дув губы,  она  скользнула  по
мне, ниже, вбирая меня в себя, застонала и  откинула  голову.  Я  лежал,
наслаждаясь чудесным ощущением стенок ее влагалища, охватывающего  меня,
скользящего вглубь, оборачивающего меня, массирующего, и  я  чувствовал,
как нарастает во мне давление.
   Она наклонилась меня поцеловать, ее  груди  коснулись  моей  кожи.  И
снова выпрямилась, приподнимаясь и опускаясь  на  коленях  с  выражением
невероятной сосредоточенности на лице, резко на меня  насаживаясь,  губы
ее раскрылись кружочком, она двигалась неутомимо, ненасытно.
   Я потерял чувство времени и пространства, я  забыл  обо  всем,  кроме
благословенного ощущения в самых интимных  частях  тела,  охваченных  ее
телом. Она выдыхала  стонами  "а-о-а-о!"  в  такт  своим  насаживающимся
движениям, груди ее дрожали, соски выступили и затвердели - затвердели и
покраснели, шея пылала. Она двигалась  быстрее  и  быстрее,  голос  стал
громче, стал глубже, из груди. Тело ее затряслось, как от электрического
разряда, задергалось - от  неимоверно  красивого  лица  до  полированных
ногтей ног.
   - О Боже мой! Боже мой! - задыхалась она.  -  Я  сейчас...  сейчас...
о-а-а-а!
   Будто звезда вспыхнула у меня внутри. Я ударял в нее,  раздавливая  в
руках ее бедра. И тут она издала  прерывистый  стон  и  упала  на  меня,
дыхание ее ревело у меня в ухе, горячая кожа обжигала мою кожу, и сердце
ее стучало вместе с моим.

***

   Потом мы лежали, обнявшись, на огромной безлюдной пустоши. Мы гладили
друг друга по лицу, глядели в глаза, улыбались. И  ничего  не  говорили.
Слова не имели значения: мы понимали друг друга по взгляду и улыбке.
   Кэролайн сорвала травинку и стала водить по моей  руке.  Я  тогда  же
решил, что скоро попрошу ее поселиться со мной. И скажу всем, что  мы  с
ней пара.
   В пяти километрах надо мной летел одинокий  самолет,  оставляя  белый
след на чистой синеве. Сейчас я мог поверить в чудеса. Я  мог  поверить,
что скоро Мать Земля опять  остынет.  Что  она  прекратит  извержения  и
землетрясения и цунами.
   Я даже видел возможное будущее. Я вернусь домой. Выгружу  из  рюкзака
консервы и патроны. Набью чемодан своими лучшими шмотками.  И  выйду  из
дому. А на углу будет ждать Кэролайн. Когда она увидит меня, ее  зеленые
глаза засветятся радостью. Мы возьмемся за руки,  поцелуемся.  Сядем  на
автобус до Лидса и снимем там квартиру. Будем готовить еду -  голыми.  И
любить друг друга на коврике перед телевизором.
   Я лежал  на  спине  и  предавался  воображению,  а  Кэролайн  ласково
щекотала меня травинкой.
   Я действительно воображал, что  такое  у  меня  может  быть  будущее.
Теплое, уютное, усыпанное розами.
   Но если бы в тот момент из голубизны выпал хрустальный шар и я увидел
будущее, которое меня ждало, - что ж, наверное, было бы у меня искушение
протянуть руку за винтовкой и пустить пулю  между  этих  красивых  карих
глаз.
   А потом повернуть дуло к себе.

