ткинулась на скамье и решила: теперь можно идти домой, теперь можно начинать.
     В храме все еще царило оживление. Я посмотрела на двери. Где же жрец? Ладно, я вернусь завтра. Мне определенно не хочется сейчас вспоминать и словно заново переживать сны.
     Люди входили и выходили, держа в руках цветы, хлеб, некоторые - птиц, чтобы выпустить их во имя богини, птиц, вылетающих из высоких окон ее святилища.
     Как же здесь тепло. Сколько цветов сверкает на стене! Я никогда не думала, что бывают места, равные по красоте Тоскане, но здесь, наверное, не хуже.
     Я вышла из двора и прошла по ступеням на Форум.
     Под арками я увидела человека, учившего группу молодых мальчиков всему, что проповедовал Диоген:
     нужно отказаться от плоти и ее наслаждений, нужно жить чистой жизнью, отрекаясь от чувств.
     Совсем как описывал Флавий. Но этот человек говорил то, что думал, и говорил хорошо. Он рассуждал об освобождающем смирении. И этим привлек мое внимание. Потому что в храме, считала я, на меня снизошло именно оно - освобождающее смирение.
     Слушатели-мальчики были слишком молоды, чтобы это понять. Но я понимала. Он мне понравился. У него были седые волосы, он носил простую длинную тунику - никаких показных лохмотьев.
     Я сразу же вмешалась. Со смиренной улыбкой я процитировала ему совет Эпикура - если бы чувства были плохими, нам бы их не даровали. Разве не так?
     "Мы непременно должны во всем себе отказывать? Оглянитесь на двор храма Изиды, на цветы, растущие на стене! Разве ими нельзя наслаждаться? Взгляните, какого они неистово красного цвета! Самих по себе этих цветов достаточно, чтобы избавить человека от печали. Кто скажет, что глаза мудрее рук или губ?"
     Молодежь повернулась ко мне. С несколькими мальчиками я вступила в дискуссию. Какие они юные, симпатичные! Среди них встречались длинноволосые вавилоняне и даже высокородные евреи, все - с волосатыми руками и грудью, и много римлян из колонии, ослепленных моими идеями - во плоти и в вине можно найти жизненную истину.
     "Цветы, звезды, вино, поцелуи любовника - все это, разумеется, частицы природы",- говорила я. Конечно, меня воспламенил выход из храма, я только что сняла с себя бремя всех страхов, разрешила все сомнения. В тот момент я была неуязвима. Мир родился заново.
     Учитель, по имени Марцелий, вышел из-под арки поприветствовать меня.
     "Ах, прекрасная дама, вы меня изумляете,- сказал он.- Но где вы научились тому, во что верите? У Лукреция? По собственному опыту? Вы отдаете себе отчет, что нельзя поощрять людей отдаваться чувствам?"
     "Разве я сказала, что нужно отдаваться? - спросила я.- Поддаваться не значит отдаваться. Это значит почитать. Я говорю о благоразумной, предусмотрительной жизни; я говорю о том, что следует прислушиваться к мудрости чувств. Я говорю о конечном понимании доброты и удовольствия. И если вам угодно знать, я не такая уж преданная ученица Лукреция, как может показаться. Он, видите ли, всегда был для меня суховат. Я училась приветствовать радости, жизни у таких поэтов, как Овидий".
     Из толпы мальчиков послышались одобрительные выкрики.
     "Я тоже учился у Овидия!" - кричали они один за другим.
     "Ну и отлично, но помните не только о своих уроках, но и о своих манерах",- откликнулась я.
     Новые возгласы. Потом юноши принялись выкрикивать строфы из "Метаморфоз" Овидия.
     "Потрясающе,- заявила я.- Сколько вас здесь? Пятнадцать? Почему бы вам не прийти ко мне на ужин? Через пять вечеров, считая с сегодняшнего. Все приходите. Мне нужно время, чтобы подготовиться. У меня очень много книг, я хочу вам их показать. Обещаю, вы увидите, как полезен для души настоящий пир!"
     Мое приглашение было принято с веселым смехом. Я рассказала, где находится мой дом
     "Я вдова. Мое имя - Пандора. Я приглашаю вас официально, вас будет ожидать настоящее пиршество. Не надейтесь на выступление танцоров и танцовщиц - под моей крышей вы их не найдете. Рассчитывайте на вкусную пищу. Рассчитывайте на стихи. Кто из вас умеет петь поэмы Гомера? По-настоящему петь? Кто из вас споет их сейчас, по памяти, ради удовольствия?"
