ось, будто я проглотил тлеющее полено. Жар пошел в руки, в
ноги. Я все переключил на бег, будто у  меня  внутри  кто-то  переключил
скорость, и можете мне поверить, я действительно чувствовал, будто  лечу
над дорогой. Никогда я не был так решительно настроен на быстрый бег.
   Я слышал комментарий Стивена: "Давай, ты, улитка!  Я  видал  черепах,
которые бегали быстрее..." Но  когда  я  с  ним  поравнялся,  то  увидел
решимость на его лице, граничащую с одержимостью.
   Этого он не предвидел. Маленький братец вырос и может  теперь  бегать
так же быстро...
   Нет, вычеркиваем... Заменяем; БЫСТРЕЕ, чем он.
   Размахивая руками, пыхтя, как  скакуны,  мы  летели  по  травянистому
склону, отделявшему дорожку от Оук-лейн. Мы вылетели на твердый  гудрон,
и удары ног зазвучали выстрелами. Теперь река была  слева,  луг  справа.
Мост прямо впереди в двух сотнях метров, переброшенный  через  реку  как
деревянная финишная лента.
   Еще наплыв энергии...  Боже,  до  чего  хорошо,  до  чего  дьявольски
хорошо! Я был быстрее Стивена, я слышал, как он дышит где-то  позади.  Я
уже видел мысленно, как вскакиваю  на  мост,  как  взбрасываю  кулаки  в
воздух, как он это делал на моих глазах, и выкрикиваю дразнилки, которые
он кричал мне, девятилетнему, когда я, пыхтя  и  отдуваясь,  тащился  по
дороге, как старый паровоз, на последнем угле едущий на слом.
   Теперь я победитель. Интересно, как отреагирует Стивен. Раньше я ни в
чем не мог его победить - никогда.
   Реванш!
   Господи, вот, значит, какое чувство наполнило меня с бегущих  ног  до
пылающей головы. Реванш, сладкий реванш!
   - Рик! Боже мой! Ты только... ты только посмотри на это!
   Я решил, что это старый фокус с растянутой лодыжкой. Но  было  в  его
голосе что-то такое - удивление, окрашенное чем-то вроде  отвращения.  Я
притормозил и поглядел в реку.
   И от увиденного встал как вкопанный.
   Тяжело дыша, подбежал Стивен. Хотя он держался за бок, где  был  шов,
он тоже уставился на реку.
   - Черт, что там стряслось? - выдохнул он, глядя с крутого  берега.  -
Откуда вся эта кровь?
   Я смахнул с глаз пот. Он был прав. Как будто кто-то выкачал всю воду,
а потом открыл какой-то шлюз на бойне. По руслу, клубясь и пенясь  алым,
текла кровь - или что-то очень на нее похожее.
   Я потряс головой.
   - Странно. Обычно она летом мелеет до половины вот  этого  уровня.  А
дождей давно не было.
   Мы глядели,  загипнотизированные,  на  текущую  к  пешеходному  мосту
кровавую  воду.  Скользнуло  мимо  дерево,  переворачиваясь  на   струях
кровавой красноты, и густые струйки стекали с остатков ветвей.
   - Черт! - сказал Стивен, понизив голос. - Знаешь, откуда это?
   - Нет. А откуда?
   Он кивнул в сторону какого-то предмета внизу обрыва.
   - Посмотри сам.
   Я шагнул на заросший травой склон, отделявший  дорогу  от  обрыва,  и
заглянул вниз. Тут же в горле поднялся неприятного вкуса ком: наполовину
в воде, наполовину на берегу лежало...
   Я пригляделся пристальней.
   - Это старая шина. Это - ох!
   Ладонь Стивена хлопнула меня между лопаток, я качнулся вперед.  Чтобы
не полететь головой в эту  красную  жижу,  пришлось  резко  повернуться,
хлопнуться на живот и схватиться за траву.
   - Обдурили!
