бом на высоту сорока метров.
   Когда вода накрыла меня, она уже была холодной.
   У меня что-то было зажато в кулаке. Я посмотрел невидящими глазами.
   Рукав от куртки Кэролайн.
   Ее больше нет... нет...
   Когда через двадцать минут Дин меня нашел, я так и стоял с рукавом  в
руке.

56

   Я отнес Кэролайн туда, где на холме стоял древний дуб.
   Уже смеркалось, но мы все еще работали, собирая бревна и складывая их
в штабель.
   Я говорил  себе,  что  Кэролайн  ничего  не  почувствовала.  Давление
гейзера могло бы подбросить в воздух грузовик. Она умерла мгновенно. Это
я повторял себе снова и снова. Мысль о ее страданиях была бы невыносима.
   Уже было совсем темно, когда я застегнул ее в спальный  мешок.  Потом
положил ее на погребальный костер.
   В следующую секунду я зажег подложенное  внизу  сено.  Ветер  тут  же
подхватил пламя, и через секунду оно уже ревело пылающей массой  жара  и
света. Я стоял так близко к огню, как мог; он палил лицо, слезил  глаза.
Смотрел, как пылающее пульсирующее  сердце  поглощает  тело  Кэролайн  и
выпускает какую-то ее сущность в небо, унося над лесами, полями, реками.
   Огонь трещал и полыхал почти всю ночь. Мы с Дином стояли рядом, будто
на часах. И уйти мы могли, когда останется только пепел и прах.
   Наверное, удар кипятка, так грубо отправивший ее в небеса, должен был
ее чудовищно изуродовать. Но я помню только, как стоял у огня - да,  это
все, что я могу вспомнить - и она  была  красива  совершенной  красотой,
когда я клал ее на погребальный костер. Что бы с ней ни  случилось.  Что
бы ни сделали с ее кожей вода и пар, мой разум не дал мне этого увидеть.
Он наложил мою память о ней на то, что могло остаться от ее лица.
   И поэтому не было ничего отталкивающего  или  ужасного  в  прощальном
поцелуе, когда она лежала на костре.
   Где-то на рассвете, когда от костра  осталась  горка  тлеющих  углей,
рассыпавших искры при дуновении  ветра,  где-то  в  это  время  Дин  мне
сказал:
   - У нее был любовник.
   Я ничего не ответил.
   - Она почему-то держала это в секрете. Ты не знаешь, кто это?
   Я.
   Я хотел это сказать, но в тот момент вообще ничего не мог произнести.
   Дин поглядел в тлеющие угли. Проглотил слюну.
   - Но она сказала Кейт одну вещь, которую держала в тайне.
   Я посмотрел на Дина.
   Он снова проглотил слюну. Ему тяжело было говорить.
   -  Кэролайн  сказала  ей,  что  ждет  ребенка.  -  Он  опять   сделал
глотательное движение. - Ребенка, - тихо повторил он.
   Я заглянул в пылающее сердце углей. И снова у меня закололо глаза.

57

   Стивен глядел на меня с серьезным видом.  -  Ты  готов?  Я  попытался
изобразить хладнокровие:
   - Конечно, без проблем.
   Но я не был так хладнокровен, как  сумел  показать  голосом.  У  меня
пересохло во рту, сердце заколотилось быстрее.
   Чего мне бояться?
   Смерти.
   Смерти здесь, посреди богом оставленной земли, которая была  когда-то
зеленой и радостной.
   - А еще не поздно сказать, что я передумал, и вернуться обратно?
   Стивен приложил ладонь к уху.
   - Что ты сказал?
   - Ничего, пошутил.
   Он усмехнулся и шлепнул меня по спине.
   Рокотал мотор четырехместного самолетика, струя воздуха,  разгоняемая
тысячей оборотов винта в  минуту,  гнала  по  траве  зеленые  волны.  До
восхода еще было минут сорок, и  звезды  горели  на  темном  небе,  хотя
кровавая полоса на востоке говорила, что скоро начнется новый  день.  Но
воздух был более чем холоден, и трава под ногами поскрипывала от инея.
