азвевающихся накидках бежали, а точнее, передвигались скачками, издавая на ходу отвратительные звуки, похожие на грубый хохот. Через какое-то время они скрылись на темной улице.
     Я слышал стоны в ночи. Я слышал рыдания.
     До меня донесся жалобный вопль, а затем приглушенное стенание.
     В городе не зажглась ни одна свеча.
     Внезапно из черноты ночи возникло еще одно скопище дьявольских тварей - они пробежали по самому краю крепостных стен и спрыгнули вниз, грациозно паря в воздухе.
     - Боже, так вот вы какие! Будьте вы прокляты! - пораженный, прошептал я.
     Внезапно в ушах у меня зашумело, по телу как будто скользнуло что-то огромное и пушистое, и прямо передо мной выросла мужская фигура.
     - Ты и вправду видишь нас, мой мальчик? - Голос был молодой, дружелюбный и веселый. - Ах, какой любознательный маленький мальчик!
     Он оказался в опасной близости от моего меча. Я не видел ничего, кроме взметнувшегося одеяния. Собрав все силы, я направил лезвие прямо ему в пах.
     Башня огласилась задорным смехом.
     - Нет-нет, не в твоих в силах причинить мне боль, дитя. Но коль уж ты любопытен, ладно, мы прихватим тебя с собой, и ты увидишь все то, что мечтал увидеть.
     Он плотно обвил меня удушающей пеленой своего одеяния. И внезапно я ощутил, что оторван от пола, завернут в мешок, а мгновением позже понял, что мы покинули башню!
     Я летел головой вниз, меня тошнило. Казалось, он парит в воздухе, неся меня на своей спине. Смех его, относимый ветром, звучал теперь глуше. Мне никак не удавалось высвободить руки и дотянуться до висящего у пояса меча.
     В отчаянии я сумел-таки ухватиться за нож. Не за тот, что был у меня в руках прежде, - его я обронил, когда этот дьявол схватил меня, - а за тот, что был спрятан у меня в сапоге. Каким-то чудом выхватив его, я извернулся и, рыча от ярости, несколько раз подряд всадил лезвие сквозь одежду в ненавистную спину.
     Раздался пронзительный вопль. Я нанес еще один удар.
     Тело мое, завернутое в ткань, оторвалось от спины чудовища и резко взлетело в воздух.
     - Ах ты, маленький изверг! - взревел дьявол. - Мерзкий наглый мальчишка!
     Мы быстро неслись к земле, а затем я ощутил, что ударился о поросшую травой каменистую почву и куда-то покатился. Тогда я принялся торопливо кромсать ножом сковывавшую мои движения и не позволявшую что-либо видеть ткань.
     - Ты маленький шельмец, ублюдок, - не унимался мой похититель.
     - А ты истекаешь кровью, мерзкий дьявол! - выкрикнул я. - Ведь так? - Я в ярости рванул мешок, запутался в его клочьях, беспомощно перекатываясь по земле, и вдруг почувствовал прикосновение мокрой травы к моей ладони.
     Я увидел звезды.
     Кто-то сорвал с меня остатки материи.
     Я лежал у его ног... Но это длилось всего лишь мгновение.

Двор Рубинового Грааля

     Никто не смог бы выдернуть нож у меня из руки. Я глубоко вонзил его в ногу этому дьяволу, вызвав новый поток проклятий. Он поднял меня в воздух, подбросил высоко вверх, и я упал, оглушенный, на влажную от росы траву.
     Тогда наконец я впервые смог повнимательнее рассмотреть его, хотя взор мой был затуманен. Огромный поток красного света озарял фигуру в плаще с капюшоном, в длинной, старинного покроя рубахе без рукавов, надетой поверх кольчуги. Боль от нанесенных мною ран заставила демона согнуться, и золотистые спутанные волосы упали ему на лицо. Он в ярости притопывал раненой ногой.
     Я дважды перекатился по земле, крепко вцепившись в рукоятку ножа и постепенно вытягивая меч из ножен. Не успел он сделать хоть шаг, как я уже вскочил на ноги и резким движением выхватил меч. С отвратительным хлюпающим звуком лезвие вонзилось в бок демона. Кровь хлынула струей, и при ярком свете зрелище это показалось мне чудовищно отвратительным.