***

   Смеясь, шутя и поглаживая друг друга  по  спине,  мы  возвращались  в
лагерь. Кожа все еще гудела  от  этого  чудного,  самозабвенного  секса.
Винтовка небрежно болталась у меня на плече.  Если  не  считать  ее,  мы
выглядели парой влюбленных в свой медовый месяц.
   Лагеря отсюда было не видно за краем  ложбины,  но  уже  слышны  были
голоса, призывающие на раздачу еды;  в  небо  поднимался  голубой  дымок
костра.
   Лагерь иногда называли Стивеновым ковчегом (а под хорошее  настроение
моего брата называли Ноем), а иногда (ха-ха) - Задницей, потому  что  он
стоял на дне  глубокой  ложбины  под  обрывами,  напоминавшими  каменные
ягодицы.
   Тогда мы стали отключаться от реальности. Мы фантазировали, будто это
летний поход. Многие еще были способны верить, что когда мы вернемся  во
внешний мир, все будет как было: люди стригут газоны,  детишки  катаются
на скейтбордах, по деревенской улице  спокойно  едут  машины,  может,  в
белой церкви идет июльская свадьба, невеста сияет,  радугой  сыплются  в
воздухе конфетти. Я услышал, как Кэролайн говорит:
   - Я хочу заключить с тобой сделку.
   - Сделку?
   - Да, я хочу, чтобы ты обещал мне  каждый  день  заниматься  со  мной
сексом. Я рассмеялся:
   - Это вряд ли можно назвать обязанностью.
   - Обещай тете Кэролайн.  Повторяй  за  мной:  Я,  Рик  Кеннеди,  буду
заниматься сексом с тобой, Кэролайн Лукас, каждый день.
   - Я торжественно обещаю, что буду... Выстрел щелкнул,  как  сломанная
сухая палка. Мы были где-то в сотне шагов  от  ложбины.  Слева  от  меня
выскочили трое и бросились прочь. Я сдернул с плеча винтовку.
   Еще выстрел - пистолет,  судя  по  звуку.  Потом  более  низкий  звук
дробовика.
   Через край ложбины перелезали люди. В массе голов  и  машущих  рук  я
увидел Стивена, Дина и Викторию.
   Стивен увидел меня, остановился,  приложил  руки  ко  рту  рупором  и
крикнул:
   - Рик, останови их! Не дай им уйти!
   Я глянул на три бегущие по вереску фигуры. Я не знал, кто они, но  не
задумался ни на секунду. Я знал, что их надо догнать.