     Смех, праздничное настроение. Победа! Такое впечатление,.что это умели все и были рады воспользоваться подвернувшейся возможностью.
     Кто-то вскользь упомянул о другой римлянке, которая умрет от ревности, узнав, что в Антиохии у нее появилась конкурентка.
     "Чепуха,- ответил ему другой мальчик,- у нее и так к столу не пробиться. Госпожа, можно я поцелую вам руку?"
     "Вы должны рассказать мне о ней,- сказала я.- Я буду ей рада. Я хочу с ней познакомиться, узнать, чему у нее можно научиться".
     Учитель улыбался. Я дала ему немного денег.
     Смеркалось. Я вздохнула. В преддверии ночной тьмы появлялись вечерние звезды.
     Я приняла целомудренные поцелуи мальчиков и подтвердила, что устрою пир.
     Но что-то изменилось. Причем так быстро, что я и глазом моргнуть не успела. А, подведенные глаза... Нет. Может быть, дело просто в устрашающем наступлении ночи?
     Я вздрогнула.
     "Это я тебя вызвала".
     Кто произнес эти слова?
     "Осторожно, тебя могут у меня, похитить, а я этого не потерплю".
     Я онемела.
     Я тепло сжала руку учителя. Он говорил об умеренности в образе жизни.
     "Посмотрите на мою простую тунику,- сказал он.- У этих мальчиков столько денег, что они могут навлечь на себя гибель".
     Мальчики запротестовали.
     Но до меня с трудом доходили их речи. Я прислушалась. Мой взгляд блуждал по сторонам. Откуда исходил этот голос? Кто произнес эти слова? Кто меня вызвал? Кто попытается меня похитить?
     Потом, к моему немому изумлению, я увидела человека, прикрывающего тогой лицо, он следил за мной. Я сразу же узнала его по лбу и по глазам. Теперь, когда он решительно двинулся прочь, я узнала его походку.
     Это был мой брат, самый младший, Люций, тот, кого я презирала. Он, и никто другой! Надо же, как коварно он скрывается в тени, чтобы остаться незамеченным.
     Я все в нем узнала. Люций. Он ждал в конце длинной галереи.
     Я буквально приросла к месту, а уже быстро темнело. Все дневные торговцы ушли. Таверны гасили фонари и факелы. Один книготорговец еще не закрылся, под лампами лежали книги - большой выбор.
     Люций, мой ненавистный младший брат, не подошел поприветствовать меня со слезами на глазах, а скользит в тени галереи. Почему? Я боялась, что знаю ответ.
     Тем временем мальчики умоляли меня пойти с ними в близлежащий винный садик, приятное место. Они ссорились, обсуждая, кто оплатит мой ужин.
     Думай, Пандора. Это милое приглашение - хорошая проверка степени твоей отваги и свободы. Не следует ходить с мальчиками в обычную таверну! Но через несколько минут я останусь одна.
     Форум затих. Перед храмами горели огни. Но большие промежутки между ними тонули в черноте. Человек в тоге ждал.
     "Нет, мне пора",- сказала я.
     Я отчаянно размышляла, как мне раздобыть факельщика. Посмею ли попросить молодежь проводить меня до дома? Я видела, что их ждут рабы, некоторые из них уже зажигали фонари и факелы.
     Из храма Изиды доносилось пение.
     "Это я тебя вызвала. Осторожно... ради меня... ради моих целей!"
     "Безумие какое-то",- пробормотала я, помахав на прощание расходившимся по двое или по трое мальчикам. Я с трудом выдавила из себя улыбки и любезные слова.
     Я бросила взгляд на фигуру Люция, теперь ссутулившуюся в конце галереи, у двери, закрываемой на ночь. Его поза выдавала трусость и хитрость.
     Внезапно я почувствовала, что кто-то кладет мне на плечо руку, но немедленно сбросила ее, желая раз и навсегда установить пределы фамильярности. И тут я услышала, что мне шепчут на ухо:
     "Госпожа, жрец из храма умоляет вас вернуться. Ему нужно с вами поговорить. Он не хотел, чтобы вы ушли, не поговорив".
     Я повернулась и увидела, что рядом стоит жрец в египетском головном уборе и в безупречно белом льняном наряде, а на шее у него - медальон с изображением богини. Слава Небесам!
     Но не успела я прийти в себя или ответить, как подошел другой человек, с ногой из слоновой кости.