   Я увидел широкую ухмылку Стивена, и он исчез.
   Черт!  Снова  попался.  Как  тот  сопливый  веснушчатый  мальчишка  с
болтающейся на шее маской Робокопа.
   Яростно ругаясь, я выбрался на дорогу и побежал,  будто  сам  Люцифер
хочет вцепиться зубами мне в задницу.
   Я летел, подставив лицо встречному ветру, но дело  было  уже  дохлое.
Стивен добежал почти до самого моста, осклабился в мою сторону  и  пошел
как в замедленном кино. Шаг за шагом, механически  размахивая  руками  в
том же, ритме, он сделал последние пять шагов на мост. Потом подскочил -
честно, были у него в этот день пружины в  ногах,  -  взметнул  кулак  в
воздух и крикнул:
   - Слабак! Где тебя носило, Рик Кеннеди? Где?
   - Мухлевщик!
   - Кто, я?  -  Синие  глаза  лучились  невинностью.  -  Только  не  я,
братишка. Никогда. Ладно, в следующий раз дам  тебе  фору  в  шестьдесят
секунд.
   - Не надо мне форы.
   - Это точно. Тебе надо две прищепки вместо  глиняных  палок,  которые
висят у тебя ниже пуза.
   - Растут из задницы, ты хочешь сказать.
   - Я знаю, что я хочу сказать.
   - Ты гадский...
   - Верно! Я гадский мухлевщик, гадский победитель, я гадский тот,  кто
всегда выигрывает. Я такой же, как гадский ты - гадский Кеннеди!
   Он спрыгнул с моста и сделал мне захват за шею. Я даже  подумал,  что
он всерьез и сейчас начнется - схватка  двух  братьев.  Но  он  испустил
что-то вроде боевого клича чероки и взъерошил мне волосы.
   Чисто от избытка чувств.  И  вспышка  гнева,  которая  охватила  меня
секунду назад, прошла. Мы оба засмеялись, и Стивен снова  взъерошил  мне
волосы.
   - Мы оба - Кеннеди. У нас  яйца  стальные.  И  когда  мы  чего-нибудь
хотим, никто и ничто на этой гадской планете не сможет встать у  нас  на
пути. И не смотри на меня так! Я  знаю,  что  ты  адски  честолюбив.  Ты
получишь от жизни ровно то, чего хочешь. Потому что чего наш папочка для
нас сделал или не сделал, а волю к победе  он  нам  передал.  Ты  же  ее
чувствуешь? Она пылает у тебя внутри. - Он погладил меня  по  животу.  -
Здесь. И будет гореть и гореть, пока ты не получишь чего  хочешь.  И  ты
знаешь, что я прав. Пошли, Малыш, я тебе пиво ставлю.
   Мы пошли обратно вверх по холму, похлопывая друг друга  по  спинам  и
громко хохоча. Любой, кто  прошел  бы  мимо,  задумался  бы,  какой  это
экзотической  дряни  мы  нанюхались.  Но   это   было   просто   хорошее
расположение духа. Братья Кеннеди снова стали командой.  И  весь  мир  -
розовый сад.
   А все это время мимо нас неумолимо текла кровавая река.  Не  напрягая
воображение, можно было себе представить, что земля - один мощный зверь,
и кто-то разрубил артерию в ее почвенной  коже.  И  теперь  кровь  жизни
бежит по каналу, бывшему когда-то рекой  Тон.  Миллионы  галлонов  крови
текут в далекое-далекое море.

9

   - Рик, кто все эти люди?
   Я открыл глаза. В моей  спальне  стоял  Стивен  и  смотрел  из  окна,
отодвинув одной рукой штору, а другую приложив  к  голове,  будто  видел
что-то, чего не понимал.
   Я протер глаза.
   - Гм... который час?
   Он посмотрел на меня, но не ответил. Синие глаза были спокойны, но  я
прочел в них что-то, отчего в животе свернулся ледяной ком. Я вздрогнул,
по коже побежали мурашки.
