и видны были  обезлюдевшие  комнаты.  Кровати,  столы,  стулья,  диваны,
шторы, ковры, телевизоры, газовые плиты,  кастрюли,  стоящие  на  полках
будто в ожидании, что придут хозяева и начнут варить обед,  -  имущество
давно погибших или сбежавших жителей Лондона.
   А впереди навстречу нам мчалась стена воды.  Белая  стена  сверкающей
воды, которая  ударит  нас,  как  разогнавшийся  поезд,  разобьет  лодку
вдребезги, а нас размолотит и утопит в этом вонючем озере.
   Стать кормом для крыс - вот наша судьба.
   Может быть, через пятьдесят миллионов лет раскопают скальный грунт  и
найдут наши окаменевшие кости с остатками обуви, одежды, часов, колец.
   Стивен у меня за спиной полз  к  корме.  Он  встал  на  дне  лодки  в
трехсантиметровом слое воды, которая плескалась от  борта  к  борту  при
каждом его движении.
   Лодка стала подпрыгивать на  мелких  волнах,  расходящихся  от  самой
ударной волны.
   А та была метрах в двухстах от нас, и мы все еще летели на  нее.  Она
летела, вращаясь, и в ней вертелись автомобили.
   Чудик скорчился на носу, вопя как зарезанный, вцепившись  ручищами  в
борта.
   Я попытался крикнуть Стивену, но бросало так, что из легких  выбивало
воздух.
   Мотор ревел.
   Я поглядел вперед, захваченный ужасом. Волна  летела  прямо  на  нас,
срывая фасады домов, снося все на своем пути.
   Крутой поворот чуть не выбросил меня из лодки.
   Стивен резко вывернул руль влево. Лодка заскользила по воде, чуть  не
встав вертикально на корму - так быстро она неслась.
   Мы оказались в переулке. Верхушка фонаря содрала мне локоть.
   - Все от бортов! - крикнул Стивен. - Лечь на дно!
   Мы с Теско рухнули рядом с Кейт и спасенной девушкой.
   И вдруг стало темно.
   Мотор заглох.
   И ни звука, кроме плещущей у бортов воды.
   Потом лодка обо что-то ударилась. Не знаю, обо что,  но  остановилась
как вкопанная.
   И раздался крик.

85

   Ударная волна  прошла  мимо,  разнося  Черинг-Кросс-роуд,  и  ушла  в
сторону Оксфорд-стрит.
   Когда  у  меня  глаза  привыкли  к  темноте,  я  понял,   что   лодка
остановилась внутри музыкального магазина. Вода стояла так  высоко,  что
я, сидя в лодке, упирался головой в потолок.
   В воде плавали гитары. И сотни нотных страниц.
   Постер с оркестром "Палп" плавал на поверхности. Жутковато, как  лицо
утопленника, выплывало  лицо  солиста  Джарвиса  Кокера,  еле  видное  в
темноте  и  мути  воды.  Кокер  встретился  со  мной   взглядом,   потом
растворился, уйдя вглубь.
   Я, все еще оцепеневший от этой дикой езды, протянул руку  и  взял  из
воды синюю "Фендер Ягуар". Когда-то я за такую гитару  продал  бы  душу.
Теперь все это имущество можно было спокойно взять, и  ничего  здесь  не
стоило банки бобов - в буквальном смысле.
   В тот момент я был готов свихнуться. Мне хотелось громко  захохотать.
Смех булькал у меня в глотке и вырывался из стиснутых губ.
   Теско осматривал трещины в корпусе. Внутрь сочилась вода.
   - Как оно там, Теско? - спросил Стивен.
   - Не так плохо. Домой доедем.
   - А что там с Чудиком?
   - Палец, - пробасил Чудик. - Палец у меня.
   Он поднял правую руку. Когда лодка вломилась в витрину, ее  протащило
бортом по краю рамы.
   Из рамы торчали осколки стекла. Чудик в этот момент держался за борта
лодки.
   - Палец, - выл Чудик. - Палец болит!
   От среднего пальца осталась только  кровавая  дыра.  Оттуда  толчками
выплескивалась кровь, сбегая по руке.
   А палец плавал в лодке, где переливалась вода от борта  до  борта.  С
очередным качанием лодки он подкатился мне к ногам. Видны  были  морщины
кожи на суставах. И ноготь, обкусанный до заусенцев. Я  не  мог  отвести
глаз. А на оторванном конце болтались ниточки мускулов.
   Здоровенный мужик в лодке начал медленно всхлипывать.
   - Палец. Я себе палец... Мам, мам, я себе палец порезал!

