гретхен говорила
хорошо, улыбалась и, по-видимому, чувствовала себя прекрасно.
   Заметив их, она сделала им знак подойти, но Билли отрицательно  покачал
головой.
   - Я ухожу, - сказал он Рудольфу, - пройдусь по  порту  и  поищу  нашего
пропавшего ангелочка. Скажите матери, что я ее люблю, но у меня дела.
   Рудольф подошел к Гретхен, и она представила его  как  своего  брата  и
одного из тех, кто финансировал картину. Куда  отправился  Билли,  она  не
спросила. Когда один из  фотографов  предложил  им  стать  рядом,  Рудольф
спросил ее, где Доннелли.
   - Догадаться нетрудно. - Она улыбнулась Рудольфу, глядя в объектив.
   Рудольф пошел в бар; там с  мрачным  видом,  сгорбившись  над  стаканом
вис