     Его сопровождали двое факельщиков. Нас озарил теплый свет.
     "Моя госпожа желает разговаривать с этим жрецом?" - спросил он.
     Флавий! Он исполнил мои приказы. Он чудесным образом переоделся и выглядел благородным римлянином - длинная туника, свободный плащ. Будучи рабом, он не мог носить тогу. Волосы аккуратно подстрижены, а сам Флавий буквально сверкает чистотой. Он производил впечатление свободного человека и держался совершенно уверенно.
     Марцелий, философ-учитель, медлил.
     "Госпожа Пандора, вы очень любезны, и позвольте уверить вас, что таверна, посещаемая этими мальчиками, возможно, способна взрастить нового Аристотеля или Платона, но для вас это неподходящее место".
     "Я понимаю,- ответила я.- Не беспокойтесь".
     Учитель настороженно посмотрел на жреца и на красавца Флавия. Я обняла Флавия за талию.
     "Это мой управляющий, он будет принимать вас в моем доме, когда вы ко мне придете. Благодарю вас, что были так добры ко мне и позволили прервать лекцию".
     Лицо учителя застыло. Он наклонился поближе.
     "Там, на галерее - человек; не смотрите на него, но вам для защиты понадобится еще несколько рабов. Город разделился, здесь опасно".
     "Значит, вы тоже его заметили? Но его великолепная тога - признак благородного происхождения!"
     "Темнеет,- сказал Флавий.- Сейчас я найму еще факельщиков и носилки. Вон там, рядом".
     Он поблагодарил учителя, и тот неохотно удалился.
     Жрец. Он все еще ждал. Флавий сделал знак еще двум факельщикам, и они подбежали к нам. Света теперь хватало с избытком.
     Я повернулась к жрецу.
     "Я приду прямо в храм, но сначала я должна поговорить с тем человеком. С человеком в тени".
     И указала на него так, чтобы это было заметно. Я стояла под потоком света - словно на сцене.
     Я увидела, что фигура вдалеке съежилась и как будто пыталась врасти в стену.
     "Зачем? - спросил Флавий со скромностью римского сенатора.- С этим человеком что-то не так. Он выжидает. Учитель был прав".
     "Знаю",- ответила я. Я услышала, как эхо глухо разносит женский смех! О боги, хоть бы попасть домой в своем уме! Я посмотрела на Флавия. Он смеха не слышал.
     Оставался один проверенный способ.
     "Факельщики, следуйте за мной, все,- обратилась я к четырем мужчинам.- Флавий, оставайся здесь со жрецом и следи за моей встречей с этим человеком. Подойдешь только в том случае, если я позову".
     "Нет, мне это не нравится",- возразил Флавий.
     "Мне тоже,- согласился с ним жрец.- Госпожа, вас ожидают в храме, у нас много стражей, они сопроводят вас до дома".
     "Я вас не подведу",- сказала я и направилась прямиком к облаченной в тогу фигуре, ярд за ярдом пересекая мощеную площадь; вокруг пылали факелы.
     Мужчина в тоге резко вздрогнул всем телом и отошел от стены на несколько шагов.
     Я остановилась на площади и двигаться дальше не собиралась. Придется ему подойти. Четыре факела неровно горели на ветру.
     Мы стояли у всех на глазах и были самым ярким пятном на Форуме.
     Человек приблизился. Он шел сначала медленно, потом ускорил шаги. Свет ударил в его искаженное яростью лицо.
     "Люций! - прошептала я.- Глазам своим не верю!"
     "Я тоже,- сказал он.- Какого дьявола ты здесь делаешь?"
     "Что?" - Я слишком опешила, чтобы отвечать.
     "Наша семья впала в Риме в немилость, а ты устраиваешь спектакль в самом центре Антиохии! Посмотри на себя! Накрашенная, надушенная, волосы пропитаны притираниями! Шлюха!"
     "Люций! - вскричала я.- Во имя богов, о чем ты думаешь? Наш отец мертв! Твои братья, должно быть, тоже погибли. Как тебе удалось бежать? Почему ты не рад меня видеть? Почему не приглашаешь к себе домой?"
     "Рад тебя видеть?! - прошипел он.- Мы здесь скрываемся, ты, сука!"
     "И сколько вас? Кто здесь? Что с Антонием? Что случилось с Флорой?"
     Он раздраженно усмехнулся.