     С ужасным воплем он рухнул на колени. Капюшон упал с головы.
     - Помогите же мне, вы, слабоумные,- ведь он же настоящий дьявол! - крикнул он.
     В мерцающем свете бесчисленных огней я разглядывал громадные укрепления, поднимавшиеся справа от меня; огромные башни с амбразурами и развевающимися флагами. Примерно так же он выглядел и со стороны города. Это был поистине фантастический замок - с заостренными крышами, с остро изломанными арками окон и высокими зубчатыми стенами, на которых столпились темные фигуры, наблюдавшие за нашей схваткой.
     И вдруг по влажной траве склона стремительно пронеслась Урсула - без плаща, в красном платье, с заплетенными в длинные косы волосами. Она бросилась мне навстречу.
     - Не трогайте его! Я запрещаю! - кричала она. - Не смейте к нему прикасаться!
     За ней следовали несколько мужчин - в одинаковых длинных, доходивших до колен рубахах все того же старинного рыцарского покроя, в потемневших остроконечных шлемах, бородатые, с невероятно бледной кожей.
     Мой противник бросился по траве вперед, кровь из него брызгала, как из чудовищного фонтана
     - Взгляни, что он сделал со мной, взгляни! - закричал он.
     Я заткнул нож за пояс, обхватил меч обеими руками и, рыча сквозь сжатые зубы, полоснул лезвием по шее дьявола. Отрубленная голова закувыркалась с холма вниз.
     - Вот так! Наконец-то ты мертв, будь ты проклят, мертв! - завопил я.- Ты, дьявол-убийца, мертв! Ну же пойди, поищи свою голову! Попробуй приставить ее обратно!
     Урсула внезапно крепко обвила меня руками и прижалась грудью к моей спине, а потом схватила меня за запястье и принудила опустить острие меча к самой земле.
     - Не смейте притрагиваться к нему! - В голосе ее слышалась угроза- Не приближайтесь, я приказываю!
     Один из тех, кто ее сопровождал, отыскал лохматую белокурую голову моего врага и поднял ее вверх, в то время как остальные молча наблюдали, как корчится и извивается в агонии обезглавленное тело.
     - Бесполезно, - произнес наконец кто-то из них. - Ничего не получится. Слишком поздно.
     - Да нет же, приставь ее на место, приложи к шее, - настаивал другой.
     Пытаясь вырваться из цепких объятий Урсулы, я не переставал просить ее только об одном:
     - Отпусти меня, Урсула! Дозволь умереть с честью! Неужели ты не окажешь мне такую милость? Освободи меня, чтобы я мог сам выбрать себе смерть!
     - И не подумаю,- жарким шепотом сказала она мне в самое ухо. - Не дождешься.
     Ее грудь, прижатая ко мне со всем пылом страсти, казалась необычайно мягкой, а пальцы - прохладными и неясными, однако сила, заключенная в хрупком на вид теле, была поистине невероятной - я не мог ей противостоять. Превосходство этой ведьмы было неоспоримым.
     - Ступайте к Годрику! - выкрикнул кто-то из толпы.
     Двое подняли все еще выгибавшееся и брыкающееся обезглавленное тело.
     - Отнесем его к Годрику, - сказал тот, кто разыскал голову.- Только Годрик вправе принять решение.
     - Годрик!!! - Громкий вопль Урсулы походил скорее на завывание ветра или дикого зверя - так пронзительно он прозвучал и столь беспредельным эхом отразился от каменных стен.
     Высоко наверху, в широко распахнутых арочных воротах крепости, спиной к свету возникла тонкая фигура пожилого человека с искривленными от старости конечностями.
     - Давайте сюда обоих, - отозвался он. - Успокойся, Урсула, а то всех перепугаешь.
     Я резко дернулся, пытаясь высвободиться. Она прижала меня крепче и кольнула зубами в шею.
     - О нет, Урсула, позволь мне увидеть, что произойдет дальше, - прошептал я, уже в тот момент ощущая, как вокруг меня сгущаются грозные тучи, словно уплотнялся сам воздух, пронизанный особыми запахами, звуками и острой чувственностью.
     "Ах, люблю тебя, хочу тебя, да, не стану и не желаю отрицать это",- хотелось мне сказать. Мне чудилось, будто я вновь обнимаю ее, лежа на влажном ковре из трав, но то было лишь фантазией, и не было вокруг ярко-красных полевых цветов - на самом деле меня тащили куда-то, а она лишь истощила меня, по собственной прихоти разрывая мне сердце.