86

   Перевозки шли неровно. Выдавался удачный день, когда удалось  сделать
по два рейса. Потом  облака  становились  плотнее,  и  полетов  не  было
вообще, потому что Говарду и Синди не было видно наземных ориентиров, по
которым они только и могли летать между Лондоном и Фаунтен-Мур. Конечно,
и гремлины не отдыхали. Забивались топливные шланги, прокалывались шины,
ломались тросы управления, расход горючего превышал нормы. Потом  бывали
потерянные дни, когда приходилось ремонтировать самолеты  или  рассылать
поисковые команды, чтобы добыть горючее для жадных моторов.
   Летчики выдохлись от беспрерывных полетов. Мы знали, что они держатся
на повышенных дозах колы. У них осунулись  лица,  глаза  ввалились,  под
ними темнели круги. Но они держали машины в воздухе, они не  жаловались,
и день за днем они держали свою жизнь в собственных руках.
   Дни шли, и начинало казаться, что мы перевалили за гребень.
   Население острова Иисуса сокращалось. Раньше всегда стоял шум - народ
Иисуса кричал, смеялся, играл в  футбол,  звучали  детские  выкрики  или
веселые песни "Миру наступил конец, я это знаю,  и  мне  плевать",  -  и
вдруг стало тихо. Дома, где жили эти люди, пустели один за другим  -  их
обитатели улетали на север.
   А  мне  было  интересно,  как  на  другом  конце  линии  воспринимают
прибывших наши люди на Фаунтен-Мур. Эти люди  с  татуированными  лицами,
дикими прическами и цветными лентами  на  одежде  должны  были  казаться
каким-то диким племенем с Амазонки.
   И еще я думал, что будет, когда пройдет  новизна  и  начнутся  трения
между двумя различными культурами - племенем Иисуса и группой Стивена из
представителей среднего класса. Конечно же, трения будут:  больше  ртов,
больше нужно мест  в  палатках.  И  еще:  племя  Иисуса  совсем  не  так
воспринимало катастрофу, как мы. Для нас она  была  концом  цивилизации,
гибелью наших планов и стремлений. Для них - возможностью  начать  новую
жизнь, и куда лучшую, чем раньше, когда они спали в дверях  магазинов  и
ели черствый хлеб с мусорных свалок.
   Я часто просыпался ночью рядом с  уютно  свернувшейся  Кейт,  и  меня
преследовала мысль: "Люди Иисуса лучше нас умеют находить еду, укрытие и
даже  удачу.  Может  быть,  они  лучше  приспособлены  к  выживанию   во
враждебном новом мире?"