33

   Я бежал, держа винтовку перед собой, ощущая, как она  вздрагивает  на
каждом прыжке.
   Те трое бежали где-то шагах в ста впереди.  Они  были  молоды,  точно
моложе тридцати. Я думаю, что при прочих равных я бы их  не  догнал,  но
они несли набитые угольные мешки, обхватив их руками. И я поспорю с вами
на бифштекс, что там был не уголь.
   Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы  понять:  это  чужаки,  которые
прокрались в лагерь, набили мешки всем, что  смогли  хапнуть,  и  теперь
делают ноги домой, унося с  собой  наши  припасы,  которые  мы  три  дня
волокли сюда н своем горбу.
   Я сократил разрыв до ста шагов, когда они просекли, что я их догоняю.
Тридцать шагов. Они дернулись посмотреть, как я настигаю их.
   А я таки их настигал - и быстро.
   Нас разделяло двадцать шагов.
   Трое бегущих были одеты в обычные лохмотья беженцев. На одном  пиджак
от костюма с тренировочными штанами, на  другом  -  футбольные  шорты  и
свитер.  Третий  -  в  футболке  и  в  штанах  вроде  как  от  спецовки,
подвязанных оранжевой лентой, и  в  вязаной  шапочке.  Вся  одежда  была
рваной и такой грязной, будто они валялись в жидкой грязи.
   Они поняли, что от меня им  не  убежать  с  этими  мешками,  набитыми
консервами и всякой всячиной, но нагнули головы и припустили,  перебирая
ногами. Они добыли свой приз и не собирались легко его отдать. У  одного
свалился ботинок, но он не остановился.
   Пятнадцать шагов. Господи, я их уже нюхом чую. Воняет, будто они спят
в дерьме.
   Десять шагов.
   Тут-то до меня дошло, что когда я  их  догоню,  окажусь  один  против
троих. Может быть, у  них  есть  оружие.  Только  им  будет  трудно  его
вытащить, держа мешки в объятиях, как перед туром вальса.
   Я сумел набрать воздуху и крикнуть:
   - Стой или я стреляю!
   Они молча продолжали бежать.
   Я мог остановиться и свалить всех троих пулей в спину. Но я знал, что
способен  хладнокровно  стрелять  в  человека  не   больше,   чем   быть
собственной бабушкой.
   Я понял, что они уносят то, что для нас важнее самих воров. С ними-то
что нам  делать?  Арестовать?  Оштрафовать?  Направить  на  общественные
работы по чистке обуви?
   Я почти поравнялся с ними.
   То, что я сделал потом, было приемом  запрещенным,  но  элегантным  в
своей простоте.
   Я шагнул в сторону и подцепил  ногой  за  ногу  первого  из  них.  Он
полетел головой вперед, перекатившись через мешок с криком "Ох!",  когда
у него перехватило дыхание от удара. Звякнули банки в мешке.
   Я пододвинулся ко второму и проделал с ним то же  самое.  Он  полетел
клубком рук и ног, тоже охнул, выдохнув от удара о землю.
   Я подобрался к третьему, который был в вязаной шапочке.  На  покрытом
грязью лице блестели черные глаза. Он даже не знал, что я  здесь  -  или
ему было все равно. Он прижимал мешок к груди, как отец своего первенца,
защищая от урагана.
   Это будет просто.  Я  выставил  ногу.  Мужик  перепрыгнул  и  побежал
дальше. Я догнал, снова подставил ногу, он дернулся в сторону и все  еще
бежал.
   К черту.
   Я перебросил винтовку в одну руку, схватил этого типа  за  шиворот  и
рванул на себя.
   Футболка порвалась, но этот тип потерял равновесие, а инерция и мешок
в руках доделали остальное. Его неуклюже развернуло на одной ноге, и  он
полетел на спину, прижимая мешок к груди. Посыпались банки с ветчиной.
   Я нагнулся над ним, запыхавшись.  Он  втягивал  в  себя  воздух,  как
человек с приступом астмы. Я нагнулся снять с него мешок, чтобы ему было
легче дышать.
   В тот же миг он ударил ногой, целясь мне по яйцам. Я сумел  отклонить
удар в живот. Мужик бил из сидячей позиции, а потому не очень сильно, но
все равно было больно.
   Теперь мы оба были на ногах. Этот тип замахнулся кулаком. Я в  ответ.
Он явно был не в лучшей форме для драки, но сделал что мог.
   На третьем ударе в лицо он свалился плашмя.
   - Я не хочу с тобой драться, - выдохнул я. - Разойдемся каждый  своей
дорогой... без глупостей... только отдай продукты.
   - Ага! - заверещал мужик. - Тебе только  продукты  отдать,  да?  Иди,
бери, что хочешь! Имей меня! Имей, и покончим с этим!
   - Да... что ты несешь? - Я встряхнул головой, не понимая. - Вставай и
вали отсюда. Мне ничего другого не надо.
   Голос у него был тонкий и надтреснутый.
   - А то давай, имей! Трахни, ты, сунь свои пять сантиметров, и  хватит
разговоров!
   Два кулака в цыпках взлетели вверх, рванули футболку на груди.
   Тут я понял свою ошибку.
   Это был не "он", а "она". Девушка лет двадцати. Она схватила себя  за
груди, наставляя их на меня.
   - Давай! - прохрипела она. - Мы же, девчонки, любим, чтобы нас сперва
попинали! Хочешь сначала прикладом своей винтовки? Ну давай, манай меня,
любовничек. Только на этот раз потом перережь мне  глотку,  а  то  я  по
горло уже сыта. Тошнит меня от вас!
   Она верещала, как двигатель, когда включают реверс, меняя громкость и
тембр. Она лежала передо  мной  на  спине,  сжав  груди  в  два  пика  с
заостренными сосками. Шапочка слетела, рассыпав длинные волосы,  которые
когда-то были красивы, всего несколько дней назад. Из ссадины на щеке от
моего кулака капала кровь.
   Но хуже всего были глаза. Они пылали ненавистью ко  мне,  к  миру,  к
Богу, ко всем.
   Я скорчился, держа в руке винтовку, прикрыл рукой глаза и затрясся.
   Подбежавшие Стивен, Дин и Виктория увидели лежащую  девушку,  которая
истерически хохотала, и меня, всхлипывающего  по-детски,  и  слезы  жгли
глаза, как угли.