     Я хотел осыпать ее проклятиями. Повсюду нас окружали цветы и травы, и она сказала: "Беги!" Но это было совершенно немыслимо, все происходило лишь в моем воображении - и ее впивавшиеся в меня губы, и ее тело, по-змеиному опутавшее меня всеми конечностями.
     Какой-то французский замок... Такое впечатление, что меня переправили на север.
     Я открыл глаза.
     Да, действительно, все, как при французском дворе.
     Даже тихо доносившаяся до меня спокойная музыка заставила вдруг вспомнить старинные французские песни, которые я слышал, сидя за ужином, в далеком детстве.
     Я с трудом очнулся и увидел, что сижу, скрестив ноги, на ковре. Пытаясь окончательно прийти в себя, я принялся растирать шею и одновременно в растерянности оглядывался вокруг в поисках оружия, которое у меня отняли. Однако голова вновь закружилась, я потерял равновесие и упал навзничь.
     Откуда-то издалека снизу по-прежнему лились звуки музыки, мелодия все время повторялась, и это однообразие наводило тоску. Точнее, мелодии как таковой не было вовсе - лишь приглушенная барабанная дробь и высокие завывания рожковых.
     Я взглянул вверх. Несомненно, во всем чувствуется французский стиль: узкий и высокий сводчатый проход с остроконечными арками ведет к длинному балкону снаружи, а внизу, под балконом, набирает силу веселое и шумное празднество. Модные французские гобелены с изображенными на них дамами в высоких конусообразных шляпах и белоснежными единорогами.
     Во всем ощущалась атмосфера древности - словно передо мной была одна из иллюстраций, часто встречающихся в старинных придворных книгах: придворный поэт нараспев читает какое-нибудь удручающе скучное и утомительное произведение вроде "Романа о Розе" или сказки о плутоватом Рейнеке-Лисе.
     Окно было задрапировано синим атласом, затканным геральдическими лилиями - символом французской монархии. Высокий дверной проем, как и та часть оконной рамы, которую я мог разглядеть лежа, были украшены осыпавшейся от времени филигранью. Все застекленные шкафчики были позолочены и расписаны во французском стиле - надуманном и застывшем.
     Я обернулся.
     У меня за спиной стояли два человека в длинных окровавленных блузах с толстыми кольчужными рукавами. Они сняли остроконечные шлемы и уставились на меня ледяными светлыми глазами - два внушительных бородача с обнаженными головами. На их явно грубой бледной коже играли блики света.
     А рядом стояла Урсула, словно оправленный в серебро драгоценный камень на фоне тьмы. Складки ее платья мягко ниспадали от завышенной линии талии - тоже французская мода, как будто предо мной явилась принцесса из какого-то давно переставшего существовать королевства. Низкое декольте роскошного корсажа из расшитого цветами красного с золотом бархата почти до самых сосков обнажало белоснежную грудь.
     За столом на изогнутом в форме буквы "X" стуле сидел Старейший. Первое впечатление, создавшееся у меня, когда он возник в освещенном проеме, не обмануло: возраст его действительно был весьма и весьма преклонным. Столь же мертвенно-бледное, что и у других, лицо казалось одновременно и прекрасным, и ужасающе чудовищным.
     Вдоль всех стен комнаты на цепях висели турецкие светильники, от которых струился аромат роз и летних лугов, не имеющий ничего общего с запахом, ассоциирующимся у нас с чем-то раскаленным или горящим. Яркий свет пламени, шедший из их глубины, нестерпимо резал глаза.
     Лысая голова Старейшего своим безобразием напомнила мне выкопанную луковицу ириса, с которой срезали все корни и перевернули вверх тормашками. Однако в эту "луковицу" были врезаны два блестящих серых глаза и безвольный, нерешительный рот с тонкими, мрачно сжатыми губами.
     - Итак...- спокойным тоном обратился он ко мне, приподняв бровь, о присутствии которой на лице можно было догадаться лишь по тонкой дугообразной морщинке на белоснежной коже, равно как щеки обозначались двумя более заметными вертикальными.- Осознаешь ли ты, что убил одного из нас?