   Я снова вздрогнул. Уже десять  дней  прошло  после  гибели  Кэролайн.
Никто не знал, что мы были любовниками. Вам, может быть, странно, что  я
до сих пор хранил это в тайне. Как будто стыдился  наших  отношений.  Но
дело в том, что у меня не проходила травма от ее  смерти.  Я  просто  не
понимал глубины, черт побери, своих  чувств.  Я  убедил  себя,  что  нас
объединял только секс - и ничего больше. Но сейчас, глядя  на  струю  от
пропеллера, пригибающую траву и гонящую по полю осенние листья, я  вдруг
понял, как много значила для меня Кэролайн Лукас. Как будто  у  меня  из
души вырвали с мясом огромный кусок. Остались холод и  одиночество.  Это
одиночество сковало меня льдом, суровым, как посмертное окоченение.
   Как уже тысячу раз за каждый день из этих десяти, я  представил  себе
Кэролайн, все так же прекрасную, не тронутую  взрывом  обжигающей  воды.
Она стояла на траве между мной и  самолетом.  Она  улыбалась,  доверчиво
глядя карими глазами, и улыбалась широко, обрадованная встречей со мной.
Ее тонкие пальцы касались мочки уха, губы шевельнулись, произнося "Через
пять минут", как часто это бывало.  Потом  она  повернулась  и  пошла  в
сторону пустоши. А я пойду за ней через пять минут, найду ее,  жадную  к
моим поцелуям, она будет говорить тем хрипловатым голосом, как у  ночной
радиоведущей, от которого у меня сердце колотится сильнее.
   Мне захотелось оказаться у себя в палатке на  Фаунтен-Мур  свернуться
клубком в спальнике в надежде, что во сне пройдет боль от потери.
   Черт, это вычеркиваем.  Мне  захотелось  проснуться  у  себя  дома  в
Ферберне, и чтобы солнце  пробивалось  сквозь  шторы,  а  радиобудильник
бормотал какую-нибудь дрянную песенку. Чего бы  я  не  отдал  сейчас  за
паршивый обычный день! Поездка на автобусе в Гарфорт  на  работу  в  мой
паршивый супермаркет. А потом, быть может, вечернее выступление  с  моим
мертворожденным  оркестром,  "Сандер  Баг",  в   каком-нибудь   паршивом
городском баре. Даже все то, чем досаждала цивилизация - дурацкая музыка
в телефоне, когда регистратор ставит  тебя  на  ожидание,  треугольнички
сыра  в  фольге,  которые  никак  не   открыть,   не   вымазав   пальцы,
рождественская реклама в витринах, хотя  еще  только  октябрь,  дурацкие
игры по телевизору - "Собачки, похожие на известных политиков",  -  даже
все это дерьмо теперь было заманчиво.
   Особенно когда предстояло лететь две  тысячи  километров  на  чем-то,
похожем на развалюху-автомобиль с приделанными крыльями.
   Нас должно было быть трое: Говард Спаркмен (пилот), Дин Скилтон и  я,
некто Рик Кеннеди с полным брюхом мандража.
   Это была шутка, что я передумал. Я знал, что должен лететь.  Даже  не
так: мне НЕОБХОДИМО лететь. Это действительно дело жизни и  смерти.  Без
этих запасов провизии нам зимой не выжить.
   Стивен что-то говорил Кейт. Они вдвоем помогли нам  принести  припасы
на пастбище - мы его называли "Аэропорт номер один",  -  а  это  было  в
добрых двух часах ходу от Фаунтен-Мур.
   Дин стоял от меня в нескольких шагах. У него на голове  была  зеленая
бандана, по винтовке на каждом плече, свои любимые "беретты" он  заткнул
за пояс. Вполне готов к войне.