***

   Пойманную троицу составляли мальчик лет тринадцати, мужчина  двадцати
девяти (когда-то он  был  учителем  музыки)  и  двадцатилетняя  девушка,
студентка Манчестерского университета. Странную  мы  представляли  собой
группу, сидя на пустоши и стараясь сообразить, что же делать дальше.
   У Виктории мозги сработали куда надо. Она  открыла  перочинным  ножом
три банки персиков и дала нашим трем пленникам. Они жадно выпили  сок  и
стали жрать персики, таская  золотистые  ломти  грязными  пальцами.  Они
облизывали пальцы, чтобы не потерять ни капли драгоценного сока, и скоро
на пальцах не осталось грязи, будто на  них  были  черные  перчатки  без
пальцев.
   Мальчик все благодарил и благодарил:  "спасибо,  спасибо,  все  очень
вкусно". Жадно глотал следующий ломоть, и тут  же  добавлял:  "Извините,
спасибо. У нас последнее время мало было..."
   - У нас всего было мало последнее время. - Это сказал бывший  учитель
музыки. У него были светлые волосы и добрые глаза, такие усталые, что он
с трудом держал их открытыми.
   - Вам удалось найти еду? - спросил Стивен.
   - Ага. Полный склад.
   - Тогда зачем у нас воровать? - сердито рявкнул Дин.
   - У нас был склад еды. Но пришли какие-то люди. Они сказали, что  они
военные, но я им не поверил. В общем, если кратко, они нас выгнали. - Он
горько усмехнулся. - Теперь у нас еды нет.
   - И вы позволили им  себя  вышвырнуть?  -  Дин  чуть  не  фыркнул  от
презрения.
   - Нет, - ответил человек, и его  сонные  глаза  сверкнули,  когда  он
посмотрел на Дина. - Нет, мы им не позволяли.  Мы  с  ними  спорили.  Мы
предложили разделить запасы. Когда они стали стрелять в нас из пулемета,
мы дали им бой. У нас были лопаты, камни, голые руки -  но  мы  дали  им
отличный бой. Сто человек  наших  погибли,  два  брата  этого  мальчишки
погибли. Погибла моя жена. Но мы дали им бой. Вы удовлетворены?
   Дин был готов спорить дальше,  но  Стивен  перехватил  его  взгляд  и
покачал головой.
   Виктория были одета в просторную блузу поверх футболки. Эту блузу она
сняла и отдала ее девушке. Я пытался не смотреть на  ссадину  у  нее  на
лице, которая осталась от  моего  удара.  Виктория  достала  из  кармана
платок и прижала к ране.
   Я заметил, что все время смотрю на Викторию. Густые рыжие волосы  она
завязала назад; глаза ее были так полны сочувствия, что  казались  почти
глазами  святой,  когда  она  ходила  между  нашими  тремя   пленниками,
проверяя, не сильно ли я их  покалечил,  когда  свалил  двух  мужиков  и
отлупил девушку.
   О Господи, как же мне было неловко! Все вышло так хреново и злобно...
Надо было дать им удрать с этой дурацкой едой.
   - Сколько вас? - спросил Стивен.
   - Почти триста человек.
   - Триста? - эхом отозвался Стивен. - И у вас нет еды?
   - Нашли турнепс на одной ферме. В  поле  есть  пшеница.  Она  еще  не