     - Надеюсь, мне это удалось.
     С трудом встав на ноги, я вновь едва не потерял равновесие.
     Урсула кинулась было ко мне, но резко остановилась и отступила назад, как будто поняв, что нарушает правила приличия.
     Я выпрямился и бросил на нее исполненный ненависти взгляд, затем обернулся к лысому Старейшему, взиравшему на меня с невозмутимым спокойствием.
     - Не желаешь ли взглянуть на результат твоего поступка? - спросил он меня.
     - Разве я обязан? - возразил я, хотя уже успел все увидеть.
     Светловолосый негодяй, запихнувший мои тело и душу в матерчатый мешок, лежал на огромном столе, стоявшем на возвышении слева от меня. Мертвый! Да, я расплатился сполна!
     Неподвижное туловище казалось сморщенным, конечности искривились, словно сломавшись под тяжестью тела, а обескровленная голова с широко открытыми глазами и пятнами запекшейся крови покоилась возле уродливого обрубка шеи. Какое удовольствие я испытывал! Я смотрел на совершенно белую руку, свесившуюся с края стола и походившую на неведомое морское создание, выброшенное на песчаный берег и иссушенное нещадно палившим солнцем.
     - Превосходно! - воскликнул я. - Этот человек осмелился похитить меня, доставил сюда силой, а теперь он мертв. Благодарю вас за то, что позволили мне убедиться в его смерти. - Я взглянул на Старейшего. - Моя честь требовала от меня этого, о меньшем не могло быть и речи. А кого еще вы похитили из города? Старика, разрывавшего на себе рубашку? Родившегося недоношенным ребенка? Они отдают вам всех, кто слаб, дряхл, немощен - словом, неполноценен в том или ином смысле. А вы? Что вы предоставляете взамен?
     - Полно тебе, успокойся, юноша,- снисходительно произнес Старейший.- Мне и без того ясно, что твоя доблесть выходит за рамки чести и здравого смысла.
     - Нет, неправда! Ваши прегрешения передо мной требуют, чтобы я сражался с вами до последнего вздоха - с каждым из вас.- Я обернулся к раскрытой двери. Упорно не прекращавшаяся, назойливая музыка доводила меня до изнеможения, а от всего, что со мной произошло за последнее время, голова просто шла кругом.- Почему снизу доносится такой невообразимый шум? Это что, кровожадная расправа?
     Трое бородачей расхохотались.
     - Ну, можно сказать, ты недалек от истины,- пророкотал один из них глубоким басом.- Мы представляем Двор Рубинового Грааля - так нас называют. Однако мы предпочитаем, чтобы ты использовал латинское или французское наименование - как произносим его мы сами и как надлежит произносить.
     - Двор Рубинового Грааля? - недоуменно переспросил я.- Кровопийцы, тунеядцы, кровососы, пьяницы - вот вы кто! Что такое "Рубиновый Грааль"? Кровь?
     Я старался воссоздать в памяти то ощущение, которое испытывал каждый раз, когда она впивалась зубами мне в шею, но не поддаваться при этом завораживающей силе сопутствовавшего укусу видения... Тщетно! Меня неотступно преследовало захватывающее воспоминание, уносящее в сказочную даль,- восхитительное воспоминание о цветущих лугах и прикосновениях ее нежных грудей.
     - Кровопийцы! Рубиновый Грааль! Именно так вы поступали со всеми несчастными, со всеми, кого похищали? Пили их кровь?
     - Так о чем же ты просишь меня, Урсула? - Старейший устремил на нее многозначительный взгляд.- Как могу я сделать подобный выбор?
     - Но Годрик! Взгляни - ведь он храбр, прекрасен и могуч. Годрик, если только ты скажешь "да", никто и словом не возразит. Никто не задаст ни одного вопроса Пожалуйста, умоляю тебя, Годрик. Разве я когда-нибудь просила тебя?..
     - Просила о чем? - перебил я, переводя взгляд с ее несчастного, убитого горем лица на Старейшего.- Чтобы мне сохранили жизнь? Об этом ты просила? Лучше бы ты убила меня!
     Старик понимал меня. Ему не надо было ничего объяснять. В подобных обстоятельствах я не мог рассчитывать на милосердие. Мне оставалось только броситься в бой и любыми способами уничтожать их, одного за другим.