   В предрассветном мраке виднелся силуэт Говарда в  кабине,  освещенный
огнями приборов. Говард показал большой палец - все в порядке. Двигатель
прогрелся, можно лететь.
   Я поднял рюкзак и ленту с патронами. Стивен поймал меня за локоть.
   - Все будет хорошо, - сказал  он.  -  Только  не  рискуйте.  -  Опять
старшего брата из себя строишь?
   Он улыбнулся, но озабоченность скрыть не мог.
   - Ага, строю, потому что я и есть старший  брат.  Я  хочу,  чтобы  вы
вернулись целыми и невредимыми.
   Кейт поцеловала меня в щеку.
   - Мы все хотим, чтобы вы вернулись целыми и невредимыми. Усек?
   - Усек.
   - Не рискуйте, - повторил  Стивен.  -  Не  выдумывайте  ничего.  Надо
только нагрузить самолет провизией, и Говард отведет его обратно.  Потом
он снова прилетит и...
   - Сделает это столько раз, сколько  понадобится.  -  Я  улыбнулся.  -
Знаю, знаю. И перестань говорить, как мама.
   Он снова улыбнулся, на этот раз печально.
   - Ага, я говорю, как мама, благослови ее Господь. - Он  хлопнул  меня
по плечу. - Ладно, летите.
   - О'кей. Дин, ты готов - Дин?
   Дин стянул с головы повязку. У него на лице проступил пот, хотя  было
намного ниже нуля.
   - Дин, что с тобой?
   Кейт потрогала ему лоб:
   - Ого, да он просто горит!
   - Все будет нормально. В самолет я еще залезть могу.
   Кейт глянула на меня, на Стивена.
   - Он не может лететь в таком виде. У него жар.  Дин  сбросил  с  плеч
винтовки, повернулся к нам спиной, и его сильно вырвало на траву.
   - Черт, я же его предупреждал насчет тех крабовых  консервов.  У  них
срок годности кончился.
   - Крабовых консервов? - переспросил меня Стивен.
   - Ага, он их ел вчера вечером.
   - Тогда это не опасно для жизни, - сказала Кейт  и  скривилась:  Дина
снова шумно вырвало. - Ему надо пару дней полежать и пить побольше.
   - Черт! - Стивен ударил себя кулаком по ладони. - Черт, черт, черт!
   - А кто там в резерве? - спросила Кейт.
   - Пол Фрайз. Он сейчас в лагере.
   - Да, но пешком туда два часа и обратно два часа.
   - Можно посадить самолет на пустоши?
   - Без шансов. Вереск густой и высокий, самолет скапотирует.
   - Если ветер усилится, - сказала Кейт, - Говард не  будет  рисковать.
Мы застрянем на земле на несколько дней.
   Я пожал плечами:
   - Ну и что? С запасами, которые мы сделали, вылет можно и отложить?
   Кейт посмотрела  на  Стивена  так  пристально,  что  у  меня  мурашки
побежали по коже.
   - Стивен, мы должны сказать Рику.
   - Что сказать Рику? - спросил я.
   - Сколько у нас на самом деле осталось продуктов.
   - Кейт... - начал Стивен.
   - Он имеет право знать.
   - Знать что? - Я начинал злиться, что меня  держали  в  неведении.  -
Стивен, что ты можешь мне сказать?
   - Я не хотел на тебя грузить ненужную тяжесть.
   - Ненужную тяжесть?
   - И не хотел поднимать панику в лагере...
   - Стивен, ради всех святых! Я же твой брат. Говори как есть.
   - Ладно, как есть. Консервов осталось на десять дней.
   - Десять дней?
   - Десять дней.
   - Но ведь мы сделали склады по всей это чертовой пустоши!
   - Ты знаешь, сколько консервов съедают шестьдесят человек за день?
   - Но ведь последнее время была норма...
   - С учетом нормы.
   - Факт тот, - сказала Кейт, - что  скорость  потребления  превосходит
скорость, с который мы находим новые продукты.