     "Их убили, Лидия, а если ты не уберешься в какой-нибудь безопасный уголок, где ни один захожий римлянин тебя не найдет, ты тоже труп. А ты появляешься здесь, разглагольствуешь о философии! Все таверны о тебе говорят! И раб с ногой из слоновой кости! Я видел тебя в полдень, гнусная, проклятая гадина! Будь ты проклята, Лидия!"
     Неподдельная, неприкрытая ненависть. И снова далекое эхо смеха. Конечно, он его не услышал. Его слышала одна я.
     "Твоя жена - где она? Я хочу с ней встретиться. Тебе придется меня принять!"
     "Ну уж нет!"
     "Люций, я твоя сестра. Я хочу увидеться с твоей женой. Ты прав. Я вела себя глупо. Непродуманно. Отсюда до Рима столько миль! Мне не приходило в голову..."
     "Вот именно, Лидия, ты никогда не отличалась благоразумием и практичностью. Никогда! Ты - бескомпромиссная мечтательница и в довершение всего - дура".
     "Люций, что я могу сделать?"
     Он прищурился и повел глазами слева направо, оценивающе оглядывая факельщиков.
     Всем своим существом я ощущала исходящую от него ненависть. Ох, отец, не смотри сюда ни с Небес, ни из подземного царства. Собственный брат желает мне смерти!
     "Да,- сказала я,- четыре факельщика, и мы стоим в центре Форума. И не забывай о человеке с ногой из слоновой кости и жреце, - тихо добавила я.- И обрати внимание на солдат рядом с храмом императора. Прими это к сведению. Так как дела у твоей жены? Я должна с ней встретиться. Я приду тайно. Уверена, она обрадуется, что я жива, а я люблю ее как сестру. В присутствии посторонних я никогда и вида не подам, что мы имеем друг к другу отношение. Я допустила серьезную ошибку".
     "Ох, да заткнись ты,- сказал он.- Сестры! Она мертва".
     Он посмотрел по сторонам
     "Их всех вырезали. Ты что, не поняла? Убирайся от меня!"
     Он отступил на несколько шагов, но я пошла вперед, окружая его светом.
     "Но в таком случае кто с тобой? Кто убежал с тобой? Кто еще выжил?"
     "Присцилла,- сказал он,- и нам чертовски повезло, что мы оттуда выбрались".
     "Что? Твоя любовница? Ты приехал сюда с любовницей? А дети - они все погибли?"
     "Да, конечно, а как иначе? Как бы они сбежали? Слушай, Лидия, даю тебе одну ночь, чтобы убраться из этого города и от меня подальше. Я удобно устроился, и тебя терпеть не буду. Уезжай из Антиохии. Морем, по суше - мне все равно, только уезжай!"
     "Ты оставил жену и детей умирать? И приехал сюда с Присциллой?"
     "А ты, черт побери, как выбралась? Ты, вонючая сука в брачный период, отвечай! Естественно, у тебя детей нет - знаменитое пустое чрево нашего семейства! - Он посмотрел на факельщиков. - Убирайтесь вон!"
     "Стойте где стоите".- Я положила руку на кинжал и сдвинула накидку, чтобы он увидел, как блестит металл.
     Он, похоже, искренне удивился и улыбнулся отвратительной фальшивой улыбкой. Какая мерзость!
     "Лидия, я ни за что на свете не причинил бы тебе вреда,- едва ли не оскорбленно сказал он.- Я просто за всех нас беспокоюсь. Из дома до меня дошел слух, что всех убили. Что мне было делать - возвращаться и принять бессмысленную смерть?"
     "Ты лжешь. И не смей называть меня сукой в брачный период, иначе рискуешь стать кастратом. Я вижу, что ты лжешь. Кто-то дал взятку, вот ты и выбрался. Или же ты сам нас всех предал?!"
     На свое несчастье, он крайне медленно реагировал и не обладал большой сообразительностью. Столь гнусные обвинения отнюдь не привели его в негодование. Он просто наклонил голову и сказал:
     "Нет, неправда. Слушай, пойдем со мной. Отошли этих людей, избавься от раба, и я тебе помогу. Присцилла тебя обожает".
     "Она врунья и шлюха! Какое спокойствие в ответ на мои подозрения! Куда девался пыл, с которым ты меня встретил?! Я только что обвинила тебя в том, что ты выдал всю нашу семью делаториям! Я обвинила тебя в том, что ты бросил жену и детей на растерзание преторианцам. Ты слышишь, что я говорю?"
     "Полная глупость. Я никогда бы так не поступил".