созрела, но если достаточно разжевать, снимает голодные боли. Ну, иногда
попадаются яйца диких птиц или кролики.
   - Но много народу умирают каждый день, - сказал мальчишка.  -  У  них
появляется  кровь  в  дерьме...  извините,  в  испражнениях.  Потом  они
умирают.
   - Но ведь в домах и магазинах должны быть тон...
   - Были, - сказала девушка, потирая ссадину. -  Но  ходят  вооруженные
банды и отбирают еду у тех, у кого оружия нет. Они забрали  все,  а  нас
бросили помирать от голода.
   - Полное безумие. - Стивен  потер  лоб.  -  Это  значит,  цивилизация
действительно развалилась. Здесь миллионы людей, но еда не  производится
и не импортируется.
   - Значит, нам конец, - мрачно ляпнул Дин.
   - Нет, не конец, - ответил Стивен. - Выживем.
   - А есть что будем? Вереск? Камни? Землю?
   В глазах Стивена загорелась искра решимости.
   - Мы выживем. И выживем на двух ногах, как цивилизованные люди, а  не
как звери.
   - Что с этими будем делать? - спросил Дин.
   - Дадим им еду, которую они забрали. Вам еще что-нибудь надо?
   - Мыла было бы хорошо, - сказала девушка.
   - И не можете ли  поделиться  медикаментами?  -  добавил  мужчина.  -
Немного, может быть, флакон аспирина и антисептическую мазь,  если  есть
лишнее. У многих наших детей болячки на коже.
   Стивен отвел меня в сторону и сказал так, чтобы эти трое не слышали.
   - Можешь сбегать в лагерь? Найди лишний рюкзак, загрузи  едой,  вложи
пару пачек аспирина, флакон калпола, антисептическую  мазь.  Да,  и  еще
пару ингаляторов - один венталин и один пульмикорт, наверняка  там  есть
дети с астмой. Спроси Кейт Робинсон, она знает, где это все.
   - Ты уверен? Я в том смысле, ты же  знаешь,  что  мы  не  можем  этим
делиться.
   - Можем, детка. - Стивен вернулся к харизматической форме -  лучистые
глаза, уверенное потирание рук. - Потом всем паковаться.
   - Паковаться? Мы уходим?
   - Боюсь, что да, Малыш К. Как мне здесь ни нравится, как  только  эти
люди вернутся в свой  лагерь,  восхвалят  нашу  щедрость,  и  глазом  не
успеешь моргнуть, как с этого холма на нас ринется  три  сотни  голодных
ртов.
   - Но куда мы пойдем?
   - Доверься мне, малыш. У меня есть планы - великие планы.
   Мы пошли обратно в лагерь, оставив Дина, Стивена  и  Викторию  помочь
упаковать еду в мешки нашим гостям - я думаю, теперь их  так  надо  было
назвать.
   Кэролайн ждала меня  у  края  лощины.  Внизу  ровными  рядами  стояли
палатки, рядом бежал серебряной прядью ручей.
   Мы спускались по крутой тропе, когда я услышал выстрелы.
   Бабах.
   Пауза.
   Бабах.
   Пауза.
   Бабах.
   В тот же миг я уже летел обратно через вереск. Я знал,  что  выстрелы
раздались оттуда, где был Стивен  и  остальные.  Меня  отделяла  от  них
низкая гряда, я ничего не видел. И побежал быстрее, страшась  того,  что
там найду.