   - А склад свежих овощей? - спросил я.
   - Их пока хватает, - ответил Стивен. - В обрез.
   - Значит, - я сделал глубокий  выдох,  когда  до  меня  дошло,  -  не
пройдет и двух недель, как весь лагерь сядет на картошку и репу.
   - Ну, и кроликов и птиц, если их удастся поймать.
   - Класс.
   - А когда придет зима, самолет уже летать не сможет.
   - Понял, - ответил я. - Мы все равно летим сейчас. Я справлюсь один.
   - Черта с два, Рик, - покачал головой  Стивен.  -  Одному  оставаться
нельзя. И ты один не сможешь перетащить продукты  к  взлетной  полосе  в
Лондоне. - Он поглядел мне в глаза. - Я лечу с тобой.
   - Не выйдет, - сказал я. - Ты - руководитель группы на пустоши. Что с
ней станет, если ты исчезнешь на месяц?
   - Верно, - заметила Кейт. - Ты должен остаться.
   - И что тогда делать?
   - Я полечу вместо Дина, - твердо заявила Кейт.
   - Ты подумала?
   - Подумала.
   Стивен поглядел на меня. Я кивнул.
   - Ладно, тогда поехали.

***

   Мы поднялись еще до восхода. Кейт сидела впереди с Говардом, я  сзади
со спальниками, патронташами, винтовками, наваленными мне на колени и на
соседнее сиденье.
   Все молчали,  и  какое-то  напряжение,  почти  возбуждение  наполняло
кабину, как электричество. Что нас ждет там, в Лондоне? И увидим  ли  мы
снова Фаунтен-Мур?
   Говард заложил глубокий вираж как раз над пустошью. Глубоко  внизу  я
разглядел расщелину на холме, и,  хотя  их  не  могло  быть  видно,  мне
померещились палатки в две шеренги вдоль ручья.
   И на долю секунды мелькнула внизу человеческая  фигурка.  Она  махала
нам.
   Мелькнула и пропала, но я знал, кто это.
   Мне снова явился образ Кэролайн. По крайней мере я  верил,  что  этот
образ - плод моего воображения. А может, это действительно  ее  призрак?
Может ли любовь быть так сильна, чтобы пережить  смерть?  Кто  знает?  Я
закрыл глаза, но все равно видел, как она машет рукой. И она становилась
все меньше и меньше - самолет уносил меня на юг.

58

   Странно было,  если  теперь  вспомнить.  Весь  путь  до  Лондона  был
какой-то нереальный. Вот мой старый друг Говард Спаркмен за штурвалом, в
темных  очках  для  защиты  от  затопляющего  кабину  солнца.  Вот  Кейт
Робинсон. Девушка, к которой  неровно  дышал  когда-то.  О  которой  так
мечтал, что просыпался ночью в старом своем семейном доме на Трумен-вей.
Она то и дело подносила к  зеленым  глазам  бинокль  и  говорила  что-то
Говарду. Я почти  ничего  не  слышал,  потому  что  мотор  шумел,  вертя
пропеллер быстрее тысячи оборотов в  минуту,  унося  нас  все  дальше  и
дальше от дома.
   Над нами было голубое безоблачное небо, под  нами  -  зеленый  ковер,
изрисованный дорогами, реками, городами, деревнями.
   Неделями мы рыскали по этой местности в поисках не замеченной другими
банки моркови  или  пары  луковиц,  или  чего  еще  могли  найти,  чтобы
удержаться по эту сторону голода  ближайшие  сутки.  Мы  проходили  мимо
гниющих трупов людей - таких же людей, как мы,  -  которым  не  довелось
пережить лето. Все время в нос била вонь разложения. Или вонь гари,  где
разогревалась  земля.  Все  время  все   чувства   приходилось   держать
настороже,  чтобы  не  пропустить  признаки  близкого  лагеря  беженцев,
обитатели которого могли обратиться к каннибализму  в  поисках  белковой
пищи для выживания.