87

   Мы все еще делали вылазки в центр Лондона за провизией. Как бы  часто
ни бывал я в затопленном городе, все равно не мог к нему привыкнуть.
   Мы выходили рано, когда на водах потопа еще  лежал  туман.  Церковные
шпили, уличные фонари, верхние этажи домов,  музеи,  картинные  галереи,
офисные здания вставали над безмолвными  водами  жутко  и  пустынно.  Из
многих окон выглядывали оголенные черепа. Кроме  крыс,  благоденствовали
только вороны, жирея на падали. Повсюду были свидетельства, что запертые
в офисах уцелевшие поедали своих товарищей по несчастью, пока не  падали
жертвой более сильных соперников.
   Иногда можно было выключить  мотор  и  плыть  в  глубокой,  нерушимой
тишине.  Слышался  только  плеск  ряби  у  стен,  как  влажные  поцелуи.
Затопленный город  вымер.  Однажды  при  выключенном  моторе  я  услышал
прерывистый плач доносившийся из пятнадцатиэтажного  офисного  здания  -
оно поднималось из воды хрустальным надгробием. Плач  длился  и  длился,
даже когда мы стали кричать и стрелять в воздух.
   Этот плач я слышу до сих пор, особенно когда просыпаюсь  среди  ночи.
Плач человека, умирающего от разбитого сердца. Умирающего в одиночестве.
***

   Мы не сомневались, что в земле происходят  критические  температурные
изменения коры, но иногда попадались яркие этому свидетельства.
   Колонна Нельсона на  Трафальгарской  площади  лежала  разломанная  на
части, как карандаш. Сама статуя адмирала разлетелась на куски не больше
человеческого кулака - так говорили люди Иисуса. Вода стояла так высоко,
что бронзовые львы были глубоко под поверхностью.
   Теско толкнул меня в бок:
   - Видишь корабль?
   Грузовое судно, принесенное водой,  налетело  на  фасад  Национальной
Галереи. Оно лежало на боку, на его желтой трубе сидела ворона.
   Нос корабля глубоко въехал в каменный фасад, и теперь каменный дом  и
стальной корабль были соединены  навеки,  как  инсталляция  современного
искусства.
   Над Домом Южной Африки горело пламя.
   - Это уже месяцами тянется, - пояснил Теско. - Из старой  канализации
выходит метан. Почему-то он загорелся и с тех пор не гаснет.
   Лодки медленно шли среди огненных  лужиц  на  поверхности  воды.  Газ
горел пузырями, они поджигали следующие пузыри, и процесс  не  кончался.
Мне вспомнился день, когда мы со Стивеном нашли Викторию на  кладбище  -
тогда подземный жар зажигал  газ,  выделяющийся  из  могил.  Я  вспомнил
огромный кратер в Грантэме -  там  газовый  карман  оказался  достаточно
большим, чтобы перенести весь город в Царствие Небесное.  Я  понял,  что
здесь это тоже может случиться. Вся планета стала адской машиной, ждущей
своего  часа.  Будем  ли  мы  в  безопасности  на  тропическом   острове
где-нибудь в Южных Морях? Кто сказал, что там не будет того  же  самого?
Земля разогревается под ногами, растения сгорают в  золу.  Ручьи  кипят,
хоть яйца вари.
   Кто сказал, что весь мир не вспыхнет пламенем?