   - Какие люди? - Я выскочил из кровати.
   - Вон те. - Он выглянул в окно.
   Мне не понравился его голос, не понравилось выражение его синих глаз,
недвижно глядящих в окно, будто на  вишнях  выросли  человеческие  глаза
вместо плодов.
   Какие люди? Вон те... не знаю, какие... я ни при чем... я  ничего  не
делал...
   На секунду меня ударила кулаком тревога. Впервые с пятницы я вспомнил
то лицо в лесу. Которое плавало в воздухе. А потом меня  бросило  ничком
на землю и придавило сверху.
   Теперь какие-то таинственные люди. Все с серыми лицами? Все...
   - Господи Иисусе!
   Все мысли о бестелесных лицах исчезли. Я стоял рядом  со  Стивеном  и
глядел на Милю Короля Элмета.
   Или, точнее, на то место, где должна была быть Миля.
   - Какого черта они тут делают? - приглушенно сказал Стивен.
   Я выглянул вместе с ним.  Увидел  синее  утреннее  небо,  разрезанное
одиночным следом реактивного самолета. Увидел сад перед домом. Кирпичную
дорожку, ведущую к кованым железным воротам. Увидел  газон  с  угловатой
клумбой посередине, на которой росли желтофиоли; мама так  ухаживала  за
этой клумбой, что земля там  была  рыхлая,  как  груда  хлебных  крошек.
Увидел  изгородь  из  бирючины  и  Трумен-вей.  А  потом   увидел   явно
невозможное.
   Людей.
   Не дюжину. Не две. Не сотню. Не полтысячи и даже не тысячу.
   Тысячи людей.
   Тысячи и тысячи. Как будто живое море голов разлилось по  дороге,  по
лугу вверх и, насколько хватал глаз, в лес. Поглядев  налево,  я  увидел
дорогу, тоже забитую людьми. Бойкот-драйв была забита людской пробкой.
   Тогда я обернулся к часам-радио  запомнить  время.  Воскресное  утро,
время 7.11. Тогда  мне  казалось  важным  запомнить  время.  Такое  было
чувство, что мне придется когда-нибудь стоять на свидетельском  месте  и
давать показания о том, что я видел.
   А что же я видел? Я видел  Ферберн,  захлестнутый  приливом  людей  -
мужчин, женщин, детей.  Закрученными  столбами  поднимался  в  недвижный
утренний воздух дым пятидесяти костров.
   Мы со Стивеном стояли и смотрели.  Не  двигаясь.  Наверное,  даже  не
дыша. Нашим глазам предстало невероятное зрелище. Хоть все  общественные
места были забиты людьми, частные сады выглядели  как  обычно.  Все  еще
властвовала цивилизация, и границы  частных  владений  уважались,  пусть
даже ворота были открыты.
   Единственное сравнение, которое пришло мне в голову, - рок-концерт на
открытом воздухе. Те же толпы людей,  пытающихся  устроиться  поудобнее,
когда сидеть можно только на траве.
   - Из них некоторые в ночной одежде, - услышал  я  приглушенный  голос
Стивена. - Пижамы и сорочки. А вон смотри, ребенок, завернутый в одеяло.
   Стивен смотрел на отдельных людей в толпе, а не на море голов. Я тоже
вгляделся пристальнее. Увидел женщин средние лет в ночных рубашках  и  с
наброшенными на плечи, как плащи, пуховыми  одеялами.  В  основном  люди
сидели или полулежали на траве. Сидели отцы и матери, держа  на  коленях
детей  Взрослые  мужчины  в  пижамах  или  нормальной  одежде,  а  то  и
причудливой смеси одного с другим. На лицах у них было выражение, как  у
детей, впервые попавших в новую школу. Выражение потерянное и  одинокое,
и чуть угадывается надежда, что сейчас вот кто-нибудь  придет  и  скажет
им, в какой класс идти.