     Внезапно, словно окончательно утратив терпение, Старейший с удивительным проворством поднялся во весь рост и, величественно шурша красными одеждами направился в мою сторону. Крепко ухватив за ворот, он, как пушинку, протащил меня за собой через анфиладу сводчатых арок до площадки каменной лестницы.
     - Взгляни вниз, на Двор, - сказал он.
     Огромный зал поражал своими размерами. Выступ, на котором мы стояли, тянулся по всему периметру ограждавших помещение стен. А внизу не было ни пяди голого камня - все было роскошно задрапировано великолепными портьерами из затканной золотом ткани цвета бордо. За длинным столом сидели нарядные кавалеры и дамы. Вся их одежда была сшита из тканей цвета красного бургундского вина - такова, видимо, здешняя традиция,- хотя... нет, то был цвет крови, а не вина, как мне подумалось сначала. Деревянный стол перед ними был пуст - ни единого блюда с едой, ни одного бокала с вином. Однако все они выглядели вполне довольными и, занимаясь светской болтовней, с интересом наблюдали за танцовщиками, занимавшими все свободное пространство и искусно плясавшими на толстых коврах, как если бы им доставляло удовольствие именно это ощущение надежного покрытия под скользящими подошвами туфель.
     Под звуки ритмической музыки, танцовщики с блеском исполняли целые каскады арабесок. В их костюмах органично сочетались самые разнообразные национальные стили - от типично французского до вполне современного флорентийского. Однако во всех узорах украшений обязательно присутствовали либо аппликации из кружков красного шелка, либо вытканные на красном фоне цветы или какие-то другие фигуры, весьма напоминающие звезды и полумесяцы,- я не смог толком разглядеть.
     То была мрачноватая, но завораживающая картина- одежды одного и того же сочного цвета, оттенки которого варьировали между отвратительно гнилостным цветом крови и потрясающим, великолепным алым.
     Я обратил внимание на великое изобилие канделябров, подсвечников, факелов. Как просто было бы превратить в пылающий костер все эти гобелены и портьеры! Интересно, думал я, загорелись ли бы при этом и они сами, как сгорают на кострах ведьмы и еретики.
     - Витторио, прояви благоразумие, - услышал я шепот Урсулы.
     Как бы ни был тих ее шепот, один из тех, кто был внизу, оглянулся. Он восседал в центре стола, на почетном месте, а его стул с высокой спинкой, напомнил мне тот, который занимал дома отец. Человек взглянул на меня - белокурый, похожий на косматого, которого я сразил в бою, но у этого длинные локоны, веером рассыпавшиеся по широким плечам, были ухожены и шелковисты. Он выглядел гораздо моложе моего отца, но много старше меня самого, и лицо его отличалось той же невероятной мертвенной бледностью, что и лица остальных. Жесткий взгляд холодных синих глаз на мгновение задержался на мне, потом вновь обратился в сторону танцующих.
     Казалось, все вокруг дрожит в такт колебаниям яркого пламени Дым разъедал глаза. Внезапно я осознал, что фигуры, вытканные на гобеленах, отнюдь не благородные дамы и единороги, которых я видел в комнате, убранной в утонченном французском стиле, но сами дьяволы, танцующие в аду. Чуть ниже каменного выступа, опоясывающего зал, были высечены изображения ужасных горгулий, а капители разветвляющихся колонн, подпиравших потолок над нашими головами, украшало множество демонических крылатых тварей, вырезанных из камня.
     Дьявольские создания гримасничали и ухмылялись со всех стен. На одном из гобеленов один над другим громоздились все круги ада, описанные самим Данте.
     Я внимательно рассматривал сияющую, ничем не покрытую столешницу. Голова шла кругом, меня тошнило, сознание мутилось.
     - Ты можешь считать себя полноправным членом нашего Двора, раз она того просит,- сказал Старейший, сурово подталкивая меня к перилам, не позволяя мне высвободиться, не позволяя даже обернуться. Его голос, лишенный всяких эмоций, звучал спокойно и неторопливо.- Она желает, чтобы мы ввели тебя в наш Двор в награду за то, что ты умертвил одного из нас, такова логика ее мышления.
     Он задумчиво окинул меня с ног до головы холодным взглядом. Прикосновение руки, державшей меня за ворот, не казалось ни жестоким, ни грубым.