88

   В иностранных посольствах полно  оружия.  Всем  известно,  что  лучше
всего возить оружие - от пистолетов до тяжелых  пулеметов  -  в  ящиках,
защищенных от таможенного досмотра дипломатической печатью.
   И вот возле такого посольства в районе  Стрэнда,  где  вода  доходила
почти до четвертых этажей, я снова встретил серого.
   Я пошел на  верхний  этаж  один.  Остальные  члены  поисковой  группы
остались ниже, где нашлись тысячные запасы девятимиллиметровых патронов.
В новом мире, где люди едят людей, заряженное оружие дороже золота.
   Я шел по коридору с обрезом в  руке,  ступая  по  некогда  роскошному
зеленому ковру, покрытому пылью, мимо портретов давно уже мертвых людей.
На полу был рассыпан жемчуг - крупный, белый, - и попадались  жемчужины,
стоившие  больше  годового  жалованья  большинства  людей.  Порванное  в
горячке бегства ожерелье разлетелось и  осталось  лежать  на  полу,  как
вдовьи слезы.
   Я заглянул в пару комнат. В основном это  были  офисы  обслуживающего
персонала - рабочие столы, стулья, ряды ящиков.
   В следующей комнате, дверь в которую  я  открыл  дулом  обреза,  было
нечто другое.
   У меня по коже побежали мурашки, глаза расширились.
   Я застыл, руки повисли по бокам, как стрелки часов на двадцать  минут
девятого. Потрясение от того, что я увидел, не давало шевельнуться.
   Он появился снова.
   Уродливый.
   Излучающий ненависть и зло.
   Я знал, что это неминуемо. Знал с той встречи с серым на Фаунтен-Мур,
что он меня найдет.
   И тут же я понял, что он и не уходил. Без всякого усилия я  мог  себе
представить, что он всегда был здесь, наблюдая за мной, как ангел  ужаса
-  ангел  с  серой  кожей,  глазами  краснее   крови,   полосой   волос,
продолжающей гребень на черепе, а сам этот гребень от  лба  до  затылка.
Кожа истыкана  серыми  наростами  вроде  бородавок.  Или  сосков,  через
которые эти твари кормят свою дьявольскую молодь.
   Я не мог шевельнуться. Я ощущал чудовищную силу этого... этой  твари.
Одного этого хватило бы, чтобы меня парализовать. Я знал, что ему  стоит
протянуть руку, и мои конечности хрустнут, как хворостинки.  Он  мог  бы
сунуть палец мне в живот и вытащить внутренности так же легко, как я мог
бы вынуть из мешка горсть риса.
   Я попытался крикнуть, предупредить товарищей - и не мог.
   Я попытался поднять руку с обрезом.
   Поднять бы ее всего на пару сантиметров, потом надавить на спуск, и я
выстрелю ему в ноги.
   И захвачу серого  в  плен.  Стивену  ничего  не  останется,  как  мне
поверить.
   Поднять обрез.
   Чуть-чуть.
   Надавить на спуск.
   Ну, Рик... понемножку...
   Черт.
   Не выходило.
   Я не мог двинуться.
   И серый это знал.
   Он смотрел на меня, держа голову чуть набок.  На  его  лице  не  было
выражения, но ощущалось любопытство. Он нашел нечто, его интересующее.
   Меня.
   - Чего ты хочешь?
   Я удивился, что могу говорить, хотя выходил всего лишь шепот.
   Ноль реакции.
   - Зачем ты здесь?
   Склоненная набок голова - от любопытства. Глаза - как пустые  орбиты,
наполненные свежей кровью, алой... мокрой.
   Они глядели на меня, и я почти чувствовал, как они читают  у  меня  в
голове. Они листают мою память, как папки в ящике, и раскладывают на две
кучки: интересное и ненужное.
   И Кэролайн Лукас он тоже видит у меня в памяти? И  самые  сокровенные
наши переживания?
   Или еще  раньше  -  вечер,  когда  все  началось.  Вечеринка  у  Бена
Кавеллеро. Видит он, как я надеваю новую рубашку? Как укололся булавкой,
которую забыл вытащить из рукава? Выхожу из  дома,  иду  по  Трумен-вей,
весело насвистывая мелодию песни, которую тогда писал?
   Или еще много раньше - мне четырнадцать, и мы с  мамой  подъезжаем  к
окошку "Макдональдса", а  потом  сидим  на  стоянке  возле  супермаркета
"Асда" и едим биг-маки.
   Мама спрашивает меня о моих занятиях гитарой, и ей это нравится. А  я
выбираю ей потенциальных кавалеров, безжалостно дразня, как умеют только
хорошие сыновья.
   И серый все это видел?
   Я думаю, да.
   Наверное, я потерял сознание. Открыв глаза, я обнаружил, что лежу  на
ковре лицом вниз. И рука, прижатая к шее, не дает шевельнуться.
   Мне  представились  эти  кровавые  глаза,  оглядывающие  меня  сверху
донизу, оценивающие  расу  людей,  наши  возможности,  нашу  силу,  наши
слабости.
   Хватка стала крепче.
   Я не мог вздохнуть.
   И тьма пришла быстро. Абсолютная тьма.