   В 7.17 зазвонил телефон. Потом я узнал, что телефоны у всех зазвонили
в одно и то же время.  Сняв  трубку,  я  услышал  что-то  вроде  долгого
вздоха, потом он затих, оставив  эхо,  звучавшее  еще  секунд  десять  и
сменившееся глухим  молчанием.  Это  было  странно  похоже  на  то,  как
вздохнула  наша  собака  Эмбер  в  саду  на  одеяле.  Был   день   моего
пятнадцатилетия,  и  после  долгой  здоровой  жизни  Эмбер  умирала   от
старости. Когда она уходила,  когда  погасла  искорка  в  ее  глазах,  я
услышал этот долгий глубокий выдох, будто не из легких, а откуда-то  еще
глубже. Наверное, оттуда, где был якорь ее души. Теперь душа уходила.
   Мы похоронили Эмбер посреди клумбы в саду.
   И теперь я слышал такой же звук, будто бы  умирало  что-то  красивое.
Конечно, это мог сдохнуть кремниевый чип размером с  ноготь  мизинца  на
телефонной станции в Лидсе, но именно такой он издал звук. И в  двадцати
тысячах домов все телефоны зазвонили погребальным звоном  по  двадцатому
столетию.
   Я поглядел на людской ковер, на  сгорбленные  плечи,  на  изможденные
лица. Я собирался сегодня утром ехать  в  Лидс  на  репетицию  и  строил
планы, как потом зайти в  "Пицца-экспресс"  так,  чтобы  встретить  Кейт
Робинсон - наткнуться на нее совершенно случайно, небрежно поболтать,  а
потом попросить ее о встрече.
   Этого не будет.
   Я точно это знал, видя десятки тысяч беженцев, сидящих  на  поле  без
еды, без крова, без воды. Мир переменился, и будущее будет другим.
   Мы будем другими. Нам придется стать другими. Или погибнем.
   Я потряс головой, испытывая холод и головокружение.
   - Стивен... как ты думаешь, что случилось?
   Он посмотрел на меня:
   - Есть только один способ узнать, - и быстро вышел.

10

   Британцы - это британцы. Они скорее подохнут в  сточной  канаве,  чем
попросят помощи.
   В то воскресенье никто из этих тысяч ничего не просил. В  понедельник
люди стали подходить к дверям. Не бросились  как  бешеные,  не  думайте:
просто кто-то  один,  например,  молодая  мать  с  цепляющимся  за  руку
несмышленышем, или старик в пижаме и видавшем лучшие дни дождевике,  или
отец семейства в спортивном костюме и лаковых туфлях.
   - Извините за беспокойство, но мои дети хотят есть. Не найдется ли  у
вас хлеба?
   Или:
   - У меня есть с собой пара банок  тушенки,  но  нет  спичек  развести
костер. Вы не могли бы... Нет, не нужно весь  коробок,  всего  несколько
штук.
   Или:
   - Я очень прошу прощения,  сэр,  извините  ради  Бога,  но  моя  дочь
заболела. Ей всего три года. Я просто хотел спросить... Нет, извините...
это слишком назойливо с моей стороны. Извините.
   Или:
   - Простите, молодой человек, но моей жене плохо. У  вас  не  найдется
аспирина?
   Или:
   - Мой ребенок мерзнет. Мне очень нужно одеяло.
   И с каждым часом росли отчаяние и настойчивость. Я делал что мог  для
подходивших к дверям людей - мы все делали что могли. Но я понимал,  что
на каждого, кто пришел просить еды или спичек, или пару старых  ботинок,
есть сотни других, которые страдают молча, слишком  гордых  или  слишком
застенчивых, чтобы просить. Это лишь подтверждало то, что я узнал  много
лет назад: те, кто громче кричит, получают что хотят. Кто вежливо молчит
и ждет очереди, получает дырку от бублика. Такова жизнь.
   В общем, мне было ясно: когда люди начинают  просить  у  незнакомцев,
это может значить только одно.