34

   Сердце колотилось. Я  на  бегу  оттянул  затвор.  В  голове  мелькали
догадки. Может, это вооруженная банда, из тех, о которых  ходили  слухи,
налетела на Стивена, пока он ждал меня и других?
   Я вот сейчас приду, а Стивен убит, и ребята тоже. Что тогда делать  -
что тогда делать, черт его дери?
   Снова послышались выстрелы  -  три  сухих  щелчка.  На  этот  раз  из
винтовки, понял я. Три приглушенных удара.  Ружье.  У  Стивена  помповое
ружье. Значит, они сражаются за свою жизнь.
   Если добраться до вершины, у меня  будет  преимущество.  Я  могу  там
залечь и открыть огонь по бандитам.
   Только бы успеть добежать. Давайте, ноги, не подведите! Я  задыхался,
ругаясь сквозь зубы, ноги  были  как  куски  мертвого  железа.  Быстрее,
быстрее беги!
   И я увидел человека на вершине холма. Он шел ко мне. Смахнув  с  глаз
пот, я приложил приклад к плечу...
   Слава Богу!
   Ко мне шел Стивен, волоча ружье за ствол.
   - Стивен, ты не ранен?
   - Невредим.
   - Я слышал выстрелы. Там...
   - Рик... - Стивен сделал глубокий вдох. Его трясло, на лице выступила
испарина, глаза смотрели как-то  странно.  -  Рик,  сходи-ка  в  лагерь,
принеси пару лопат.
   Это до меня дошло сразу.
   - Лопат? Господи, кто...
   - Мы все живы. - Он осмотрелся. По  вереску  к  нам  бежали  люди  из
лагеря. - Это те трое, что мы поймали на воровстве. Белобрысый  выхватил
у Дина пистолет из-за пояса и хотел стрелять.
   - Он убит?
   - Убиты все трое.
   - Но как они смогли...
   - Стали хвататься за мое ружье. Совсем озверели. Хотели нас убить.
   - И даже мальчик?
   - Слушай, Рик, слушай меня, ты понял? Они на нас напали. Нам пришлось
защищаться. Они убиты. Теперь их надо похоронить. Нет, Рик, братец... не
надо. Не задавай вопросов. Я не в настроении отвечать, понятно?
   Я кивнул.
   Он сказал, что благодарен мне за это, стиснул мне плечо и вернулся за
холм, где, значит, лежали тела. Выражение его лица мне не  забыть.  Ужас
пополам с отвращением к себе. Он впервые убил человека. И было  ему  так
стыдно, что он, я думаю, все отдал бы  в  тот  момент,  чтобы  быть  кем
угодно, только не Стивеном Кеннеди.

***

   Это было вечером того же дня. Солнце еще не зашло. Парни и девушки из
Стивенова ковчега расселись у своих палаток. А я сидел на берегу  ручья,
поигрывая камешками на ладони и кидая их в  быструю  воду.  И  было  мне
хреново.
   Над нами гудел военный транспортник. Сейчас  все  самолеты  летели  с
запада на восток.
   И стаи птиц летели туда же. Еще не начался сезон  перелетов,  но  они
летели, бесконечные гусиные и утиные клинья. Люди  и  звери  уходили  от
Армагеддона.
   А мне было хреново.
   Половина всей планеты горела. Миллионы беженцев покинули  свои  дома.
Из них сотни тысяч умирали от голода. А я  вспоминал  мерзкую  драму  за
холмом. Да, большой мальчик Рик Кеннеди, девятнадцати с  половиной  лет,
провел утро трахая тридцатисемилетнюю тетушку, этакую  лапушку  Кэролайн
Лукас. Потом направился в  палаточный  город  в  расщелине,  похожей  на
задницу, еще ощущая членом сладость соков тела Кэролайн. После этого тут
же на месте отлупил истощенную двадцатилетнюю  девушку,  которую  скорее
всего изнасиловали, избили, обобрали, заставили торговать собой за кусок
хлеба в последние десять дней чаще, чем мне приходилось есть пиццу.
   Ага, именно так. Самочувствие было  такое,  будто  меня  набили,  как
чучело, натертым овощем под названием хрен.
   Потому что если бы я, заметив этих троих, пожал плечами и отвернулся,
а они бы удрали с этими банками, они были бы до  сих  пор  живы.  Я  это
знал. Знал так твердо, как если бы Господь  Всемогущий  написал  краской
поперек неба:
   Эй, ты, Рик Кеннеди с дерьмом вм