89

   Через десять минут после взлета с острова, где приземлились мы с Кейт
меньше месяца тому назад, Лондонское озеро осталось  позади.  Под  нами,
ярко освещенная зимним солнцем, снова простиралась суша.  Медленно  ушел
назад дворец Александра-Палас - с сорванной крышей,  выжженный  изнутри.
Говард вышел к железной дороге восточного побережья и повернул на север.
   Справа внизу восточные земли лежали  все  такие  же  зеленые,  только
кое-где виднелись черные горячие точки.
   Но к западу слева простиралась полностью черная земля. Жар убил  все,
до последней травинки. Поднимались тысячи серых столбов - дым  или  пар.
Наверное, еще дотлевали кое-где города и леса.
   И мне представилось, как  этими  черными  землями  овладевают  серые:
кровавоглазые, загадочные - и холодно-зловещие.
   А потом рассчитывают свой следующий ход против человечества.
   Я рассказал Кейт о встрече в  посольстве  с  серым  монстром,  как  я
очнулся, а его уже  не  было.  Она  убеждала  меня  рассказать  об  этом
Стивену, но я отказывался. Если честно, мне не хотелось  поднимать  тему
серых, пока у меня не будет доказательств (да, черт побери, если  на  то
пошло, то и головы серого на блюде!). Тогда ему придется мне поверить. А
до того буду держать язык за зубами.
   Сверху нам было видно, что  люди  внизу  все  еще  кишмя  кишат.  Они
сбивались в  построенных  из  обломков  городах  -  наверняка  те,  кого
катастрофа выгнала  с  запада  страны.  Я  представил  себе  эту  жизнь,
непрестанную войну, битвы стенка на стенку за  поле  турнепса  или  ящик
консервов.
   И я почти не сомневался, что они едят друг  друга.  В  конце  концов,
если  вам  придется  выбирать  между  каннибализмом  медленной  голодной
смертью, вы можете за себя ручаться?
   От иллюминатора меня отвлек  Иисус,  слегка  похлопав  по  плечу.  Он
спросил со своим мягким ливерпульским акцентом:
   - Все в порядке, Рик?
   - Да, спасибо.
   - Шоколадку хочешь?
   Он протянул мне плитку с наполовину отогнутой фольгой.
   Это трудно было уложить в голове. Я на трехкилометровой  высоте,  мне
предлагают шоколад. Внизу на земле миллионы мрут от голода или  забивают
друг друга на мясо.
   Я мрачно улыбнулся и отломил кусок.
   - Извини, Рик, - улыбнулся  он  той  самой  благожелательной  улыбкой
Иисуса, - что там такое вышло с Кейт?
   - С Кейт? Ничего. А что такое?
   - Почему она полетела другим самолетом?
   - А, она сказала, что хочет составить компанию Синди. Я думаю, что  у
них просто девичий треп.
   - А, понимаю. - Он огладил окладистую бороду, улыбнулся. - Я  боялся,
что влюбленные слегка поссорились... Еще шоколадку?
   - Нет, спасибо.
   На этот раз меня  уже  не  настолько  поразила  странность  ситуации.
Обычный приятельский разговор. Но, я думаю, Иисус  уже  тогда  составлял
планы.
   Мы с Кейт в это утро точно не ссорились.  Мы  рано  проснулись,  Кейт
поцеловала меня в губы,  потом  скользнула  головой  под  простыню.  Она
целовала меня в грудь, в живот, ее губы охватили мой конец.
   И тут в дело вступил язык.
   Это было чудесно... непередаваемо чудесно.
   Следующее, что я помню - Кейт лежит на спине, я сверху,  и  вдавливаю
себя в нее. Она ахает, чуть впиваясь ногтями мне  в  спину,  и  ее  руки
соскальзывают вниз, к моим ягодицам.
   Я в самолете закрыл глаза, вспоминая.
   Как пылало ее лицо. Мерная нота двигателей  повторяла  звук,  который
должен слышать зародыш в матке: биение сердца  матери  и  ток  крови  по
артериям,  через  плаценту,  в  сам  эмбрион,  свернувшийся  во   чреве.
Гипнотический эффект этой музыки усыплял.
   Я увидел глядящую на меня Кейт. Ее зеленые глаза встретились с моими,
и вдруг я понял, что она стоит в море крови. Оно пенилось  вокруг  Кейт,
алые волны хлестали ей в спину, заплескивали красными  мазками  лицо.  Я
тянулся к ней, она выгнулась ко мне, но не могла достать.
   Она звала и звала меня, пытаясь пробиться ближе, но что-то держало ее
- не знаю, были то удары этих красных волн или  что-то  внизу.  Кровавое
море медленно поднималось: ей стало по грудь, по плечи, по шею, пена  ее
волос слиплась в крысиные хвосты цвета ржавчины. Я пытался  схватить  ее
за руки.
   И не мог.
   И тогда понял.
   Я ее теряю.
   Как потерял Кэролайн.
   Кровавое море унесет от меня Кейт.