   Цивилизация всплывает кверху брюхом.

***

   За тот час, что мы  со  Стивеном  глядели  на  эту  декорацию  лагеря
беженцев в какой-нибудь зоне военных  действий  в  Африке,  мы  услышали
достаточно, чтобы узнать, что происходит.

***

   Где-то в ночь на пятницу жители Лидса проснулись от першения в горле.
Глаза слезились,  мучил  кашель.  Через  час  все  жители  города  стали
задыхаться. Слезы текли ручьем, глотки горели огнем,  в  легких  кололо,
будто туда насыпали битого стекла. Тысячи людей наверняка подумали,  что
это приступ астмы или стенокардии. Но скоро выяснилось, что  дело  хуже.
Семьи, соседи, копы в участках, работники круглосуточных заправок -  все
ловили ртом воздух.
   Сработал инстинкт самосохранения. Кто мог вести  машину,  уехал.  Кто
мог идти, ушел. Все население Лидса просто поднялось и отбыло.
   Тот же инстинкт повел людей вверх, поскольку они думали, что все дело
в ядовитом газе. Они думали, что, поднимаясь вверх,  дойдут  до  чистого
свежего воздуха.
   Через несколько часов им  это  удалось.  Одним  из  высоких  участков
оказался Ферберн.
   И вот сорок тысяч человек встали лагерем в  деревне  с  населением  в
семьсот. Я уже сказал, что они были в ночной одежде. Ни еды, ни крова  у
них не было.
   Они были отданы на милость добрых людей Ферберна. Как вы  и  думаете,
его обитатели закатали рукава и стали делать все, что могли.
   В  церковном  совете  собралось  срочное  заседание,  в  котором,  по
счастью, приняли участие несколько важных деятелей Ферберна. Позднее  ко
мне зашел Бен Кавеллеро.
   Я предложил ему пива, но  он  предпочел  минералку.  Мы  со  Стивеном
сидели на кухонных табуретках, а Бен откинулся на стуле и сказал:
   - Хреново дело. Нам надо накормить сорок тысяч человек, а еды  у  нас
нет.
   Стивен открыл банку пива.
   - Сложим все, что есть. Это их поддержит, пока не появятся  аварийные
службы и не организуют нормальные пункты питания.
   Бен оглядел нас по очереди.
   - Я же сказал, что дело хреново.
   - Это только временно. Какой бы там газ в  Лидсе  ни  был,  он  через
час-другой развеется, и все вернутся домой.
   - Надеюсь, что ты прав, но случилось что-то... что-то странное.
   - Странное?  Это  же  какой-то  токсический  выброс,  да?  Или  пожар
где-нибудь на заводе, как в этом... как называется этот город в Индии?
   - Бхопал, - подсказал я.
   - Ага, Бхопал.  -  Стивен  приложился  к  банке.  -  Там  был  выброс
ядовитого газа, от которого  погибли  тысячи.  К  счастью,  насколько  я
слышал, в Лидсе жертв не было, но...
   - Стивен, Рик! -  Таким  Бена  я  еще  не  видел.  Он  нервничал.  Он
оглядывался на дверь, будто опасаясь, что его подслушивают. - Вы меня не
поймите не правильно, я не паникер. Но что-то здесь не то. Я  не  думаю,
что Лидс - единственный пострадавший город.
   Мы со Стивеном переглянулись, пораженные одновременно одной и той  же
мыслью.
   - Террористы?
   - Это считают газовой атакой? - добавил Стивен. - А Лондон уже...
   - Опять-таки, Лондон - другое дело. Сегодня  днем  одному  из  членов
приходского совета звонил брат из Челси. Он сказал - я  цитирую:  "Блин!
Блин! Дом окружен  водой.  Я  на  лестничной  площадке.  Черт,  вот  она
поднимается по лестнице". Потом телефон отключился.