   - Рик!
   - Что? - Я наклонился вперед, чтобы услышать, что хочет сказать Кейт.
   Она повернулась на сиденье.
   - Ты знаешь этот город?
   - Донкастер.
   - Уверен? - спросил Говард. - Я хочу дойти до Лондона вдоль восточной
железной дороги у побережья.
   - Она проходит через Донкастер.
   - Знаю, но разве в Донкастере было когда-нибудь такое озеро?
   - Хм... Кейт, не дашь мне бинокль? Спасибо.
   - Озеро покрыло железную дорогу и главные дороги, - сказал Говард.  -
Шоссе AIM затоплено полностью.
   - Можешь спуститься чуть пониже?
   - Я на трех тысячах метров. Могу рискнуть до двух тысяч.
   - Рискнуть? - переспросила Кейт.
   Говард пожал плечами:
   - Люди дошли до точки. Они думают, что мой самолет  по  самые  крылья
набит шоколадом, или мясом, или чем еще. И постреливают.
   Я глянул вниз. С этой высоты ничего особо необычного не  было  видно.
Дома, заводы, школы, футбольные поля. Зеленый город с шеренгами деревьев
вдоль домов. Мирный и безопасный. Это, конечно,  если  не  знать,  какая
началась бойня, когда сдохла цивилизация. Иначе понятно, что эти зеленые
садики теперь усыпаны людскими черепами, добела обглоданными воронами  и
крысами.
   И  единственным  свидетельством  весьма   фундаментальных   изменений
ландшафта было озеро, которое  теперь  тянулось  под  нами  километр  за
километром к южной окраине города.
   - Сейчас  еще  раз  пройду  над  центром  города,  -  сказал  Говард,
закладывая крутой вираж. Я инстинктивно схватился за  привязной  ремень.
Казалось,  что  самолет  балансирует  на  кончике  крыла.  И  я  не  мог
избавиться от ощущения, что сейчас меня выбросит из кабины и размажет по
асфальту далеко  внизу.  А  подо  мной  поворачивался  город.  Магазины,
супермаркеты, дома,  лавки,  нагромождение  геометрических  форм  черных
шиферных крыш.
   - Что ты думаешь, Рик?
   - Минутку... ага, вот. Вижу ипподром.
   - Донкастерский?
   - Определенно.
   - А железной дороги не видишь?
   - Нет. Наверняка она под водой.
   - Если это Донкастер, мы должны ее заметить, когда пойдем на юг.
   - Это точно Донкастер. Вон  остатки  парка  развлечений.  Когда-то  я
встречался с одной девушкой  из  этого  города.  Мы  здесь  катались  на
коньках.
   - На  коньках?  -  удивленно  переспросила  Кейт,  вспыхнув  зелеными
глазами.
   - Именно на них, - усмехнулся я в ответ.
   - Извини, - улыбнулась она. - Просто не могу себе представить тебя на
коньках.
   - Чего не сделаешь ради любви? - Сказав это, я почему-то покраснел  и
поспешил отвернуться.
   Комплекс Купола, где я так часто падал на спину,  когда  мы  с  Джули
пытались кататься, держась за руки, скользнул под крылом и  ушел  назад.
Стеклянный  купол  на  белом  здании  был  разбит  вдребезги.  Мне  живо
представилось, что там внутри. В соединённых бассейнах вода  по  колено,
стены покрыты зеленой слизью. Водяные желоба, по которым весело  катался
народ, высохли и потрескались. Края бассейнов, где бегали босиком  дети,
выкрикивая и смеясь, усыпаны  битым  стеклом.  Сидит,  быть  может,  под
тропическим деревом разжиревшая на человеческом  мясе  водяная  крыса  и
чистит усы. Все гниет и рассыпается. Сиявшие  когда-то  серебром  перила
покрыты ржавчиной. Кабинки  для  переодевания  пусты.  Мне  представился
призрачный смех  и  крики  ребятишек,  растирающихся  полотенцами  после
купания:
   "Пол, а теперь куда?"