     "От тебя просто несет виной. Посмотри на себя. Я должна бы тебя убить!"
     Он попятился.
     "Вон из Антиохии! - воскликнул он.- Мне плевать, что ты думаешь обо мне или о моих действиях ради нашего с Присциллой спасения! Вон из Антиохии!"
     Мои мысли не поддавались словесному выражению - я судила его стороже, чем может вынести душа.
     Он попятился и быстро скрылся в темноте, исчез, не доходя до галереи. Я слушала, как стучат по мостовой его шаги.
     "Святые Небеса!" - прошептала я. Я чуть не плакала. Но по-прежнему не убирала руку с кинжала.
     Я повернулась. Жрец и Флавий стояли намного ближе, чем было им велено. Я была откровенно ошеломлена и остановилась. Я не знала, что мне делать.
     "Немедленно идемте в храм",- сказал жрец.
     "Ладно,- сказала я.- Флавий, сейчас ты пойдешь со мной, останешься вместе с факельщиками рядом со стражами храма и будешь следить, не появится ли тот человек".
     "Кто он, госпожа?" - прошептал Флавий, когда я направилась к храму, опережая их обоих.
     Он выглядел по-царски. Настоящий свободный человек. Красивая туника из тонкой шерсти, с золотыми полосками, с золотым поясом, облегающая грудь. Даже ногу отполировали. Я была больше чем довольна. Но вооружен ли он?
     Несмотря на внешнее спокойствие, он очень обо мне тревожился.
     Я чувствовала себя настолько несчастной, что не смогла ему ответить.
     Площадь уже пересекали несколько носилок - их торопливо несли на плечах рабы, а другие рабы бежали рядом с факелами. Народ расходился на обеды или на частные церемонии.
     В храме что-то происходило.
     Я повернулась к жрецу.
     "Вы будете охранять моего раба и моих факельщиков?"
     "Да, госпожа",- ответил он.
     Окончательно стемнело. Дул приятный ветерок. Под длинными галереями зажгли несколько фонарей. Мы приближались к жаровням богини.
     "Теперь я должна тебя оставить,- сказала я Флавию.- Разрешаю тебе охранять мою собственность, как ты красноречиво выразился, до самой смерти. Не отходи от дверей. Я без тебя не уйду. И долго не задержусь. Во всяком случае, не собираюсь. Нож у тебя есть?"
     "Да, госпожа, но я его не испытывал. Я нашел его в ваших вещах, а когда вы не вернулись домой до наступления темноты..."
     "Все, хватит оправдываться,- перебила его я.- Ты все сделал правильно. Наверное, ты всегда все делаешь правильно".
     Я повернулась спиной к площади и сказала:
     "Давай я посмотрю, декоративный он или острый".
     Когда он вынул его из-под перевязи на локте, я дотронулась пальцем до лезвия, и из пореза потекла кровь. Я отдала нож. Он принадлежал моему отцу. Значит, отец наполнил сундуки не только своими богатствами, но и своим оружием, чтобы я осталась в живых!
     Мы с Флавием в последний раз долго и пристально посмотрели друг на друга.
     Жрец начинал нервничать.
     "Госпожа, прошу вас, заходите".
     Меня провели прямо в высокие двери храма - к жрецу и жрице, с которыми я уже встречалась днем.
     "Вам что-то нужно от меня? - спросила я, задыхаясь и едва не теряя сознание.- У меня очень много забот, очень много дел. Это может подождать?"
     "Нет, госпожа, не может!" - ответил жрец.
     У меня задрожали руки и ноги, и мне почудилось, что за мной кто-то следит. Кто знает, что скрывается в густых тенях храма!..
     "Хорошо,- сказала я.- Речь пойдет о моих жутких снах?"
     "Да,- ответил жрец.- И не только".

Глава 6

     Нас провели в другое помещение, освещенное только одним тусклым огоньком.
     При дрожащем пламени мне было плохо видно, и я поняла, что не могу разглядеть лица других жрецов и жриц. Часть комнаты была отгорожена ширмой из резной слоновой кости, расписанной в восточном стиле, и я прониклась уверенностью, что за ней кто-то есть.
     Но от собравшихся веяло только добром и нежностью. Я огляделась по сторонам. Из-за брата я была так несчастна, так сгорала он нетерпения, что не могла подобрать вежливых слов.
     "Прошу вас, простите меня,- сказала я.- Ужасное дело заставляет меня спешить.- Я начинала беспокоиться за безопасность Флавия.- Пош