   Мы оба покачали головами. Все это  трудно  было  понять.  У  нас  уже
голова пошла кругом от того, что жители  Лидса  сбежали  с  постелей  от
газа. И еще Лондон? Наводнение?
   - Но в новостях ничего не передавали.
   - Ты прав. Но ни одна лондонская станция не вышла в эфир. А  те,  что
передают, крутят разных ди-джеев.
   - Значит, правительство все это скрывает?
   Бен пожал плечами:
   - Слишком рано, чтобы подозревать какой-то  заговор.  Радиостанция  в
Бредфорде передает  что-то  про  Лидс,  до  очень  невразумительно.  Что
случилось на самом деле, не знает никто.
   - Значит, мы влипли по уши. -  Стивен  заставил  себя  улыбнуться.  -
Накрылась наша пицца в городе сегодня.
   Тут и до меня дошло. Кейт Робинсон живет в центре Лидса. Что с ней?

***

   Мы сидели, двадцать человек, на заднем газоне деревенского дома  Пата
Мюррея. Даже пробраться сюда оказалось делом  нелегким.  Четырехминутный
путь занял двадцать минут, поскольку  приходилось  в  буквальном  смысле
перешагивать  через  сидящих  и  лежащих  на  дороге  людей.  То  первое
воскресенье перевалило  за  полдень.  Люди  уже  в  основном  отошли  от
длинного ночного перехода из Лидса в Ферберн и теперь  делились  друг  с
другом переживаниями и мыслями насчет этого межеумочного  правительства,
которое не может организовать аварийные пункты питания. Ближе  к  центру
деревни  идти  стало  еще  сложнее,  поскольку  сотни  столпились  возле
деревенского пруда в очереди за водой.
   Мы переглянулись с Говардом Спаркменом.
   - Нас захлестнет волна дизентерии, если они будут пить воду из пруда.
   - Когда мы были пацанами, то по дороге из школы всегда ссали  в  этот
пруд с парапета, - вставил Дин.
   - Ладно, Дин, ты до сих пор этим занимаешься.
   - Гм... Если мне будет  позволено  сказать,  леди  и  джентльмены,  -
вмешался Пат Мюррей. Ему было  семьдесят,  но  выглядел  он  отлично,  и
дружелюбные глаза весело глядели из венка морщин.  До  отставки  он  был
главным в местной пожарной службе, и  было  в  нем  что-то  серьезное  и
внушающее уверенность. Если он скажет: "Леди и джентльмены, на нас летит
термоядерная ракета, но вам ничего  не  грозит,  если  прикроете  голову
оберточной бумагой", - я думаю, большинство из нас ему поверит. Еще одна
житейская мудрость: чтобы тебе верили, не важно, что ты говоришь, важно,
как ты это говоришь.
   - Как вы все  знаете,  в  Лидсе  произошел  выброс  токсичных  газов,
который привел к массовому исходу жителей. Уверен, вы  все  согласитесь,
что нам удалось как-то привлечь куда больше беженцев,  чем  надо  бы  на
нашу долю. - Тихий смех аудитории, сидящей по-турецки на траве. -  Итак,
мы должны протянуть руку помощи своим землякам-йоркширцам, пока  они  не
смогут вернуться домой.
   - А кто-нибудь знает, сколько это еще будет? - спросила  девушка  лет
двадцати.
   - К сожалению,  пока  нет.  Чтобы  люди  могли  вернуться  по  домам,
необходимо точно выяснить природу утечки газа. Но  мы  думаем,  что  уже
завтра вечером поедут автобусы, развозя людей по домам.
   - Так до того они как-нибудь наверняка перебьются?
   Пат поднял бровь, и девушка поторопилась объяснить:
   - Извините, если это звучит бездушно, но я в том смысле, что  это  же
потеря времени - организовывать лагерь беженцев всего на двадцать четыре
часа?
   - Я бы согласился, если бы это были молодые здоровые парни и  девушки
вроде вас. Но среди них довольно много слишком молодых и слишком  ст