   "За пиццей!"
   "Фиг, давай в "Макдональдс"!"
   "А башлей хватит?"
   "Я тебе малость отсыплю в долг".
   "Слушай, посмотри, что у меня тут за пятно?"
   "Сифилис".
   "На глазу?"
   "А об кого ты мордой терся?"
   "А ты не подглядывай!"
   "Мам, Терри меня не выпускает!"
   - Рик! Рик! Алло... реальность вызывает планету Рик Кеннеди!
   Я очнулся.
   - Извини, забылся.
   - Так как?
   - Что "так как"?
   Она улыбнулась и покачала головой:
   - Ты и в самом деле замечтался. Я только спросила, хочешь ли ты кофе.
   - Спасибо, - улыбнулся я.
   Донкастер остался позади. Мелькнул кинотеатр, где мы с Джули сидели в
заднем ряду целый сеанс, не видя фильма - целовались  без  передышки,  и
моя рука шарила у нее под кофтой.
   Кинотеатр стоял посреди озера, как прямоугольное судно; вода доходила
до входных дверей. Пригород Бессакарр к югу тоже был затоплен, и десятки
когда-то дорогих домов смотрелись флотилией лодочек. Деревья погибли, их
голые ветви торчали в воздухе как скелеты.
   В одном из этих домов жила Джули. Жива она теперь, или  погибла,  или
бьется за выживание клыками и когтями?
   Я прищурился и поглядел в бинокль. Крыши  казались  так  близко,  что
можно  рукой  достать.  Один  дом  выгорел,  осталась  только  кирпичная
коробка. Забавно - вдоль затопленной улицы плыли две лошади.  А  вон  на
крыше кто-то привязал белое полотнище. А на нем черной  краской  -  одно
слово:
   СПАСИТЕ.
   Катастрофа постигла всех, кто жил в этих  домах.  Всем  им  было  что
рассказать о том, что случилось, когда цивилизация,  охранявшая  их  все
эти годы, рухнула в одночасье и началась борьба за существование.
   И единственное,  что  я  почувствовал  над  затопленными  пригородами
Донкастера  -  спокойную  отстраненность.  Будто  смотрел  старую  ленту
новостей. Что случилось, то случилось, и без толку  плакать  о  пролитом
молоке. Надо идти вперед. Выжить. Построить жизнь заново.
   Или погибнуть.

59

   - Осторожно, Рик, горячее.
   Кейт подала мне пластиковую чашку и аккуратно закрыла термос.
   - Спасибо. Говард, нам далеко еще?
   - Где-то час. Как ты там сзади?
   - Нормально. Только интересуюсь, когда стюардесса принесет обед.
   Говард рассмеялся:
   - Вот тебе вместо него мятная таблетка. - Он протянул мне трубочку.
   - В вашей компании прекрасно заботятся о пассажирах.
   - Это что, ты вот посмотришь, как  я  буду  садиться.  Обратно  тогда
захочешь идти пешком.
   - Вряд ли. Там, внизу, пешком далеко не уйдешь.
   - Грантэм, - сказала Кейт, показывая вниз в окно. - Или  то,  что  от
него осталось.
   Я  посмотрел.  Железная  дорога  огибала  город  с   запада,   рельсы
потускнели и проржавели. Но от самого Грантэма осталось чертовски  мало.
Я помнил этот приятный городок с кирпичными Домиками, с рынком  скота  и
высоким церковным шпилем. На этом месте теперь была дыра.
   Или, точнее сказать, кратер.
   - Взрыв подземного газа, - сказала Кейт и взяла у меня бинокль, чтобы
рассмотреть получше. - Площадь кратера с два футбольных поля.
   - Черт! - Я встряхнул головой.  -  Будто  водородная  бомба  жахнула.
Видишь, дома покорежило?
   Грантэм почти в