***

   Когда я открыл глаза, Говард из кабины крикнул:
   - Дамы и господа, просим всех стиснуть зубы. Идем на посадку.
   Я  протер  глаза,  выглянул  в  иллюминатор.   Внизу   была   пустошь
Фаунтен-Мур. Вот расщелина в холме, вот ряды палаток, жилка  ручья,  как
серебряный след улитки.
   Вереск  ушел  назад,  поля  среди  скальных  стен,  группы  деревьев,
замелькала трава...
   Бам.
   Сели.
   Я повернулся к Иисусу.
   - Милости просим к нашему шалашу. Только боюсь, обстановка  покажется
тебе более спартанской, чем ты привык.
   - Не беда, Рик, - ответил он. - Через пару дней все будем на корабле.
   И улыбнулся фирменной улыбкой Иисуса - лучезарная благожелательность.
***

   Даже странно, как холодно оказалось на  севере.  Земля  смерзлась  до
твердости бетона, будто в компенсацию подползающих горячих полос.
   Стивен времени не терял. Пятеро наших  людей  и  четверо  из  племени
Иисуса уже ждали самолетов, чтобы лететь к побережью.
   Помогая разгружать припасы, которые мы привезли,  я  глядел  в  небо,
высматривая "сессну", на которой в Фаунтен-Мур летела Кейт.
   - Не волнуйся, Кеннеди, - хлопнул меня по плечу Говард. - Они  просто
медленнее летят.
   - Ты уверен, что ничего не случилось?
   - Уверен. Перед приземлением я говорил с Синди по рации.  Они  попали
над Ньюарком во встречный ветер, но все равно идут хорошо.
   - Кажется, мой брат набрал тебе еще одну группу пассажиров до  Уитби.
Я мог бы попросить его задержать рейсы до завтра.
   Говард устало улыбнулся:
   - Ты хочешь сказать, что я не справлюсь, старик?
   - У тебя усталый вид. У Синди тоже. Ты  созрел  для  отдыха,  как  ты
думаешь?
   Он кивнул.
   - Как говорит пословица, в могиле отдохнем. -  Лицо  его  помрачнело,
будто перед ним мелькнуло будущее. Но он встряхнулся, снова хлопнул меня
по плечу и попытался  изобразить  жизнерадостность.  -  Ты  за  меня  не
волнуйся, Рик. Еще десять рейсов - и  мы  все  на  корабле.  И  тогда  -
счастливого пути. - Он шутливо ухватил меня за ухо. -  Ладно,  тащи  все
эти мешки у меня из кабины, а я буду готовить малышку к пол